***
— Вэй Усянь, остановись! — Цзян Чэн погнался за Вэй Ином. — Иначе, веришь или нет, я спущу на тебя собак! — Шимэй, ты говорила, что будешь всегда отгонять от меня собак! – произносил Вэй Ин свои реплики на ходу. – Ты не можешь взять слова назад, ахахаха! — Не будь таким самодовольным! — Хорошо, эта часть в порядке! Режиссёр Чжан удовлетворённо поднял ладонь. Следующая сцена с нырянием в воду. Ассистенты уже подготовили одеяла и верхнюю одежду. Вэй Ин стоял приблизительно в пяти метрах от пруда, Цзян Чэн чуть дальше. —Ладно, давайте, — Режиссёр Чжан махнул рукой, — по местам! Цзян Чэн громко прокричал: — Впереди пруд, я посмотрю, куда ты денешься! Вэй Ин обернулся и скорчил ему такую забавную гримасу, что кинооператор чуть не засмеялся вслух. Они продолжали бежать, и в тот момент, когда Цзян Чэн почти дотянулся до Вэй Ина… — Приготовились, прыгай! – крикнул режиссёр Чжан с места за съёмочной площадкой. Вэй Ин стрелой кинулся в воду, вызвав огромный всплеск воды, от которой Цзян Чэн попытался прикрыться руками. — Вэй Усянь! — Срез! Хорошо, быстрее, меняем камеру. Следующая сцена! Пруд, который нашла их съёмочная группа, на самом деле был настолько мелким, что они могли спокойно стоять на ногах, поэтому для снятия сцены Вэй Ину приходилось сидеть на корточках. Во время паузы между кадрами, Вэй Ин поднялся и отдышался. Скоро ему снова придётся задержать дыхание на некоторое время. — Холодно? На момент съёмок шёл октябрь, и вода была очень холодной. Цзян Чэн подошёл и протянул руку, чтобы коснуться чужого лица: — Позже заварю тебе имбирный чай. — Нет, я хочу Цзян Чэна, а не имбирный чай! – улыбнулся Вэй Ин и накрыл пальцы другого своей ладонью. — Не простынь! – Цзян Чэн ущипнул его за щеку. — Всё нормально, у шисюна крепкое здоровье, я ведь раньше часто плавал зимой, ты забыл? – то место, где Вэй Ина ущипнули, ощущалось мягким. – Сейчас раздражают только листья этих фальшивых лотосов. — Хорошо! Приготовиться! Не успел Цзян Чэн пошутить в ответ, как уже настроили камеры, а он мог только вернуться на позицию. Вэй Ин также присел, погружаясь на дно пруда. Их сцена продолжалась. Объектив был направлен на удивлённое лицо Цзян Чэна, когда тот присел около лотосового пруда, всматриваясь в спокойную водную гладь. — Вэй Усянь? Вэй Усянь? – было тихо и спокойно, никакого ответа. — Вэй Усянь? — Цзян Чэн встал, сделал несколько шагов и снова опустился на корточки, несколько встревоженный. – Если ты не выйдешь, то я уйду! – опять тишина. – Этот негодник ведь умеет плавать… — Цзян Чэн в очередной раз подошёл к месту, с которого прыгнул Вэй Ин, и вытянул шею, чтобы осмотреться, — быть не может, чтобы Вэй… ах! — Ха! — Вэй Ин внезапно выпрыгнул и, схватив Цзян Чэна обеими руками за шею, утащил его под воду. Вэй Ин знал, что пруд неглубокий и в нём много пластиковых цветов. Он боялся, что Цзян Чэн удариться о них. Поэтому, потащив другого вниз, он быстро обхватил чужую талию, из-за чего Цзян Чэн всем телом прижался к нему и полностью вошёл в воду, ни разу ни обо что не ударившись. Что не скажешь о Вэй Ине, который приложился спиной о дно водоёма. Цзян Чэн испугался, почувствовав стон Вэй Ина, когда бесчисленное количество пузырьков поднялось к поверхности. Однако съёмка продолжалась. Они вынырнули и сделали вид, будто держатся на воде. Цзян Чэн прокричал реплики громче обычного: — Больной! — Хахахахаха! — Вэй Ин, смеясь, потряс головой. – Смотри, кто испугался! Шимэй, ты такая забавная! Ахахахах! — Хорошо, снято! Ассистенты тут же вытянули актёров из воды и поспешно укутали в одеяла. — Вэй Ин! – поспешно позвал того Цзян Чэн. – Ты только что ударился о дно пруда, да? Вэй Ин на мгновение растерялся, а после тут же заплакал: — Да, шимэй, это очень больно, твоему шисюну так больно! — Режиссёр! – Цзян Чэн засуетился, услышав это, и решил попросить режиссёра Чжан отправить другого на осмотр. – У нас… — Чэн-гэ, не слушай его бред, — прервал его агент Вэй Ина, - дно пруда застелено ковриками из пенопласта, чтобы можно было закрепить искусственные лотосы, ему не больно. — Ты мой агент или нет, Сяо Чжао! — Вэй Ин был вне себя от злости, услышав эти слова. — Просто не выношу, когда ты обманываешь Чэн-гэ, и только! – ответил парень, задумавшись всего на мгновение. Что ж, с самого начала это была ложь. Цзян Чэн усмехнулся, развернулся и пошёл прочь. — Эй, шимэй, шимэй, — Вэй Ин радостно погнался за ним вслед, — шимэй, куда ты идёшь? Шимэй, подожди меня! — Куда ещё я могу пойти, я замёрз и иду переодеваться! — Подожди шисюна, объятия шисюна прогонят холод! Эй, я тоже промок, я тоже пойду переодеться! — Отвянь! Никто из съёмочной группы не останавливал их, с удовольствием наблюдая за их шутками. За ними проследовало только несколько человек персонала. Режиссёр Чжан, просматривая материалы, только кивнул в их сторону: — Да, по-видимому, искать актёров, изначально близких с детства, было выгодно. — Ванцзи, — обратил на себя внимание Лань Хуань, когда заметил, что его младший брат наблюдает за уходящими людьми, глубоко задумавшись, — теперь наша очередь. — Да, — Лань Чжань кивнул. Двух Нефритов Лань хотели запечатлеть вместе: чтение, письмо, медитации, чаепитие.***
Закончив съёмки, они вернулись в отель, где их уже ждала супружеская пара Цзян, чтобы пригласить на ужин. Цзян Чэн не увидел Цзян Яньли, поэтому, отправив ей сообщение, узнал, что сестра была похищена Цзинь Цзысюанем на свидание. — Почему ты не сказал Цзинь Цзысюаню, чтобы он просто остался с нами, - прошептал Вэй Ин, — познакомился бы с будущими тестем и тёщей. — Он бы испугался, — решительно произнёс Цзян Чэн. У них было не так много времени, чтобы повидаться с родителями. Круглый год им приходится гнаться за бесчисленными объявлениями, отчего они очень заняты. И как только они собираются вместе, мать с отцом тут же начинают хлопотать, повторяя то «А-Чэн снова похудел», то «съёмки съёмками, но вы двое должны хорошо заботиться друг о друге». Цзян Чэн с одной стороны улыбался в ответ на заботу, а с другой неизбежно грустил, вспоминая родителей Цзян Ваньиня. За обеденным столом Вэй Ин, по-детски соревнуясь, ухватил последний кусок рёбрышек, на что оба родителя, переглянувшись, улыбнулись и попросили официанта принести ещё одно блюдо. И Цзян Чэн думал, если бы здесь были Вэй Усянь и Цзян Ваньинь, то кому достался бы этот последний кусок?***
Возможно, он размышлял над этим странным вопросом слишком долго. На сей раз, заснув и проснувшись, он обнаружил себя стоящим рядом с Вэй Усянем. Услышав, как тот ухмыльнулся и произнёс «шимэй», он понял, что теперь он снова Цзян Ваньинь, молодой господин. Цзян Чэн проигнорировал другого и оглядел гостевой павильон Гусу Лань, прислушиваясь: — А как ты думаешь, красавица какой семьи из ста бессмертных семей лучшая? Понятно, Цзинь Цзысюаня снова собираются побить. Цзян Чэн посмотрел на очевидно рассерженного Вэй Усяня, внимательно следившим за разговором, раздумывая, нужно ли на некоторое время его задержать. Прежде, чем он закончил продумывать результат, Цзинь Цзысюань уже произнёс: — Не стоит говорить об этом. Это было сказано. — Что ты имеешь в виду под «не стоит говорить об этом»? — Вэй Усянь нахмурился, полностью убрав с лица привычную озорную улыбку. — А ты не хочешь спросить, как, во имя Небес, я могу быть довольным ей? — Цзинь Цзысюань стоял всё также твёрдо. Вэй Усянь сделал шаг вперёд, держа кулак наготове, а слова из уст Цзинь Цзысюаня становились всё неприятнее: — А раз ты так о ней заботишься, то попроси об этом её отца! Ведь разве он не относится к тебе лучше, чем к собственному сыну?! Как только слова были произнесены, благоразумие Вэй Усяня словно сгорело дотла, а кулак со скоростью ветра направился в сторону говорящего. Цзинь Цзысюань сначала не отреагировал, из-за чего пропустил несколько ударов, но после тут же принялся атаковать в ответ. Двое сцепились в драке, и обстановка вокруг за короткое время превратилась в хаос. Лань Цижэнь чуть не упал в обморок от накатившей на него злости, крича, чтобы они остановились, но никто его не слушал. — Цзян-сюн, — осторожно поинтересовался Не Хуайсан у Цзян Чэна, — просто… наблюдает? Цзян Чэн действительно всего лишь наблюдал. Он всё продумал как следует и хотел, чтобы Вэй Усяня отослали домой к семье Цзян. Но кто знал, что эти двое, катаясь по земле, быстро подберутся практически к ногам Цзян Чэна. Цзян Чэн посмотрел в изумлённые глаза Не Хуайсана и молча отошёл на шаг назад. Вэй Усянь ударил Цзинь Цзысюаня по голове и в следующий момент получил по лицу в ответ. Он выпрямился, приготовившись нанести следующую атаку, как Цзинь Цзысюань, увидев это, попытался поспешно увернуться, но был махом прижат Вэй Усянем к земле без возможности вырваться. Непроизвольно Цзинь Цзысюань схватился за ближайший к нему предмет, рассчитывая найти опору, чтобы подняться. Он схватился за лодыжку Цзян Чэна. У него нет знаний о теле Цзян Ваньиня, но для Цзян Чэна лодыжка – очень чувствительное место. Естественно, произошедшее не добавило привлекательности Цзинь Цзысюаню своей неожиданностью. Цзян Чэн также, не желая того, рефлекторно оттолкнул его ногой. К удивлению Цзинь Цзысюаня, пинок был достаточно сильный, чтобы откинуть его от Вэй Усяня, а удар о дверной порог, который случился в результате кувырка, был мощнее кулаков Вэй Усяня и в будущем также будет причинять боль. Не Хуайсан ошарашенно открыл рот, наблюдая за тремя людьми. Неужели Цзян-сюн ничего не делал, ожидая нужного момента? Вэй Усянь застыл на мгновение, а затем поднялся на ноги и захлопал, громко смеясь, все ещё в пыли с головы до ног: — Ха-ха-ха, Цзян Чэн, молодец! Цзян Чэн не ожидал, что всё обернётся подобным образом, но чувствовал, что Вэй Усянь подобной речью лишь добавит позора, поэтому не выдержал: — Заткнись! Вэй Усянь увидел, что другой действительно рассержен, оттого надулся и замолчал. На некоторое время в гостевом павильоне было тихо, только Лань Цижэнь раздражённо кашлял. К нему и направился Цзян Чэн. — Учитель Лань, пожалуйста, определите наказание. Лань Цижэнь с укором произнёс: — Это настоящие беззаконие! Беспредел! Я попрошу двух глав семей Цзинь и Цзян забрать вас троих завтра же! Вэй Усянь чуть не рассмеялся, услышав это. Ему не терпелось как можно быстрее вернуться домой, и он был в восторге, желая схватить Цзян Чэна и пойти собирать вещи. Однако Цзян Чэн медленно опустился на колени перед Лань Цижэнем и поклонился: — Учитель Лань, умерьте гнев, молодое поколение прекрасно осознаёт свою ошибку, однако в тот момент действия были необходимы, пожалуйста, учитель, позвольте молодому поколению продолжить учиться в семье Лань. Он был вежлив и честен, и после того, как Лань Цижэнь успокоился, он получил ответ: — Что ж, в сравнении с Вэй Усянем, ты обычно более сдержан. Тебе придётся переписать семейные правила десять раз, двум другим переписывать их не обязательно, просто… — Если Цзян Чэн не уходит, то и я не уйду! – немедленно закричал ошеломлённый Вэй Усянь. – Я тоже скопирую правила! Прежде чем Лань Цижэнь успел сделать выговор, Цзян Чэн уже хладнокровно пресёк: — Вэй Усянь! Ты считаешь, что текущего позора недостаточно? Вэй Усянь недоверчиво посмотрел на Цзян Чэна, чей взгляд был в разы холоднее обычного: — Ты… Цзян Чэн поднялся на ноги, поблагодарил Лань Цижэня и, не обращая ни на что внимания, направился в сторону библиотеки. Вэй Усянь успел догнать его до того, как он ушёл слишком далеко: — Цзян Чэн, что ты имеешь ввиду? Цзян Чэн не смог удержаться, чтобы не потереть ноющие виски. В прошлый раз, он легко прожил больше года без Вэй Усянь, находя каждый день вполне благоприятным. В этот раз прошло не больше часа, как он с Вэй Усянем, а уже есть признаки усталости. Он выдохнул: — Нас обоих отослали обратно домой. Отец ничего не скажет, но что подумает моя мать? Вэй Усянь поперхнулся: — Я, я не думал об этом… — В следующий раз, прежде чем решишь подраться, подумай о последствиях, — Цзян Чэн перестал смотреть в сторону другого, поднимаясь на ступеньку у входа в библиотеку, — потому что кто-то, убирающий за тобой бардак, не будет появляться всякий раз, когда этот бардак случается. — Ты уже столько раз помогал мне после наводить порядок, ничего… — Не хочу, — Цзян Чэн вошёл в библиотеку, — я больше не хочу помогать тебе наводить порядок. Я устал. Он звучал так расстроено, что сердце Вэй Усяня заныло и упало. Поднялась паника, но Лань Ванцзи, назначенный следить за наказанием Цзян Чэна по приказу Лань Цижэня преградил дорогу: — Дядя не разрешил тебе переписывать. Намёк ясен, ему вход запрещён. — С дороги! - Лань Ванцзи не сдвинулся. — Лань Чжань, веришь ты мне или нет… Раны Вэй Усяня после драки с Цзинь Цзысюанем всё ещё кровоточили, но сейчас он был не против начать ещё одну битву. Взгляд Лань Ванцзи слегка потускнел, но сам он по-прежнему оставался неподвижным. Вдруг из глубины помещения раздался голос Цзян Чэн: — Вэй Усянь, если ты не боишься, что я разозлюсь, то можешь продолжать создавать проблемы. Вэй Усянь посмотрел на закрытую дверь библиотеки, снова и снова сжимая руки в кулаки, но в конце концов всё же разжал их.***
Цзян Чэн очень медленно переписывал, пока Лань Ванцзи сидел напротив и читал книгу. Они не произнесли ни слова. Во время копирования Цзян Чэн размышлял. Он больше не будет помогать Вэй Усяню разгребать бардак, не отнесёт Вэй Усяня обратно в комнату, когда тот не сможет ходить самостоятельно, не поможет прогнать собаку. Это сделает человек, сидящий напротив. Он же просто хочет спасти Цзян Ваньиня. Он не хочет снова позволять пренебрегать своими чувствами, не хочет сковывать себя, стараясь сохранить узы, не хочет ещё раз слушать про «Двух Героев Юньмэна» Вэй Усяня, он больше не хочет быть его близким другом. Ведь в самом деле, чтобы избежать плохого результата, нужно изначально не начинать, верно? Цзян Чэн писал с печалью на лице. Опустив кисть, он пошевелил запястьем. В библиотеке не было огня, поэтому освещение осуществлялось с помощью больших окон и дверей. Он поднял глаза и посмотрел наружу. Яркие солнечные лучи ослепляли, пришлось вытянуть вперёд левую руку и медленно раскрыть ладонь, чтобы прикрыться от фальшивого весеннего пейзажа. Цзян Чэн прищурился, наблюдая, как свет падает меж пальцев, уголки его губ насмешливо приподнялись, а во взгляде чувствовалось одиночество. Лань Ванцзи не понимал, что делает другой, но чувствовал, что человек перед ним испытывал горечь разочарования. Он собирался напомнить об обязанности переписывания, как за дверью прозвучал голос ученика: — Второй господин, глава ордена Цзян прибыл и просит молодого господина Цзян на разговор. Цзян Чэн не спешил подниматься. Он знал, что Цзян Фэнмянь обязательно сперва проведает Вэй Усяня. Сейчас неизвестно, закончили ли они разговаривать. — Молодой господин Цзян, — позвал его Лань Ванцзи, приняв его задумчивость за глухоту. Цзян Чэн молча опустил руку и взглянул на стол: — Я закончил лишь несколько и не могу сдать работу. Лань Ванцзи кивнул, не понимая, почему другой до сих пор не вышел. — Второй господин, глава ордена Цзян прибыл и просит молодого господина Цзян на разговор, — ученик не услышал внутри какое-либо движение, поэтому уведомил ещё раз. Цзян Чэн наконец встал, сделал пару шагов, разминая окоченевшие ноги, и неспеша направился к двери. Ученик привел его в незнакомое место, указав дальнейшее направление, после чего отступил. Цзян Чэн медленно пошёл вперёд и действительно увидел две знакомые фигуры. Оказывается, Вэй Усянь всё ещё был наказан и стоял на коленях. Цзян Фэнмянь похлопал того по макушке и с теплотой в глазах мягко произнёс: — А-Сянь, поднимайся, пошли домой. Вэй Усянь поднял глаза и искренне улыбнулся: — Цзян-шушу! Само собой это была отеческая любовь Цзян Фэнмяня, о которой читал Цзян Чэн. Это были тёплые чувства Цзян Фэнмяня, которых он не видел, когда был Цзян Ваньинем. Он привык к слепоте Цзян Фэнмяня, а также к его пренебрежению. Цзян Чэн внезапно скользнул в сторону леса, зажав рот и дрожа всем телом. В чём дело? Что случилось? Цзян Чэн, оставив одну руку прижимать губы, другой провёл по лицу, вытирая слёзы. Он не мог поверить, он плачет? Цзян Чэн мог покляться, что не собирался плакать. Он читал сценарий, он знал, что будет такая сцена, и был морально готов. Однако стоило увидеть этих двоих, как в момент в глубине сердца вспыхнула неодолимая едкая обида, большой волной захлестнувшая все чувства и разрушающая его рассудок и самоконтроль. Было страшно испытывать такого рода опыт, словно переживания принадлежали кому-то другому в этом теле. Цзян Чэн задыхался, чувствуя глухую боль в груди. Быстрыми шагами он ушёл глубже в лес, лишь после позволив себе опустить руки. Он плакал как сумасшедший, дыхание перехватывало, его бросало в дрожь так, что пришлось опуститься в траву на колени, а в голове всплывали особенно злобные выражения и ругательства. Остановись, Цзян Ваньинь, прекрати. Почему ты плачешь? Неужели за столько лет ты не привык? Ты не привык, что рука, которая должна касаться твоих волос, опускается на голову Вэй Усяня? Не привык, что твой отец ласков с Вэй Усянем, а тебе говорит, что ты не знаешь девиза семьи? Не привык, что, когда ты стоишь перед ним, он только и может, что молчаливо протирать меч? Не привык, что твои собственные глаза всегда смотрят в сторону Вэй Усяня? Ты смеёшься? Разве ты недостаточно плакал в Храме Гуаньинь? Хочешь устроить здесь ещё одну подобную сцену? По кому ты плачешь? В этом мире, неужели у тебя есть место, где ты можешь несмотря ни на что плакать в голос? Цзян Чэн использовал самые резкие слова, что пришли ему в голову, чтобы изгнать яд ядом, потому что он не знал, какие утешающие слова нужно сказать. Он не знал, как подбодрить упавшего духом подростка. Не бойся, отец на самом деле любит тебя? Не волнуйся, только ты его родной сын? Отец твоя земля, вода, опора и защита? Это бесполезно, бесполезно. В этих словах нет никакого смысла. Разве Цзян Ваньинь не говорил подобное самому себе? Получилось ли у него обмануть себя хотя бы на мгновение? Заткнись, замолчи, перестань плакать, какой в слезах толк? Цзян Чэн долго ползал по земле, наконец ощущая, как яростные судороги начинают слабеть. Скрестив ноги, он сел и молча привёл в порядок дыхание и мысли. «Ты ошибаешься.» Цзян Чэн резко открыл глаза и осмотрелся. «Эти руки изначально не должны были опускаться на мою голову,» — саркастически фыркнул голос, — «и я никогда не рассчитывал, что они могут меня коснуться. Поэтому никогда не рассуждал о том, что что-то теряю?» Кто?! Цзян Чэн поднялся на ноги. Вокруг никого не было, однако он услышал голоса Вэй Усяня и ученика, что привёл его сюда. — Цзян Чэн! Цзян Чэн! – громко прокричал Вэй Усянь, после чего снова задал вопрос. – Ты уверен, что пришёл сюда вместе с ним? — Уверен, я не отвёл его прямо до главы ордена Цзян, однако оставил его не так далеко. Он не мог сбиться с дороги. — Но я и Цзян-шушу совсем его не видели! — Тогда, возможно, он действительно заблудился, я спущусь и поищу его. — Эй, ты, подожди, я тоже иду, Цзян-шушу, подожди нас здесь, я найду Цзян Чэна и тут же вернусь! Голоса этих двоих становились всё дальше, главным образом направляясь искать в неправильном направлении. Цзян Чэн больше не слышал от них звуков, и не имея возможности уйти, он успокоил барабанящее сердце, протёр всё еще болящие глаза и закрыл открытую дверь в душу. Немного размявшись, он вышел к Цзян Фэнмяню. — Отец. Цзян Фэнмянь не увидел возвращения Вэй Усяня, поэтому, когда Цзян Чэн появился один, недоумённо спросил: — А-Сянь не с тобой? Цзян Чэн посмотрел на него, затем медленно покачал головой: — Нет, а должен быть? — Кхм, — сделал паузу Цзян Фэнмянь, - пока А-Сяня нет, я хотел бы с тобой поговорить. Цзян Чэн стоял молча и внимательно слушал. — Я услышал, как А-Сянь сказал, что вы поссорились, — Цзян Фэнмянь посмотрел на своего родного сына и проникновенно произнёс, — он сказал, что ты больше никогда не будешь с ним вместе. Не забыл ли ты, как в детстве пообещал быть семьёй и помогать всегда отгонять собак? — Не забыл, — Цзян Чэн покачал головой. — Вот и хорошо, я подумал, что вы разругались слишком серьёзно, он даже собирался… — Цзян Фэнмянь вздохнул с облегчением, услышав это. Похоже, это была обычная ссора между детьми. — Однако у него будет другой человек, что поможет отгонять собак, — Цзян Чэн продолжил, — я не забыл, он забыл. Цзян Фэнмянь нахмурился. Он обнаружил, что не понимает, о чём говорит его родной сын. Он также не может прочитать это по выражению его лица. — А-Сянь не… — Меня не отправили в Юньмэн, мне нужно остаться учиться в семье Лань, — Цзян Чэн поклонился Цзян Фэнмяню, вежливо прощаясь, — мне нужно переписать правила ещё семь раз, так что я возвращаюсь, чтобы закончить. Цзян Фэнмянь посмотрел на него, не понимая, о чём другой думает, и медленно и осторожно спросил: — ...знай, что это невозможно, но всё равно продолжай делать? Цзян Чэн неспеша повернул голову, склонив лицо набок. Его взгляд был обращён к нему, но словно смотрел сквозь него: — Нет, это три тысячи правил семьи Лань. — У тебя красные глаза. — Там слишком много иероглифов.