Дети Терры

Михаил стоял у окна комнаты в общежитии, глядя на расхаживающих по аллеям курсантов. Его приняли в элитное боевое подразделение, зовущееся Нулевым отрядом, руководство которым было поручено Наану Каси. Для любого бойца назначение в этот отряд было бы честью, но Михаил отнёсся к нему равнодушно. Его волновало лишь то, что Нулевой отряд предназначался для передовой. Что гарантировало Михаилу возможность уложить в бою как можно больше атлантов. Особенным Нулевой отряд делали две вещи. Первая, это уникальное сотрудничество пилота-атланта и штурмана-медиума. Задачей пилота было управлять самолётом, а штурмана — защищать его, сбивая ракеты и укрывая самолёт щитом. Поэтому в штурманы годились лишь медиумы типа психокинетиков, способных воздействовать на предметы силой мысли. Михаил относился как раз к этому типу. Медиумы, освоившиеся с ролью штурманов, говорили, что первый полёт определяет всё. Можно заучивать лекции и истязать себя на тренажёрах, но если в самолёте охватывает страх, дальнейшее упорство становится бессмысленным. У Михаила не было проблем ни с оценками, ни с физической подготовкой, но его руки всё равно потели. Медиумов не учили управлять самолётом. Они были крайне уязвимы перед возможностями «Бессмертных» — истребителей Нулевого отряда, созданных на основе атлантских. Это было второй особенностью, выделяющей отряд из остальных частей авиационного флота Альянса. Основная проблема экипажей всех боевых самолётов заключалась в разнице давления в кабине и снаружи. До высоты в 25 километров давление внутри регулировалось, не превышая порог, за которым начинают появляться признаки высотной декомпрессионной болезни. Высот свыше 25 километров пилоты могли достигать лишь на свой страх и риск: давление в кабине понижалось до отметок, при которых не всякий атлант мог продолжать выполнять поставленные задачи, а медиумы и вовсе теряли контроль, если не сознание. Михаил нервничал. Самолёты, созданные на основе истребителей атлантов могли летать на высоте свыше 40 километров над уровнем моря, где атмосферное давление опускалось ниже, чем 287 паскалей — немыслимой отметки для выживания при разгерметизации, причём, как для медиумов, так и для атлантов, рождённых на Терре. Сесть в самолёт значило доверить свою жизнь пилоту. Про Кайера говорили, что он лучший, но тревога Михаила не развеивалась. Он успокаивал себя тем, что подъём выше 25-ти километров был опасен не только для штурманов, но и для пилотов, поскольку большинство из них было рождено на Терре. За способность обходиться без систем жизнеобеспечения, к которым были прикованы атланты с Сафид, им приходилось платить той же уязвимостью в небе, что и людям. В то время как их сородичи с Сафид без проблем выдерживали разряженную атмосферу, поскольку давление на покинутой ими планете было ниже земного. Обтерев потные ладони, Михаил оделся и вышел. Утро выдалось ясным и морозным. На лётном поле выстроились три спарки «Бессмертных». Выкрашенные в различные оттенки серого, самолёты длиной в двадцать метров с размахом крыла почти в пятнадцать производили грандиозное впечатление. Так сказал бы Кайер, пристроившийся под крылом в компании членов команды и техников. Казалось, от простого нахождения рядом с самолётом у него улучшалось настроение, чего нельзя было сказать о Михаиле. Вблизи тепла продутых двигателей рассредоточились двенадцать фигур, и лишь трое из них были людьми. Заметив Михаила, Тоня, высокая девушка с русой косой, помахала ему рукой. Она проходила подготовку штурманов вместе с Михаилом, и, несмотря на его явные асоциальные наклонности, ухитрилась привязаться к нему. — Вы что себе позволяете? — усмехнулся Форк, оглядев Михаила и Дена, третьего штурмана, шедшего за ним следом. — Заставляете нас мёрзнуть, а сами подошли румяненькие, — рассмеявшись, он выпустил изо рта клубок сизого пара. — Вообще-то мы вовремя, — отозвался Ден, пожав ему руку, — сами виноваты, что пришли рано. Поздоровавшись с остальными, Ден задержал одного из техников, и между ними завязался разговор, к которому присоединился атлант Ба́ла — пилот Дена. — Даже не знаю, как браться за ручку, — продолжил ёрничать Форк, поглядывая на Михаила, — пальцы-то отмёрзли. За меня ты, конечно, не переживаешь, а за подругу? — он ущипнул Тоню, и та залилась краской. Кайер беззлобно пожурил Форка: — Заигрывать будете после, не то все получим нагоняй. — Есть, командир, — Форк стянул шапку, блеснув оголённой лысиной, и зашагал к своей спарке, подзадоривая Тоню. Ни она, ни Ден не выглядели озабоченными. Михаила же трясло от волнения, которое он всеми силами старался скрыть. Кайер помедлил, делая вид, будто наблюдает за командой, и давая Михаилу возможность забраться в самолёт первым. Макушка озадаченного ремнями безопасности медиума замельтешила в кабине, и Кайер уставился вдаль. Его сошедшие к переносице брови не понравились бы ни одному из членов команды. В Нулевом отряде Кайер занимал более низкую должность, чем в эскадрилье, которая участвовала в межколониальных соревнованиях. Если в эскадрилье он был командиром отряда, насчитывающего девять бортов, то здесь руководил скромной парой ведомых самолётов, будучи командиром звена — первичного тактического подразделения. Однако важность эскадрильи колонии была значительно ниже, и Кайер не жаловался, довольствуясь звеном в Нулевом отряде. Сбросив технику пуховик и варежки, под которыми оказались перчатки — неотъемлемая часть высотно-компенсирующего костюма, — Кайер взобрался в кабину и закрыл фонарь. Прохлада, царившая внутри, его тут же взбодрила. Внешне «Бессмертные» почти не отличались от стандартных моделей атлантов, чтобы не стать лёгкими мишенями в бою и не выдать себя оку орбитальной станции. Едва самолёты покидали барьер колонии, в пределах которого медиумы могли замаскировать их под что угодно, то становились доступны наблюдению с орбиты. Двухместные кабины были единственным визуальным отличием «Бессмертных» от остальных моделей. Со станции их можно было записать в учебные спарки, чем пользовался Нулевой отряд: большинство тренировок проходило звеньями, чтобы казаться частью учений. Проверив приборную доску, Кайер обернулся на Михаила. Тот сидел, запрятав руки в подмышки, но под взглядом Кайера приосанился. Кайер надел гермошлем и закрепил на нём кислородную трубку. — Взлетим — потеплеет, — он медлил, поглядывая на стоящие по обе стороны истребители. Увидев Михаила в высотно-компенсирующем костюме, Кайер вспомнил слова Наана. «Если медиум не справляется с задачей по защите самолёта и «Бессмертному» угрожает опасность, — говорил командир Нулевого отряда, — вы имеете право, нет, вы обязаны сделать всё, чтобы спасти самолёт». Даже если это означает превысить скорость, которую способен выдержать слабый человеческий организм. «Медиумы — восполняемы. «Бессмертные» — наше главное оружие, и мы не можем терять их». Думая об этом, Кайер приходил в бешенство. Ни одна машина не стоила человеческой жизни. — У тебя есть вопросы? — он проверил ремни. — Нет. — Хорошо, — сказал Кайер, подключая встроенное в шлем СПУ. — Химера 1-1 — всем бортам. Доложить о готовности к взлёту. — Химера 1-2, к взлёту готов, — раздался голос Форка. — Химера 1-3, к взлёту готов, — повторил Бала. — Химера 1-1 — Базе. Запрашиваю разрешение на взлёт. — База, взлёт разрешён, — ответил голос инструктора. — Воздушные карманы с 9-го по 11-й открыты. — Химера 1-1 — всем бортам, — отчеканил Кайер, — точка сбора в заданных координатах. Он тронулся, наблюдая, как в нос с ним поползи два других самолёта. Обогнув поле по дуге, звено слажено выкатилось на длинную прямую и, повинуясь команде ведущего «форсаж», лётчики синхронно перевели ручки управления до упора вперёд — полный форсаж. Свист двигателей перешёл в надрывный грохот. Вырвавшиеся из сопел струи пламени выросли в длину почти с самолеты. Начиная разбег, истребители поприветствовали свои экипажи ощутимой перегрузкой. Тело Михаила потяжелело, а голова наклонилась к плечам, угнетённая невидимой силой. В глазах потемнело. Длительный затруднённый вдох сорвался резким выдохом. Камеры в нижней части костюма раздулись, выталкивая кровь обратно и помогая удержаться в сознании. Задрав носы, истребители оторвались от полосы, устремившись в небо. Уши Михаила заложило, и он испугался, что оглох. Ни в какое сравнение с полётами на гражданских самолётах это не шло. Внезапно резкий грохот смолк, форсажное пламя погасло, но самолёты продолжили набирать высоту, замедлившись только у границ защитного купола колонии. Подъём исчислялся секундами, но Михаил прожил их как несколько минут. Зато голос Кайера был бодр, как всегда. — Химера 1-1, прошёл карман № 10, направляюсь к точке сбора. «Когда?» — опешил Михаил, оглядевшись. Барьер колонии был невидим глазу, как и воздушные карманы в нём, открывающиеся лишь для того, чтобы выпустить или принять суда. Но пилотам, располагающим авионикой, разглядеть окна не составляло труда. — Как самочувствие? — весёлые нотки в голосе Кайера разозлили Михаила. К нему вернулась сообразительность, слух нормализовался, дышалось снова легко и страх отступил. Самолёт летел по прямой без ускорения. — Нормально. — Тренажёры хороши, но иметь реальное представление о перегрузках всё же лучше. Ты привыкнешь. — Тем не менее, забывать про тренажёры не стоит, — отозвался стремительно приближающийся Форк. Догнав Кайера, он завис позади его правого крыла. — Михаил, — мученический стон Тони, штурмана Форка, известил о её тяжёлом знакомстве с реальностью, в которой предстояло работать, — ты живой? — Не преувеличивай, — усмехнулся Форк. До самого горизонта расстилался густой хвойный лес Предуралья. Безоблачная погода позволяла рассмотреть ленту Камы, извивающуюся в древесном массиве, то сужаясь, то снова расширяясь. С высоты в десять километров она казалась ледяной дорожкой, не шире парковой аллеи. Но, глядя на неё, Кайер содрогнулся всем телом. Много времени прошло с тех пор, как он летал над Камой с напарником. О том, что случилось тогда, ему не забыть. Замедлившись, истребители зависли, дожидаясь Балу, который добирался через самый удалённый карман. Михаил успокоился и обдумывал план по созданию щита, хотя в ближайшее время от медиумов требовалась только адаптация к полётам. Однако, после того как к Кайеру присоединились оба ведомых, последовали самые тяжёлые двадцать минут в жизни Михаила. Его кровь гоняло по организму в непредсказуемых направлениях, желудок то прилипал к диафрагме, то падал вниз вместе с остальными органами. О том, что творилось в эти мгновенья в голове Михаила, он смог задуматься только по приземлению. Несмотря на заверения Кайера, что начальная программа рассчитана самым щадящим образом, перегрузки, которыми сопровождались простейшие фигуры пилотажа, Михаил переносил с перекошенной от напряжения физиономией. К концу тренировки его потрепало так, что едва не стошнило на последнем вираже. — Не падай духом, — осклабился Кайер, еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, — языком с атлантами сражаться, конечно, проще, но ты и к этому привыкнешь. «Ах ты, грязный мерзавец», — простонал про себя Михаил. Это была его первая и последняя связная мысль, потому что следом его всё-таки вырвало — прямо в шлем. Стянув его, он с проклятьями бросил замысловатую конструкцию в ноги. — Ты сумасшедший? — оторопел Кайер. — Он же стоит целое состояние! И мы ещё в воздухе. Форк, заткнись! — Вы просто созданы друг для друга! — прорвалось сквозь смех. Пока Кайер продолжал роптать, требуя перекрыть кислородную трубку, Форк не унимался, подшучивая то над одним, то над другим. — Бала, вы там живы? — прорычал Кайер. — Что-то вас не слышно. — Во время концерта принято молчать. Цыкнув, Кайер притворился, что не слышал — ни Балу, ни всплеск очередного веселья Форка, — отдавая приказ о снижении и попутно донимая Михаила расспросами о его состоянии. Тот был настолько несчастлив, что напрочь игнорировал Кайера. Шасси ударилось об асфальт, помчав по полосе со страшным свистом и тряской. Раскрылись парашюты, сокращая тормозной путь. Воссоединение с твёрдой поверхностью оживило притихшего Михаила. Откинувшийся фонарь впустил в кабину морозный воздух. Михаил не успел разглядеть исчезнувшего на приставной лестнице Кайера, как тот появился вновь с бутылкой воды в руках. — Пей. Техники засуетились, помогая медиумам сойти. Кайер схватил протянутые ему пуховики, зацепившись за борт и наблюдая за Михаилом. Их первый полёт прошёл не так успешно, как хотелось, но лучше, чем Кайер ожидал. Четыре года прошло с тех пор, как он летал с напарником. Он так боялся призраков прошлого, что ночью не мог сомкнуть глаз. Но теперь, глядя на бледного Михаила, Кайер подумал, что справится. Вода и свежий воздух отрезвили Михаила, и, разобравшись с шеститочечным ремнём безопасности, он спустился по лестнице. Они оделись, описали произошедшее технику и поплелись следом за командой. Безрадостно поморщившись, техник взбежал наверх, откуда раздались тихие ругательства на атлантском. — Спасибо, — сказал Михаил, быстро приходя в себя. Хоть он оставался бледен, его больше не тошнило, а мысли текли ровно. — У тебя всё получится, — кивнул Кайер. «И у меня тоже», — мрачно подумал он. Взглянув украдкой на свои руки, Кайер отметил, что они не дрожат.