Из необъяснимого завтра (来自莫名其妙的明天)

      — Ты говорил, что, когда я стану главой клана, ты станешь моим подчинённым, что ты никогда не оставишь меня, никогда не предашь семью Цзян, - говорит Цзян Чэн сквозь слёзы, его охрипший голос дрожит, потерявший надежду взгляд обращён на мужчину в чёрно-красной одежде. Вскоре раздаётся крик. – Я спрашиваю тебя, чьи это слова?       На противоположной стороне площадке стоял ошеломлённый Вэй Ин, его фигура дрожала, а кожа вокруг глаз покраснела.       Цзян Чэн прикрыл веки, заставляя крупные, словно жемчужины, слёзы скатываться вниз. Он понизил тон голоса, чтобы в речи чувствовалась искренняя обида и переполняющий душу гнев:       — Почему ты… не сказал мне…       — Снято!       Цзян Чэн только собирался закончить свою реплику, как внезапно голос пропал. Застигнутый врасплох, он перестал плакать и поднял взгляд режиссёра:       — Что случилось?       Режиссёр отмахнулся от его вопроса и обратился к Вэй Ину:       — Вэй Ин, почему у тебя слёзы? Ты помнишь сцену? Ты сейчас не должен плакать!       Цзян Чэн растерялся. Только что ему было так легко расплакаться, находясь в образе, что он перестал следить за Вэй Ином. Тот сейчас плакал?       Вэй Ин шмыгнул носом. Конечно, он помнил, что ему по сценарию не нужно плакать. Ему даже не требуется менять выражение лица, только сказать: «Прости, я нарушил обещание», и сцена закончилась.       Но как чертовски легко сейчас расплакаться.       — Простите, режиссёр, — Вэй Ин вытер слёзы тыльной стороной ладони, — прости, Чен-Чэн, мне... трудно сдержаться.       Цзян Чэн сморгнул слёзы с глаз и взял реплики, протянутые ему Цзинь Лином, стоящим сбоку:        — Что с тобой случилось?       Он помнил, что Вэй Ин ничего не говорил об этой проблеме. После ознакомления со сценарием со всей серьёзностью, они часто обсуждали чужую роль вместе, ведь на этот раз тому досталась играть главного героя. Произошедшее сейчас не имеет смысла после настолько долгой подготовки.       — Я не смог ничего поделать, - ответил Вэй Ин, обиженно насупившись, пока позволял визажисту подправить его макияж, — режиссёр, давайте ещё раз, я попытаюсь сдержаться.       Пять минут спустя.       — Я спрашиваю тебя, чьи это слова? – к концу фразы слёзы покатились по лицу Цзян Чэна. В его голоса слышалась обида и усталость, но в тоне, с котором он говорил, оставалась настойчивость, — Почему ты… почему ты ничего не сказал…       — Снято! — снова раздался холодный голос режиссёра. — Давайте сначала снимем кусок с Цзян Чэном, а после вернёмся к части с Вэй Ином.       На площадке воцарилась тишина.       Режиссёр Чжан очень строгий руководитель, а его требования к актёрам высоки. Его стремления к совершенству во всём — от кастинга до съёмок — известны всем в их индустрии. Непозволительно относиться к съемкам несерьёзно.       Тем более Вэй Ин с его…       Цзян Чэн снова поднимает взгляд и обнаруживает, что Вэй Ин рыдает сильнее, чем он сам.       — Ты плачешь, ты, чёрт возьми, плачешь в моей «сцене плача»? – вздохнул Цзян Чэн, разбивая мёртвую тишину. Подойдя ближе к Вэй Ину, он полушутя добавил, — Пытаешься захватить это шоу, да?       — Я не пытаюсь, просто действительно очень легко расплакаться… — захныкал другой, — Чэн-Чэн, обними меня…       Вэй Ин вцепился в шиди, обхватив того руками, из-за чего слёзы обиды впитывались в фиолетовую ткань костюма актёра.       Позже режиссёр Чжан никак не комментировал произошедшее. Было сделано несколько дублей с разных углов, а также те кадры, где Лань Чжань держал Вэй Ина на руках и где они стояли вместе, собранные и спокойные. На их лицах не было видно никаких признаков выплаканных слёз. Вот пример актёров, заслуживающих награду за лучшее исполнение.       Сразу после сидевшие вне съёмочной площадки около режиссёра Вэнь Нин, Лань Цзиньи и Лань Сычжуй встали и подошли к Цзян Чэну:       — Здравствуйте, старший.       Цзян Чэн обернулся и обнаружил, что глаза мальчишек тоже были красными:       — Вы тоже плакали?       — Старший потрясающий, — шмыгнул носом Лань Цзиньи, — когда вы плакали, мне тоже хотелось плакать.       — Плач – это нормально, это проявление сопереживания.        — Нет, у меня было много жестоких сцен, но мне не хотелось плакать, — произнёс Вэнь Нин, вытирая свои слёзы, — но, когда я увидел, как вы рыдаете, я почувствовал, будто меня тоже обидели, и слёзы потекли сами собой.       Лань Цзиньи и Лань Сычжуй молча кивнули, соглашаясь.       — Эта сцена является кульминацией почти всей драмы, — ответил Цзян Чэн и заметил, как помощник режиссёра зовёт мальчишек, поэтому велел им оглянуться и обратить внимание. А после резко притянул Вэй Ина в объятия, — Эй, Вэй Усянь, теперь не уйдёшь!       Цзян Чэн иногда называл другого по сценарному имени, стараясь облегчить атмосферу, но сейчас Вэй Ин лишь ошеломлённо застыл, а после бросился крепко обнимать шиди. Не разжимая рук, он произнёс:       — Шимэй, твой шисюн больше никогда тебя не покинет. Пристань Лотоса — мой дом. Я такой своевольный, заставил ждать тебя так долго.       Едва услышав сказанное, Цзян Чэн понял, что болван настолько глубоко уверовал в собственное искажённое понятие персонажа, что даже сейчас играл её, пусть и в шутку.       — Если ты продолжишь так играть, режиссёру Чжан придётся подойти и лично рассказать тебе, как играть твою роль.       — Но я не понимаю, действительно не понимаю, — Вэй Ин отодвинулся и забросил руку на плечо Цзян Чэна, — почему он поступает так. Они с детства едят одну и ту же еду, носят одежду одного и того же клана, вместе попадают в неприятности и делят наказания. Они были неразлучны что в беззаботной юности, что в постигших их мучениях. Верно? Цзян Ваньинь ждал его тринадцать лет. Он сердился на него, но всё ещё надеялся, что тот вернётся. Они ведь братья, близкие по духу люди. Неужели всё закончится фразой «прости, я нарушил обещание»? Вэй Усянь не захочет домой, не захочет к своей шимэй? Он отречётся от обещаний, в которые искренне верил? Он откажется от мечты про «Двух героев Юньмэна»? Почему он видит только тринадцать лет Лань Ванцзи, но не видит тринадцать лет Цзян Ваньиня? Я не могу этого понять. И я не хочу это играть.       Цзян Чэн спокойно стоял и слушал, пока Вэй Ин пулемётной очередью сыпал вопросами, показывающие проблемы чужой роли. После минутного молчания Цзян Чэн прошептал:       — Неразлучны?       Смотря на ошеломлённого Вэй Ина, Цзян Чэн с самоуничижительной интонацией повторил:       — Какие люди бывают неразлучны?       Вэй Ин видел, как уголки губ Цзян Чэна сложились в улыбку, но в проницательных и красивых глазах его шимэй не было ни намёка на веселье, лишь стальной холод.       Сердце Вэй Ина внезапно начало стучать быстрее.       — Неразлучны, — Вэй Ин снова сжал другого в объятиях, заметив, как исхудал тот за последние месяцы съёмок, и серьёзно произнёс, — мы с тобой неразлучны.       Цзян Чэн на мгновение застыл, оглядываясь в поиске людей, что могли заметить их минутную потерю приличий. И напрягся, увидев Лань Чжаня, стоявшего неподалёку со сценарием в руках. Опасаясь, как бы случившееся не добавило проблем в общении с командой, он похлопал Вэй Ина по спине и сказал:       — Давай не будем обсуждать это здесь, поговорим о сценарии вечером.       — ...хорошо, — после услышанного, Вэй Ин немедленно улыбнулся в «романтическом стиле Вэй», — моя шимэй самая лучшая, я буду так счастлив, если моя шимэй составит мне компанию.       — Тебе, нарушитель спокойствия, будет лучше, если ты закончишь свою часть, а после свалишь, — Цзян Чэн оттолкнул того от себя. Он присоединился к съёмочной группе позже, и, хотя его собственных сцен было меньше, чем у Вэй Ина, возможно, сегодня он задержится дольше второго.       — Мне всё равно, я хочу… Эй, шимэй, куда ты? Зачем ты идёшь к Лань Чжаню? — Вэй Ин сразу забил тревогу, как увидел, что его шимэй направляется к этому старомодному упрямцу.       — Обсудить сценарий, сценарий! — Цзян Чэн стукнул того по голове скрученными в руке листами с ролью, — А ты идёшь и репетируешь. И если завтра снова заплачешь, то я переломаю тебе ноги!       Вэй Ин не хотел мириться с положением дел, но понимал, что ничего сделать не сможет. Он мог только благоразумно сесть в комнате отдыха и просматривать свои диалоги, надув губы, одновременно наблюдая за движениями двух других людей.       — У тебя ко мне есть какое-то дело?       Цзян Чэн не очень хорошо знаком с этим новым лучшим актёром. Эта дорама также первый случай их совместной съёмки, а сцены вместе и реплики немногочисленны. Он совершенно не знает, что сказать. Однако собеседник, в конце концов, дебютировал качестве детской звезды, и пусть Цзян Чэн не сомневается в своих актёрских навыках, ведь сам раньше был айдолом, он не собирается отрицать, что другой человек гораздо опытнее.       — … — Лань-«молчание – золото»-Чжань не проронил ни слова.       С точки зрения Цзян Чэна, характер самого Лань Чжаня не сильно отличается от персонажа, которого тот играет. Если бы он на самом деле не видел огромное количество микровыражений Лань Чжаня во время игры, то подумал бы, что тот играет самого себя.       — Тогда я пойду, если ты не против. – попрощался Цзян Чэн, чувствуя, что снова оставил после себя неприятное впечатление.       Почему «снова»?       Это случилось во время первой встречи Цзян Чэна и Лань Чжаня.       В то время он был новичком в группе, знающим только собственное сценическое имя, и не знакомый ни с кем, кроме Вэй Усяня и Лань Хуаня, с которым подружился на церемонии награждения. Разговор с ним оставил приятные воспоминания, поэтому, закончив болтать с Вэй Ином, Цзян Чэн решил пойти и поздороваться.       Он заметил слева вдалеке молодого человека в белом, сидящего и читающего сценарий. Фигура не сильно отличалась от Лань Хуаня, которого Цзян Чэн помнил, поэтому, предположив, что это человек, играющий Лань Сичэня, он подошёл и сказал:       — Лань Хуань, прошло много времени с тех пор, как мы виделись в последний раз.       Молодой человек перед ним молча поднял голову от бумаг. После долгого рассматривания с безразличным выражением лица, тот переводит взгляд куда-то спину Цзян Чэна.       Цзян Чэн внутренне нахмурился, задаваясь вопросом, почему характер человека перед ним так не похож на его поведение во время первого знакомства. Внешность также отличается от образа в его памяти по нескольким пунктам, что удивительно. Неужели он сделал пластическую операцию? Но зачем? У Лань Хуаня «золотой стандарт» внешности и у него уже есть собственные достижения за актерское мастерство, зачем ему прибегать к подобным косметическим процедурам? Хотя новое лицо выглядит достаточно привлекательно, неужели в этом была необходимость?       — Лань Хуань? — снова позвал Цзян Чэн, когда так и не получил ответа. Чуть позже он наконец заметил, что парень смотрит куда-то позади него, и тоже проследил взглядом в нужном направлении. Там рядом с режиссёром стоял человек и улыбался чему-то в их с ним разговоре. Его внешность была подобна нефриту, а манера поведения истинного джентльмена чувствовалась даже с расстояния. Это был именно тот образ актёра Лань Хуаня, которой когда-то сформировался у Цзян Чэна.       ...стоп, что?       — Так… ты его каскадёр? — лицо собеседника застыло, как только фраза подошла к концу.       Что ж, у каскадёра явно не было бы такого объёмного сценария.       Цзян Чэн молча заглянул в роль и с первого взгляда увидел фразу, обведённую красной пастой: «Брат, я хочу забрать одного человека в Облачные Глубины.»       — Простите, — быстро извинился Цзян Чэн и принялся срочно искать у себя в памяти имя нужного человека, — вы Лань Чжань. Я признаю, что перепутал вас с другим. Меня зовут Цзян Чэн.       Лань Чжань лишь молча посмотрел на него в ответ. Его холодный взгляд усилился, оставляя после себя неприятное чувство.       Позже Лань Хуань напомнил Цзян Чэну об этом разговоре, что вызвало насмешки над Цзян Чэном со стороны Вэй Ина.       — Разве ты не говорил, что твой брат не похож на тебя? – и дело здесь не в том, что Цзян Чэн не знал, что у Лань Хуаня был младший брат или что упоминаемый брат имеет собственную роль, а в том, что однажды Лань Хуань сказал в одной из бесед, что они с Лань Чжанем не похожи.       — Но мы не похожи, — улыбнулся Лань Хуань.       — ...Очевидно, что вы похожи! – он что, слепой?       — Если Ваньинь сказал, что это так, — ответил Лань Хуань, использовав его сценарное имя, — этот Хуань не будет возражать.       И как теперь загладить случайно нанесённую обиду?       Цзян Чэн повернулся, чтобы спросить Вэй Ина и Не Хуайсана, на что они переглянулись друг с другом и ответили: «Это видно с первого взгляда. Любой, кто видел их вместе, никогда их не спутает.»       Цзян Чэн лишь молча утешал себя: «Ну, я раньше не встречался с Лань Чжанем.»       — Цзян Чэн.       Цзян Чэн, очнувшийся от воспоминаний, едва успел сделать шаг, как обернулся проверить, не ослышался ли. Но нет, недавний собеседник смотрел прямо на него.       — Что?       — Ты… хорошо сыграл, — сказал Лань Чжань тем спокойным тоном, когда непонятно, говорил он комплимент или нет.       Но Цзян Чэн знал, что, если бы его игра была плохой, ему бы ни сказали ни слова. Молча сжав сценарий в руке, он признался себе, что хоть он и не сильно жаловал Лань Чжаня, но добиться признания инсайдера действительно трудно.       Особенно, если это Лань Чжань.       Поэтому он ответил:       — …спасибо.       Светлые глаза Лань Чжаня молча проследили за следами от слёз на щеках и мокрыми ресницами, после чего окончательно отвернулись, возвращаясь к сценарию. Что ж, кажется, разговор окончен.       Цзян Чэн же не отводил взгляда от роли в чужой руке.       Конечно, как и ожидалось от дебютировавшего в качестве детской звезды, сценарий Лань Чжаня был от и до наполнен аккуратными и упорядоченными заметками, в некоторых местах были пометки красной ручкой.       Если говорить честно… можно ли считать сегодняшнюю похвалу Лань Чжаня заслуженной, если Цзян Чэн полагался не совсем на актёрскую игру.       Всё-таки он немного жульничал, использовав возможность, данную ему Небесами.       Месяц назад.       Цзян Чэн проснулся, почувствовав, что кто-то лежит за его спиной, крепко обнимая. Первая мысль была: «знает ли будущий покойник Вэй Ин, что проникновение в комнату человека без разрешения ни что иное, как плохое поведение», поэтому Цзян Чэн решил его пнуть. В конце концов, он давно его не пинал. Но подняв ногу, он вспомнил, что, возможно, Вэй Ин действительно мог сильно устать. Сегодня были съёмки сцен насилия и других эмоциональных сцен. После некоторого замешательства, он решил опустить ногу.       Спустя мгновение Цзян Чэн понял, что летняя пижама, которую он надел для сна, сменилась рубашкой с длинными рукавами и брюками.       Какого?.. Он лёг позже Вэй Ина, а у того не было привычки вставать посреди ночи и необъяснимым образом его переодевать.       Цзян Чэн потёр ноги друг о друга, чтобы убедиться, что действительно одет в брюки, затем открыл глаза и резко проснулся, увидев незнакомую резную тумбочку у изголовья кровати.       Цзян Чэн медленно повернул голову и посмотрел на человека, лежащего рядом с ним.       Что ж, это Вэй Ин.       Всё в порядке, всё в порядке.       Нервы Цзян Чэна слегка успокоились, снова переключив того в состояние исключительной бдительности. Что помогло обнаружить, что «этот» Вэй Ин, похоже, не тот же самый, с кем он разговаривал сегодня.       Цзян Чэн сел в кровати и наклонился поближе к лицу человека, что спал рядом с ним, чтобы повнимательнее рассмотреть того под слабым лунным светом, проникающий в окно.       На деле нельзя сказать, что это не Вэй Ин… Но и нельзя сказать, что это он.       Человек выглядит точно так же, но кажется… как бы сказать, как более молодая его версия?       На вид он похож на Вэй Ина младших классов средней школы.       И этот вывод не делает ситуацию лучше. Отведя взгляд от «фальшивого» Вэй Ина, Цзян Чэн огляделся и обнаружил, что находится… в павильоне, где были съемки?       За исключением отсутствия команды режиссёра и какой-либо записывающей техники и оборудования, комната представляла собой полную копию съёмочной комнаты, где снимались сцены с молодым Цзян Чэном.       Пытаясь успокоить бешено стучащее сердце, Цзян Чэн аккуратно перебрался через «фальшивого» Вэй Ина. Как только его босые ноги коснулись холодного пола, он на мгновение остановился, а после решительно встал, намереваясь осмотреть комнату.       И что ж, можно сказать, что это действительно практически идентичная копия.       Цзян Чэн не помнил сцену съёмок досконально, но некоторые части декораций действительно отличались. Он сомневался, является ли это розыгрышем – и даже если так, то откуда взялась молодая версия Вэй Ина? Откатился ли Вэй Ин обратно во времени?       Эти вопросы заставляли Цзян Чэна нервничать, но было также тонкое чувство возбуждения, заставляющее чувствовать себя исследующим неизвестную тайну. Цзян Чэн осторожно обошёл комнату по направлению к окну, а после выглянул наружу – там росло большое плотное скопление лотосов.       Окей, когда снимались сцены детства, была осень. Цветущих лотосов оставалось немного, поэтому режиссёр распорядился, чтобы команда по работе с реквизитом положила в бассейн искусственные цветы. Однако снаружи в воде были настоящие лотосы, большие, пышные и испускающие лёгкий цветочный аромат.       Что ж, похоже, он попал в мир сценария.       Или умер.       Точно.       Цзян Чэн не знал, радоваться ему или плакать. На мгновение обратив внимание на Вэй Ина, спящего на кровати, он подумал, не попал ли тот сюда вместе с ним?!       Цзян Чэн воспрял духом и уже решился разбудить Вэй Ина, как внезапно над письменным столом загорелся фиолетовый свет, а звук обнажаемого меча разрезал тишину ночи – это был внезапно проснувшийся Вэй Усянь. Не почувствовав Цзян Чэна у себя под боком, тот резко сел и немедленно схватил Суйбянь, только чтобы обнаружить, что его шимэй стоит посреди комнаты в полном порядке.       — Цзян Чэн?       Цзян Чэн был в шоке. Внезапно вспыхнувший фиолетовый свет был за пределами того диапазона знаний человека, который получает высшее образование в двадцать первом веке и верит в науку и материализм.       — Шимэй, всё хорошо? — Вэй Усянь поспешно встаёт с кровати, замечая, что на его вопрос так и не ответили, — Почему бы не лечь в кровать, чтобы продолжить спать?       Сердце Цзян Чэна неприятно сжалось от догадки, что это может быть не его Вэй Ин.       — Я думаю о сценарии , — неуверенно произнёс Цзян Чэн, пытаясь не задрожать.       — О какой Юбэн? – смущённо спросил Вэй Усянь, а потом внезапно рассмеялся, — Ты вскочил посреди ночи, потому что думаешь о своей возлюбленной? Ахахахахаха!!!       Цзян Чэн же вовсе не хотел смеяться, на самом деле ему хотелось горько плакать.       Впервые в жизни он подумал о своём приносящем беды братце как о старшем брате.       Вэй Усянь улыбался ещё некоторое время, пока не обнаружил, что Цзян Чэн всё ещё стоит посреди комнаты, никак не реагируя. Не смотрел на него сердито, не бил, даже не пытался опровергнуть что-либо. Он запаниковал, подумав, что Цзян Чэн редко встает посреди ночи, не говоря уже о том, чтобы быть таким тихим после поддразниваний. Обычно тот сразу обнажает Саньду. Вэй Усянь почувствовал, что, возможно, проблемы были больше, чем он представлял.       — Цзян Чэн, что не так, тебе неудобно? Давай, расскажи шисюну, — Вэй Усянь схватил его за руку, встревоженно тряся, — расскажи, ты как-то навредил себе во время тренировки? Или ты…       — Ты слишком шумный! – голова Цзян Чэна разболелась от этого голоса, поэтому он резко вырвал руку из захвата и сделал несколько шагов назад, — Держись от меня подальше!       Вэй Усянь замолчал, ошеломлённый. Видя, что Цзян Чэн избегает его, он наполовину неуверенно, наполовину обиженно спросил:       — Я снова тебя разозлил?       Вэй Ин когда-то говорил что-то похожее, даже тон совпадал.       Цзян Чэн посмотрел прямо в лицо Вэй Усяню, стоявшему перед ним. Наблюдая, как в больших светлых глазах собираются слёзы, он сомневался, верить им или нет. В конце концов, Вэй Ин обожал притворяться и лгать ему.       — Цзян Чэн? – осторожно переспросил Вэй Усянь, увидев, что шимэй наконец-то смотрит на него.       — …иди спать, — нетерпеливо фыркнул Цзян Чэн.       Вэй Усянь мгновенно приободрился, услышав знакомую фразу.       — Да, давай, пошли, пошли, шисюн будет спать с тобой.       — Только ты идёшь спать, — говорит Цзян Чэн, медленно выходя из себя, как всегда, при встрече с Вэй Ином, — Я ухожу.       — Куда уходишь? – сразу хмурится Вэй Усянь.       — Это тебя не касается, — отвечает Цзян Чэн. Он планировал прогуляться, чтобы посмотреть, есть ли какой-нибудь шанс вернуться. Сейчас он уже не сможет уснуть, даже не беря в расчёт Вэй Ин-незнакомца.       — Цзян Чэн, скажи мне честно, — Вэй Усянь ощущал всё большую неуверенность с каждым последующим мгновением, — ты что-то от меня скрываешь?       Цзян Чэн прищурился и снова посмотрел на Вэй Усяня перед ним, отмечая, что он действительно выглядит, как Вэй Ин во время обучения в школе. Но Цзян Чэн старше этого парня на несколько лет, и он человек, прекрасно знающий сюжет. И хотя для текущей сцены у него нет выученной роли, он может играть вполне свободно.       Благодаря своему знанию сценария, Цзян Чэну хорошо известны пристрастия каноничных Цзян и Вэй к алкоголю.       — Я просто хочу выпить, — сказал Цзян Чэн, используя свои актерские способности, чтобы сыграть молодого Цзян Ваньиня. Он намеренно покраснел и смущённо отвернулся в сторону окна.       Несколько мгновений было тихо.       — Ахахахахахахахаха, Вэй Усянь схватился за живот и рассмеялся, — ты, блять, встаёшь посреди ночи и доставляешь проблемы своему шисюну, потому что хочешь выпить? У тебя действительно странные сны, ахахахахаха!       Тц.       Независимо от мира, в котором есть Вэй Ин, он ненавидит его одинаково сильно.