Запретные чувства

Всё же драконы не переносят одиночества. Нам всегда нужен кто-то нас любящий, поддерживающий: семья или пара. А если пара оказывается истинной, то это предел всех мечтаний, ведь тогда драконы обретают связь, могут чувствовать друг друга, общаться мысленно. Такая связь у меня была с сестрой-близняшкой. Но она погибла, как и вся моя семья, и с тех пор мне было безумно, невыносимо одиноко. Обычно драконы, которые так и не обрели пару, отдавались своей коллекции сокровищ. Не хотел я быть как ректор Дегон, но времяпрепровождение в сокровищнице действительно приносило радость. Я разглядывал своё оружие, перебирал его, протирал бархатной тряпочкой и без того идеально чистые лезвия, защищенные бытовым заклинанием от пыли и грязи. От этого на душе становилось легче. Немного. С особым обожанием я рассматривал сердце коллекции – меч, чуть не убивший меня, когда Ри неконтролируемым толчком телекинеза обрушила на пол все имеющиеся на стенах клинки. Испытав настоящий ужас с примесью облегчения, я осознал всю смертоносность оружия. Поэтому каждый новый предмет коллекции был для меня ценен и неповторим. Свою коллекцию я холил и лелеял, в бою не использовал, да и не всем оружием из неё умел обращаться. Зато со своим призванным оружием практиковался каждый день. Оно тоже было мне дорого: Жаждущий крови был частью меня. Он говорил со мной, хотя порой от него подколов было больше, чем поддержки, и заткнуть его было непросто. Придёт день, когда я буду владеть им идеально, и он поможет мне в борьбе с Неспящими. Но всё же сокровища не могли заменить мне семью. Да и много времени проводить я с ними не мог, так как почти весь день был занят служебными делами, порученными принцем Элоранарром. Вот с кем я действительно проводил неприлично много времени. И как я не пытался абстрагироваться от навязчивых недопустимых мыслей о нём, в итоге понял, что был окончательно и бесповоротно влюблён. Это осознание пришло внезапно, когда я, опять же рассматривая свои сокровища, ощутил порыв показать Элоранарру свою закрытую коллекцию. Это было настолько интимно, ведь её кроме Ри никто никогда не видел. Я был даже готов подарить ему один из мечей, но боюсь, он бы не оценил такой жертвы. Пора было признаться самому себе: я постоянно думал о нём, мечтал, желал. Тщетно старался отвлечься, пытался бороться с неправильными чувствами, но лишь сильнее страдал. Всё было напрасно, и мне оставалось только смириться. Тогда я позволил себе любить, хоть и тайно. Мои чувства перестали меня пугать, и жизнь будто снова обрела смысл. В ней появилось что-то помимо желания мести, заполнило внутри пустоту. Я старался во всём помогать Элоранарру в это нелёгкое время без Видящих, не требовал выходных, оставался в ИСБ дольше необходимого, пытаясь разгрести все дела. Я делал намного больше, чем от меня требовалось, но за это получал возможность лучше узнать принца. Он раскрывался с разных сторон: мог быть сосредоточенным и грозным на собраниях, весёлым и заботливым во время игр с братьями, мягким с Вейрой и Диорой, дерзким с отцом, пренебрежительным с Ланабет. И во всём этом проявлялся он настоящий. Принц Элоранарр не пытался казаться кем-то другим, манипулируя в угоду своим целям. После моего долгого общения с менталистами я впервые встретил кого-то, кто был бы настолько открытым. Меня восхищал его импульсивный характер, непревзойдённое остроумие, способность говорить и действовать прямо. Он был подобен солнцу, и его улыбка согревала, озаряла мою душу. *** Лунный свет проникал в комнату, струясь по полу, секретеру, моей постели. Он переливался по шерстинкам мехового покрывала, блестел в моих волосах, вернувшихся к истинному оттенку, и будто сильнее серебрил их. Мне не спалось, и я всё крепче сжимал мех, утыкаясь в него носом и вдыхая едва уловимый запах принца Элоранарра. Так я блаженно засыпал каждую ночь, представляя его рядом. Как здорово, что он отдал тогда мне своё покрывало! Но сегодня сон не шёл, то ли из-за сожаления, что дурманящий аромат корицы и раскалённого металла постепенно выветривался из меха, то ли из-за пожирающих мой разум бесконечных мыслей. Кто виновен в смерти Видящих? Когда разбираться с моими вассальными родами? Где прячутся Неспящие? Как не сойти с ума от постоянного взаимодействия с Элоранарром и от невозможности даже прикоснуться к нему? Последнее коробило меня сильнее всего. В моих мечтах я был смелее. Я касался его притягательно гладкой кожи, зарывался пальцами в огненные волосы, проводил губами по напряжённой шее. Сколько раз я представлял, как он отвечал на мой настойчивый поцелуй, нагибал меня на свой стол и страстно брал, скидывая на пол кипы бумаг и папок с документами. Но это были глупые мечты, совершенно невозможные. И не только потому, что Элоранарр считал рабочее место чуть ли не священным, но и потому, что между нами физически не могло быть никакой близости из-за разницы в магии, даже если бы он был не против. А у него нормальная ориентация и аж две роскошные любовницы, так что у меня не было ни единого шанса стать его возлюбленным. Но я всё равно продолжал воображать, потому что разрывался на части, желая его. И от этих мыслей становилось жарко, внутри всё сжималось. Я чувствовал невыносимое возбуждение. Перевернувшись на спину, я невольно заёрзал под одеялом. Моя рука полезла под панталоны, стала оглаживать то бёдра, то окрепшую плоть. Я дышал часто и глубоко. Терпеть было просто нереально. Я был готов делать так раз за разом, чтобы вновь переживать сладостные мгновения наслаждения. Обхватив рукой член, я провёл по нему ладонью несколько раз, прогибаясь в спине. Низкий стон запретного имени сорвался с моих губ, и я закинул голову назад, прикрывая глаза. Я представлял, как Элоранарр стоит передо мной, а я опускаюсь на колени, расстёгивая ремень его брюк. Как он хватает меня за волосы у корней, направляя быстрые движения моей головы. Как его член толкается в моё нёбо и какое удовольствие это ему приносит. Как он кончает мне в рот, заполняя его своим горячим семенем, и я рефлекторно сглатываю, впервые ощущая этот вкус. От этой фантазии я отчаяннее толкался в свою ладонь, приближая себя к пику, облизывал и покусывал пересохшие губы. – Халэнн! – издалека послышался голос принца Элоранарра, и это было уже слишком. Я бредил, он не мог меня звать среди ночи, но моё имя, произнесённое им, окончательно снесло мне голову. Плохо соображая, что происходит, я после нескольких быстрых резких толчков излился в свою руку, закусывая губу, чтобы сдержать стон и вырывающиеся крылья. – Халэнн, открой! – вместе со стуком повторилось настойчивее. Нет, всё-таки мне не померещилось, и за дверью действительно ждал принц Элоранарр, не заходя внутрь, как мы и договаривались. – Проклятье... – прошептал я, обессилено опускаясь на постель. Тело мелко подрагивало. Я был полностью выжатым после невероятного оргазма, и уплывающее сознание не желало проясняться от разом накрывших меня чувств. – Халэнн, ты в порядке? – он снова постучал в дверь. В порядке я явно не был, но крикнул: – Одну минуту! Вздохнув, я сполз с кровати. Ноги подкашивались. Очистив себя заклинанием, я накинул серый бархатный халат. Распахнул окно, впуская свежий воздух дворцового сада, чтобы немного разбавить запах вожделения. Убедившись, что всё выглядит вполне прилично, пошёл открывать незваному гостю. Что ему могло понадобиться от меня поздней ночью? Или что-то случилось? Снова нападение? Нет, тогда бы принц воспользовался меткой. Хотя не уверен, что почувствовал бы её – так пылала моя кожа. Может, Вейра рассказала ему, что я применял на ней свой голос? Но принц Элоранарр выглядел безмятежно: стоял в одном чёрном шёлковом халате с золотой вышивкой, опираясь о дверной косяк, с ящиком драконьего вина и бокалами. От него веяло вином, но соблазнительный аромат корицы и раскалённого металла всё же тоже ощущался. Он смотрел на меня из-под ресниц потемневшими глазами, пристально, будто впервые видел. Его взгляд скользнул по моим волосам, по овалу лица, задержался на глазах, и только потом сместился на комнату. – Не составишь мне компанию? Одному пить как-то не по-светски, – не дожидаясь моего согласия, он шагнул внутрь, посторонив меня плечом. «Конечно, я ведь такой хороший секретарь», – мелькнула мысль, но вслух я ничего не сказал, лишь напрягся, не зная, чего ожидать от внезапного визита. Я хотел, чтобы он остался, но и одновременно страшился этого. Он направился к дивану, с любопытством оглядываясь и втягивая носом воздух, и будто невзначай спросил: – Развлекаешься? Я неопределенно пожал плечами, стараясь не краснеть. Он сам напросился ко мне ночью, пусть понимает, как хочет. Устроившись в углу дивана, Элоранарр щелчком разжёг в камине огонь. В комнате сразу стало уютнее, теплее, и я, закрыв окно, присел на другой конец дивана. Принц уже наполнял бокалы огненной жидкостью, протянул один мне, снова задумчиво меня рассматривая. Я неуверенно принял бокал, растворяясь в этом пронизывающем взгляде, и поспешно повернулся к камину, немного отпивая, смакуя сладковатый вкус. Я уже пробовал драконье вино в академии, знал, насколько оно крепкое. Языки винного пламени маняще опаляли мои губы, и я делал глоток за глотком, пока не осушил бокал полностью. Сознание сразу помутнело, всё поплыло, и я зажмурился – до искр в глазах. Время от времени подливая вино, мы тихо сидели в полумраке комнаты, озаряемом багровым светом рокочущего пламени. Казалось, принц Элоранарр хотел заговорить о чём-то, но не решался. А я не смел что-либо сказать или спросить, лишь изредка посматривал на него, затаив дыхание, будто боясь спугнуть. Не верил, что он сейчас рядом. Моё наваждение. Это было так… опасно, неразумно с моей стороны – пить бокал за бокалом, когда он находился так близко, когда с каждым глотком сохранять ясность мысли становилось всё сложнее и сложнее. Поэтому после четвёртого бокала я остановился, стараясь не думать о всей интимности обстановки, пытаясь не представлять, как Элоранарр придвигается ко мне, склоняясь, сладко целует мои винные губы, сминая, раздвигая их языком… Но во мне уже разгорался пожар, сердце трепетало в груди. Я хотел отвлечься, отчаянно вспоминал наставления родных, их лица, Этику менталистов, уроки сестры, хоть что-то, что помогло бы мне вернуть контроль над собой. – Больше не выпьешь? – Элоранарр удивлённо посмотрел на отставленный мной бокал, горько усмехнулся, – Хм, хотя ты прав, так можно и в запой уйти... на самом деле я хотел с тобой поговорить. Он умолк, глядя на огненное пламя и покручивая бокал в пальцах. Я терпеливо ждал. Собравшись с духом, он наконец начал: – Знаешь, в этом трудно признаваться, но меня периодически мучают кошмары, после которых тяжело снова заснуть. Я сглотнул. Я понимал это лучше, чем кто-либо другой, ведь каждый рассвет проживал один и тот же кошмар, после чего предпочитал сразу идти на тренировку. Элоранарр продолжал: – Они снятся мне с тех пор, как мой щит правителей взломал… м-м… один менталист. В них я вновь ощущаю, как мне дерут мозг, болезненно вычищая сознание: переделывают, перекраивают, вынимают воспоминания, промывают и снова засовывают обратно, после чего я чувствую себя пережёванным, изменённым, другим… Он затих, потирая лоб и погружаясь в себя. Я потрясённо спросил: – Вам взламывали щит правителей? Но… как? Зачем? И он рассказал мне. О том, как его мать прокляли на его первом отборе. О том, как придворный менталист Мэлар Никсэ втёрся в его доверие и внушил уничтожить младшего брата. О том, как архивампир Санаду, впиваясь в лицо ядовитыми когтями, снимал установку. О том, как его без объяснений заперли в Башне порядка, отрезав от семьи и магии, и он сходил с ума от беспокойства и неизвестности. И о том, как спустя неделю туда явился император с главой моего рода, и Эштран Сирин, напевая песнь подчинения, взламывал принцу щит правителей. Я слушал, едва дыша, почти онемев от ужаса. Он делал паузы, словно вновь переживал то время, и я хотел подбодрить его, помочь своим даром, но боялся, что это только всё испортит, усугубит его страх, ведь подчиняющие ноты голоса – это всё равно что «мозгоедство», которое ему так невыносимо. Я хотел бы обнять его, разделяя с ним его боль, но понимал, что не имею на это права. Я всё не мог поверить, что Эштран Сирин был замешан в этой истории. Сначала он не проследил, чтобы воспоминание Никсэ о создании щита принца было уничтожено, потом самолично взламывал его, изменяя личность. Мой дедушка стал частью кошмара Элоранарра. Как принц вообще согласился принять меня на службу? Даже дать испытательный срок? Почему сейчас подпустил так близко? Отблески огня плясали на лице Элоранарра, придавали волосам более яркий, красноватый оттенок. Он пересел ко мне ближе, и я застыл, когда его рука скользнула по моей шее, отчего у меня вдоль позвоночника проступили чешуйки, и он провёл ладонью по затылку, пропуская между пальцев пряди моих волос. – Когда я смотрю на тебя, вспоминаю Эштрана Сирина. Ты знаешь, насколько на него похож? Сердце пропустило удар. Я медленно кивнул. Лишь сейчас осознал, что не затемнил волосы, когда явился Элоранарр, и их серебро и цвет глаз напоминали о фамильном сходстве. В этот момент я как никогда внешне походил на Эштрана. Элоранарр наклонился ко мне и прошептал, опаляя дыханием: – Ты ведь из семьи менталистов: каково тебе было жить с ними, когда в твой разум в любой момент могли залезть и выведать все самые сокровенные мысли? Его сладкий аромат корицы, прежде не такой ощущаемый за запахом вина, окутал меня, заставляя сердце биться чаще. Я пробормотал на автомате ту несомненную истину, которую мне внушали с детства: – Для менталистов естественно ощущать мысли и эмоции других существ, они не могут без этого, ведь это их один из основных органов чувств... Для них важно обмениваться мыслями с теми, кто им дорог, с членами семьи, это… нормально. – Это. Не. Нормально! – прорычал он, наклоняясь ещё ближе, и у меня перехватило дыхание, к губам прилила кровь. – Я не могу прочитать твои мысли, ты не можешь мои. Никто не вправе трогать чужое сознание, вторгаться в личное пространство! – В моё вы уже беззастенчиво вторглись, – произнёс я шёпотом. Он стремительно отстранился, возвращаясь на своё изначальное место. Наклонившись, чтобы поднять бокал с пола, Элоранарр выпил его оставшееся содержимое залпом. А я так и остался сидеть с расфокусированным взглядом, возбуждённый до предела. Моё состояние можно было легко определить сейчас и без чтения мыслей, хотя, может быть, так казалось только мне. Я бы списал всё на алкоголь. Принц больше не смотрел на меня и ничего не говорил, продолжал цедить вино, погрузившись в задумчивость. Я же, вспоминая его рассказ, размышлял о своей семье. Она ведь… не была плохая. Менталисты не были такими ужасными тварями, как думал Элоранарр. Я, конечно, знал, что их не любят, опасаются, но не ожидал столкнуться с такой неприкрытой ненавистью. И мой двоюродный дедушка не мог бы кому-то навредить. Или мог? Он помог Элоранарру полностью снять установку, хоть и болезненно. Да, принц этого не оценил, но это же было во благо. На самом деле, я мог поручиться только за Ри, так как был связан с ней ментально. Она бы никогда не причинила дар во вред. А дедушка… я не знал наверняка, на что он был готов пойти ради власти. Я поёжился, вспоминая, как когда-то он вошёл в гостиную, где мы рисовали с Ри, и он взял её за руку, сказав: «Идём, время тренироваться». Тогда я ненавидел его за то, что он отбирает её у меня, завидовал, что у меня не было ментального дара. Отчасти я был отвергнут семьёй, дедушка не воспринимал меня всерьёз, иногда я чувствовал себя бесполезным, ненужным. Будто я не оправдал их надежд, едва успев появиться на свет. И только мама по-настоящему любила меня, даже больше, чем мою сестру, но зато Риэль доставалась вся любовь отца и деда. Я смирился с этим, мне оставалось только радоваться жизни. Тогда я по-настоящему оценил всю прелесть не быть менталистом. Мне не нужно было сдерживать эмоции. Я мог быть несерьёзным, безудержным. Я жил чувствами, черпал в них силу, позволял себе веселиться и грустить, наслаждаться и страдать. Ри не могла позволить себе этого, но очень хотела, и я помогал ей сбегать, чтобы она хоть немножко жила эмоциями. Я перестал ей завидовать, ведь она должна была всё время тренироваться, развивая свой дар, даже когда была без сил, даже когда ей причиняли боль. Я чувствовал через связь, когда Эштран заставлял её под пытками доводить ментальные упражнения до конца, и содрогался от ужаса. Риэль же просила не рассказывать об этом родителям: лишь так она сможет стать хорошим менталистом, и умение сосредотачиваться в любой ситуации пригодится ей в жизни. Впоследствии она научилась скрывать от меня свои ощущения. После гибели родных я изменился. Теперь мне было не до веселья. Все мои многочисленные друзья из академии куда-то пропали, даже не поинтересовавшись, как я пережил свою трагедию. Без семьи и без друзей я впал в апатию, и только желание мести вытащило меня из этого состояния. На помощь также пришёл барон Дарион, порекомендовав меня на должность секретаря в ИСБ. И когда я встретил принца Элоранарра, я будто очнулся от затяжного сна. Снова чувствовать эмоции было прекрасно. Но несмотря на всё, я любил свою семью, хотел отомстить за родных, особенно за Риэль. Я понимал, что Неспящих трудно убить, они намного сильнее и быстрее обычных драконов, а древние вампиры лишены телесной оболочки, и единственное, что их останавливает – солнечный свет. Но что, если их можно убить словом Смерти? Я не знал, есть ли у меня такой дар, так как дедушка никогда не занимался со мной, сбросив со счетов. У Ри не получалось использовать слово, так как она была очень мягкой, не хотела убивать. А я мог бы попробовать его освоить. В камине слабо тлели угли. Уже занимался рассвет, а я всё думал о даре, вспоминал, что знала о нём Риэль, перебирал наставления деда. Из мыслей меня вырвало тихое посапывание. Я оглянулся. Элоранарр неподвижно полусидел или скорее полулежал, облокотив голову на спинку дивана и прижавшись щекой к своему плечу. Глаза были закрыты, на лице царило умиротворение. Правая рука свисала с подлокотника, а пустой бокал стоял на паркете. Неужели он уснул? Да не может быть! Рядом со мной, драконом из рода Сирин? Не побоялся, что я внушу ему что-нибудь во сне? Он что, настолько мне… доверял? Его грудь размеренно поднималась и опускалась. Всё же он действительно спал. Я любовался им. Его длинные кудри золотились в первых лучах восходящего солнца, обрамляя высокий лоб и острые скулы, разметались по широкой груди, сильным плечам. Слишком красивый. Тёмные ресницы, разлёт рыжих бровей, прямой нос, чувственный изгиб губ… Как я хотел прикоснуться к этим приоткрытым губам, захватывая их своими, нежно целуя. Это казалось так просто. Но совершенно невозможно. Я никогда не осмелюсь это сделать. Поднявшись бесшумно, я стянул с кровати меховое покрывало и осторожно укрыл им Элоранарра. Почувствовав прикосновение, он немного нахмурился, но не проснулся. Ему так будет уютнее, а мех снова пропитается его восхитительным ароматом. Переодевшись и достав Жаждущего крови из коробки, я тихо открыл окно и юркнул в него, направляясь на утреннюю тренировку. Неспящие также оказались причастны к смерти императрицы Ирьении – у меня стало на одну причину больше приблизить их кончину.