Из необъяснимого завтра (来自莫名其妙的明天)

      Цзян Чэн сидел во дворе и делал вид, что листает книгу, пока молча приводил в порядок собственные мысли.       После ссоры с Вэй Усянем прошлой ночью он никуда не пошёл, просто притворился злым и сказал, что больше никогда не будет пить, а потом снова лёг в кровать. Незадолго до рассвета открыл глаза, сходил на тренировку, встретился с родителями и сестрой, позавтракал. Удивительно, но актёры, подобранные съёмочной группой, выглядели точно так же, как и люди, которых он встретил. Поняв, что Цзян Ваньиня тоже зовут Цзян Чэн, Цзян Ваньинь был таким же персонажем, что и другие. Единственными исключениями являлись присутствие Цзян Чэна и отсутствие сценария, но всё остальное было идентичным.       У его тела, вероятно, была собственная мышечная память, так как после выполнения утренних упражнений Цзян Чэн не чувствовал усталости. Даже острые маринованные огурцы показались ему аппетитными. Но всё, чего хотелось Цзян Чэну – вернуться.       После встречи с семьёй Цзян Ваньиня он понял, какой она была: не особо заботящийся о нём отец, скудная на нежность мать, эксцентричная старшая сестра, а также Вэй Усянь, который в будущем отринет обещание про «Двух Героев Юньмэна» и оставит его в одиночестве заботиться об огромной семье Цзян, пока сам путешествует с Лань Ванцзи.       Ох, верно, ещё есть Цзинь Лин. Судьба ребёнка жестока, но людей это не волнует. Какая ужасная жизнь. И чем больше Цзян Чэн думал об этом, тем более раздражённым он себя чувствовал.       Хотя несчастливая судьба Цзян Ваньиня ему нравится.       Сам Цзян Чэн был певцом, но у него также есть более трёх лет актёрского опыта. Он перепробовал сотни ролей, но Цзян Ваньинь сразу стал его любимым персонажем после прочтения сценария и оригинальной новеллы - ему всегда нравились красивые сильные герои с печальной судьбой до того, как это стало трендом. Цзян Ваньинь был ролью, за которую Цзян Чэн решил бороться, как только впервые увидел.       Персонаж Цзян Чэна имел, что называется, резкую красоту. Разлёт его бровей придавал его внешности молодость, а выражению лица подавляющую холодность. Эта агрессивная суровая красота часто отпугивала его братьев по ордену, не позволяя легко заводить новых друзей.       И при этом Цзян Чэн был счастлив наблюдать за «его» страданиями и получаемыми травмами, которые обычные люди не смогут вынести. Он счастлив видеть, как «он» борется в адском огне, что «он» изолирован и непостижим миром. Счастлив видеть, что его предадут, неправильно поймут, бросят, оставят одного лицом к лицу со всей грязью мира. И никто не придёт «ему» на помощь.       Потому что если бы помощь пришла, то эта роль была бы наполовину менее привлекательной для Цзян Чэна. Эти страдания закалят «его», пламя выжжет «его» наивные мечты о будущем, а годы изоляции и непонимания дадут «ему» достаточно времени, чтобы ощутить вкус одиночества и научиться черпать в нём силу. И всё равно после всех невзгод, несмотря на обвинения других, «он» остаётся мягким внутри. Он справится со всеми бедами самостоятельно, но всё ещё будет полон своеобразной нежности. Разве это не лучшее описание Цзян Ваньиня?       Цзян Чэн был рад получить роль, однако теперь…       — Шимэй!       Резкий окрик прервал размышления Цзян Чэна. Он посмотрел на Вэй Усяня холодным взглядом:       — Ты чего кричишь?       — Ты так уставился в эту книгу, словно там что-то интересное, — сказал Вэй Усянь с улыбкой, - Дай посмотреть, разве это не просто «Книга песен»?       На самом деле Вэй Усянь был напуган. Взгляд Цзян Чэна, когда он читал эту книгу… в нём была ненависть, с которой ты обычно смотришь на врага. Насмешливое безразличие. Это выражение лица заставляло держаться на расстоянии. Один из шиди Вэй Усяня даже сделал крюк, чтобы не столкнуться с этим взглядом.       Цзян Чэн захлопнул книгу и положил её себе на колени, после чего сердито спросил:       — Ты что-то хотел?       — Давай поохотимся на фазанов…       — Нет, — ответил Цзян Чэн, не обратив на предложение и толики внимания.       — Почему? – Вэй Усянь обнял его с миролюбивой улыбкой и легонько встряхнул, — Если шимэй не пойдёт, знаешь, как шисюну будет скучно?       — Кто тебе разрешил называть меня «шимэй»! – с болью в груди задохнулся Цзян Чэн, чувствуя чрезвычайную раздражительность, — Если так не терпится поохотиться на птиц, то иди один. Я тебя останавливать не буду.       — Но мне будет одиноко без тебя, — сказал Вэй Усянь, строя жалобный взгляд.       Цзян Чэн застыл, ощущая, как покрывается мурашками его кожа. Цзян Чэну не нравилось, когда Вэй Ин вёл себя подобным образом, поэтому он был особо недоволен тем, что делал Вэй Усянь.       — Тебе будет одиноко без меня? – усмехнулся Цзян Чэн, — Ты будешь счастлив, когда меня не будет рядом. Будешь желать, чтобы меня не было рядом и тебе больше не пришлось иметь со мной дело. Будешь желать, чтобы тебе не пришлось возвращаться в Пристань Лотоса до конца своей жизни. Будешь желать, чтобы я…       — Цзян Чэн! — Вэй Усянь сильно сжал чужое плечо, растерянно гладя на мальчика перед ним, — Ты понимаешь, что ты говоришь?       Цзян Чэн посмотрел в ответ и спокойно закончил:       — Ты будешь желать, чтобы я больше никогда тебя не беспокоил.       — Чушь! — Вэй Усянь не понимал, о чём говорит другой.       Сегодня Цзян Чэн вёл себя очень странно. Он был крайне нерешительным, а его слова были очень раздражающими. И всё же, он крепко обнял Цзян Чэна.       — Я, Вэй Усянь, клянусь небесами никогда не предавать…       — Заткнись, — оттолкнул его Цзян Чэн. Тот произносил эти слова кучу раз, но, в конце концов, прозвучала только фраза «Прости, я нарушил обещание».       Вэй Усянь был застигнут врасплох, но после яростно продолжил:       — Нет, я хочу это сказать, хочу это сказать! Я хочу сказать! Я, Вэй Усянь, клянусь небесами никогда не предавать Цзян Чэна или семью Цзян! Если у меня, Вэй Усяня, будет целый день, я проведу целый день с Цзян Чэном! Как лучший друг, как брат! И я никогда не нарушу это обещание и не пожалею!       Эмоции молодых людей часто наполнены страстью. И всегда требуют моментального выхода. Эти эмоции накрывают целиком и выплескиваются со слезами и кровью, но только из-за того, что идут от чистого сердца. Они упрямы в выражении, грубы, неуклюжи и не всегда понятны. Так, например, Вэй Усянь не понимал, почему тот, кто вчера выглядел вполне в порядке, сегодня будто собирался провести черту между ними. Он боялся того, чего мог сказать Цзян Чэн, ему очень хотелось обнять Цзян Чэна до того, как Цзян Чэн уйдёт куда-нибудь, где он больше его не найдёт. Где он больше его не увидит. Поэтому он хотел договорить, сказать со всей силой своих эмоций, что он, Вэй Усянь, всегда будет рядом с Цзян Чэном.       Цзян Чэн в свою очередь чувствовал себя странно. Как ему бороться за счастливую жизнь своего персонажа, если с этим мальчиком у них такая идиллия.       Но такова была жизнь Цзян Ваньиня. Его предадут, независимо от того, как крепко они когда-то держались друг за друга. Он проведёт оставшуюся жизнь в одиночестве, и это уже не имеет к нему никакого отношения.       Он чувствует, что может вернуться. По этой причине он действует так нехарактерно и бесстрашно. И даже если он больше не вернётся сюда, он хочет высказаться до того, как он уйдёт.       Возможно, ещё есть возможность спасти жизнь Цзян Ваньиня.       Он не мог смотреть Вэй Ину в лицо, когда он произносил эти слова. И было бесполезно ругать его, видя в руках сценарий с «Вэй Усянь» на нём. Но вот, увидев настоящего Вэй Усянь, он планировал остановить этот разговор. Однако Вэй Усянь не на шутку напугал его. Вэй Усянь произнёс слова со всей серьёзностью. И в итоге эта душераздирающая клятва при всей своей силе потерпит крах?       Цзян Чэн молча всё обдумал.       — Кто захочет, чтобы ты сопровождал его? – всё-таки сказал он с облегчением. В конце концов, Вэй Усянь единственный, кто есть у Цзян Ваньиня. Возможно, ему не следовало быть таким чопорным.       Вэй Усянь же не расслабился. Его сердце всё ещё громко стучало в груди, пока он смотрел на спокойное лицо Цзян Чэна.       Цзян Чэн отложил книгу в сторону, встал, положив руку на плечо другого:       — Я надеюсь… ты запомнишь это.       — Конечно шисюн будет помнить.       Вэй Усянь наконец-то позволил себе успокаивающий вздох.       Цзян Чэн чувствовал, что совсем скоро он уйдёт, поэтому со всей серьёзностью произнёс:       — Что бы ни произошло в будущем, Цзян Ваньинь никогда не забудет. Не проси его «забыть», не позволяй ему долго ждать в одиночестве, не отказывайся вернуться домой и не позволяй ему терять это после того, как он потеряет всё остальное. Потому что жить в одиночестве действительно нелегко.       Вэй Усянь широко раскрыл глаза от удивления. Он услышал, что что-то не так, но не мог вымолвить ни слова.       Цзян Чэн подумал, что тот догадался. Ведь в конце концов в этом мире молодой Цзян Ваньинь не сказал бы подобного Вэй Усяню. Он бы не заставил Вэй Усяня нервничать. Цзян Чэн добавил последнее:       — Я надеюсь, что на этот раз он дождётся момента, когда ты вернёшься домой.       Цзян Чэну нравится роль холодного и жестокого Цзян Ваньиня. Он принимал желаемое за действительное, предполагая, что такие люди, как Цзян Ваньинь могут преодолеть любые трудности. Но после такого путешествия он обнаружил, что жизнь Ваньинь на самом деле горькая. Ему хватило одного дня в доме Цзян – тренировка на учебном поле и трапеза за обеденным столом – чтобы всё понять. Как палочки Цзян Фэнмяня кладут через его тарелку в тарелку Вэй Усяня пряные ломтики корня лотоса. Как разносится над столом безжалостный, оттого неловкий выговор Юй Цзыюань. Как каждый раз, когда Цзян Яньли звала кого-нибудь, первым всегда был А-Сянь. Ему было грустно… так грустно за Цзян Ваньинь.       Цзян Ваньинь был чутким мальчиком. Цзян Чэн прочитал сценарий десятки раз. Он знал, как создать настоящие сердечные связи, чтобы стать с Вэй Усянем близкими друзьями и братьями. Но Цзян Чэну быть заменой Цзян Ваньиню было трудно.       Так что, Вэй Усянь, не мог бы ты быть с Цзян Ваньинь ласковее?       Цзян Чэн закрыл глаза.       Позже, когда Цзян Чэн проснулся в знакомой постели, он заметил, что время не изменилось. По-прежнему была полночь, и Вэй Ин, как обычно, спал рядом с ним. Он не стал вышвыривать другого из кровати. Он сел, поправил одеяло сбоку от Вэй Ина, прикрыл обнажённую икру, а затем посмотрел на тускло горящий торшер в углу. Он больше не хотел спать. Он продолжал вспоминать клятву Вэй Усяня, данную перед ним.       Он волновался. Он действительно беспокоился. Словно ребёнок, старающийся доказать родителям, что он достоин, он серьёзно произнёс свой обет. Это звучало правдиво. Тогда почему в конце концов ты ушëл?       Цзян Чэн взял сценарий, оставленный в изголовье кровати, и снова и снова перечитал фразу «Не нужно меня защищать, забудь об этом». В итоге кто кого забыл на самом деле? Он горько улыбнулся.       С тех пор он время от времени появлялся в сценарии. Не обязательно в порядке развития сюжета. Иногда он подросток, иногда юноша, а иногда он тот, кому говорят: «Не нужно меня защищать, забудь об этом». В какое-то время Вэй Усянь бросался в него бумажными комками, в другое время была кампания «аннигиляции Солнца». Однажды Цзинь Лин обнял его и назвал дядей. Между сюжетами не было никакой связности, а предыдущие действия Цзян Чэна не запоминались. Например, в прошлый раз он спланировал маршрут, чтобы избежать встречи с Вэн Чжулю «Сжигающего ядра». Но после, когда он вернулся во времена войны в юности, он ясно чувствовал, что золотое ядро в его теле принадлежит Вэй Усяню. Усилий, приложенных в предыдущих сюжетах, похоже, не существует. Он понял, что ничего не может изменить. Независимо от того, что он делал с историей, сценарий оставался неизменным, когда он возвращался, а Цзян Ваньинь оставался один до конца своей жизни. Возможно, ему была дана эта возможность исключительно для того, чтобы позволить ему испытать реальную жизнь Цзян Ваньинь, и заодно показать, что «судьбу нельзя нарушать». Одинокий человек – это одинокий человек на всю оставшуюся жизнь. Его слова и поступки имеют воздействие только на том мире, куда он попал, и они ограничены определённым периодом времени. Он также всё больше и больше осознавал, почему их роли именно такие. Однажды он даже дал рекомендации по исполнению роли Лань Чжаня с указанием острых углов персонажа, которые были признаны режиссёром и самим актёром. Он также открыл интересный факт: если он играл во время съёмок против Вэй Ина, то в следующем сне он был бы Цзян Ваньинем, если нет, то был бы самим собой. Но такого рода ситуации редки. В конце концов, он часто играет против Вэй Ина. Редко, когда Вэй Ин слегает с лихорадкой и ему не приходится играть против него.       В этот раз он проснулся в ночи и обнаружил, что спал на горе. Рядом с ним сидел в одеянии патриарха вышедший на ночную охоту Цзян Ваньинь.       Глава Цзян колебался, разглядывая юношу перед ним, очевидно потому, что у Цзян Чэна были те же черты лица, что и у него.       — Кто ты такой?       Цзян Чэн в спешке сделал ошеломлённое лицо.       — Этот… Цзян Че, я глубоко удивлен, никогда не встречал этого господина.       — Цзян Че? — удивлённо поднял бровь Цзян Ваньинь.       В том путешествии он поклонился Цзян Ваньиню как своему учителю, начал культивировать бессмертие и стал его главным учеником. Рядом с ним он наблюдал, как тот усердно руководил семьёй Цзян, как строго и серьёзно обучал Цзинь Лина и как работал с полной отдачей сил. Не говоря уже о Вэй Усяне. Он вспомнил забавный случай, когда Цзинь Лин впервые взял его на ночную охоту, у Лань Сычжуя и Лань Цзиньи были выражения лиц, будто они увидели привидение. Он посмотрел на Цзинь Лина и с улыбкой пожурил, что разве тот тоже в первое время не думал, что у его цзюцзю был незаконнорожденный ребёнок. На следующий день он поменялся заданиями со своим шиди, который особенно сильно повредил ногу на ночной охоте. Он отправился в Облачные Глубины с поручениями, содержащие ответные письма и вежливые подарки главе Лань. На всём пути до зала для приёма гостей он пугал встречавшихся учеников Лань одним своим существованием. Когда появился Лань Сичэнь, то выглядел так, будто не ожидал, что глава Цзян лично посетит Облачные Глубины, чтобы передать подарки. Вэй Усянь также озадачен, неловко подтягивая за собой Лань Ванцзи, чтобы лучше видеть происходящее перед ними. Отдав честь Лань Сичэню, Цзян Чэн с достоинством произнёс каждое слово:       — Цзян Че приветствует, здесь ответные подарки для вашей семьи.       Звонкий голос, похожий на Цзян Ваньиня, эхом разнёсся по комнате, дополняясь тонким перезвоном серебряного колокольчика.       — … — после некоторого молчания Лань Сичэнь с благородной улыбкой, достойной главы секты, уточнил, — Цзян Че?       — Здесь.       Цзян Чэн передал посылку вперёд, однако Лань Сичэнь не собиралась её открывать.       — Вы очень похожи на главу Цзян, — внимательно осмотрев парня, говорит Лань Сичэнь. Глаза были светлыми и яркими, а в лице была резкая юношеская красота. Молодой человек был идентичной копией Цзян Ваньиня, — поразительное сходство.       — Такова воля судьбы, — холодно ответил Цзян Чэн.       — Ты поклонился главе Цзян как учителю? — Лань Сичэнь казался заинтересованным, — Главный ученик, верно?       — Да.       — Почему главный ученик выполняет подобную работу?       Он проверяет его. Жаль, он много раз читал сценарий и знает достаточно о главе Лань, хоть тот и появлялся нечасто.       — Я не понимаю, какую «подобную работу» имеет ввиду глава Лань.       Что меня обманом заставили взяться за подобное поручение, чтобы напугать вас? Что плохого в выполнении поручений? Так ужасно выполнять подобные поручения? Неужели нужно быть именно учеником низкого уровня, чтобы выполнять поручения?       Лань Сичэнь на мгновение опешил, после чего улыбнулся:       — Этот Хуань оговорился.       Легко произнёс Лань Хуань, заканчивая разговор. Что ж, можно понять, откуда у Лань столько поклонниц, с таким приятным на вид лицом и мягким характером известия о прекрасном человеке разлетались бы мгновенно.       Когда он попрощался и повернулся, чтобы уйти, Вэй Усянь решился его остановить.       — Ты и правда… не Цзян Чэн…?       Что ж, понятно. Он может обмануть Лань Сичэня, Лань Ванцзи, даже Цзинь Лин и Цзян Ваньинь, у которых слишком много дел, чтобы заботиться о чём-то другом. Но Вэй Усянь слишком знаком с Цзян Ваньинь. Даже маленькая родинка на его бакенбардах выглядела точь-в-точь как у Цзян Ваньинь.       — Нет, — холодно ответил он.       — Это правда… так?       Он слышал, как голос говорящего дрожал, и пара тёмно-красных ботинок шаг за шагом подходила всё ближе к нему.       — Ин, — окликнул Лань Ванцзи. Вэй Усянь к нему вплотную.       — Ты… должен быть честен, Цзян Чэн…       «Цзян Чэн не имел жены и не имел детей. Он скорее был бы очень уставшим. Каждый день ему приходилось читать десятки бухгалтерских книг, заниматься бесчисленными делами и заботиться о еде и одежде для семьи Цзян. Он также должен обучать Цзинь Лина, параллельно обучаясь самому. Скорее всего, у Юньмэна не будет наследника, поэтому он должен учить Цзинь Лина. Если тот не будет хорошо учиться, то цзецзе будет грустно. У него не хватит ума подшучивать над тобой - я думаю, он вообще не заботится о тебе. Какая ему польза от Вэй Усяня, который больше не является членом семьи Цзян? Какой прок от Вэй Усяня, который отказался от собственных слов?»       Цзян Чэн нетерпеливо простонал, после чего ответил в холодном тоне.       — Глава семьи никогда не имел жены. Если иных дел нет, этот Цзян Че просит разрешения удалиться.       Вэй Усянь, однако, намеренно продолжал смотреть, будто пытался что-то разглядеть.       — Господин Вэй, — окликнул его Лань Сичэнь.       — Это невозможно… — ошеломлённо произнёс Вэй Усянь, — Ты похож на него даже родинкой на бакенбардах, и твоя привычка слегка кивать, передавая вещи точно такая же, как у него.       Это было довольно забавно. Но постепенно между его бровями проявилось нетерпение. В глазах Вэй Усяня явно была внешность юного Цзян Ваньиня. Это была его шимэй, с резкими словами, но сердцем из ваты.       — Цзян Чэн…       — Почему господин назвал имя при рождении главы семьи? – он намеренно перевёл взгляд на Лань Сичэня.       — Молодой господин Цзян, простите, господин Вэй просто… —Лань Сичэнь взял паузу, чтобы прочистить горло.       — Просто что? Он старый друг семьи Цзян? Приёмный сын семьи Цзян?       — …я никто, — ответил Вэй Усянь, — я оскорбил главу Цзян, мне очень жаль.       Цзян Чэн перестал приставать и уже собирался уходить, как почувствовал, что пришло время возвращаться. Он оглянулся на Вэй Усяня с болью в сердце, и увидел, что мужчина смотрел в ответ. Поэтому он воссоздал взгляд, который когда-то был у Цзян Ваньиня, стоящего на носу лодки с охапкой лотосов и улыбающегося Вэй Усяню: «Эй, семечки лотоса в Юньмэне в этом году очень сладкие».       Он посмотрел на Вэй Усяня и замер. Тот вцепился в полы своей одежды. Он давно не видел Цзян Ваньинь, не говоря уже о его улыбке. В тот момент, когда этот худощавый ученик изогнул брови и глаза в два прекрасных полумесяца, а уголки рта слегка приподнялись, он услышал у себя в голове голос: «Эй, семечки лотоса в Юньмэне в этом году очень сладкие». Словно он вернулся в прошлое к своей шимэй.       В тот год в Юньмэне была невыносимая жара. Они и шимэй сплавлялись на лодке по пруду с лотосами. Он сонно покачивался на волнах, лежа внутри лодки, когда услышал, как его шимэй зовёт его, держа в руках букет зелёных цветов лотоса и смеясь. Его сердце мгновенно воспламенилось, чтобы сразу же обрести покой. В тот момент, когда Цзян Чэн закрыл свои глаза, он услышал, как Вэй Усянь задал вопрос:       — Могу ли я всё ещё… вернуться и попробовать?       — Я не знаю, сходите и узнайте у Цзян Ваньиня.       Сейчас он должен просматривать бухгалтерскую книгу в кабинете главы, а рядом с ним должна стоять тарелка супа из свиных рёбрышек с корнем лотоса. Если он не хочет тебя видеть, значит, ты этого заслуживаешь.       Семечки лотоса в Юньмэне всегда были очень сладкими, ты просто предпочёл их не есть.       — Цзян Чэн? – голос резко вырвал Цзян Чэна из воспоминаний. Хорошо, так как он обнаружил, что, возможно, слишком долго стоял перед Лань Чжанем.       После начала сцен с «переживаниями Лань Чжаня», память беспорядочно подкидывала моменты последних двух месяцев.       —- Я в порядке, — слегка кивнул ему головой Цзян Чэн, — увидимся позже на съёмках.       Лань Чжань видел, как фигура в пурпурном уходит. Неизвестно, что за мысли были у другого в голове, но Цзян Чэн выглядел печальным. Это было похоже на сцену, что глубоко потрясла его, когда Вэй Усянь решил оставить Цзян Ваньиня позади. Когда Вэй Ин поднял голову к камере и сказал: «Не нужно меня защищать, забудь об этом», он стоял вне съёмочной площадки, ошеломлённый сильным отчаянием во взгляде Цзян Чэна – ему тогда действительно захотелось шагнуть вперёд и обнять его.