Дети Терры

3-я колония гудела, как рой потревоженных пчёл. Медиумы, не успевшие разъехаться по домам, включали свои маскировочные браслеты и короткими перебежками отправлялись на самоизоляцию. Перегруженный работой оперативный штаб, на котором лежала маскировка объектов, выдающих присутствие медиумов, пребывали в смятении. Всё потому, что два аристократа приехали авангардом, опередив свою команду на полдня. Михаил сидел за столом в комнате общежития, увлечённо разглядывая анатомический рисунок колена, спроецированный на стену его браслетом, и не заметил, как дверь открылась, а в проёме остановился разозлённый донельзя Кайер. — Проблемы с ногами? — прорычал он. Михаил вздрогнул и поспешно свернул голограмму. — Хотелось бы знать, если есть что-то ещё, кроме твоего прошения. — Как ты узнал? — А почему я, твой напарник, узнаю об этом последним? — Наверное, потому, что я просил дать мне другого напарника. — Командир отклонил его, — в голосе Кайера послышались сардонические ноты, — твоё прошение. Хотя следовало бы принять, работать с тобой невозможно. Мне обещали гения, а не расиста и социопата! Нисколько не обидевшись на брошенное в него оскорбление, Михаил поднялся и внимательно поглядел на Кайера. — Ты позарился на мою сестру. Когда же до тебя дойдёт, что тебе лучше держаться от неё подальше? — Речь не об Анне, а о твоей и моей жизнях. Когда окажешься в небе, а вокруг засвистят пули, ты пожалеешь, что был со мной так немил. Командир не даст тебе другого напарника. Ты нужен ему живым, а это могу гарантировать только я. — Ну уж нет, речь как раз об Анне. Не вбей ты себе в голову, что являешься для неё особенным, проблемы бы не было. Она бредит атлантами, хочет подружить наши расы. Ты — всего лишь инструмент для реализации её амбиции. На твоём месте мог быть кто угодно. У неё не было цели завладеть тобой. Анна росла среди мужчин, флирт — её обычная манера общения, а ты повёлся, как простак. Подскочив к Михаилу, Кайер схватил его за ворот рубахи и рванул так, что ткань на плече у того разорвалась. Они завели немой диалог, глядя друг другу в глаза, но потом Кайер резко оттолкнул Михаила. Тот попятился и повалился на пол, ударившись спиной о металлическую ногу кровати. От ушиба у него перехватило дыхание, и взгляд, вскинутый из-под бровей, был злым, как у самого чёрта. — Правда глаза режет? — Заткнись, — голос Кайера упал до свистящего шёпота. — Я не баб пришёл с тобой обсуждать. Побудь хоть раз мужчиной и посмотри правде в глаза. Кем бы ты ни был, без хорошего пилота ты против Вхарата не продержишься и минуты. Так что засунь свои претензии куда подальше и начинай работать! Или иди и покончи с собой прямо сейчас, не трепли нервы окружающим. — Хороших пилотов хватает. — Но никто не знает Вхарата лучше меня! — Да неужели? А кто-нибудь знает, что ты думаешь о нём на самом деле? Кайер замер, осознавая издёвку. — Неужели ты настолько боишься его, что не можешь перестать об этом думать? — не унимался Михаил. — Ты мелочный манипулятор. Сложно поверить, что вы с Анной родственники. — Она мнит себя миротворцем, поэтому кажется, что мы разные. — Вы разные. — Неужели? Ты знаешь её полгода, а я — двадцать лет. Поберегись, она определённо моя родственница. — Это ты поберегись, — развернувшись, Кайер швырнул ему вещевую сумку, — потому что всякому терпению есть предел. А тебе давно пора быть на самоизоляции. Кайер захлопнул за собой дверь. Как жестоко обошлась с ним судьба! Ещё недавно он предвкушал встречу с настоящим бриллиантом среди медиумов — амбицеребралом, возлагая на их партнёрство самые смелые надежды. Ради этого он работал, как каторжный, чтобы подняться над остальными и заслужить право летать с гением. Но мало того, что присланный «гений» яйца выеденного не стоил, так он ещё и сотрудничать отказывался! Поймав себя на сокрушительных мыслях, Кайер попытался взбодриться. Опускать руки было не в его духе, но ситуация казалась безвыходной. К тому же, Анна, скорее всего, права: либо она, либо Михаил. Не поселись она в колонии, дилеммы бы у него не было. У Анны нет силы медиума, она бесполезна для общества, только и делает, что рушит чужие надежды. Он не понимал, что в ней манит его. Ведь его любили женщины красивей, умней и талантливей её, и ничто не мешало ему выбрать любую. А он выбрал её, вылитую копию напарника, рушащего всё, к чему стремился Кайер. Её глаза так похожи на глаза Михаила, что Кайеру порой становилось страшно в них смотреть.

***

Анна расположилась на стуле напротив старого мольберта с карандашным наброском. Мужчина, изображённый на нём, напоминал Вхарата лишь отдалённо, но с каждым мазком кисти сходство становилось всё явственнее. Её рука двигалась сама по себе, на сосредоточенном лице то и дело появлялось скептическое выражение. Анна корпела над портретом, пока солнце не скатилось за горизонт. Когда за окном зажглись фонари, начался снегопад. В мягком свете торшера лицо Анны казалось изнуренным. Она сложила кисти на палитру, обтёрла руки и ушла в ванную. Её квартира располагалась в квартале, граничащим с сельскохозяйственным сектором и удалённым от администрации настолько, что о случайной встрече с кем-то из визитёров и думать было нечего. Планировка жилищ в колонии была рассчитана на рост атлантов, поэтому потолки здесь делались высокими. Обстановка её единственной комнаты была скудна: в углу у окна заваленный тюбиками письменный стол на резных ножках, рядом с ним мольберт, по той же стороне односпальная кровать с тумбой, а напротив — шкаф, инкрустированный резьбой. Вернувшись в комнату, Анна поморщилась от резкого запаха скипидара, приоткрыла окно и остановилась у картины. Иэн не зря поощрял её увлечение рисованием. Анна могла изобразить человека, виденного единожды, как если бы он позировал ей дни напролёт. Вхарат на портрете предстал перед ней таким, каким запомнился на ярмарке. Те же узкие длинные губы, изогнутые в надменной полуулыбке, самоуверенный взгляд. Анна знала, что ему должно быть, как и Кайеру, двадцать девять лет, но глядя на портрет можно было подумать, что ему не больше двадцати двух. Анна была ещё слишком молода, чтобы завидовать длинной жизни атлантов, но эта особенность смущала её. Они достигали зрелости к тем же годам, что и люди, однако процессы старения в их телах протекали гораздо медленнее. Чем старше становились атланты, тем выгоднее они отличались от людей. «Зло принимает соблазнительные формы», — подумала Анна, отставив портрет в свободный угол для просушки. Пройдет не один день, прежде чем его можно будет убрать в ящик с остальными картинами, написанными для удовольствия. Их было немного, в основном Анна рисовала на заказ, и почти все модели были атлантами. Из медиумов, окружавших Анну, мало кто не воротил своего носа. А причина была проста — у неё не было силы. Иэн предрекал, что Анне нигде не будет покоя, и оказался прав. Заключенная в замке на пустоши, она стремилась вырваться на свободу, надеясь, что в колонии найдёт понимание, но никто не мог дать ей того, что она искала. Затосковав по Иэну, Анна с головой ушла в то единственное, что умела хорошо, и оказалось, что атланты, не обремененные предрассудками насчёт её силы, стали девушке ближе, чем люди. Жизнь в колонии могла бы стать сносной, не порти её Михаил. Но хуже всего было то, что они на пару делали с несчастным Кайером. Ещё более одинокая, чем в замке, Анна сама не знала, чего хочет от Рая. Дружбы? Любви? А что нужно Кайеру? Михаил ему необходим, в этом Анна не сомневалась, но зачем он держится за неё? Ведь вокруг полно красивых женщин его расы. Рядом с Иэном всё было однозначно. Она знала, что любима, что он всегда придёт на помощь и защитит. Зачем она покинула замок, казавшийся теперь не клеткой, а уютным гнёздышком? Но, как бы там ни было, назад она не вернётся.

***

Контраст между отталкивающим холодами Предуралья и тёплой Флоридой был разительным. Джоши поглядел на глянцевые листья магнолии, протягивающей ветви прямиком в раскрытое окно, и вздохнул, опустив взгляд на свои загоревшие руки. Его светло-русые кудри упали на лицо, и Джоши мотнул головой, вновь уставившись на ухоженный сад. Он был так мал, что от дома до забора, окольцовывающего участок плотной стеной, было не больше пяти метров. Но как этот сад был красив! Особенно аккуратная каменная беседка в окружении кустов камелии. Улыбка против воли пробралась на лицо Джоши. Он сел на подоконник своей комнаты, расположенной на первом этаже дома. Эта была единственная комната для слуг, выходящая окнами в сад. До Джоши её занимала экономка, продержавшаяся, впрочем, не слишком долго. Вот уже десять лет Вхараты обходились без неё. Как и без дворецкого. Обедневшему аристократическому роду было не до хвастовства. У них было лишь несколько слуг, в число которых входил Джоши. Но в действительности положение Джоши отличалось от остальных. Об этом говорила комната окнами в сад, стеллажи с книгами и особое, вызывающее досужие сплетни расположение к нему нынешнего главы дома Анлуана. Джоши снова улыбнулся, но на сей раз печально. Протянул руку к магнолии, потёр пальцами её блестящий лист. Пора было идти, но Джоши медлил. Он разглядывал сад, стараясь запомнить его. Словно боялся, что больше не увидит ни сад, ни дом, ни его обитателей. В лучах заходящего солнца его гладкая кожа казалась бронзовой. Светло-карие глаза смотрели уныло. Джоши не хотел куда-либо идти. Он вдохнул полной грудью тёплый, прогревшийся до двадцати градусов, воздух, и издал тихий стон. Откинулся спиной на оконную раму и закрыл глаза. Его брови нахмурились. Будь Джоши и впрямь простым слугой, он был бы счастлив. Если бы он жил обычной жизнью, веселился со всеми, любил, как все и страдал, как все, его не мучили бы ночные кошмары. Не являлись во снах убогие подземки, не хватал за горло липкий страх, заполняющий всё его существо от мысли когда-либо туда вернуться. И встретиться с пронизывающим до костей ужасом, с мучениями, которым нет названия, с издевательствами, на которые способны лишь худшие из худших. Джоши не было места в современном атлантовом обществе, пропитанном страхом перед парапсихическими способностями. В обществе, для которого существовали лишь слабоумные, способные на проходные пророчества джэба́ты. Но много ли было тех, кто знал, что на самом деле представляют собой джэбаты? Откуда они берутся? Едва ли. Об этом могли знать только те, из кого их делали, но лишённые разума они уже ничего не могли рассказать. Джоши был там, он видел всё своими глазами, испытал на собственном примере. Его истязали и калечили, в попытках сделать безобидным идиотом, безопасным инструментом и атрибутом власти Ша́й-Кота́ра, чья история была длинней, чем история современного человечества. Джоши должен был стать безликой марионеткой религиозного ордена, в чьих замаранных кровью руках сосредоточилась власть над атлантами. Но не стал. Он распахнул глаза. В них застыла злость, холодными иглами впивающаяся в сердце. Она доставляла ему мрачное удовольствие. Лишь вспоминая о злости, Джоши забывал о страхе. Его хотели сделать джэбатом. Лишить воли и искалечить разум. А если не получится, — убить. У Шай-Котара везде были свои глаза и уши. Они вглядывались в общество, вслушивались в самые тихие шепотки, искали тех, кто угрожал могуществу ордена. Шай-Котар преследовал каждого атланта, у которого обнаруживались хоть крохотные задатки мистической и опасной силы. Силы, которой справедливо боялись. Силы, которой, как учил Шай-Котар, у атлантов давно уже не было. Силы, принадлежащей тем, кого звали яхша́сами, и кто должен был исчезнуть ещё в незапамятные времена. Но своим существованием Джоши опровергал эту ложь. Десять лет назад он сидел в мрачной келье, вместе с такими же яхшасами, как он, терзаемый ежедневными инъекциями и побоями, призванными сломить его. У Шай-Котара почти получилось. Джоши стал бы джэбатом или погиб, не выдайся возможность сбежать. Он не знал, удавалось ли это кому-нибудь ещё. Не знал, были ли счастливчики, не попавшиеся Шай-Котару. Но за десять лет подле Анлуана он ни разу не встретил такого же, как он, свободного яхшаса. Все эти годы Джоши прятался, боясь попасться на глаза ордену. Внезапно в его меланхоличным мир ворвалась тревога. Она завладела им, беспричинная, нарастающая с каждой минутой. Вскоре предчувствие беды стало таким сильным, что Джоши затошнило. Он почему-то подумал об Анлуане. Джоши не нравилось, что в этот момент их разделяли тысячи километров. Он не любил отпускать его слишком далеко от себя. Это было опасно. На таком расстоянии Джоши мог не почувствовать угрозу, оставляя Анлуана беззащитным. Поэтому регулярные межколониальные состязания были для него своего рода пыткой. Особенно с тех пор, как Иэн Хильдерман попытался убить Анлуана в самолёте. Лишь мастерство спасло его тогда, потому что Джоши был далеко и не мог ему помочь. Как и сейчас. Случись что, Анлуан снова будет предоставлен самому себе. Поборов озноб, Джоши заставил себя не думать об этом. Но неясное беспокойство всё равно продолжало глодать его душу. Солнце закатилось за горизонт, и наступила короткая пора сумерек. Сколько бы он ни старался, успокоиться не удалось. Джоши встал и с бешено колотящимся сердцем вышел из своей комнаты. У него было дело, отменить и даже отложить которое было невозможно. Он должен был идти. Джоши ничего с собой не взял. Ему не было нужно ничего, кроме силы, зиждущейся у него между рёбер, но идущей, как хотелось верить Джоши, от сердца. Ничего, кроме его проклятой способности: повелевать чужим разумом.

***

В 3-ей колонии минуло одиннадцать часов вечера. Ночной охранник, атлант средних лет, вышел из сторожевой комнаты во Дворце публичных мероприятий и поднялся по лестнице на второй этаж, двигаясь бесшумно в полной темноте. Через плечо у него была переброшена спортивная сумка. Оказавшись в банкетном холле, он остановился и огляделся, точно пугливая мышь в поисках кошки. Помещение пустовало. Поднявшись на второй ярус, огибающий бельэтаж по периметру, он поглядел вниз, на длинные столы, расставленные друг против друга. На лице охранника появилась недобрая ухмылка. Из сумки, забитой одежной, он достал винтовку. Вдоль стен были расставлены скамьи, обитые бархатной тканью. Под одну из них охранник положил винтовку, ещё раз сверившись с расположением стола и запоминая место, где спрятал оружие. Возвращаясь тем же путём, он вошёл в тёмную комнату, где первым делом оглядел спящего напарника. Потом он оставил сумку с одеждой, надел пуховик и вышел, бесшумно притворив дверь. На лице его больше не было улыбки. С выражением, словно всю душу у него выскребли кошки, мужчина вышел из Дворца, направившись к ближайшему телепорту.