***
—… Бизон? Ты тут какими судьбами? — Да по службе… А ты тут как? Как «Нерпы», не чудят?.. Случайная встреча в коридоре вечернего КТЦ. Несколько нейтральных дружеских реплик, каких-то общих вопросов… А дальше — затмение. Она ведь даже не помнила, о чем они болтали за дальним столиком ближайшей кафешки, что он рассказывал ей о новичках, что она ему — про перемены в группе после его перевода… Зато помнила его взгляд — украдкой, будто стыдящийся чего-то и почему-то растерянный. Ничего из тех неприличных, откровенных, самоуверенных взглядов, какими без слов приглашают в постель — но у нее все сжималось внутри, стоило ощутить, что он на нее смотрит… … А потом он пошел провожать ее до квартиры. Догорающий август пах мокрым асфальтом, дешевым кофе из ближайшего ларька и болезненно-ощутимо — его парфюмом. Олеся ведь — честно — не думала ни о чем таком… Просто, прежде чем закрыть за собой дверь, подалась к нему, мазнув по щеке губами — такой простой, обыденный, не хранящий ничего жест, сколько раз Багира точно также целовала его в щеку при встрече или на прощание… Но что-то случилось (конечно, ты же Уманова, когда у тебя что-то может пройти гладко и по-человечески?) — и их губы столкнулись. И, замерев без движения, Олеся даже не знала, чего ей хочется больше — умереть от восторга или от стыда провалиться сквозь землю… — Уманова… И его хриплый выдох — не то ругательство, не то проклятие, не то изумление… И темный коридор, оглушительно захлопнувшаяся дверь, его судорожно стиснувшие руки… Его руки, его губы — везде, обжигающе, хаотично, почти-больно — от невозможности, нереальности происходящего… Треск разошедшейся по шву рубашки под непослушными пальцами; надсадное опаляющее дыхание; на ощупь найденная дверь; смятая постель и с головой затопившее счастье… Утром она проснулась одна. Не зная, во что ей верить: что все это было или что не было ничего. Не сразу, выбравшись из вязкого дурмана прошлой ночи, вспомнила, как он говорил что-то о самолете рано утром — и, недоверчиво рассматривая в зеркале растекающиеся по коже отпечатки его жадных губ, считала про себя, через сколько часов он позвонит. Или напишет. Но он не позвонил и не написал.***
Голос Зарецкой звенел. Даже так, на расстоянии многих километров, сквозь все помехи мобильной связи, хмельное счастье в голосе было не скрыть. А Багира, прижимая телефон плечом, вспомнила залитое слезами лицо Умки — и приветливая улыбка погасла. Распахивая очередное окно, чтобы вытравить из квартиры спертый запах пыли, заброшенности, необитаемости, спросила машинально: — Ну что, Маш, как семейная жизнь? Смущенно-тихий смешок в ответ. — Да какая семейная жизнь, мы всего несколько дней женаты… — И все-таки? Рита присела на край дивана, бездумно провела ладонью по журнальному столику, смахивая слой накопившейся пыли. — Все хорошо, — как-то боязливо отозвалась Маша, будто сама до конца не веря в реальность происходящего. — Хорошо, что хорошо. Как Бизон, не обижает тебя? — Ну что вы! — горячо выпалила Аврора и вновь не сдержала растерянно-счастливой улыбки, глядя на маленький перевитый лентой букет на соседней подушке. — Он такой… мне иногда кажется, что он на меня дышать боится… Рита усмехнулась — правда, сдержавшись в последний момент, только мысленно. Надо же, как Борьку шарахнуло… Что-то ни разу за все годы их дружбы она не помнила, чтобы какая-то из его барышень действовала на него подобным образом. Уж в чем в чем, а в робости Бизона упрекнуть было никак нельзя… — Маргарита Степановна, я спросить хотела, — неуверенно начала Маша, осторожно трогая хрупкие лепестки какого-то неизвестного ей цветка. — О чем, Маш? — напомнила о себе Багира, не дождавшись продолжения. Зарецкая, зажмурившись, как перед прыжком в воду, выпалила на выдохе: — Эта девушка, Олеся… Она… У них что-то было?.. Багира молчала. У Маши болезненно сжалось сердце. — Ну как тебе сказать… — наконец аккуратно начала Рита, даже не зная, как охарактеризовать то, что было у Бизона с Умкой. Точнее, то, чего не было… — Скажите как есть, — с невесть откуда взявшейся решимостью потребовала Маша, невидяще глядя на расцветающий за окном рассвет. — Она… она была к нему неравнодушна. — А он? — Голос Зарецкой дрогнул. — А он выбрал тебя. Маша умолкла, вновь судорожно зажмурившись. Под веками подозрительно жгло — и, сердито тряхнув головой, Зарецкая глубоко вдохнула — не хватало еще сейчас разреветься без всякой причины… Испортить настроение себе, Бизону, испортить эту атмосферу умиротворения, покоя, незнакомо-тихого счастья… Кто бы мог подумать, во что выльются эти дурацкие подначки парней, один поход в клуб, один телефонный звонок… И вот она уже не представляет своей жизни без этого огромного сильного добродушного мужчины, который обнимает ее так, как никто в жизни не обнимал, который, вдруг замирая, смотрит на нее так, что в груди становится сладко и горячо… И с ним рядом не хочется что-то кому-то доказывать, бороться, биться — хочется просто укутаться в его крепкие объятия и почувствовать себя женщиной. Женщиной, которую любят… Маша неуверенно улыбнулась, провела рукой по лицу, будто хотела стереть все невеселые мысли, надвинувшиеся, как хмурые тучи на безоблачный небосвод. Затем рывком сбросила с себя одеяло и, как была, босиком, даже не накинув халата, скользнула в сторону ванной, где вовсю шумела вода. Дверь предательски скрипнула, Тарасов повернул голову на звук… Ровный шум воды слился с прерывистым хриплым дыханием, тяжелый, откровенно-изучающий взгляд медленно прошелся по всей женской фигуре — и Машу бросило в жар. — Иди сюда, — низкий, напряженно-глуховатый голос ударил по сознанию разрядом тока. Как во сне, Маша сделала несколько шагов внутрь помещения — душного, влажного, окутанного клубами пара будто горячим туманом. Мысли, кажется, затуманило тоже — вернее, их просто-напросто не осталось. Ни одной… Осталось только это сумасшедшее, пугающее непривычной силой желание принадлежать — целиком, полностью, без ненужной стыдливости, недоверия и сомнений принадлежать своему мужчине… Легко подхваченная уверенными крепкими руками, Зарецкая успела лишь чуть слышно выдохнуть — и тут же нетерпеливые обжигающие губы прижались к ее рту, обезоруживая напором. Инстинктивно, неосознанно, судорожно Маша прильнула к горячему мужскому телу, что-то невнятно простонав прямо в жадный, настойчивый поцелуй. А потом весь остальной мир перестал для них существовать…