***
Цзыдянь вернули через Лань Ванцзи. Излишне говорить, что вероятно это Вэй Усянь уговорил его. Цзян Чэн встретил того в гостиной, принял Цзыдянь и вежливо отблагодарил. Спустя время послышалась робкая речь. — Цзян Ваньинь… ещё жив? Если ты будешь звать его «главой ордена Цзян» в соответствии с правилами, тебя вырвет кровью, что ли? — Я не знаю, — Цзян Чэн опустил на стол чашку с чаем и холодно произнёс, — не имею понятия. — Если он всё ещё жив, прошу… — Ханьгуан-цзюнь, — аккуратно прервал его Цзян Чэн, - это внутренне дело семьи Цзян. Ты не из семьи Цзян. Как и Вэй Усянь. Вы не имеете права вмешиваться в дела Цзян Ваньиня. — ... — Лань Ванцзи на мгновение замолчал, а когда снова открыл рот, то его голос, казалось, хранил в себе какую-то надежду, — Вэй Ин смог снять Цзыдянь. Цзян Чэн покрутил Цзыдянь у основания пальца. Он догадывался. Он попросил Лань Сичэня отправить людей вернуть Цзыдянь, однако без приказа владельца, даже если Цзинь Гуанъяо будет задушен, он не отпустит цель. За исключением Вэй Усяня, никто не оставшихся в храме не смог бы убрать Цзыдянь. Цзыдянь узнал Вэй Усяня в качестве владельца. Этот факт — ваш финальный козырь? — Ханьгуан-цзюнь, сейчас Цзыдянь повинуется в первую очередь мне, — безразлично улыбнулся Цзян Чэн, — а я отношусь к старшим почтительно. Учитель больше не может управлять им, поэтому не следует выдумывать разное. С другой стороны, хотя я уважаю старших, учитель ранее сказал, что старший Вэй не является желанным гостем на Пристани Лотоса, мои извинения. Лань Ванцзи слегка вздрогнул, в глубине души размышляя, как он собирается передать услышанное, чтобы Ину стало хоть немного лучше. Он не смел задерживаться дольше. Цзян Чэн встал, чтобы проводить гостя. Дойдя до пруда с лотосами, Лань Ванцзи ненадолго остановился и спросил, может ли он нарвать немного лотосов, сказав, что его брат хотел бы их попробовать. Какая нелепая ложь. Это было всего лишь несколько лотосов, которые учитель раздавал другим каждый день. Цзян Чэн равнодушно махнул рукой и, отвернувшись, что больше не смотреть на другого, направился обратно в дом. Семечки лотоса в Юньмэне в этом году очень сладкие.***
Первое письмо от Цзян Ваньиня пришло спустя два месяца после событий в храме Гуаньинь. В нём было несколько слов и связка слегка увядших персиковых цветов. Цзян Чэн сложил его, убрал в деревянную шкатулку, а ту спрятал в цянькунь. Время от времени он будет получать новые письма и безделушки, и он будет складывать их рядом с особой тщательностью. Из этих писем он узнал, что Цзян Ваньинь побывал в многолюдном Жунане, пересёк красочный, украшенный резьбой мост под пеленой дождя и тумана, чтобы узреть бескрайний Тяньшуй, под косым солнцем пустыни слушал перезвоны колокольчиков, что висели на верблюдах в караванах, не в силах понять их мелодию, а в горах северных регионов познакомился с отшельником, угостившем его пустым чаем на дождевой воде. Он прошёл путь с севера на юг, с запада на восток. Он начал спокойнее реагировать, когда незнакомый ему человек начинал играть на дизи, начал равнодушно отвечать «это возврат долга», когда лавочник интересовался его раной на животе. От Южной провинции Юньнань до севера Великой Пустыни, от времени, когда пробуждаются насекомые, до первого инея, постепенно он начал забывать всё о Вэй Усяне. С ним всё в порядке. А Цзян Чэн несчастен. В этом путешествии ему нужно самосовершенствоваться, к тому же вести дела семьи и дополнительно присматривать за ребёнком. Он чувствовал себя так, будто в недалёком будущем действительно превратиться в трёхголового «железного человека» с шестью руками. Теперь он восхищался Цзян Ваньинем ещё больше. Справляться с такой ношей тринадцать лет самостоятельно действительно потрясающе. Каждый день он надеется, что почувствует сигнал, позволяющий ему вернуться. Он немного скучает по Вэй Ину. Хотя семья Юньмэн Цзяна действительно хорошее место. Все здесь милые и добрые. Тётушка с кухни всегда заставляет его есть побольше, сетуя, что не может кормить его пять раз в день. Почтенный дядюшка, отвечающий за бухгалтерию, неизменно напоминает ложиться пораньше, зная, что чтение бухгалтерской книги может затянуться до позднего вечера. Новые ученики, всё ещё не решающиеся смотреть ему прямо в глаза, но с осторожностью хвалящие его, что он прекрасно выглядит, нося гуань. Это заставляет его путаться в себе. Ближе к Новому году, когда он согласовывал расходы на следующий год, а сбоку Цзинь Лин наслаждался закусками, один из новых учеников, спотыкаясь, вбежал в комнату и сообщил, что пришёл гость. Выслушав описание мужчины, он и Цзинь Лин немедленно поспешили к воротам. Цзян Ваньинь стоял там и смотрел на них. В его глазах всё ещё виднелась острое желание удалиться от суеты, однако Цзян Чэн уже сейчас мог видеть, как в пространстве между бровями появляется чувство облегчения от красной пыли. — Что вы носитесь? Сколько лет вам двоим, а до сих пор нет надлежащих манер! Вы лишаете меня лица! Цзян Чэн и Цзинь Лин одновременно засмеялись. — Учитель! — Цзюцзю! — С возвращением домой! Несмотря на отчуждённость и одиночество, некогда составляющие большую часть его жизни, у него наконец-то появилось место, куда он может вернуться. В новогоднюю ночь они втроём собрались, чтобы поесть и провести ночь без сна, однако Цзинь Лин, веселясь весь день, не был готов, что его внезапно нагонит усталость и он уснет. После того, как Цзян Ваньинь укрыл его одеялом, он жестом пригласил Цзян Чэна выйти во двор и поставить жаровню с огнём. Учитель и ученик сидели во внутреннем павильоне, разогревая вино. Цзян Ваньинь смеялся с чужой неспособности выпить больше, рассказывая, что никогда не пил вина меньше, чем хотя бы один кувшин, распаляя жар соревнования. Спустя время, после трёх раундов выпивки, когда несколько пустых сосудов возвышались на столе, по выражению лица Цзян Чэна было видно, что он напился в стельку, при этом его учитель всё ещё был лишь слегка пьян. — Без тебя я, вероятно, мучался бы до конца жизни. — Цзян Чэну не нужно было напрягаться, чтобы угадать, что Цзян Ваньинь говорит о золотом ядре. – Я заботился о семье Цзян. Теперь заботишься ты, и у тебя хорошо получается. Цзян Ваньинь чокнулся своей пиалой с его. В конце концов было немного неловко выражать мысли, которые он привык держать в себе. Он действительно хотел поблагодарить ученика за объятия. Его уже много лет так не обнимали. Его отец этого не делал, как и матушка, как и сестра, как и Вэй Усянь. В том объятии он наконец нашёл ориентир. У него уже есть весьма выдающийся адепт, который унаследует пост главы, поэтому он может со спокойной душой снять с себя это бремя. И раз уж золотое ядро в его теле ежеминутно напоминает ему, что он не может наслаждаться жизнью полно, в таком случае он просто вырежет его. Только и всего. Безусловно, он с трудом обманывал своё тело. В конце концов ему всё-таки пришлось полагаться на драгоценные лекарства для совершенствующихся, чтобы отсрочить приход смерти. Цзян Ваньинь снова поднял голову и сделал большой глоток вина. Он посмотрел в сторону спящего в комнате Цзинь Лина, оглянулся на веселящихся вдалеке новобранцев, обратил внимание на управляющих хозяйством пожилых людей, что общались за вином и произносили тосты, взглянул на закуски на столе, приготовленные тётушкой, нанятой более десяти лет назад, и после на способного ученика, присматривающего за семьёй Цзян. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Он умиротворённо рассматривал каждый кусочек человеческих взаимоотношений, не пропуская не единого момента заботы и счастья. В тот вечер, не желая портить настроение, Цзян Чэн не стал обращать внимание Цзян Ваньиня на незваного гостя. Поскольку у другого больше не было золотого ядра, он не мог почувствовать, что в тёмном углу прячется маленький бумажный человечек Вэй Усяня. Вэй Усянь молча стоял под деревом за пределами Пристани Лотоса, используя маленького бумажного человечка, чтобы пробраться в прежде родное место. С помощью управления он мог использовать все пять чувств, однако он всё еще находился далеко и не мог услышать их разговор. Он мог только смотреть на фигуру Цзян Чэна, не пропуская ни цуня. Его брови и черты лица всё такие же острые, как и раньше, выражающие знакомое ему высокомерие и неведомое освобождение. Он увидел, как юный глава достал из мешочка цянькунь толстую пачку писем и что-то сказал Цзян Чэну. Он не смог разобрать слов. Брови Цзян Чэна возмущённо приподнялись, после чего он с важным выражением лица похлопал другого по плечу. Юный глава уклонился, также забрав у Цзян Чэна чарку с оставшимся вином. В незнакомце он с удивлением видит себя и Цзян Чэна, как они безобразничали и дрались в Пристани Лотоса с энтузиазмом юношеской крови. В то время их называли Двумя Героями Юньмэна, они ходили плечом к плечу, имели дерзкий, своевольный характер и смело верили друг в друга. Они носились по улицам и переулкам Юньмэна, брызгались водой из полных лотосов прудов, были самыми яркими юношами Юньмэна. Когда-то они думали, что останутся лучшими друзьями навеки. Тогда они не знали, что придут к тому, что имеют сегодня. Они не знали, что их пути разойдутся и больше не встретятся. Взгляд Вэй Усяня упорно падал на фигуру в фиолетовом, поэтому он приказал бумажному человечку подойти чуть ближе. Он расслышал, будто это были письма, написанные Цзян Чэном в этом году. Письма из его путешествий, что прошли путь сквозь долины пышных персиковых цветов, храня в себе аромат поздней весны, пересекли холмы, окружённые ультрамарином, и запечатлели срывающий листву осенний ветер, отдохнули на каменных ступеньках храма, а после с только выпавшим снегом прибыли в Пристань Лотоса. Ни одно из них не было для него. Здесь также нет комнаты, которая принадлежала бы ему. Рядом с Цзян Ваньинем не было места для Вэй Усяня. Перья сломаны, чешуя слезла, вода иссякла – гуси улетели. Цзян Чэн боковым зрением наблюдал, как маленький бумажный человечек Вэй Усяня покидает верхушку дерева, после бесследно исчезая. Он налил себе последний бокал вина из кувшина, как внезапно почувствовал знакомый сигнал. — Учитель, - он поднял голову и улыбнулся Цзян Ваньинь, подняв бокал с вином, - ученик уходит. У ученика есть глупый шисюн Вэй Ин, который ждёт, когда ученик вернётся домой. Цзян Ваньинь застыл, услышав его слова, а потом рассмеялся. В глубине его глаз проскочили неясные блики, отчего было непонятно, то ли он резко протрезвел, то ли стал более пьян. Наконец, он чокнулся с пиалой ученика. — Тогда скорее возвращайся, не заставляй его ждать слишком долго.***
Цзян Чэн достаточно долго и тяжело переживал пробуждение. Фактически, его не существует в том мире, он не может оставить там свой след. Когда он придёт в следующий раз, тётушка с кухни не вспомнит, что в его любимое песочное печенье-лотос нельзя класть слишком много сахара. Старик Чжан не вспомнит, что ему нравится класть бухгалтерскую книгу на кровать после прочтения, а Цзинь Лин не будет упрекать его в лени во время послеобеденного сна. Прошло больше года, это действительно был долгий сон. После, когда он подумал об этом, он снова почувствовал, как Цзян Ваньинь несчастен. В этот раз Цзян Ваньинь сложил оружие, но он не знает, что произойдёт, когда наступит следующий сон. Сегодня он был одет в фиолетовый плащ с мехом и пил вино пятидесятилетней выдержки, и Цзян Чэн редко видел, чтобы другой с лёгким сердцем наслаждался моментом, однако после ухода это приносит невыносимую боль. Был ли он Цзян Ваньинем или Цзян Че, говорил ли он Вэй Усяню правду или нет, поддерживал ли он Цзян Ваньиня в тёмные моменты или нет, ситуация не менялась. Настоящий Цзян Ваньинь так и не был спасён. Цзян Чэн чувствовал себя так, будто попал в игру без возможности сохранения, а когда случайно прерывался, прогресс обнулялся. В этот раз он увидел, как Цзян Ваньинь освободился от тяжести на душе, в следующий раз он увидит, как Цзян Ваньинь погибнет. В этот раз он и Цзинь Лин встретили Новый Год с Цзян Ваньинем, но кто знает, случится ли это в следующий раз. Он спас его в этот раз, но в следующий раз придётся начинать сначала. Так больше продолжаться не может. Размышляя над этим вопросом, Цзян Чэн ощущал своё тело несколько смутно. Увидев сегодня утром капризничающего Вэй Ина, с которым долго был в разлуке, он, вопреки ожиданиям, растрогался. Только что увидев среди съёмочной группы Цзинь Лина, с его языка чуть не сорвалось: «Ты уже был на сегодняшней тренировке? Или что, раз я больше не могу носить с собой Саньду, то ты забываешь наказ учителя?» Вовремя поперхнувшись, он скрыл заминку, выпив глоток воды. Он постоянно перемещался между личностями Цзян Ваньиня и Цзян Че, но, когда он просыпался, ему снова приходилось быть собой. Цзян Чэн ощущал себя на грани нервного срыва. — Ваньинь. Пока Цзян Чэн горестно размышлял об этих вещах, Лань Хуань уже стоял за его спиной. Цзян Чэн взглянул на него, повернув голову. Вэй Ин и Вэй Усянь не похожи друг на друга, Лань Чжань и Лань Ванцзи тоже отличаются, но Лань Хуань и Лань Сичэнь так похожи, что вызывает у него ощущение продолжения сна. — Что с тобой? –Лань Хуань помахал рукой перед глазами. — Плохо отдохнул вчера? — ...более-менее, — неловко кашлянул Цзян Чэн. Лань Хуань наблюдал за ним в течение нескольких секунд. — Тебя что-то тревожит. Это из-за Ванцзи? — Нет… — Цзян Чэн нахмурился, услышав это. — Он упомянул тебя в своём крайнем шоу, что подвергло тебя волне критике. Мои извинения. — … — Цзян Чэн в глубине души был смущён, - пустяки, к тому же, разве дело уже не закрыто? В итоге нынешние слухи о нём лучше, а мой момент славы в конце концов закончился. За исключением темы #чжанчэн#супертопик, которая внезапно стала популярной. — В таком случае, — Лань Хуань подошёл на шаг ближе, — что тебя так беспокоит? — Ничего, — резко ответил Цзян Чэн. Он не знал, что и как сказать, он вообще не хотел говорить об этом. Лань Хуань моргнул, а после чистым, как родниковая вода, и спокойным голосом спросил: — Что-то не так с Цзян Ваньинь? Цзян Чэн мгновенно поднял голову, настолько испуганный, что его сердце было готово выпрыгнуть из груди, но, когда он увидел улыбающиеся глаза напротив, тут же понял, что тот спрашивал про роль. Цзян Чэн не знал, о чём он думал. Подняв взгляд на Лань Хуаня, он увидел чистое и элегантное лицо, без морщин между бровей, без резких черт лица. Люди не смогли бы представить его сердитым. Он действительно был похож на полированный нефрит. Он импульсивно заговорил: — Если бы… ты попал в игру, полюбил её всей душой, однако понял, что игра вовсе тебе не принадлежит, как бы ты поступил? Он не знал, что подумает Лань Хуань о подобном абстрактном вопросе и был готов, что его попросят рассказать подробнее. Однако Лань Хуань просто посмотрел на него и улыбнулся: — Если игра мне нравится, пусть даже она мне и не принадлежит, я бы принял в ней участие, чтобы не пожалеть после. — … — Цзян Чэн крепко сжал в руках сценарий, — если в этой игре… есть что-то, что ты не можешь предотвратить, и есть кто-то, кого-ты не можешь спасти, как бы ты поступил? Лань Хуань ответил: — Продолжу пытаться предотвратить, продолжу пытаться спасти. — Если ты добьёшься изменений, то непременно снова их лишишься, если ты спасёшь, то неизбежно потеряешь, что тогда? — Начну с начала, продолжу пытаться предотвратить, продолжу пытаться спасти, — выражение лица Лань Хуаня оставалось всё таким же серьёзным. — Что если это очень тяжело и болезненно… что тогда? — Поскольку не получается добиться изменений, я не возлагаю на это больших надежд, — улыбка Лань Хуаня стала шире, а глаза наполнились светом, — однако, раз уж я в игре, почему бы не насладиться ею. — Даже если в итоге останешься ни с чем? – гладя на него прищурился Цзян Чэн. — В таком случае моей наградой будет сама игра. — А сожаления? — В жизни человека много вещей, которые ты не можешь изменить, поэтому способности попасть в любимую игру достаточно. Цзян Чэн долго рассматривал другого, держа сценарий за спиной, после чего медленно произнёс: — Ты более непринуждённый, чем Лань Сичэнь. Лань Хуань не понимал, почему другой внезапно перевёл разговор на роли. Слегка приподняв брови, он ответил: — Лань Сичэнь – глава клана, осторожность важна. Да, но приятного в этом мало. Цзян Чэн беззвучно отказался от начавшихся размышлений «Лань Хуань и Лань Сичэнь слишком похожи». Они оба добрые, интеллигентные и хладнокровные. Однако у Лань Хуаня немного больше решимости и мужества. Возможно, бремя на плечах Лань Сичэня действительно весьма тяжёлое. Однако есть шанс того, что оригинальному Лань Сичэню просто не хватает описания, его моральные качества не успели увидеть солнца. Ведь даже самое чистое вино нельзя распробовать, слизав лишь каплю. Цзян Чэн, держа роль в правой руке, похлопал ей по ладони левой так, будто принял решение. — Ваньинь? – позвал Лань Хуань. Цзян Чэн улыбнулся и небрежно пошутил: — Как главе клана, было бы неплохо, если бы глава Лань называл меня «глава Цзян»? Сказав это, он развернулся и направился обратно к съёмочной площадке, не оглядываясь махнув рукой. Он услышал, как человек за спиной с серьёзностью ответил: — Всего доброго, глава Цзян. Он чувствовал, что Лань Хуань улыбается. И его речь была хороша. Цзян Чэну редко когда так нравится роль, и теперь, независимо от того, чья это игра, он уже в ней, так почему бы ей не насладиться?