КЛАССНЫЕ НАХОДКИ
Стилизация под театральную постановку — однозначно хороший ход. Точнее, иногда декорации бросаются в глаза, они не только служат фоном, но и украшают действие. Вроде всё условно, но символизм не кажется надуманным или искусственным, всё просто, понятно, эстетично. В самом начале, допустим, массовка в зелёных чиновничьих мундирах сидит за столами и ритмично, даже в каком-то танцевальном ритме штампует и перекладывает документы. Это департамент Стивы, типа, бюрократическая машина в действии, человеческий конвейер. Так же ритмично, волнами сотрудники встают, приветствуя Стиву, и плюхаются обратно. Тут к нему заходит Левин и заявляет — «ОТСЕБЯТИНА, ПРЕКРАСНО ДОПОЛНЯЮЩАЯ КАНОН
1. Стива, заявляющий Каренину: «Развод и обед — явления разного порядка». Подтекст — в семейной жизни всякое бывает, это не причина лишать себя маленьких радостей или ссориться с остальными родственниками. 2. Вронский просит жену брата, Варю, чтобы она навестила Анну, та отказывает. Вронский заводится: — Анна не преступница! Ответ: — О, я бы навестила ее, если бы она нарушила закон. Но Анна поступила хуже. Она нарушила правила. 3. Анна кидает Вронскому предъявы по поводу его общения с Сорокиными: — Мать хочет женить тебя на вдове Сорокиной или на её дочери?! — На любой из них. 4. Момент, когда Анну оскорбляют в театре, вышел ярче канонного. В романе сосед по ложе с ней просто разговаривал. В фильме у его жены гораздо более явный повод для недовольства, чем присутствие такой-сякой Анны в театре. Этот крендель сально улыбался Анне и только что в декольте не заглядывал. 5. Левин и Китти объясняются, выстраивая слова из кубиков с буквами, вместо того чтобы писать мелом на бильярде. А что, изящный способ признаваться в любви и строить судьбоносные планы прямо под носом у сморкающегося князя Щербацкого. 6. Княжна Сорокина ждет Вронского в коляске под окнами, видит в окне Анну и помирает со смеху, деликатно прикрывая рот ладошкой. 7. Каренин ставит на место сплетницу Лидию Ивановну, защищая Анну: — Моя супруга выше подозрений. Хотя бы потому, что она моя супруга. Классно. Один на один он может высказать Анне недовольство, но перед чужими семья — монолит, один за всех.НЕ ГЕНИАЛЬНО, НО ДОБРОТНО
Сюда я бы отнесла актерскую игру. Кира Найтли, пожалуй, на своем месте. Когда она играет гнев, возмущение, когда ее персонажи чего-то требуют, добиваются — она частенько скатывается в истеричность. И в роли АК это показалось мне уместным, у той тоже эмоции через край хлестали. С Сережей она смешная, игривая и милая, с Долли — бережная и тактичная, с Вронским — влюбленная. Дивный эпизод, кстати, когда она допрашивает Вронского про любовь. Получив признание, она не успокаивается: «Точно любишь? А как? А насколько сильно? Нет, правда любишь?» Ребят, это обсессивно-компульсивное расстройство, оно же невроз навязчивых состояний. Из той же серии, что навязчивое мытьё рук или пятикратное проверяние перед выходом из дома газового вентиля и водяных кранов. Недаром в фиках Марии Берестовой Анна борется с любовью, как с сумасшествием… Ещё хорошо смотрятся моменты до и после эпатажной поездки Анны в театр. Сильная, смелая, независимая, свободная от предрассудков Анечка рвется бросить вызов обществу и показаться на людях. Найтли прекрасно выражает лихорадочное веселье и суетливую активность. Даже незнакомым с каноном зрителям понятно — эта выходка добром не кончится. И точно, соседка по ложе заявляет, что Анне место не в театре, а у позорного столба. Вернувшись домой, Анна/Найтли злобно, агрессивно орет на Вронского — мол, это он во всем виноват. Конечно, он, кто же ещё, он же теперь альфа и омега ее жизни… Каренин-Джуд Лоу — красава. По большей части он даже злость и обиду выражает по-чиновничьи, по-канцелярски. Это сухарь, который не может даже выкроить время на короткий доклад гувернера о школьных успехах Сережи. Но иногда в нем прорывается трогательная неуверенность человека, вынужденного играть на чужом поле. «Вы улыбаетесь, значит, мои подозрения беспочвенны?» Или похожий эпизод, когда Каренин неожиданно приезжает к Анне на дачу, из нее хлещет веселье, и прямо видно, как он надеется — раз жена в хорошем настроении, значит, рада ему́? А не тому, что полк Вронского неподалеку и тот ее свободно навещает?.. Вообще мне понравилось, как взаимодействовали Найтли и Лоу. Например, когда Анна говорит Каренину, что Вронский уезжает в Ташкент и она с ним больше не увидится. Каренин сдержанно обозначает, что это хорошо, он это одобряет. У него появилась слабая надежда на восстановление нормальной жизни, но он все же нервничает (вдруг что-то сорвется), аж пальцами хрустит. А Анна понимает, что он прав, но ей невыносимо его выслушивать, и она сквозь слёзы, на повышенных тонах просит-приказывает перестать повторять то, что уже решено, и прекратить наконец хрустеть пальцами!!! Классно передано описанное в романе невольное физическое отвращение. Причем Каренин-Лоу формально вполне симпатичный, ничего отталкивающего в нем нет, но это его не спасает — поговорка «красота в глазах смотрящего» работает в обе стороны. Или ситуация, когда Анна после возвращения из-за границы заявляется навестить Сережу. Пока они с сыном наедине, она говорит о Каренине: «Люби его, он лучше меня». Стоило этому прекрасному, высоконравственному человеку войти — Анна замолчала, от сына отстранилась, вуаль опустила — будто дверь захлопнула перед носом. И прошуршала на выход, как черный призрак. Хвалить Каренина за глаза она готова, а вот общаться — нет. Грамотно раскрыта тема паровоза — короткими вбросами, не слишком навязчиво, но заметно. Анна и Вронский могут плясать, могут обниматься — а судьба их уже подстерегает, чугунные колеса уже набирают скорость, приближается что-то неотвратимое, холодное, безжалостное.ПЯТЬДЕСЯТ НА ПЯТЬДЕСЯТ
В смысле — от этих изменений я не в восторге, но сойдет, не сказать, что они портят фильм. Образ Левина сильно смягчен. Все книжные эпизоды, в которых он проявлял агрессию — попытки спровоцировать Вронского, ссоры с Кити, с Весловским — выполоты, как ссорняки. Остались идеализм, морализаторство и любовь к крестьянской жизни. Их с Кити адаптация друг к другу, к семейной жизни тоже осталась за кадром. Ни ревности, ни его грязного прошлого с дурацкой демонстрацией дневника, ни разборок из-за личного пространства. Идиллия — и всё тут, без нюансов и полутонов. Стива, в принципе, неплох — жизнелюбивый, гостеприимный. (Я только по титрам и поняла, что этот розовощекий жизнерадостный бабник — тот же актер, что был унылым и виноватым Дарси в ГиП 2005 года!) Но малость раздражает, что его жизнелюбие подчеркивается в основном через эпизоды с едой. Стива то и дело ест, организовывает дружеские или семейные обеды, оценивает и нахваливает еду. (Так же, как гаррипоттерный Рон Уизли при экранизации превратился в Жрона). Канонный Стива, кроме еды, успевал дружить со всеми на свете, старался удержать Долли, был переговорщиком (пытался организовать для непутевой сестры развод) и был сторонником женской эмансипации. Можно было дать Стиве проявить немножко доброты, а его обаяние выражать менее примитивно. Канонный Каренин считает само собой разумеющимся, что после признания Анны их интимные отношения прекращаются. В фильме Каренин пытается раскрутить Анну на выполнение супружеских обязанностей. Здесь это логично — Лоу не выглядит старым хреном, которому супружеский долг уже ни к чему. Но он не переходит от слов к делу и, получив четкий отказ, не настаивает. Неудачно снят момент прихода Левина к вере. В каноне подробно расписаны его мысли, всё ясно и понятно. В фильме он прибегает к Кити и заявляет: «Ты знаешь, я всё понял!» Кити занята малышом, вскользь спрашивает: «И что же ты понял?» и — опа! — кладет ребенка ему на руки, и Левин сворачивает разговор о серьезном. Если не знать, о чем речь шла в тексте, вряд ли кто догадается, что имелось в виду. Имхо, надо было дать Левину хоть возможность намекнуть, что он уверовал, иначе зачем вообще этот эпизод нужен? Многое осталось за кадром. Маленькая Анечка вроде есть, а вроде ее и нет, кто и как о ней заботится — непонятно. Нет и столкновения взглядов Долли-пролайфера и предохраняющейся Анны. Может, это и правильно, в наше время мало кто принял бы толстовскую философию в этом вопросе. Нет обеих заграничных поездок, ну и так далее. Я так поняла, сокращено все, что не работало на основную идею.ПРОВАЛЫ
1. Аарон Тейлор-Джонсон до смешного не похож на Вронского. Во-первых, у него светлые кудряшки, причем его покрасили спецом для роли. К ним прилагаются ярко-голубые глаза, губки бантиком и розовые щеки. Нежные бицепсы, которые выставляются напоказ в каждой постельной сцене, и усики мужественности не добавляют. Красиво, но эта красивость вульгарная, карамельная. Финтифлюшка мужского пола. Во-вторых, он выглядит очень молодо. И мать у него по фильму довольно молодая, я бы ей и сорока не дала. Остается впечатление, что перед нами сопляк, едва окончивший Пажеский корпус. Контраст с солидным, но симпатичным Карениным-Лоу не в пользу Вронского. Ведет он себя соответственно. Кульминация — когда Вронский ревёт на плече у Каренина, а тот его утешает. Несколько кадров — и сразу видно, на чьей стороне моральное преимущество. Стоит ли Анне доверять свою судьбу пацану, который еще не доиграл в солдатики и лошадки? Вопрос, что называется, риторический… Убалтывает он Анну грамотно, этого не отнять. И в Ташкент-то уедет, и не увидит она его больше, и спокойствия им обоим не видать, зато щщастья будет вагон. А где же «чрезвычайно спокойное и твердое» лицо и голос канонного Вронского? А нету. Где достоинство, которое он привносит во всё, чем занимается — начиная от фигни типа столоверчения, заканчивая скандальными отношениями с Анной? Тоже нету. Салтыков-Щедрин когда-то обозвал Вронского «безмолвным кобелем». Завидовал, наверно. Если сформулировать эту мысль чуть помягче — у Вронского очень выражено мужское начало. Это я не в том смысле, какой вкладывают в лырах и сериалах в понятие «настоящий мужчина», это скорее сочетание достоинств и недостатков. Вронский амбициозен, часто эгоистичен, склонен к конкуренции и в вопросах карьеры, и личной жизни. Но при этом он — человек чести, и это касается не только путаных и нелогичных правил офицерской чести. «Отнять назад данное… было так же невозможно, как прибить женщину, украсть или солгать» — а речь идет о семидесяти пяти тысячах дохода, которые ему и самому остро необходимы. Вронский способен развиваться. В начале романа он — раздолбай из веселой компашки, «сорт людей настоящих… в котором надо быть, главное, элегантным, красивым, великодушным, смелым, веселым, отдаваться всякой страсти не краснея и над всем остальным смеяться». Но чем дальше, тем хуже Вронский переносит безделье и легкомыслие, ему не по душе бесформенное и бесцельное болтание по заграницам. К концу романа он эволюционирует в «крепкого хозяина», который расчетливо и осторожно управляет поместьем, уделяя внимание и ведению дома, занимается благотворительностью, принимает на себя ответственность за Анну и дочку. То есть у мужика огромный созидательный потенциал, теоретически он мог бы стать мужем-отцом-гражданином, умом, честью и совестью. Но потеряв Анну, Вронский возвращается на путь разрушения — уходит на сербскую войну, да еще оставляет дочь. Получается, в книге Анна не устояла перед более твердым характером, перед яркой личностью. (Формально Толстой, по сути, писал, что Анна не понимала Вронского — «Для нее весь он, со всеми его привычками, мыслями, желаниями, со всем его душевным и физическим складом, был одно — любовь к женщинам». Но раз она пытается разделять новые интересы Вронского по части сельского хозяйства — значит, рассмотрела эти самые интересы. Раз спорит с ним на тему их недосемьи — значит, и с его взглядами знакома, верно?) А в фильме Анна повелась то ли на штампованное обаяние, свойственное любому пикаперу, то ли на смазливую рожицу. И ещё серьезный минус — после смерти Анны Вронский больше не появляется на экране. У всех героев, ее окружавших, жизнь продолжается. Чем занят пламенно любящий — непонятно. Информационный провал. Убился с горя? Справился с болью и остепенился? Забыл неудобную любовницу и вздохнул свободно? Зрителям предоставляется полная свобода домысливать его дальнейшую судьбу. Короче, образ Вронского безжалостно слит, его трагедия выброшена из сценария за ненадобностью. Возможно, это не баг, а фича и работает на общую идею Райта. Но это настолько упрощает фильм, что не знаю как вас, а меня реально раздражает. 2. Манеры у героев хромают на обе ноги. То Вронский толкает Левина плечом, встретив его в гостях, хотя тот не давал никаких поводов для хамства. То Стива, разозлившись на упёртость Левина, бросает в него салфеткой! Канонный-то (правда, по другому поводу) отчитывал его по-французски, как щас помню… 3. Джо Райт юзает те же приёмы, что и в «Гордости и предубеждении». Найтли снова целует руку партнеру. И опять пропадают люди, окружающие танцующую влюбленную пару, и они остаются одни в зале. Как повторы, так и ООС не есть хорошо.ВЫВОДЫ
1. Фильм ещё более прямолинейно, чем книга (хотя, казалось бы, куда уж больше) пиарит семейные ценности. Кити с Левиным показаны в самом прилизанном виде, Каренин тоже изображён бережно и любовно, инфантильность горе-любовника Вронского с ними резко контрастирует. С одной стороны, вроде оно и к лучшему. С другой — упрощенная подача в лоб не всегда на пользу идее. У мыслящей части зрителей она скорее вызовет сомнения и раздражение. 2. Поняла, откуда в фандоме «АК» популярный тренд с невнятным Вронским и глубоким, морально зрелым Карениным. Имеет право на существование — а все же за Вронского обидно, ярчайший же персонаж.