Воспитанник

      Рене был уверен, что Луи спит. Беспокойным тревожным сном, но все же спит. Его тяжелое дыхание нарушало тишину кельи, а на лбу залегла глубокая складка, которой не должно быть на столь юном лице. Смотря на тонкую морщинку, священник невольно увидел в ней всю боль и страдания ребенка, похоже, хлебнувшего на своем коротком жизненном пути много несправедливости и жестокости.       К большой радости настоятеля Луи не кашлял во сне, а только скинул с себя одеяло, видимо, от мучившей его сильной лихорадки. В который раз Рене протер пылающие румянцем щеки и лоб мальчика травяным отваром, решив, что в данный момент сон — лучшее лекарство, и позволил себе вспомнить о собственных нуждах.       За окном окончательно стемнело, а снег усилился, предвещая для обитателей монастыря работу, как только снегопад закончится и настанет время чистить двор и подъездную к воротам дорогу.       Рене зажег напольный подсвечник, стоявший возле аналоя, и свет свечей мгновенно наполнил небольшое помещение теплом и уютом, после чего велел монаху подать легкий ужин для себя и подготовить куриный бульон для мальчика. Но вкуса тушеных овощей и куриной грудки аббат не чувствовал, размышляя о своей находке и новорожденном сыне. Он так задумался о крошечном младенце в руках герцога де Лонгвиль, что не сразу заметил обращенные на него большие глаза Луи, светящиеся в отблеске свечей, подобно двум ярким звездам. Луи откинулся на подушку и подтянул одеяло до самого подбородка, не сводя пристального взгляда с настоятеля, когда тот как можно медленнее и без лишних движений поднялся из-за стола, что располагался под настенным распятием, и направился к кровати, держа в руках чашу с бульоном. — Не бойся меня, Луи. — Рене присел на свое вместо возле постели. — Ты ведь помнишь, кто я?       Луи молчал около минуты, изучая лицо сидящего перед ним мужчины, и затем едва уловимо кивнул. — Да, отец д’Эрбле.       Рене улыбнулся, услышав ответ, и подумал, что, возможно, все не так уж плохо. Во всяком случае, на этот раз дитя не шарахнулось от него, как от дикого зверя.       Луи закашлялся и устало прикрыл веки. — Тебе нужно выпить бульон, — сказал Рене. — Хотя бы немного, он придаст тебе сил и поможет побороть болезнь.       Луи открыл глаза и взглянул на священника. — Если тебе больно держать чашу в руках, то я могу помочь тебе, — продолжил аббат, по-своему истолковав внимательный взгляд мальчика. Он помнил про раны на его ладонях, видел кровь на теле и поражался стойкости маленького ребенка. Не каждый взрослый выдержит подобные ранения, выдавая боль лишь плотно сжатой челюстью. — Я сам, отец д’Эрбле, — ответил Луи. — Хорошо. — Рене осторожно передал бульон в дрожащие ладони, на всякий случай задержав руки возле чаши, и мальчик крепко вцепился тонкими пальцами в деревянную чашу и припал к ней губами, с жадностью отхлебывая куриный бульон. — Осторожно, Луи, не спеши.       Но через несколько глотков ребенок поперхнулся и снова разразился кашлем, и если бы не страхующая рука аббата, бульон неминуемо оказался бы пролит на кровать. — Тихо, Луи, все хорошо. — Рене отставил чашу в сторону, и в этот момент в келью тихо постучали. — Входите, Габриэль, — разрешил он и добавил, смотря на мальчика: — Лекарь пришел проведать тебя и еще раз смазать раны.       Как только слова про лекаря слетели с губ священника, на лице Луи появился неописуемый ужас. Он вытаращил глаза, снова выставил перед собой руки и на этот раз громко закричал. — Нет! Не подходите ко мне! Нет! — Он начал задыхаться и хрипеть, стараясь не поддаться приступу кашля, в то время как Габриэль замер с лекарством в руках на пороге кельи, не решаясь подойти к своему больному. — Я сам обработаю его раны. — Рене поднялся и взял из рук лекаря мазь. — Уходите. — Он предвидел подобную реакцию, но пока не понял, чем именно вызван испуг Луи: лекарем или предстоящей неприятной процедурой. — Он ушел, Луи, лекарь ушел, и если он тебе неприятен, то он больше сюда не войдет, — поспешно зашептал аббат. — Луи? Ты слышишь меня? Пожалуйста, опусти руки, он ушел.       Луи еще несколько секунд держал перед собой дрожащие руки, а потом утер мокрые щеки и посмотрел на священника. — Спасибо, отец д’Эрбле, — прохрипел мальчик. — Не за что, дитя. — Рене повертел в руках мазь и с сожалением продолжил: — Нужно смазать твои раны. Позволишь? Я сделаю это очень аккуратно, а после не стану беспокоить тебя до самого утра.       Луи вздохнул, кивнул, перевернулся на живот и отбросил покрывало в сторону, стискивая пальцами края подушки, и уже не видел озадаченное лицо аббата. Рене было над чем подумать, но сейчас он направил свое внимание на раны мальчика. Пересев на край кровати, чтобы было удобнее наносить мазь, он решил отвлечь ребенка от неприятных и болезненных ощущений разговором. — Расскажешь, откуда ты пришел, Луи? — спросил он, зачерпывая мазь.       Луи хрипло зашипел, когда тонкие пальцы коснулись его плеча. — Я шел к вам, отец д’Эрбле…