The Mystery of the Pears

– Дорогой, – кричит Джеймс, едва переступая порог квартиры, в один из вечеров, когда погода, наконец, начинает меняться. Регулус сидит на диване, подогнув ноги, раскрытая книга лежит на его коленях. Все, как Джеймс и ожидал увидеть. – Я дома! Иди сюда и поцелуй меня, папочка принес подарки. – Мне определенно нужно осознать весь тот бред, только что вылетевший из твоего рта. Я даже не знаю, на что сначала накинуться. – Знаешь, всегда поражался твоей быстрой реакции. – Так, что все это значит? – Регулус кивает в сторону холщовых сумок, свисающих с плеч Джеймса, и коробок в его руках, которые тот ставит на журнальный столик. – Книги, пластинки, растения. – он по очереди показывает на расставленное на столике. – Все для тебя! Регулус очень спокойно и без какого-либо воодушевления, а Джеймс предполагал, что оно будет, откладывает книгу в сторону и смотрит на него, скрестив руки на груди, вопросительно вскидывая темные брови. –Ладно, – уступает Джеймс. – Просто, я постоянно думаю о том, как ты заперт в четырех стенах. Ты быстро читаешь мои книги, и, учитывая, сколько у тебя свободного времени, то я подумал, ты не отказался бы от еще чего-нибудь, чтобы скоротать время. Бровь Регулуса опускается. Он сползает на пол, становясь на колени перед журнальным столиком, рассматривает остальное. – Растения? – Чтобы мы смогли оживить комнаты, – Джеймс садится напротив. – Ты можешь научить меня ухаживать за ними, и, возможно, я перестану разбивать сердце отца. В любом случае, это только начало. Одно твое слово – и я принесу все, что тебе нужно. – Я пытаюсь понять свои чувства по этому поводу. Я твоя новая домохозяйка или питомец? Джеймс смеется. Он наклоняется через стол и целует Регулуса сначала в лоб, а затем в щеку, удивительно довольный. – Где твое воображение? Ты – потерянный принц, которого я держу взаперти в своей башне, скрывая от злых горожан, пытающийся забрать твою молодость и красоту. – Тогда кто ты, рыцарь или дракон? – Разве я не храбрый и благородный? – Тогда у тебя должен быть конь. – Олень подойдет? Регулус моргает. – У тебя есть олень? – В каком-то смысле. – Джеймс усмехается. – Может, мне стоит купить тебе корону? Это сделает тебя счастливым, sweetheart? – Ты ходишь по краю, Поттер. Я уже привык к комфортной жизни. Такими темпами ты меня совсем избалуешь. – Именно к этому я и стремлюсь. Таким образом, ты никогда не захочешь уйти. Взгляд Регулуса смягчается. Джеймс медленно моргает, на его губах появляется тень улыбки. – Я и не хочу. Знаешь, тебе не стоит об этом беспокоиться. – добавляет он, доставая растения из коробки. – Мне здесь хорошо. Я не стремлюсь уйти или что-то в таком духе. – Прошло еще не так много времени, – Джеймс смотрит на него, – и не понятно, насколько это все затянется. Я бы сошел с ума, если бы был на твоем месте. – Джеймс, долгое сидение на диване уже сводит тебя с ума, – говорит Регулус, тут же чувствуя удар в коленку под столом, хотя он прав. Джеймс никогда не мог долго усидеть на месте, ему всегда нужно что-то делать. Регулус пинает его в ответ. – Возможно, ты прав. В конце концов, может так и случится. Но пока, думаю, в каком-то смысле, это хорошо для меня. Джеймс хмурится. Регулус изящно пожимает плечами. – Может, мне небезопасно выходить на улицу, но… у меня никогда не было столько свободного времени, или возможности распоряжаться им так, как я хочу, если на то пошло. Знаешь, я никогда раньше так не отдыхал. – и Джеймс задумывается, Регулус сидит перед ним с нормальным цветом лица и блеском в глазах, в сравнении с тем, что он видел в первую ночь: серая бледность его лица, впалые глаза, синяки. Насколько же прошлый образ жизни имеет отношение к такому состоянию? Он пытается совместить этот образ с тем Регулусом, которого он помнит со школы – маленьким и остроносым, быстрым и отрывистым в действиях, реже улыбающимся или смеющимся – и с холодным, замирающим чувством в груди понимает, что он напоминает того полупризрака, появившегося у его двери. На него словно вылили ведро холодной воды. Возможно, он никогда бы не осознал разницу между тем и нынешним Регулусом, если бы не знал о его спокойной и счастливой версии. Решение оседает в сердце Джеймса. Если он – стабильное и безопасное место для Регулуса, или, по крайней мере, может обеспечить ему безопасность, то Джеймс сделает это несмотря ни на что, до тех пор, пока Регулус позволит ему. – В любом случае, – говорит Регулус, – я в порядке, Джеймс. Мне здесь нравится. И я ценю подарки. Хочешь, начну называть тебя папочкой? – Нет, – Джеймс удивленно смеется. – А ты бы хотел? – Ну, – тянет Регулус, – я мог бы попробовать, если ты хочешь. – Очень мило с твоей стороны, но, думаю, мне и так хорошо, спасибо. Хотя мне нравится, когда ты называешь меня малышом. Регулус замирает. – Я никогда не называл тебя малышом. Джеймс усмехается. – Называл. – Понятия не имею, о чем ты говоришь. – Оо, еще как понимаешь. – протягивает Джеймс. – Нет. – настаивает Регулус. Джеймс глубоко дышит, поднимает глаза к потолку. Вздыхает, а затем отодвигает растения на край стола и влезает в пространство Регулуса, не обращая внимания на его удивленные возгласы. Несмотря на то, что между диваном и журнальным столиком мало места, но Джеймсу удается уложить его на пол, не ударившись ни обо что, кроме как друг друга, и сесть на бедра Регулуса, нависнув над ним. – Ты сумасшедший. – Глаза Регулуса удивленно раскрыты, но в них нет ни капли злости, поэтому Джеймс ухмыляется и медленно целует его, отчего тот становится мягким и податливым. – Позволь мне показать тебе, как ты называешь меня малышом.

***

Джеймс просыпается, когда часы показывают три пятнадцать утра. Рядом, уткнувшись в его шею, спит Регулус. Джеймс отсчитывает каждый его вздох. В детстве, когда он просыпался также посреди ночи, то лежал и смотрел в похожий на звездное небо потолок. В шесть лет каждая минута казалась вечностью. Так что он обычно уходил на кухню, чтобы попить воды, куда обычно спустя какое-то время приходил отец, у которого также были проблемы со сном. – Чего ты тут слоняешься? – обычно говорил отец. И Джеймсу всегда нравилось, как он протягивал «слоняешься» и дразняще прищуривал глаза, казалось, они хранили какой-то общий секрет. В такие ночи его обычно либо доводили до комнаты, убаюкивали рассказами, пока он снова не засыпал, либо позволяли заснуть в родительской спальне, расположившись между теплом отцовского тела и знакомого аромата гвоздики от матери. По приезду в Хогвартс ему потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть спать в общежитии. Если потолок Большого зала заколдован, как и в его спальне дома, то в общежитии – нет, отчего возникало чувство замкнутости, клаустрофобия. Непривычные шторы казались удушливыми. И первую ночь он провел, смотря на бесконечное ночное небо за окном. – Ты занял мое место. – произнес Сириус, когда нашел там Джеймса, садясь напротив, его волосы взъерошены, а глаза широко раскрыты. – Прости, – прошептал Джеймс, подогнув под себя ноги, освобождая больше места. – Не привык спать в общежитии. – Я тоже, – также шепотом ответил Сириус, обнимая себя руками. – Думал, все будет хорошо, так как мой брат всегда забирается ко мне в постель, но это не то же самое. – У тебя есть брат? – Сириус кивнул, рассказал о Регулусе, немного об их родителях, которых Джеймс сразу же невзлюбил, и о своем тайнике с конфетами под расшатанной половицей дома в его комнате. Джеймс в ответ рассказал о своей семье, о кабинете отца со всеми книгами и зельями, о большом ковре, на котором он любит лежать и читать, пока отец работает, о фирменном яблочном сидре мамы. И первое время они так и делали, а после стали просто забираться друг к другу в кровать и разговаривать, пока не заснут. Иногда Джеймс был единственным бодрствующим, но он все равно пробирался к Сириусу, засыпая под его сопение. Утром, обнаружив Джеймса рядом с собой, Сириус и глазом не моргнул. В конце концов, общежитие постепенно становилось похожим на дом, вечно захламленный и с разбросанными вещами каждого из них: вечно открытый сундук Питера, раскиданные шарфы и ботинки, беспорядочно стоящие возле кровати; скинутые на стулья рубашки Сириуса, и его резинки для волос, которые они находили по всей комнате, и вечно не заправленная кровать; свитера Римуса, которые они постоянно у него одалживали, сколько бы он не жаловался, и его простыни, вечно пахнущие шоколадом. Джеймсу стало легче засыпать в окружении лучших друзей, под их глубокое размеренное дыхание, собачий храп Сириуса и шорох одеяла со стороны Питера. Все это стало для него настолько родным и привычным, как биение собственного сердца. После переезда бессонные ночи не исчезли. Но порой достаточно было открыть шторы в спальне, чтобы увидеть ночное небо. Иногда он заваривал чай при тусклом свете и часами сидел с неутихающими мыслями, считал звезды, удивляясь, как ночная тишина усиливает отголоски одиночества. И сегодня – первый раз, когда он проснулся, после бессонных ночей, которые он проводил, присматривая за Регулусом. Но сейчас Джеймс не чувствует себя одиноким: перекинутая через Регулуса рука, стук его сердца, когда он грудью прижимается к его плечу, его дыхание на шее Джеймса. Возможно, это могла быть одна из тех ночей, когда бледный лунный свет разливается по полу спальни, как ночник, но Джеймс не может найти в себе силы покинуть тепло постели и оторваться от Регулуса. Его так раздражает, какой у него чуткий сон, из-за чего по утрам он уставший, и то, как его тело не позволяет ему выспаться, несмотря на то, что он бодрствовал накануне всего несколько часов. Джеймс осторожно поворачивает голову, зарываясь носом в волосы Регулуса, вдыхая запах лаванды, и чего-то теплого, похожего на запах после дождя. Все не так уж и плохо. Да, скорее всего, утром он припомнит, сколько часов всего проспал, и каждую минутку, проведенную в нежелании покидать Регулуса из-за необходимости идти на работу. Но сейчас, пока Регулус обнимает его, сжимая пижаму, Джеймс не против. Из задумчивости его вырывает густой, сонный голос Регулуса. – Знаешь, я чувствую тебя. Джеймс немного наклоняет голову, смотря на него. – Что? – глупо переспрашивает он, а затем осознает, что постукивает пальцами по талии Регулуса. – О, – шепчет он, смутившись, – извини. – Вс`прядке, – Регулус звучит немного невнятно. И поднимает голову, пытаясь разглядеть Джеймса в темноте, хмурится. – Почему ты не спишь? Джеймс качает головой. – У меня такое иногда бывает. Я не хотел тебя разбудить. Если хочешь, могу уйти в другую комнату. Регулус недоуменно моргает, а затем качает головой. – Не глупи, – он отпускает пижаму Джеймса, потирает глаза. А затем садится и тянется к лампе на прикроватной тумбочке. Они оба на мгновение зажмуривают глаза с непривычки. – Не то, чтобы я от тебя устал. Что я могу сделать? Он искренне и открыто смотрит на Джеймса, между бровями образуется едва заметная складка, взгляд все еще мутный после сна, но мягкий. Сердце Джеймса сжимается. Что я могу сделать? Быстро. Легко. Понимающе. Возможно, это мелочь, но она так много значит. – Можем мы… можем мы просто поговорить? Как сейчас. Недолго. – Хорошо, – с легкостью произносит Регулус, кивая. – О чем? В голове Джеймса мелькает мысль. – Ты же прочитал одну из тех книг, которые я принес на днях. Я выбрал то, что, на мой взгляд, могло быть для тебя интересным, но ничего из этого не читал. Регулус тихо хмыкает, он задумывается, слегка вздрагивает. – Есть кое-что, что я хотел бы с тобой обсудить. – он выскальзывает из-под одеяла и выходит из комнаты. Джеймс прислоняется к изголовью кровати, поправляя подушки. Регулус возвращается через минуту, листая страницы. Он садится на кровати, скрестив ноги, повернувшись к Джеймсу. – Это сборник сочинений. В одном из них писатель размышляет о Риме и всей его истории, классификации и для описания он использует термин, которые чем-то привлек мое внимание… Он скользит взглядом по странице, перелистывает, и, когда, наконец, находит то, что искал, то подносит книгу ближе к лицу. Джеймс прислоняется к подушке, продолжая смотреть на него. – Остаточная намагниченность, – читает Регулус, – это сохранение остаточного магнетизма в предмете в течение долгого времени после того, как внешняя магнитная сила была удалена. Остаточность – это память о чем-то исчезнувшем без следа, но, подобно отсутствующей конечности, продолжает оказывать влияние. Вода исчезла, но измерительный стержень реагирует на память земли о воде. Джеймс позволяет голосу Регулуса овладеть им. Ему всегда нравилось звучание его голоса поздно ночью, когда даже порыв ветра кажется слишком громким. Регулус с уважением относится к тишине, звучит гораздо спокойнее, чем днем, меньше волнуется о том, как бы ни сказать лишнего. Мягкие приглушенные тона овевают Джеймса, словно дымка дневного сна. Он смотрит на Регулуса, одетого в пижаму, на его растрепанные волосы, он читает Джеймсу, потому что тому хотелось поговорить. Он словно в одном из своих снов. – То, что продолжает привлекать искателей воды – это не обязательно как присутствие, так и отсутствие чего-то, но его эхо, его тень, его след… Тень ушедшего и зародыш чего-то еще не родившегося сидят рядом друг с другом. Говоря языком литографов, Рим – это и город, и его современная проекция… Быть в Риме – значит частично представлять, частично вспоминать. Рим не может умереть, потому что он никогда на самом деле не существовал. Регулус закрывает книгу, придерживая уголок указательным пальцем, очевидно, зачитав все, что он хотел, чтобы Джеймс услышал. – Думаю, это научный термин. Остаточность. – предполагает Джеймс, удивляясь, что смог хоть что-то вспомнить сквозь пелену, в которую его погрузил голос Регулуса. – Знаешь, похоже на что-то маггловское. Физика, кажется. Лили как-то читала книгу по ней в школе. Слово звучит знакомо. Думаю, это она и есть. Регулус кивает. – Автор выдвинул теорию о Риме. Суть такова, что существует множество Римов, каждый из которых лежит на руинах предыдущего, какой-то след прослеживается в новом, таким образом, каждая старая версия Рима живет одновременно с новой. И если это правда, то существует множество будущих Римов, которые еще не появились, но сформируются старыми версиями, даже если их еще или уже нет. Он говорит о различных способах, которыми другие люди пытались описать Рим, но он, похоже, предпочитает этот. Им же и завершает тему. – Это чем-то напоминает магию, не так ли? – рассуждает Джеймс. – Все версии одного и того же города, но невозможно создать новое без основы, не получится создать из воздуха. Они существуют отдельно, в разные временные периоды, но друг без друга их не будет. Регулус оживляется, выражение лица становится более бодрым, глаза загораются. Губы Джеймса расплываются в улыбке. – Именно, – Регулус доволен тем, что не нужно ничего объяснять, Джеймс и так его понял, – или, наоборот, магия остается каким-то отголоском, даже после произнесенного заклинания или, в некоторых случаях, когда волшебник умирает, но остатки магии в предметах или местах все равно ощущаются. Есть моменты, которые мы чувствуем из-за недостатка чего-то, хотя оно и должно быть там с самого начала. – Думаешь, с людьми происходит то же самое? В комнате раздается только тиканье часов и шорох книжных страниц, когда Регулус позволяет книге закрыться, откладывает ее в сторону и хмурится. – Нет, – наконец говорит он. – Не думаю, что существуют версии меня, построенные на других версиях. Нет ни нового, ни старого меня. Только я. Но, думаю, с другими может по-другому. С меньшим количеством версий, но они откликаются и тянутся сквозь тебя, независимо от того, есть они или нет. Джеймс кивает. – Я чувствовал это по отношению к тебе. – тихо говорит он, не задумываясь, почему ночью он решил так открыться, хриплый голос Регулуса поселился где-то глубоко внутри него. – Вода исчезла, но измерительный стержень реагирует на память земли о воде. Даже когда мы перестали общаться, я все еще ощущал тебя внутри себя, словно ты никуда не уходил, чем-то напоминает водные приливы. Губы Регулуса приоткрываются, он бледно-серыми глазами, похожими на лунные кратеры, смотрит на Джеймса. Его изящные пальцы ухватываются за книгу, отгибая уголок обложки. – Джеймс, – хрипло шепчет. Джеймс понимает, позже Регулус расстроится из-за помятой обложки, поэтому протягивает руку и осторожно забирает книгу. – Для протокола, – он убирает книгу на прикроватную тумбочку, – мне больше нравится, когда ты здесь. Но твое отсутствие не уменьшило бы моих чувств к тебе. – Джеймс, – повторяет Регулус. – Мне жаль. Не думаю, что был другой способ справиться с той ситуацией, но я все равно сожалею. – О. – Джеймс хмурится. – Все в порядке. Я поделился этим не в ожидании получить извинения, но я ценю. – Но я не отказываюсь от извинений. – говорит Регулус. – И, если уж на то пошло, я тоже чувствовал так, словно был со мной. Как недостающая конечность. Джеймс думает о своих руках и ногах – частях себя, о которых он никогда раньше не задумывался в том ключе, что они связаны с ним жизненно важным образом; частях, которые будут преследовать его фантомной связью, даже если их отрезать. Похоже на приступы пустоты, которые он почувствовал впервые из-за Регулуса, на стоны сердца, когда тот начал отдаляться от него, пока совсем не ушел, оставляя его хотеть, хотеть и хотеть. Он все еще хочет его, но по-другому, не так болезненно, как раньше, когда внимание привлекало только за тем, чтобы заполнить пустоту, какая обычно бывает в полых костях или выброшенных морских раковинах. Сейчас он хочет его со всей сладостью молока и меда, с привкусом сахара на губах, который можно почувствовать, когда Регулус оказывается на расстоянии вытянутой руки и его он касается его пальцев, ощущает тяжесть взгляда, мягкий изгиб губ. – Думаю, теперь я смогу уснуть. – говорит Джеймс вместо всех многоточий, произносящих имя Регулуса внутри него. Регулус тянется, чтобы выключить свет, но Джеймс ловит его за запястье и притягивает к себе. Они прижимаются друг к другу под одеялом, Регулус привычно утыкается в ложбинку на шее Джеймса и обхватывает его за талию, пока в свою очередь Джеймс переплетает их пальцы на животе, там, где раньше остро ощущалась тоска. Он засыпает, чувствуя его дыхание при каждом выдохе.

***

– О, – издает Регулус одним утром в гостиной, сложив ноги на Джеймса, читая Ежедневный Пророк. – Я мертв. Джеймс поворачивается к нему с вопросительным взглядом. Регулус разворачивает газеты и подносит к его лицу с открытой на некрологах странице. Конечно, там есть фотография Регулуса и несколько слов о нем: наследник рода Блэков, любимый сын, выпускник Хогвартса, ничего личного или намека на то, что предоставивший информацию человек знал что-то о важное о Регулусе, и дата похорон. По крайней мере, выбрана хорошая фотография. На ней он смотрит прямо в камеру, почти неподвижен, за исключением движения плеч при каждом вдохе и трепета ресниц при моргании, волосы очаровательно растрепаны, а из-за вспышки фотоаппарата в его глазах блики. – Черт возьми, – Джеймс забирает у него газету. – Неужели они не могли подождать еще немного, прежде чем выставлять некролог? – Прошло уже несколько недель. – Регулус звучит преувеличенно спокойно. – Удивлен, что им понадобилось столько времени. Полагаю, из квартиры мне теперь лучше не выходить. Джеймс вздыхает. – Нужно написать Сириусу, на случай, если кто-то начнет присылать соболезнования или что-то в таком духе. – Скажи ему, чтобы он их сохранил, я потом оформлю их в рамку. – Регулус взглядом провожает Джеймса, идущего к столу. – Ты всегда так поразительно спокоен. – произносит Джеймс, черкая быструю записку. – Ну, учитывая, что я мог быть мертв, но я не умер, то нахожу очень мало причин жаловаться. Но если хочешь, то я могу устроить истерику, у меня это неплохо получается. – Думаю, я откажусь, хотя, несомненно, мне очень нравится эта твоя черта. Где моя палочка? – Джеймс бормочет последнюю фразу про себя, но мгновение спустя Регулус оказывается рядом с ним, протягивая палочку. Джеймс с благодарностью берет ее и начинает зачаровывать чернила, чтобы только Сириус смог их прочитать. – У тебя есть очень плохая привычка оставлять ее где попало. – сообщает Регулус. – Это сыграет злую шутку. Однажды тебя убьют. Джеймс отмахивается. – Обвиняй в этом мою концентрацию внимания. И, вообще, где твоя палочка? Регулус вытаскивает свою палочку из рукава и направляет на него. – Я раздевал тебя множество раз и никогда не замечал ее там. – только и говорит Джеймс. Регулус пожимает плечами, снова убирая палочку. – Ты упертый, и это также мешает. Ты владеешь беспалочковой магией? – О, конечно. – Джеймс запечатывает записку для Сириуса. – Несколько простых заклинаний, некоторые бытовые, просто я не всегда вспоминаю о ней. Подобную я никогда не пробовал, и я бы не хочу рисковать, когда это по-настоящему важно. Джеймс высовывает голову из окна и резко свистит. Протягивает руку, ориентируясь на хлопанье крыльев. Франклин вежливо берет письмо в клюв, и после того, как Джеймс говорит для кого оно, улетает. – Ты очень странный. – произносит Регулус. Джеймс смеется, он привык порой слышать подобное. – Чем это? – Ты происходишь из древнего рода волшебников. Ты вырос бок о бок с магией. Никогда не расставался с ней. Понимаю, то, что является нормой, совсем не впечатляет, но я бы подумал, что магия больше похоже на продолжение тебя. – Так ты себя чувствуешь? – Иногда. – говорит Регулус. – Может быть не прямо так, как описал. Не знаю, кем бы я был без магии. Джеймс задумывается о том, как ярко ощущается его магия под кожей, словно факел в сжатых ладонях, свет которого пробивается сквозь пальцы. Думает, как смещается его дело, когда он изменяется – негромкий выдох. Думает, как магия искрит между ними, когда они вместе – низкий, заряженный рокот и глубокие вибрации, прокатывающиеся по его костям. – Думаю, я бы заметил, если бы она действительно исчезла. – говорит Джеймс. – И поэтому верю, она будет рядом, когда понадобится, так что я могу побыть беспечным. Я воспринимаю ее как должное. Регулус хмыкает, принимая и откладывая его слова в долгий ящик. Джеймс разворачивается к нему, протягивает руку, проводя костяшками по его подбородку, и вот она, пульсация, протекающая по запястью. Интересно, чувствует ли Регулус то же самое. Его ресницы трепещут, и Джеймс представляет, так оно и есть. – Я знал бы, кто ты такой. – шепчет Джеймс. – С магией или без. Я всегда бы знал это. Регулус поворачивает голову, подносит его руку ко рту и целует пальцы. – Ты не представляешь, что делаешь со мной, говоря такие вещи. – Регулус оставляет поцелуй на запястье Джеймса, прямо, где пульс, эхо сердцебиения отражается на его губах. – Что я чувствую. Сердце Джеймса колотится в груди. Он смотрит, как Регулус оставляет еще один поцелуй, приближаясь к его уязвимой коже на локте, сине-зеленые тени вены тянутся к Регулусу, словно ветви деревьев. Джеймс хрипло спрашивает: – Что ты чувствуешь? Джеймс позволяет ему притянуть себя ближе, облегченно выдыхая, когда Регулус целует его в подбородок, за ухом, все еще придерживая того за локоть, пальцами другой руки проводя по бокам. Джеймс чувствует себя в клетке, он задыхается, самым что ни на есть приятным способом. – Вижу тебя насквозь. – Регулус прижимается к его коже. – Ярчайшая звезда. Подобен солнцу, направленному только на меня. Тебе всегда легко говорить подобные вещи. – добавляет он, отстраняясь, но только для того, чтобы позже соприкоснуться носами. – Я никогда не умел говорить о чувствах. Дрожь, отчаянное возбуждение пробегает по позвоночнику Джеймса, оно отдает искрами, вспыхивающими жидким золотом и жаром в его крови, и он резко сокращает оставшееся между ними расстояние, наслаждаясь звуком, вырвавшимся из горла Регулуса во время их поцелуя. Руки Регулуса опускаются на бедра, притягивая Джеймса ближе. – Считаю, – произносит Джеймс ему в губы, между поцелуями, – ты пока что неплохо справляешься. Регулус хмыкает, утягивая Джеймса в очередной поцелуй. Его низкий и задыхающийся голос, когда они отстраняются, шепчет: – Это все ты. Из-за тебя я хочу пробовать. Его шею обдает жаром дыхания, Регулус зубами впивается в нежную кожу. И в голове Джеймса всплывает старое воспоминание: он тогда впервые разнимал Сириуса и Регулуса, их ссоры были еще безобидными, мелкими перепалками между братьями, а не основанными на их проклятой крови. Палец Джеймса тогда стал случайной жертвой, он обернулся к Регулусу с шуточным обвинением, прижимая руку к груди. Ты кусаешься. А сейчас он чувствует себя самым большим идиотом в мире, так как никогда не задумывался, как эта странная привычка Регулуса обратиться против него. Словно прочитав его мысли, Регулус прижимается ртом к месту под челюстью, слегка прикусывая кожу, а потом нежно всасывая ее, впиваясь зубами сильнее. Джеймс резко выдыхает, открывая шею еще больше. – Что за оральные наклонности у тебя… – Джеймс задыхается, не выдерживает, возможно, это самое худшее и лучшее, что он только мог сказать в нынешнем положении, когда с одной стороны он быстро теряет контроль, а с другой – хочет, чтобы Регулус поглотил его целиком. Задумчивый звук низким рокотом застревает в горле Регулуса. Он проводит по всей длине шеи Джеймса, горячим языком прижимается к коже, пока не достигает воротника рубашки, а затем опускается на колени, выбивая из легких Джеймса весь воздух. Тихий, частично глупый звук удивления вырывается из Джеймса, все связные мысли улетучиваются из его головы из-за того, как Регулус проводит по его бедрам ногтями, задирает рубашку, каждое прикосновение отдается теплом в животе, заставляя мышцы сжиматься и хотеть большего. Регулус плавно, не боясь, проводит по основанию члена, Джеймс задыхается, толкаясь бедрами в руку, перекладывает собственные руки на плечи Регулуса, стараясь не сжиматься и не дергаться. Регулус тяжелым и пристальным взглядом смотрит на него, глаза потемнели, оставляя одно желание, способное расплавить металл под летним солнцем, и скользит губами вниз по всей длине, вызывая удивленный стон Джеймса. Его пальцы подрагивают на плечах Регулуса, прежде чем он убирает их, сжимая краями стол позади себя. Джеймс наблюдает за ним, рот открыт, в ушах стучит сердце, а все мысли, словно пронизаны туманом, сводятся только к ощущению губ Регулуса и, Боже, блять… То, как Регулус выглядит, стоя на коленях перед Джеймсом, его глаза закрыты, длинные ресницы выделяются на раскрасневшихся щеках, а губы, сомкнувшиеся вокруг члена Джеймса, сводят с ума не меньше, чем ощущения, горячий влажный язык, втянутые щеки, случайный намек на зубы. Джеймсу не по себе. Ему до ужаса интересно, существует ли хоть одна версия Поттера, не доводящая Блэков до безумия, и поддался ли он ему уже. Его родители так будут разочарованы. Но его это не волнует. Джеймс издает глубокий, дрожащий звук, отражающий то, насколько ему хорошо, как много он чувствует, его кровь огнем протекает в венах, и искры пробегают по позвоночнику. Регулус снова смотрит на него, взмах ресниц открывает вид на блестящие, остекленевшие глаза. Он на мгновение впивается пальцами в бедра Джеймса, прежде чем перекладывает его руки со стола, прижимая к своему лицу. – Рег, sweetheart, – надломлено шепчет Джеймс, он задыхается. – Я не могу, боже. Регулус заглатывает его еще глубже. Джеймс не может выдавить и слова. Регулус проводит пальцами по внутренней стороне запястья, словно говоря «ты можешь». И Джеймс соглашается, так как никогда не в силах ему отказать. Он перекладывает руки на затылок Регулуса, запутывается пальцами в его волосах, направляя его. Он словно щелкнул выключателем. Черты лица Регулуса смягчаются, глаза закрываются, челюсть расслабляется, он издает высокий и протяжный стон. Это перебор. Джеймс держится только из-за того, что хочет сделать это для Регулуса, но слишком, слишком влажно и горячо. Изо рта у него вырывается бессвязное бормотание, как красив Регулус, как горяч и совершенен, как он хорош для Джеймса. Джеймс окончательно не выдерживает, когда Регулус, все еще тихо стонущий и глубоко дышащий, отпускает его запястья и тянется вниз, поглаживая себя через штаны. Его удовольствие проносится белой вспышкой по спине, мышцы напрягаются, пальцами впивается в волосы Регулуса, и протяжный стон вырывается из его рта, когда он кончает. Это, в очередной раз, второстепенно для Регулуса. Джеймс едва успевает перевести дыхание, как опускается перед ним на колени. Он успевает увидеть лицо Регулуса – глаза блестят, помутневшие, щеки раскраснелись, рот влажный и приоткрыт, с опухшими губами – прежде чем наклоняется, целуя его. Внезапно он чувствует четкое понимание, почему Регулус вылизывал его рот, после того Джеймс сделал это для него в первый раз, чтобы ощутить свой вкус на чужих губах, на языке, на зубах, в самом святом месте, где только можно ощутить вкус их двоих. Джеймс не чувствует себя безумцем, он уверен, он им и является сейчас. – Джеймс, – задыхается Регулус, продолжая повторять его имя, сжимая пальцы. Джеймс успокаивающе бормочет: – Все в порядке, любовь моя, я держу тебя. – опрокидывает их на спину, и теряется в манящем тепле тела Регулуса, не желая расставаться.

***

– Меня не пригласили на твои похороны. – Заявляет Сириус, как только входит в квартиру Джеймса поздним вечером. Римус, заходящий следом, качает головой и закрывает дверь. Регулус замирает, разворачиваясь к брату. – Я не умер, Сириус. – в его тоне так и слышится, как он ждал эту фразу. – Дело не в этом. Они все уверены, ты мертв, похороны для них настоящие. Мой родной брат! А меня не пригласили. – Случись это несколько недель назад, и тебе было бы все равно. – Сириус хмурится, услышав ответ Регулуса, подходит к нему и дает подзатыльник. – Я бы пришел. Вот насколько ты мне дорог, маленький ужасный придурок. – Сириус… убери свои руки от меня! – Лунатик, – громко обращается Джеймс, не обращая внимания на ссору, и тянется обхватить лицо Римуса руками. – Посмотри на себя, кожа да кости. Сириус вообще кормит тебя? Но ты все равно очень красив, как и всегда. Как Дартмур? Римус отпихивает его руки и смеется, тепло и восхищенно. – В Дартмуре было неплохо. Холодно и сыро, но терпимо. – Хватит меня кусать. – рычит Сириус. – Тогда убери руки от моего рта. – издевательски шипит Регулус. – Тебе нужно приходить почаще. – Джеймс притягивает Римуса ближе, обнимая. – Я скучаю. Тебя так давно не было на собраниях Ордена, разве ты не знаешь, как я тоскую по тебе, если тебя долго нет рядом? Римус усмехается. – Разве у тебя нет парня, по которому ты тоскуешь? – Да, – начинает Джеймс, – но… – Ты нецивилизованное животное, Сириус, отпусти! – кричит парень Джеймса, как всегда воинственно и прекрасно, отчего Джеймс радуется, что поставленная защита работает так хорошо, что соседи не могли бы их услышать. Когда они с Римусом поворачиваются, то перед их глазами предстает такая картина: Регулус держит руку Сириуса под неудобным углом, а Сириус в ответ вцепился в его волосы. Джеймс вздыхает. – Мальчики, – громко кричит он, щелкая пальцами, в точности как делала его мать с ним и Сириусом. Одинаково серебристые взгляды устремляются на него. – Вам что, восемь? Давайте не в квартире, Иисусе. Сириус морщит нос, не переставая ворчать. За то короткое мгновение, что он отвлекся, Регулус выдергивает руку и толкает Сириуса. Тот с грохотом падает в кресло и тут же хмурится, когда Регулус начинает лезть к его волосам. – Мы будто снова вернулись в школу. – Римус явно забавляется всей ситуацией, переводя взгляд с Сириуса на Регулуса. – Помнишь, как они упали в Черное озеро? – Помню так, словно это мне пришлось вытаскивать их обоих. А, так ведь и было. – Джеймс закатывает глаза. Это был четвертый курс (третий для Регулуса). Они сидели под тенью дерева, которое, к сожалению, возвышалось над небольшим холмом у озера. Регулус и Сириус, как и свойственно братским отношениям, перешли от обычного общения к спорам, например, о квиддиче или, как лучше избавиться от келпи, или, какой яблочный сидр лучше – теплый или холодный, или о чем-то еще столь глупом. Кто-то кого-то толкнул, кто-то за кого-то ухватился, а потом они упали прямо в озеро. Джеймсу пришлось вытаскивать их по одному, так как они все время огрызались и пытались ударить друг друга через него. – Кто бы мог подумать, что все эти снобистские аристократические уроки, не включали в себя плавание. – говорит Римус. – Прошу прощения, теперь я умею плавать. – ворчит Сириус. – Тебя никто не спрашивал. – огрызается Регулус. Сириус сужает глаза. – Простите, тот, кто чуть не утонул, пытается что-то сказать? – Знаешь, – вклинивается Джеймс, прежде чем Регулус успевает ответить, – на днях, пока я не вернулся домой, они очень мило общались, так что это просто показуха. – Нас вырастили эмоционально неполноценными детьми, – Сириус пожимает плечами и поднимает руки вверх, – неприлично публично показывать, что мы хоть как-то пережимаем друг за друга. – Ты мне безразличен. – отрезает Регулус и переводит взгляд на Джеймса. – Но? Джеймс моргает, в голове внезапно становится пусто. – Но, – рискует он, – мой яркий пример заставляет тебя хотеть стать лучшим братом? Регулус не выглядит впечатленным. – Да, у тебя есть парень, но? У Джеймса, скорее всего, отсутствует малая часть инстинкта самосохранения, поэтому он медленно и довольно ухмыляется. – У меня проблемы? – Мне нужно пиво, если я буду наблюдать за этим весь вечер. – Сириус встает из кресла и идет на кухню, показывает Римусу жест через плечо, когда тот просит захватить еще одно для него. – Тебя никто не приглашал. – кидает Регулус, продолжая пристально и ожидающе смотреть на Джеймса. – Заканчивай с этим. – произносит Сириус, когда возвращается с двумя банками пива в каждой руке раздает их. – Можем ли мы вернуться ко мне? У меня тут настоящие чувства по этому поводу. – Он весь день об этом говорит. – Римус вздыхает и присаживается на диван. – Никого не волнует, что у тебя появилась новая эмоция, Сириус. – говорит Регулус. – Будь милым. – шепчет Джеймс. – Заставь меня. – в голосе Регулуса слышится вызов. Он был таким милым и сладким на протяжении всего дня, особенно после нескольких раундов секса: теплый, довольный, тихо требующий внимания. Возможно, они вернутся к этому, когда Сириуса и Римуса здесь не будет, незачем им становиться свидетелями такого. Но пока он весь такой злой и колючий, и Джеймсу очень нравится. – Насколько невежливо будет сорвать похороны? – спрашивает Сириус. – Очень, – отвечает Регулус, – но не то чтобы раньше тебя это останавливало. Почему ты вообще хочешь пойти? – Считаю, будет некрасиво, если старший брат не придет, чтобы плюнуть или станцевать на могиле младшего, неважно настоящей или нет. – говорит Сириус. – И было бы прекрасно, если бы мне об этом хоть кто-то сообщил, а не я узнал об этом из газет. В любом случае, разве это не кажется бестактным с их стороны? – У Блэков свое понимание правильного и неправильного. – Регулус притворно ухмыляется. – Мы диктуем, какими должны быть нормы, а какими нет. Думаю, хорошо, что тебя не пригласили. Римус показывает рукой на Регулуса и выгибает бровь, смотря на Сириуса. Джеймс даже не хочет представлять, сколько раз Римус приводил один и тот же аргумент. – Ну, давай. – Сириус покачивает банкой из-под пива. – Назови мне причины, и я добавлю их к списку Лунатика и выскажу, как мало меня волнует каждая из них. – Ты ненавидишь их, – сразу же говорит Регулус и начинает загибать пальцы, – больше, чем кто-либо, и это выглядело бы еще хуже, если бы тебя сначала пригласили, а ты бы не пришел. Ты импульсивен и вспыльчив. В их обществе ты только разозлишься, и кто знает, что ты скажешь. – Ты намекаешь, что я трепло? – Сириус недоуменно смотрит на Римуса и Джеймса. – Он намекает, что я трепло. – Он обвиняюще показывает пальцем на Регулуса. – Я, блять, прекрасный хранитель секретов. – Правда. – кивает Джеймс. – Я доверяю тебе все свои секреты. – Мы могли бы устроить собственные похороны, – предлагает Римус. – Тебе от этого станет легче, Бродяга? – Нет. – незамедлительно отвечает Джеймс. – Джеймсу не нравятся шутки о моей смерти. – объясняет Регулус Римусу, который смотрит на того с веселым выражением лица. – Я очень привязан к нему, знаете ли. – сухо объясняет Джеймс. – Это я как-то упустил. – говорит Сириус. – Просто забудь об этом, Сириус. – произносит Регулус. Сириус вбирает в легкие нечеловеческое количество воздуха. – Хорошо, – он протяжно и драматично вздыхает, и подходит к проигрывателю. – Но как только ты вернешься из мертвых, я устрою целое представление. – И как бы ты это назвал? – спрашивает Регулус. – Вполне адекватной реакцией. – отвечает Сириус, выбирая какую пластинку поставить. – Ладно, – Регулус вздыхает не менее драматично, чем Сириус, – делай, что хочешь. Поставь Marquee Moon. Сириус резко поднимает голову, его взгляд устремлен к Регулусу. – Что ты только что сказал? Тот невозмутимо смотрит в ответ. Медленно, он повторяет. – Marquee Moon. Поставь ее, пожалуйста. Сириус смотрит на Джеймса, возмущенно показывая на Регулуса. – Это ты научил его? – шепчет он. Джеймс усмехается, обнимая Регулуса за плечи, и зарывается носом в его волосы. Сириус снова переключается на Регулуса, хмурится. – Откуда ты знаешь это? Регулус закатывает глаза. – Я провожу часы в одиночестве, Сириус. Как ты думаешь, чем я занимаюсь весь день? – Вынашиваешь планы мести, – отвечает Сириус, – балуешься темной магией. Придумываешь новые способы доставить мне смертельные неудобства. Тебе обязательно нужно было перенимать вкусы Джеймса? Marquee Moon. – презрительно шепчет он себе под нос. Римус фыркает. – Бродяга, ты обожаешь Marquee Moon. – На чьей ты стороне? – возмущается Сириус. – Мне не нравится, как ты наезжаешь на музыку из-за своей мелочности. – Римус откидывается на спинку дивана так, чтобы можно было просмотреть коробку с пластинками. – У тебя же есть Lust for Life, Сохатый? Ты слушал ее, Регулус? – Конечно, – говорит Регулус. – Там крутая гитара. Сириус прищуривается. Прежде чем он успевает спросить, Джеймс поясняет: – Ему больше нравится музыка, чем слова. Римус выхватывает пластинки из рук Сириуса. Регулус выскальзывает из объятий Джеймса и садится рядом с ним, наблюдая, как тот ставит пластинку. – Они с Боуи вместе работали над этим альбомом, – Римус вопросительно наклоняет голову. – Ты знаешь Боуи? Регулус кивает. – Да, Джеймс говорил, ты помешан на нем. Он неплох. Мне нравится… Aladdin Sane. – Да, что-то вроде того. – Регулус тихонько смеется. – Наверное, тебе понравится и Ино. У Джеймса нет ни одного его альбома. В школе Джеймс и Сириус были популярны, или, по крайней мере, хорошо известны благодаря своим розыгрышам. Люди знали о них, у них попросту не было выбора обойти стороной, то стулья в классе по чарам пели отвратительные и неуместные песни, когда кто-то пытался сесть на них, то Черное озеро окрасилось в розовый цвет в День святого Валентина, то убеждали, что в коридоре седьмого этажа обитает невидимый приведение. Римус же был популярен, так как в него не было возможности не влюбиться. При всей своей застенчивости и замкнутости, и неприязни к большинству людей, он обладает мягким характером, что-то такое есть в его тихом голосе, добром взгляде карих глаз, отчего люди сами тянутся к нему. Джеймс наблюдает за его с Регулусом разговором и не может сдержать ласковую и счастливую улыбку. – Что происходит? – на лице Сириуса написана тревога. Джеймс усмехается. – Бродяга, пойдем, поможешь с едой. – он обхватывает его за плечи. – Вот, хороший мальчик. Как дела, дружище? Как же его легко отвлечь, думает Джеймс, слушая историю Сириуса о прошедшем дне. И в его груди возникает теплое, светлое чувство. – В любом случае, – говорит Сириус, пока они распаковывают коробки с едой на вынос, и выплывают из кухни, – я не виноват, что в Дирборне настолько тяжело, знаешь… что это, черт возьми, такое? – Что? – Джеймс оборачивается, чтобы посмотреть на Сириуса, и обнаруживает, что тот смотрит на него, его взгляд сфокусирован в районе подбородка. Сириус приподнимает его голову за подбородок, отчего очки Джеймса съезжают. – Что это, черт возьми, за вампирский укус у тебя на шее? О Боже, – он опускает его голову также внезапно. Он делает шаг назад, прикрывая пальцами рот. – Мой высасывающий душу младший брат сделал это, я прав? Боже. Кажется, мое сердце сейчас остановится. – Потише, пожалуйста. – шипит Джеймс, ударяя Сириуса по руке. – А что если я замертво упаду посреди твоей кухни, а? Как ты объяснишь это Лунатику? – О, думаю, он прекрасно поймет. – говорит Джеймс. – Успокойся, будто бы ты не знал об этом? – Знать и видеть – совершенно разные вещи. – категорично заявляет Сириус. Он прижимает руку к груди. – Боже мой. Ты совратил моего младшего брата, не так ли? Да? Просто скажи мне, и побыстрее. Джеймс смеется, качая головой. – Регулус сказал бы тебе не лезть не в свое дело. – Вот почему я спрашиваю у тебя, а не у него. – отвечает Сириус. Джеймс изображает, как застегивает рот и выбрасывает ключ в окно. Он чертов джентльмен, спасибо, а джентльмены определенно, блять, не целуются и не рассказывают об этом. – Предатель, – ворчит Сириус, пихая Джеймса в бедро по пути из кухни.

***

– Что ж, Бродяга. – губы Джеймса расплываются в ехидной ухмылке. Они уже поели, о чем говорит сложенная в центре журнального столика посуда и разбросанные бутылки из-под пива. – Регулус рассказал мне об этой интересной штуке в высшем чистокровном обществе, как традиционное ухаживание. Тут же заслышав окончание фразы, Сириус закатывает глаза, издавая стон. – Спасибо, конечно, я был избавлен от такого. Посещение ужинов ухаживаний не рекомендуется до шестнадцати лет, хотя некоторых отправляют все же раньше. Ну и естественно, я был слишком неправильно воспитанным и недостойным, чтобы удостоиться этого раньше времени. – добавляет Сириус без тени шутки, хотя Джеймс все равно находит это забавным. Несмотря на все разговоры о ненависти к обществу чистокровных, Сириус остается Блэком, это ощущается в его речи и манерах, независимо от того, какую роль играет его репутация бунтаря. А затем Сириус резко кидает взгляд на брата. – Только не говори, что они действительно заставили тебя пройти через это. Регулус коротко кивает. – Как только мне исполнилось семнадцать. Уверен, они хотели бы начать раньше, если бы не напряженная ситуация, учитывая твой побег и принятие мной метки, так и кричащей о мании величия. – Не сомневаюсь, ты был очень популярен. – протягивает Сириус, откидываясь назад. – Идеальный юный наследник Блэков и все такое. – Да. А еще мне говорили, что я довольно красив. – еле слышно говорит Регулус, делая неопределенный жест руками. Джеймс замечает, как на его щеках появляется легкий румянец от алкоголя. – В любом случае, я просто выполнял свой долг. Меня никогда не интересовали… ну, девушки. – Кстати, жаль, что ты не сказал мне об этом, – ворчит Сириус. – У нас было бы гораздо больше общих тем. – Ага, ведь отвратительных родителей и унылого детства недостаточно. – Ну, эта была бы более приятной. – Я пытаюсь представить вас двоих, запершихся в комнате и разговаривающих о парнях. – бормочет Римус, наклоняясь вперед и скрещивая руки на столике. Его лицо вмиг принимает страдальческое выражение. Джеймс смеется. – Мы бы никогда не пришли к соглашению. – говорит Регулус. – Да, – подтверждает Сириус. – Мне нравятся убийственно красивые парни, как Римус, а тебе – глуповатые, страдающие астигматизмом, как Джеймс. Римус довольно улыбается. Джеймс вскрикивает, а затем наклоняется к Регулусу, обиженно надувая губы. – Ты ведь считаешь меня красивым, Рег, правда? – Да, в каком-то нелепом, неловком смысле. – говорит Регулус. – Ты говоришь так специально. – возражает Джеймс, все еще дуясь. – Разве недостаточно того, что ты мне нравишься за свой характер? Джеймс корчит гримасу. – Нет, – со смешком отвечает он. – Я хочу нравиться тебе из-за своего тела. – Каким бы дряблым и тощим оно ни было. – Сириус самодовольно ухмыляется. – Что ты… – Джеймс уже собирается развернуться к Сириусу, готовый затеять драку, но Регулус хватает его за рубашку и притягивает для поцелуя. Вся спесь в секунду исчезает, сменяясь на тепло летнего дня, проникающего через пустые промежутки в ребрах и согревающие все его кости. Джеймс по совиному моргает, когда они отстраняются. В глазах Регулуса мелькает что-то мягкое и тут же исчезает, оно только для Джеймса. – Я думаю, ты прекрасен, Джеймс. – тихо говорит Регулус, медленно моргая. Сердце Джеймса замирает в груди, но его кровь пылает. Он мечтательно улыбается. Сириус складывает руки у рта и свистит. Римус, бог знает, откуда нашедший скомканные листы бумаги, кидает их им в головы. Но ничто не может стереть счастливую улыбку с лица Джеймса.

***

– Я не могу. – извиняющимся тоном говорит Джеймс. Из-за навалившейся работы и необходимости прийти на встречу сразу после нее, его не было дома весь день. И, Регулус не возражает, он никогда не пожалуется и не признается, как ему одиноко в пустой квартире весь день, но Джеймсу ненавистна идея идти развлекаться и оставить того одного. Кроме того, Джеймс признается сам себе. Он скучает по нему. – Что значит, ты не можешь? – Марлин хмурится, вытаскивая волосы из-под пальто. – Ты никогда не отказываешься от ночных прогулок. – Ну, у меня… – Джеймс колеблется, пытаясь что-то придумать. Он никогда не был хорошим лжецом, особенно, когда эта ложь касалась друзей. – У Джеймса появился кот. – спокойно врет Сириус, в его глазах плещется веселье. – Подобрал маленького бродягу, верно, Сохатый? Лили воодушевленно восклицает, поворачиваясь к нему со счастливо-печальными глазами. – О, я обожаю котов. Как мило! Где ты его нашел? Джеймс вспоминает, как Регулус назвал себя его питомцем. Получается, он даже не лжет? Боже, Регулус, скорее всего, все равно убьет его, если узнает, но… это хорошая ложь. Неплохое оправдание, по крайней мере, на ближайшее время. Джеймс осторожно отвечает: – Ну, скорее, он сам нашел меня. – Что ж, ты мог хотя бы сказать нам. – говорит Марлин. – Тогда мы можем увидеть его? – Эм, может быть в другой раз. – нервно произносит Джеймс. – Он все еще немного шокирован, знаете, не совсем готов знакомиться с новыми людьми. – Да, злобный малый этот кот. – веселье в глазах Сириуса по-прежнему не угасает. В следующий раз, когда Регулус попытается откусить ему один из пальцев, Джеймс не будет вмешиваться. – Так вот почему у тебя отключена каминная сеть? – спрашивает Питер, надевая пальто. – Э-э, – Джеймс отключил сеть еще в тот день, когда Регулус проснулся, и с тех пор не думал об этом, – да. Кот боится. К тому времени, как Джеймс наконец-то аппарирует в переулок за домом и входит через парадную дверь, Регулус сидит на диване, подтянув колени к груди, на одном из колен покоится кружка, из которой идет пар. Он осторожно сдувает его, переводя взгляд на Джеймса. – Привет, – Регулус сейчас такой мягкий и светлый, сидит в самой мягкой пижаме Джеймса, так и хочется его съесть. – Ты дома. Дома. Что-то со всей силы бьет Джеймса прямо в грудь. Он замирает прямо на коврике, позволяя ощущениям захлестнуть его. Их книги на полках или журнальном столике, засушенные цветы Регулуса на тумбочке, зубные щетки, стоящие в одном стаканчике в ванной, растения на столе у большого окна за диваном и на подоконнике за кухонной мойкой, проигрыватель, тихо крутящий пластинку Bright Size Life, которую Джеймс подарил Регулусу, потому что тот как-то обмолвился, что ему нравится раздражающий звук электрогитары. Регулус в безопасности и комфорте в его квартире. Называет ее домом. Джеймс не просто возвращается домой – у него есть Регулус, к которому он возвращается. Теплому, трепещущему чувству в его груди есть название, думает он. Джеймс молча разувается, кладет палочку на столик у двери. Он освобождает место в его объятиях, прижимается прямо к груди, утыкаясь носом в шею Регулуса. Регулус вовремя убирает кружку, у него получается даже не пролить чай, несмотря на внезапное вторжение Джеймса. Он шипит, чувствуя его прикосновения, но не отстраняется, вместо этого запуская руку в его волосы. – Салазар, ты холодный. – жалуется Регулус. Джеймс просовывает пальцы под джемпер Регулуса, его джемпер, хоть, если подумать, то изначально это был джемпер Римуса. Регулус вздрагивает от прикосновений. – Прости, – однако, его тон совсем не сожалеющий. – Согреешь меня? Регулус вздыхает, будто все это – одна большая проблема. Тем не менее, он кладет руки на руки Джеймса, потирая их вверх и вниз, действительно пытаясь согреть его. Джеймс чувствует радостное, блаженное тепло, словно настало лето, везде, где Регулус прикасается к нему. – Я оставил тебе ужин на кухне, под чарами стазиса. – бормочет Регулус, зарываясь носом в макушку Джеймса. Тот закрывает глаза, невероятно счастливый. – Ужин потом, – шепчет он, прижимаясь губами к шее Регулуса, – сначала обнимашки. Низкая вибрация проносится по его костям и оседает в желудке Джеймса, когда Регулус хмыкает. Вот, чего он хочет, проносится в мыслях. Быть так близко к Регулусу, чтобы чувствовать каждое движение его тела, биение сердца, стереть границы между ними, их кожей, их руками, разделить одно дыхание. Может быть, звучит неразумно, но он готов довольствоваться только этим, тихими моментами наедине друг с другом. Этого достаточно, думает он, но ноющее ощущение в груди не проходит. Этому есть название. – Все в порядке? – едва слышно спрашивает Регулус, и Джеймс любит такой шепот, и еще больше нравится, как он отдается в горле. – Ты сегодня немного задержался. Джеймс хмыкает, кивая Регулусу. – Просто замотался. Как прошел твой день? – Ничего особенного. – Регулус проводит пальцами по волосам Джеймса, перемещаясь в более удобную для них позу, их тела легко соединяются, как шестеренки в механизме, из которого они состоят: давление костей под кожей, шорох одежды при каждом движении, интимная, безопасная близость заложена в Джеймсе. Если разобрать его на части, именно это и вышло бы из него – нежные прикосновения под одеждой, влажные пальцы в его кудрях и столько неприкрытого желания, которое он едва может сдерживать. – Неважно, я слушаю. – мягко настаивает Джеймс, и Регулус рассказывает. О своем утре, о приготовлении чая, чтении стихов и прослушивания пластинок. О том, что Кикимер приходил и, как он случайно забыл про обед; как разгадывал кроссворд в маггловской газете, после того, как все же пообедал; как реорганизовал ящики в ванной и вытер пыль на полках, прежде чем приготовить ужин. И Джеймс с удовольствием слушает его, задумываясь о том, чем это является. Дело в том, Джеймс всегда, по большей части бессознательно, воспринимал любовь как некую цель, финишную черту, которую нужно пересечь, как достижение. Его родители показали пример, как должна выглядеть любовь, отношения и брак, и Джеймс часто думал: «Когда-нибудь у меня будет так». Это приравнивалось к соревнованию для одного человека, он пытался доказать самому себе, что сможет сделать это, что кто-то будет его любить его так, смотреть на него так, как его мама всегда смотрела на отца, что если он будет стараться и сделает все правильно, то он получит любовь. Ему потребовалось некоторое время, чтобы, в конце концов, понять, почему он выбрал Лили, почему так усердно бегал за ней, даже если это причиняло ему боль, даже когда он не хотел больше делать этого, понимая, им лучше быть друзьями. Джеймс не хотел быть тем, кому некому доверить свое сердце. Правда в том – настоящая любовь не такая. Настоящая любовь, по мнению Джеймса, довольствоваться совместным времяпровождением, находить утешение в улыбках и языке, на котором говорите только вы двое, кодовые слова, скрытые в постукивании пальцев о край чашки или о тыльную сторону ладони. Для настоящей любви хватает совместного лежания на полу, пока играет музыка из проигрывателя. Или удобно устроиться на диване, столкнувшись ногами посередине дивана, зачитывая друг другу строчки. Или объятия в ночной тишине. Любовь никогда не просит большего, даже если тихо ноет. Настоящая любовь не смотрит, как вы боретесь, добиваетесь, а потом уходите. Она встречает вас где-то посередине, протягивает руку, прижимает свое сердце к вашему. Настоящая любовь разворачивается и возвращается, даже дрожа от холода и почти мертвая, она возвращается и остается, потому что хочет. Пальцы Регулуса в его волосах и на шее, проводящие по каждой косточке. Его низкий и успокаивающий голос, раздающийся в его ухе. Шлепанье его ног, когда он встает только для того, чтобы проводить Джеймса на работу, вместо того, чтобы выспаться. Его руки, сжимающие пижаму Джеймса ночами, когда они спят, обвившись друг вокруг друга, словно плющ. Улыбка Регулуса, когда он смеется, или изгиб рта, когда грубо огрызается из-за какой-то мелочи, ощущение его тела прижатого к его, когда они танцуют на кухне, его руки в лучах солнца, когда он показывает, как проверить почву для растений. Регулус в его одежде. Регулус просыпается посреди ночи из-за него, готовит чай и разговаривает, пока Джеймс снова не заснет. Непрерывное, ровное биение сердца Регулуса под его ладонью. След от зубов, после того, как он впивается в его нижнюю губу. Соприкосновение их губ в по-летнему медленных и сладких поцелуях. Все это похоже на любовь.

***

– Мне нужно домой, Лунатик уже начинал чувствовать себя нехорошо, когда я уходил. – говорит Сириус, надевая куртку, так тихо, чтобы только Пит и Джеймс услышали его. Он бросает на них обоих многозначительный взгляд. – Увидимся завтра? – Конечно, дружище. – незамедлительно отвечает Питер, похлопывая Сириуса по плечу. – Отлично, Хвост. Сохатый? – Сириус приподнимает бровь. – Мог и не спрашивать, Бродяга, конечно, я приду. – легко отвечает Джеймс, несмотря на слабый сигнал тревоги, звучащий в его голове. Сириус уходит, а он идет с Питером к месту аппарации, они оба держат руки в карманах, спасаясь от холода, время от времени их плечи и локти сталкиваются. – Слушай, дружище. – осторожно начинает Питер, поворачиваясь к Джеймсу. – Прости, что так и не пришел познакомиться с твоим котом… Ты же знаешь, как они меня нервируют с тех пор, как…ну, знаешь. Когда они еще учились в школе и только изучали азы анимагии, прикидывая, как правильно себя вести после превращения или куда улизнуть, была пара неизбежных, доводящих до остановки сердца инцидентов с участием Миссис Норрис, от чего Питер так и не смог оправиться. Хищные птицы тоже вызывали тревогу, после того как сокол схватил его с Бродяги и пролетел несколько футов, прежде чем Хвост смог вырваться. Джеймс ободряюще улыбается. – Не переживай, Пит, – заверяет он, – к тому времени, как ты с ним познакомишься, он будет вести себя наилучшим образом. Питер одаривает его улыбкой, а затем толкает в плечо, кивает и быстро прощается, с треском аппарируя. С глубоким вздохом, Джеймс тоже аппарирует домой. Дело не в том, что он не хочет быть завтра рядом с Лунатиком, думает он, поднимаясь в квартиру. Он никогда не пропускал полнолуния, даже когда на шестом курсе он вернулся с каникул с ужасным гриппом. И дело не в том, чтобы провести ночь вдали от Регулуса, хотя от этой мысли в груди защемило. Это же не конец света. Просто ему очень, очень не нравится лгать Регулусу, и если бы все зависело от него, то он бы уже признался во всем, стоя на коленях, но он никогда не поступит так с Римусом. Это не его секрет, чтобы он так легко рассказал его. Как только он переступает порог квартиры, его встречает запах томатного супа и чеснока. Регулус сидит на полу перед журнальным столиком, на котором разложено не меньше сотни книга и листы пергамента, из проигрывателя тихо звучит Big Beat. Он поднимает глаза, замечая Джеймса. – Чем ты таким занимаешься? – Джеймс улыбается, подходя к нему, вдыхает успокаивающие запахи, доносящиеся с кухни. Ты думаешь, я замечательный, я думаю, ты хороший. Его шаги почти не слышные, а Регулус следит за его передвижениями безмятежным и расслабленным взглядом. – Занимаюсь. – бормочет Регулус, возвращаясь к книгам. – У тебя много литературы по теории магии. Джеймс хмыкает и осторожно отодвигает пару листов пергамента, исписанных аккуратным, идеальным почерком Регулуса, чтобы рассмотреть книги. На столике и правда лежит много открытых книг по теории магии: сверху – Милфорд Квислинг, еще одна – Адальберта Вафлинга, несколько тонких книг по чарам, в частности, одна из низ привлекает внимание Джеймса. – Чары Патронуса. – Джеймс берет книгу в руки. – Это то, над чем ты сейчас работаешь? – Не только над этим. – Регулус опирается щекой на ладонь. И в этот момент он выглядит точно картина: молодой, совсем мальчишка, греческий студент, погруженный в раздумья, слабый свет ламп отбрасывает мягкие тени на его лицо. Джеймс в миллионный раз за свою короткую жизнь хочет потеряться в мягких тенях и красках и никогда больше не появляться. Может быть, так уже и случилось. – Изучил несколько твоих книг по арифмантии. Еще хотел выяснить, как колдовать с некоторыми из твоих маггловских приборов, но боялся сломать их. Джеймс неопределенно машет рукой. – Ломай, что хочешь. – он рассеяно листает книгу. – Знаешь, я могу помочь тебе. Регулус пересаживается на диван, как раз когда одна песня сменяется другой, и смотрит на него нечитаемым взглядом. – Конечно, ты разбираешься в этом. Джеймс усмехается. – У Лунатика неплохо получается. Он и научил нас, курсе на шестом. Регулус закатывает глаза и начинает убирать листы пергамента на определенные страницы, прежде чем закрыть книги и сложить на краю стола. – Ты всегда был лучшим в чарах, – раздраженно бормочет он, отчего ухмылка Джеймса становится шире. – И в трансфигурации. – Конечно, – соглашается Джеймс. – Но с зельями все было отвратительно. – Что никогда не останавливало твой энтузиазм. – И еще я был плох в травологии, отец до сих пор переживает из-за этого. – У меня с ней все было нормально, – признается Регулус. – Она казалась более расслабляющей, чем все остальное. Ты поэтому просил научить тебя ухаживать за растениями? Джеймс широко улыбается. – Ты проделал чудесную работу, я не залил ни одно растение. Я знал, у тебя получится. Просто мне казалось, это в твоем стиле. Регулус хмурится. – А как же «оживить квартиру»? – До твоего появления единственным живым существом, помимо меня, был почти разумный помидор в ящике для овощей, который мне не хватило духу выбросить. Регулус смотрит на него с укором. – Да, помню. И у меня особо не было возражений. Джеймс опирается руками на столик и улыбается. – Правда? Так это не запах останков нашего томатного монстра я сейчас чувствую с кухни? – Я действительно приготовил томатный суп, но я не использовал для приготовления помидор новой формы жизни. – Жаль, – Джеймс щелкает языком. – Всегда нравилось, когда в томатном супе есть остринка. – Вот для чего нужен чесночный хлеб. Джеймс приподнимает брови. – Ты испек чесночный хлеб? – Не понимаю, откуда нотка удивления. Как ты думаешь, кто приготовил суп? Джеймс смеется. – Ты умеешь делать только то, что я когда-то готовил. Чесночного хлеба в этом списке еще не было. Регулус сужает глаза, сдерживая смешок, прежде чем отвести взгляд. – Я использовал готовое чесночное масло, которое ты купил недавно. – Вот оно что. – Джеймс очарован ворчливым выражением лица Регулуса, а еще больше тем, как Регулус услужливо наклоняется для целомудренного поцелуя. Сердце Джеймса радостно трепещет в груди, улыбка расширяется до ушей. Джеймс мягко добавляет: – Спасибо за ужин. Вместо ответа Регулус снова утягивает его в такой же сладкий поцелуй. Джеймс никогда не захочет его отпускать. Они перемещаются на кухню, чтобы поужинать, их лодыжки переплетены под столом. Регулус расспрашивает Джеймса о его дне. Когда Джеймс жалуется на длинные, параноидальные, безудержные речи Грюма, наверное, в десятый раз, то разговор с Питером и Сириус снова всплывает в его голове, тревогой отдаваясь в голове. Он знает, это должно было произойти уже давно, и только его вина, что он не подготовился к этому, не придумал подходящей версии, да любой версии, но Джеймс ненавидит идею солгать Регулусу, составлять план, чтобы не попасться. Как будто он делает что-то грязное и постыдное вместо того, что просто будет со своим другом. И от Джеймса не ускользает, по какой именно причине он должен солгать, иронично, но пока цикл не начался, ему нужно сорвать пластырь. – Слушай, – медленно начинает Джеймс, пользуясь паузой в разговоре, помешивая суп, старается не избегать взгляда Регулуса, который в свою очередь внимательно смотрит на него. – Мне нужно тебе сказать…эм, меня не будет дома завтра ночью. Регулус моргает, вопросительно наклонив голову. – Ты имеешь в виду, что задержишься? Хорошо. – он пожимает плечами, хмурясь, словно не понимая, почему Джеймс вообще заговорил об этом, ведь и до этого возвращался домой поздно. – Ну, да, но я имею в виду… – Джеймс запинается, ему приходится сделать глубокий вдох, прежде чем продолжить. – Завтра меня вообще не будет дома. Вероятно, я приду только утром. – О, – только и говорит Регулус после паузы, которая длится на секунду дольше обычного, Джеймс еле сдерживается, чтобы не поморщиться. – Понятно. Хорошо. Регулус хмурится сильнее, между бровями появляются складки, а губы поджимаются. В его глазах мелькает вопрос, успокаивающие поглаживания по лодыжке Джеймса прекращаются. Если Джеймс хоть немного знает Регулуса, а он знает, то взгляд означает, что Регулус хочет расспросить его, но находит причины не делать этого. Джеймс не винит его. Он всегда возвращался домой с тех пор, как Регулус живет в его доме, старался не задерживаться без необходимости, но Регулус не знает об этом, да и работа у него не такая, чтобы торчать на улице всю ночь. Не помогает и то, что он не рассказывает никаких подробностей. Он представляет себя на его месте и думает, что обязательно бы спросил. Облегчение, которое он испытывает, зная, Регулус так не сделает, приходит не без чувства вины. – Я просто встречусь с парнями. – тихо говорит Джеймс в попытке успокоить и хочет ударить себя, задумываясь, не так ли говорят все лжецы, но все равно глупо продолжает. – Ну, знаешь, Пит, Римус и Сириус. Просто встреча с парнями. Регулус кивает несколько раз, пытаясь скрыть, как он прикусывает внутреннюю сторону нижней губы. – Конечно, – говорит он. – Повеселитесь. – осторожно добавляет. Джеймс кивает и пытается улыбнуться, испытывая облегчение, когда Регулус возобновляет ритмичные поглаживания ногой по его лодыжке, стараясь не думать об остальной части ужина, кажущейся более тихой. Когда они ложатся спать, Джеймс прижимается к его спине, руками обхватывает торс, носом утыкается в шею в то место у линии роста волос, которое ему нравится больше всего, его сердце приятно бьется, пытаясь в равной степени впитать как можно больше, прежде чем он проведет двадцать четыре часа вдали, а также утешить и успокоить Регулуса от любых сомнений, которые могли образоваться.

***

– Есть, держу. – мягко говорит Джеймс, когда Сириус пытается забрать у него Римуса. Выражение его лица напрягается, он хочет возразить, обычно так и происходило, если бы не то, как Сириус продолжает потирать плечо. Лунатик в какой-то момент налетел на Бродягу, сбивая с ног. Это вышло случайно, он только и хотел, что раззадорить Бродягу, поиграть с ним в догонялки. И Бродяга никак не показывал боли, но вся ночь в движении и обратная трансформация усугубили ситуацию. – Тогда я сделаю нам чай. – Сириус тихо выдыхает, с благодарностью смотря на Джеймса. – Проследи, чтобы он лег в постель. Ему тяжело просыпаться после полнолуний. Джеймс кивает и, оставив Питера и Сириуса на кухне, ведет Римуса в спальную, одной рукой обвивая его талию, пока, в свою очередь, тот держится за его плечи. – Я не ребенок, – тихо бормочет Римус, его голос непривычно осипший. – Я могу спать, где захочу. – В точку, Лунатик. – Джеймс старается не засмеяться. – Но разве ты не предпочтешь поспать в собственной кровати? – Только потому, что я этого хочу, а не потому, что так сказал Сириус. Он такая курица-наседка. – ворчит Римус, определенно закатывая глаза. Но этот раз Джеймс действительно смеется, негромко и ласково. – Это не из-за того, будто он думает, ты не в состоянии о себе позаботиться, просто для него так проще. – Джеймс убирает руку Римуса со своих плеч и осторожно опускает его в кровать. – Я знаю. – Римус вздыхает, с трудом переворачивается на бок, подгибая под себя ноги. – Но я все равно выскажу ему за это. – Как скажешь, Лунатик, – Джеймс накрывает Римуса одеялом. – Нормально? Достаточно тепло? – В шкафу есть еще одеяла. – вместо ответа говорит Римус, но Джеймс знает его давно, чтобы понять. Он достает из шкафа три одеяла и раскладывает их вокруг Римуса, складывая одно из них двое и подкладывая в ноги, где, как Джеймс знает, он мерзнет сильнее всего. На секунду черты лица Римуса напрягаются, а затем он расслабляется, тяжело выдыхая, и закрывает глаза от усталости. – Спасибо, Джеймс. – Отдыхай. – Джеймс присаживает на край кровати, чтобы присмотреть за ним, пока он не заснет. В груди образуется тягостное ощущение, пока он наблюдает, с каким тяжелым дыхание поднимается и опускается грудь Римуса, как судорожно трепещут его веки, как приоткрывается его рот. В целом, это ночь прошла не так уж и ужасно. Никто не пострадал, или, по крайней мере, не получил серьезных травм. Римусу явно плохо, и он устал, но хотя бы не заработал новые царапины или укусы, да и выглядит так, что вернется в привычную форму, если проспит день-два и выпьет много чая. Джеймс ненавидит смотреть на его страдания, такого гордого и которому можно довериться Римуса. Он знает, лучше не задумываться о несправедливости, это никак не влияет, и потому что никто лучше Римуса не понимает, насколько это нечестно, но все равно сердце Джеймса болезненно ноет каждый месяц. Он задумывается, а что если бы он не пришел? Нет, Джеймс не настолько самоуверен, чтобы думать, будто бы парни не справились без него. Но это бы повлияло на ситуацию. За годы у них выработался определенный распорядок. Если бы Джеймс не пришел, то Лунатик бы заметил его отсутствие, а Сириус бы настоял на том, чтобы нести Римуса, чем только бы усугубил состояние плеча, отчего бы потом Римус чувствовал стыд и вину, а Питер был бы слишком занят на кухне, чтобы проследить за Сириусом. Дело не в нем, но это работает, пока они все вместе. В конце концов, дыхание Римуса выравнивается, становится глубоким с легким посапыванием, которое бывает как раз после полнолуний. Джеймс проводит рукой по его спутанным волосам, чтобы убедиться, что он действительно спит, так как Римус никогда не разрешает ему так делать. Он задерживается еще на мгновение, прежде чем поднимается с кровати и идет на кухню. – Он вырубился. – говорит Джемс, пока Сириус молча протягивает ему теплую кружку. – Я обложил его одеялами, но, наверное, тепло человеческого тела не помешает. Невольно Джеймс думает о Регулусе, и в груди вспыхивает уже другое чувство. – Это уже задание для меня. – Сириус допивает чай, лишь на секунду морщится, высовывает язык, так как горячо, и уходит в спальню с другой кружкой, вероятно, зачарованной так, чтобы чай оставался теплым, пока Римус не проснется. – Все в порядке? – Питер переключает внимание Джеймса на себя. – Ты выглядишь немного напряженным. Ты не ранен? Джеймс качает головой. – Нет, просто измотан. Ты останешься? Питер кивает и дергает подбородком в его сторону. – А ты? Джеймс колеблется. – Вообще-то, думаю, я пойду домой. Помочь с диван-кроватью? – Нет, – Питер отрицательно машет рукой. – Если ты не останешься, я просто лягу в кровать к этим двум. Ты точно в порядке, дружище? Джеймс чувствует что-то похожее на чувство вины. Он заставляет себя улыбнуться, стараясь выглядеть не слишком устало, а затем чмокает Питера в лоб, и ухмыляется, когда тот пихает его в плечо. – Как мило, Пит. Я в порядке, честно. Отдохни, хорошо? Питер облегченно выдыхает, ставит кружку в раковину и сжимает плечо Джеймса, когда тот проходит мимо. Пока Джеймс идет к месту аппарации в районе Сириуса и Римуса, он погружен в свои мысли. Утро немного пасмурное и прохладное, но это его не беспокоит. Ему всегда лучше думается в движении. Получается, Джеймс сейчас лжет двум самым важным для него людям. По правде говоря, хорошо, что он не ведет список, думает он, вспоминая оправдание в виде бродячего кота перед Лили и Марлин, а еще его родители понятия не имеют, что он живет вместе со своим парнем, опуская обстоятельства. Не то чтобы его родители из-за этого переживали, но им будет обидно, что Джеймс даже не потрудился упомянуть о человеке, с которым у него так серьезно, не говоря уже о знакомстве. Он надеется, они поймут, Джеймс расскажет обо всем, когда это закончится, может быть, даже пригласит Регулуса к ним на ужин – оптимистично шепчет голос внутри него. Вот это уже больше похоже на него, Джеймс отгоняет эти мысли прочь. С другой стороны – Питер. И не он настолько расстроится, что ему не рассказали о Регулусе, сколько Джеймс ненавидит себя, потому что нет никакой реально причины, почему он так и не рассказал. Каждая частичка Джеймса доверяет Питеру, но, скорее всего, ужасен тот факт, что Джеймс просто напросто забыл. И не в том смысле, когда полностью забыл о существовании Питера, он бы так не смог, а скорее, когда Регулус появился на его пороге несколько недель назад, Джеймс сразу же позаботился, чтобы с ним все было хорошо, убедился, что Дамблдор в курсе о крестражах, и рассказал обо всем Сириусу. Это уже Сириус сказал Римусу (решен вопрос с еще одним человеком) и Джеймс подумал, отлично, пока Питер не упомянул каминную сеть после той встречи Ордена. Наверное, он самый худший друг в мире. Или же, наоборот, в данный момент – не самый хороший. Но определенно он самый худший парень в мире. Джеймс не совсем лгал Питеру, но он открыто солгал Регулусу, зная, как тот ему доверяет. Серьезно, Джеймс так часто противоречит своему хорошему характеру, что, возможно, ему следует уменьшить интенсивность плохого, так или иначе. В любом случае, размышляет Джеймс, добираясь до точки аппарации – разбитого фонарного столба в конце улицы – с Питером, в конце концов, можно решить вопрос. Но, сначала ему придется поговорить насчет этого с Регулусом. И Джеймс не может представить, чтобы тот ему отказал. Он вздыхает, ужасно мечтая, чтобы с Регулусом все было также просто. Джеймс как можно тише заходит в квартиру, освещенную только тусклым утренним светом, помня о том, как скрипит водная дверь. Он аккуратно кладет ключи и палочку на столик, избегая любых звенящих звуков, когда замечает фигуру на диване, пока снимает ботинок. Он замирает, моргает, снимая второй, и тихо подходит к дивану. Регулус, свернувшись калачиком, лежит на боку, голова покоится на подушке, а сам он завернулся в горчично-желтое одеяло, должно быть, он их перенес из их кровати. Двигаясь, подгоняемый какой-то силой, Джеймс садится на край дивана. Он нежно заправляет за ухо упавшие на лицо Регулуса волосы. – Привет, – тихо выдыхает он, когда Регулус, проморгавшись, смотрит на него. Должно быть, он спал не очень крепко. Обычно ему требуется больше времени, чтобы проснуться. – Все хорошо? Почему ты здесь? Регулус снова моргает, его взгляд сонный, затуманенный. – Не мог уснуть. – хрипит он густым и низким ото сна голосом. Сердце Джеймса сжимается и едва не раскалывается, когда Регулус внимательно смотрит на него и спрашивает: – Ты спал? – Нет, – отвечает Джеймс. – Мог лечь на диване у Римуса и Сириуса, но хотел вернуться домой. Регулус делает глубокий вдох, одеяло спадает, когда он сдвигается, прижимаясь ближе к спинке дивана. Он приглашающе приподнимает одеяло, и Джеймс чувствует дикое желание заплакать. Он кладет очки на журнальный столик, а затем скользит под одеяло, Регулус сразу же переплетает их ноги, руками обхватывает за талию. И, несмотря на все пространство, которое Регулус освободил для Джеймса, он все равно двигает вперед, утыкаясь носом в его ключицы, делает вдох. – Ты пахнешь по-другому. – шепчет Регулус. – Да? – хрипит Джеймс. – И чем же? Регулус тихо хмыкает, Джеймс чувствует это. – Деревом. Сосной. Грязью. – Прости, – шепчет Джеймс. Регулус качает головой, носом прижимаясь в то место, где ворот джемпера немного съехал вниз. – Мне нравится. – говорит Регулус тем самым безмятежным тоном, означающим, что он уже засыпает. Джеймс прижимает его еще ближе, не отставая от него. Они просыпаются спустя несколько часов, полуденный свет, словно шелк, скользит по комнате, спинка дивана едва спасает их от него. Их ноги все также переплетены так, что он стукаются коленями, пижама Регулуса трется о брюки Джеймса, пока он руками очерчивает изгибы спины Регулуса, его же руки запутались в волосах Джеймса, опускаясь вниз, проводя по линии подбородка. Кажется, они так лежат вечность, которая пролетает незаметно. Джеймс отсчитывает каждую ресничку и веснушку на носу Регулуса. Это знакомое чувство действует замедлителем времени, пока вот такой, мягкий и податливый Регулус находится в его объятиях. Они еще долго лежат в обнимку, пока не слышится невероятно тихий шепот Регулуса. – Ты изменил меня. Джеймс отсчитывает еще три реснички, прежде чем сосредотачивается на серых глазах Регулуса. – Это хорошо или плохо? Регулус смотрит на него. Его рука опускается ниже по позвоночнику, как воздух по водной глади, доходит до талии и возвращается на прежнее место – к шее. – Не знаю, – говорит он. – Не важно. Меня все устраивает. Джеймс чувствует спокойное удовлетворение. Он думает: «Хорошо. Меня тоже, и я не собираюсь ничего менять. Можно ли мне не отпускать тебя?» Джеймс медленно, неторопливо целует мягкие и сухие губы Регулуса. Им некуда торопиться. Он чувствует, как облегченный выдох касается его щеки, а руки Регулуса с благоговением ложатся на его шею. Перед глазами Джеймса простирается бесконечный золотой свет, полдень, состоящий только из шепота их прижимающихся друг к другу под одеялом тел. Джеймс не хочет уходить. Никогда.

***

– Возьми свои слова обратно. – предупреждает Джеймс, направляя лопатку на Регулуса. Тот сидит на кухонной стойке, скрещивает руки и выгибает бровь. Его глаза светятся весельем. – Нет, – тянет он, – и не собираюсь. – Нет, – повторяет Джеймс в его манере. – Что значит «не собираюсь»? – То и значит, – говорит Регулус, – я останусь при своем мнении. Хочешь, даже скажу на другом языке? – Попробуй. – резко отвечает Джеймс. – Может быть, так оно зазвучит иначе. Регулус медленно и четко произносит: – Je ne vais pas. Джеймс направляет лопатку на Регулуса. – Прекрати. Ты делаешь это специально. Я все еще расстроен, и тебе не отвлечь меня. – он поворачивается обратно к плите, переворачивает французский тост, оценивая его цвет. Но не выдерживает, размахивает лопаткой и рукой в воздухе. – С чего ты взял, что «Сороки» лучше, чем «Паддлмир»? Он едва успевает договорить, как Регулус, только и ожидая этого, прерывает его. – Они выигрывали Кубок Британии и Ирландии тридцать один раз, Джеймс, в два раза больше, чем Паддлмир. И они могут выиграть его снова в этом году. – Всего лишь цифры, – возмущенно восклицает Джеймс. – Да, – Регулус сужает глаза. – Обычно так и оценивается успешность команды. – Где же твое чувство патриотизма? – Джеймс качает головой. – Паддлмир из Дорсета. – Что гораздо ближе, чем Шотландия! И раз уж заговорили о цифрах, то именно Паддлмирский охотник – рекордсмен по количеству забитых голов. Регулус смотрит на него так, словно у того выросла вторая голова. – Это было пятьдесят лет назад. Против Нетопырей Ньюкасла. – Они достойные соперники. – возражает Джеймс, перекладывая тосты на тарелку. – Несомненно, но мы говорим не о них, а даже если бы и говорили, «Сороки» все равно лучше. – Не могу поверить в слова, которые доносятся из твоего рта. Это богохульство. Святотатство. Как мы будем растить детей? Регулус игнорирует его, начинает перечислять по пальцам. – У «сорок» форма лучше, у них больше побед, их ловцы безжалостны, а их охотники лучшие… Джеймс громко ахает. Он прикрывает рот и разворачивается к Регулусу. – Как ты смеешь? – он прижимает руку к сердцу и снова направляет лопатку на него. Регулус закатывает глаза. Джеймс игнорирует это. – Я прощаю тебе ловцов, но… Регулус смеется поистине красиво. – Ты прощаешь мне ловцов? Да ты уже сдаешься! – Я прощаю ловцов, – повторяет Джеймс. – Но охотники – моя территория, и я не позволю тебе… – Можно подумать, ты знаешь об этом больше. – Регулус наклоняет голову. Джеймс разочарованно стонет. – Джоселинд Вэдкок – легенда. – он практически кричит. – Пятьдесят лет назад, Джеймс. – повторяет Регулус. – Охотник «сорок» быстрее, их форма лучше, а если ты хочешь поговорить о легендах, то Фабиус Уоткинс… – Этот старый хрыч… – Следи за языком. – Регулус огрызается так яростно, что Джеймс вздрагивает. – Уоткинс, вне всяких сомнений, был великим охотником и капитаном. И очень невежливо говорить плохо о мертвых, болван. Джеймс опирается бедром о столешницу рядом с плитой, скрещивая руки. Он поднимает брови. – Это очень бурная реакция, Рег. – говорит он. – Нужно ли мне что-нибудь знать? – Ты ужасно информирован о квиддиче, и твои предубеждения затуманивают суждения. – отчеканивает Регулус, так быстро, как он обычно делает, когда пытается скрыть что-то другое. – Рег, – ухмыляется Джеймс, – тебе нравился Фабиус Уоткинс? – Понятия не имею, о чем ты говоришь. – но щеки Регулуса краснеют. – Даже намекать на такое… – О Боже, – Джеймс в восторге. – Это правда. У тебя висел в спальне его плакат? Нет, конечно, нет, скорее всего, он лежал в потайном ящике, откуда ты доставал его ночью и любовался. Регулус недовольно хмыкает и спрыгивает со стойки. Он уже собирается выйти из кухни, как Джеймс ловит его за запястье, притягивая к себе. – Отпусти меня. – но Регулус не делает никакой попытки отойти от него. – Ты болван. Мое уважение к Уоткинсу не имеет никакого отношения к нашему разговору… – О Боже, – повторяет Джеймс, и неверяще выдыхает, когда до него доходит. – Ты неравнодушен к охотникам? Поэтому я тебе нравлюсь? – Ты мне не нравишься. – огрызается Регулус, сверля его взглядом. Джеймс ухмыляется. – Нравлюсь. – он нежно дотрагивается носом до носа Регулуса. – Я тебе так сильно нравлюсь. Давай, Рег, расскажи мне о своих любимых игроках в квиддич. Начиная с меня. – Уоткинс определенно нравился мне больше, чем ты. – говорит Регулус. – Ауч, – смеется Джеймс, – ты же не серьезно. – он сокращает расстояние между ними, едва касаясь губ Регулуса. – Скажи, что я нравлюсь тебе больше. – шепчет Джеймс, отстраняясь, когда Регулус попытался сократить расстояние. Взгляд Регулуса направлен на его губы. Он уже начинает что-то говорить, когда Франклин влетает через дверь, приземляется на кухонный стол, выронив письма. – Спасен совой. – Джеймс усмехается. Он отходит от Регулуса, разворачиваясь к плите, делает вид, что не слышит его стон. – Принесешь, пожалуйста? Я пока закончу тут, не хотело бы повторения истории с блинчиками. Регулус бормочет что-то, похожее на «не начинай то, что не можешь закончить», но двигается к кухонному столу. Джеймс чувствует тепло и радость, слушая, как шелестят страницы, тихо шипят яйцо, молоко и сахар. Вот такие ленивые, легкие и привычные утра Джеймсу нравятся больше всех, когда они похожи на единый организм. Запах подгоревшего масла и корицы. Теплый, светящийся и дерзкий. Джеймс готов представлять такие утра до конца жизни. – Что там? – спрашивает Джеймс через плечо. Не получив ответа, он кидает быстрый взгляд на Регулуса, а затем внимательно всматривается в его застывшее лицо, а в его глазах мелькает тень уязвимости. – Рег? – Джеймс начинает беспокоиться. Регулус моргает, смахивая что-то с лица, его взгляд теперь нечитаемый. Он выпрямляется и показывает на открытое письмо на столе. – Одно от Дамблдора. Еще один крестраж. А он действительно раскрывает не так много информации. Слишком мало, чтобы хоть как-то отреагировать. – Да, это точно. – осторожно соглашается Джеймс, – но это хорошо. Минус один из списка. Надо будет рассказать Сириусу. Регулус отрывисто кивает, его взгляд прикован к письму, которое он все еще держит в руках. – Что-нибудь еще? – осторожно спрашивает Джеймс. – Да, – отвечает Регулус. – Это письмо от Доркас. Если коротко, то она называет тебя мудаком, потому что ты не пришел на ужин. И рассказывает историю о какой-то женщине с ее работы по имени Нэнси. – О, – теперь Джеймс понимает. Он выключает плиту и убирает с нее сковороду, а затем снова поворачивается к Регулусу. – Да, Доркас и Марлин любят приглашать всех на ужин, несколько последний я пропустил. Вы были очень близки раньше, верно? Регулус хмурится, он переводит взгляд на Джеймса, но также быстро отводит. – О, да, я… да. Очень. Ты случайно не поддерживаешь связь с Пандорой? Джеймс качает головой, отгоняя грустное чувство из груди. Он пересекает кухню и садится напротив Регулуса. – Извини, нет. Мы никогда даже не разговаривали. С Доркас тоже, по крайней мере, в школе. По правде, думаю, единственная причина, по которой она общается со мной – Марлин. – Да, она никогда не была твоей самой большой фанаткой. – тихо соглашается Регулус. – И я до сих пор не понимаю почему. – говорит Джеймс. Регулус неуверенно вдыхает. – Ну, она знала, как я к тебе отношусь. Она всегда защищала меня таким образом. Она… она когда-нибудь упоминала меня? Джеймс чувствует себя эгоистом. Все это время он был так ослепительно, неописуемо счастлив от того, что Регулус вернулся и существует во всех смыслах. Быть рядом с ним, строить жизнь из вот таких утр, легких прикосновений и уютных разговоров, ощущения дома, этакий безопасный уголок, созданный только для них двоих. Он спокойно выдохнул, когда Регулус сказал, что никуда не уйдет, но Джеймс даже не задумался о людях, которые ему дороги, помимо него и Сириуса. Джеймс переносится на несколько лет назад. Регулус и Доркас, сидящие в одной из ниш с видом на внутренний двор, залитый теплым светом, вокруг них разложены ноты, им комфортно в обществе друг друга. Или они, быстро переговаривающиеся за слизеринским столом в Большом зале, слишком далеко и слишком быстро, чтобы Джеймс смог разобрать хоть слово. Доркас громче всех аплодировала на трибунах во время матчей по квиддичу, когда Регулус ловил снитч. Их легкое общение, улыбка Доркас под заговорщическим взглядом Регулуса, миллион других моментов, в которые Джеймс не был посвящен, их общие воспоминания и секреты. А потом он вспоминает одинокую фигуру Регулуса во втором семестре шестого курса. Он ставит себя на место Регулуса, представляет, как он отдалился от Сириуса, и как тихо, неизбежно отстранился от своей лучшей подруги, частички себя. Об этом больно думать, и от этого Джеймсу еще хуже. Сколько раз Регулус вспоминал о Доркас до сегодняшнего дня? Не сосчитать. Боже, что он за парень? – Да, – Джеймс прочищает горло. – Вообще-то, да. У них есть фотоальбом, и ты есть на паре фотографий. – Джеймсу было тяжело смотреть, когда он думал, Регулус ушел от него навсегда. А еще это был единственный раз, когда он видел сильную, яростную Доркас мягкой и расстроенной. Он пытается сказать об этом Регулусу, но не уверен, спасет или ухудшит это ситуацию. Вместо этого он говорит: – Ты скучаешь по ней. – Да, – с легкостью признает Регулус. – По ней и Пандоре. Но Доркас была моей лучшей подругой. Сердце Джеймса сжимается от боли, отчего появляется трещина – а потом он вспоминает, Доркас, наверное, видела статью в газете и думает, что Регулус теперь мертв – и трещина только сильнее расползается, как по стеклу. – Рег, прости. – беспомощно говорит Джеймс. Регулус хмурится, смотря на него. – За что? Джеймс пожимает плечами, подбирает слова, но не произносит и звука. – Не знаю, – запинается он, – просто я мог упомянуть ее раньше, или мы могли бы сказать ей, или… Регулус тянется и берет руку Джеймса в свою, нежно сжимая пальцы. – Джеймс, пожалуйста. Это не твоя вина. Я испортил отношения с Доркас задолго до всего этого дерьма. – Он вздыхает. Джеймс сжимает его руку в ответ. Уголок рта Регулуса дергается в слабой попытке улыбнуться. – Я мог объяснить ей все на шестом курсе, – тихо продолжает он, – но не стал. Я был слишком горд, или слишком напуган, или что-то еще. Это моя вина. Джеймс качает головой, отказываясь соглашаться. – Когда все закончится, – начинает он, – мы можем пойти вместе. И ты сможешь все объяснить. Регулус долго молчит, не отрывая взгляда от их рук. Джеймс успокаивающие поглаживает его ладонь большим пальцем, выжидая. – Ты действительно в это веришь? – спрашивает он? – В хороший финал? – Да, – тут же отвечает Джеймс. – В смысле, я должен, верно? Но я верю. То, что ты сделал, – он кивает головой в сторону письма Дамблдора, – имеет значение, Рег. Не уверен, забываешь ты об этом или не понимаешь, но это так. Эй, – он пытается заставить Регулуса посмотреть на него, и улыбается, когда удается. – Ты доверяешь мне, не так ли? – Всегда. – легко и спокойно отвечает Регулус. Значение этого слова никогда не перестанет ощущаться теплым, ярким солнечным светом, сияющим в его груди и распространяющимся по венам спокойным и утешительным теплом. Джеймс прижимается к щеке Регулуса, целует его в лоб, в макушку. Регулус наклоняется к нему, обхватывая пальцами его за запястье. – Мы справимся.

***

Каждый день завершается одинаково: они заваривают чай, и ароматы ромашки или лаванды, или фруктовые сухие нотки зеленого чая, который любит Джеймс, и мятного, который предпочитает Регулус, тянутся по всей квартире; привкус корицы от зубной пасты, который остается во рту и скрывается в сладких уголках каждый раз, когда они целуются под дороге от ванной до спальни; их переплетенные конечности под одеялом, напоминающие клубок из ниток, колени и локти, лодыжки и костяшки пальцев, ключицы и бедра сшиваются и в какой-то степени встают на свои места. Иногда Регулус перебирает пальцами в его волосах, пока Джеймс слушает ровный, неизменный стук его сердца. Иногда они целуются и целуются, собирая с губ все возможные вкусы от корицы до меда, все это приводит к идеальному, тесному контакту их тел так же часто, как и мягким, ленивым движениям губ, пока они не заснут. И сегодня не исключение. В квартире витает успокаивающий аромат жасминового чая и лаванды, Джеймс зарывается в волосы Регулуса, ощущая успокаивающий вес его тела на своем, они так тесно прижаты друг к другу, их ноги привычно соединены у изножья кровати. Им легко и удобно, оба счастливы лежать вместе, пока кто-то не заснет первым, и продолжают неторопливо разговаривать. Никто из них не готов расстаться друг с другом на ночь. В какой-то момент Регулус произносит: – Ты не должен думать, что не можешь проводить время с друзьями из-за меня. – и когда Джеймс не сразу отвечает, то он приподнимает голову, заглядывая ему в глаза. – Просто говорю, если нужно было прояснить. – Я так не думаю, – честно отвечает Джеймс, прекращая ритмичные движения пальцами, но не убирая руку. – Почему ты так считаешь? – Сегодня утром, – объясняет Регулус, – ты сказал, что пропустил ужин у Доркас и Марлин. И ее письмо. – Ох, – Джеймс качает головой. – Я пропустил, потому что хотел, потому что мы ужинаем вместе. Регулус хмурится. – Разве ты не скучаешь по общению с друзьями? – Я все еще вижу их. – Джеймс заправляет выбившийся локон за ухо Регулуса. – Я обедаю с ними, Сириус и Римус приходят сюда, а недавно мы с ними и Питером всю ночь. И если бы меня здесь не было, то я бы скучал по тебе. Выражение лица Регулуса смягчается. Джеймс нежно прижимается к нему, пока Регулус не сокращает расстояние настолько, чтобы они поцеловались, впитывая вкус жасмина и корицы. Они так влюблены. Джеймс улыбается, отстраняясь, проводит рукой по волосам Регулуса. А потом, вспомнив кое о чем, говорит: – Эм, к слову о друзьях, мне нужно кое-что обсудить с тобой. Регулус приподнимает голову, вопросительно морщит нос, как умеет только он, и Джеймсу это нравится. Похожие ситуации уже происходили и каждый раз Джеймс ненадолго забывает, что он собирался сказать, пытаясь укусить того в нос, словно полный безумец. Продемонстрировав впечатляющее самообладание и рациональность, Джеймс сдерживается. – Ничего, если я расскажу Питеру о тебе? Регулус хмурится. – Ты не рассказал Петтигрю? – О, нет, – говорит Джеймс. – Не говори ничего, sweetheart, пожалуйста. Регулус выгибает брови, неодобрительно поджимает губы. – Ты ужасный друг, Джеймс. Джеймс вскидывает руку и тихо стонет. – Я знаю, – он звучит почти отчаянно. – Это просто вылетело из головы. Я подумал, раз Римус и Сириус знаю, то и Питер, естественно, тоже, только вот он не знает. Я не просто размокший тост, я – та самая молочная корочка на коробке. – Ты драматизируешь. – вздыхает Регулус. – Ты перенял это от Сириуса? Потому я знаю, что у него это точно не от тебя, он был таким с самого детства. К сожалению. – Я рос совершенно нормальным ребенком, воспитанный в английских традициях, пока не встретил твоего брата. – парирует Джеймс. – Я ставил греческие трагедии для родителей один или два раза в каждое солнцестояние. – Какова вероятность, что они записывали это на видео? – Регулус тихо смеется, его дыхание щекочет шею Джеймса. – Я не собираюсь отвечать на этот вопрос. – говорит Джеймс. Регулус целует его в грудь через рубашку, а затем складывает руки, подбирая ими подбородок. Сердце Джеймса словно одуванчик ярко вспыхивает. – Я ценю, что ты спросил. – говорит Регулус. – Но я предполагал, ты уже рассказал Петтигрю. У вас четверых такие странные отношения, я не могу не думать о вас как о продолжении друг друга. Джеймс хмыкает, проводя пальцами по волосам Регулуса. – Думаю, мы чувствуем себя аналогично. – По крайней мере, я. Вообще, это преступление, что у нас нет связи, соединяющей наши разумы, хотя мы близки. Может, мне стоит поработать над этим. – Хорошо, но как только ты это сделаешь, мы перестанем трахаться. – говорит Регулус. – Последнее, что мне нужно – мой брат в твоей голове, пока ты трахаешь меня шестью способами по воскресеньям. Джеймс низко и драматично стонет. – Почему людям всегда нужно выбирать между своими величайшими удовольствиями? – Ты не можешь иметь все. – хмыкает Регулус, как раз перед тем, как Джеймс обхватывает его за талию и переворачивает их, оказываясь сверху, вызывая смех и, не собираясь этого делать, целует везде, куда только может дотянуться. – Это мы еще посмотрим. – шепчет Джеймс, быстро и коротко целуя несколько раз в губы. Регулус зарывается пальцами в волосы, притягивая его ближе для более медленного, глубоко поцелуя, который ни один из них не желает заканчивать. Такой поцелуй служит обещанием, которое выполняется каждый раз. Иногда совместные ночи переворачивают жизнь с ног на голову, сменяя уютные и теплые вечера на долгие, сопровождающиеся прикосновениями друг к другу. В такие ночи Джеймс понимает, у него есть все, все, чего он хочет – тепло и понимание, утро, за которым следует день, наполненный таким количеством разговоров, что Джеймс не помнит, с чего они начинали, не осознает, как много они уже обсудили, пряча в голове новые крупицы знаний о Регулусе, словно сокровища. В такие ночи мир существует только для них двоих, как луна и планеты связаны притяжением. И Джеймс не может поверить, как ему повезло.

***

Утром во вторник Джеймс впервые говорит Регулусу, что любит его. Это утром ничем не отличается от предыдущих, когда Джеймсу необходимо идти на работу: он медленно и осторожно разжимает пальцы Регулуса и убирает руки с его талии, не без сожаления, и тихо выскальзывает из постели, шлепая босыми ногами по холодному полу; Регулус с громким стоном сворачивается в маленький комочек, поджимая под себя ноги, попутно сильнее закутываясь в оставленную половину одеяла. Джеймс не в силах сдержать ласковую и умилительную улыбку при выходе из комнаты. По правде, сегодня все как обычно. Даже Регулус, стоящий у плиты и мрачно наблюдающий за чайником, пока Джеймс не приходит, привычная картина. Его волосы растрепаны, ярлычок от пижамы, пижамы Джеймса, торчит, его губы сонно сжаты. От одного его вида все внутри Джеймса кружится и делает пируэты, как у самой неуклюжей балерины в мире. – Может, мне нарезать фруктов? – Джеймс наклоняется, чтобы поцеловать Регулуса в щеку. Тот хмыкает в ответ, прикрывая на пару секунд глаза. Джеймс нарезает фрукты, поливает их медом. У него такое хорошее настроение, что он делает еще и тост. Регулус заваривает чай. Он готовит ему чай так, как Джеймсу нравится, при этом ничего не уточняя. Это уже превращается в привычный, приятный ритуал. Может быть, дело в знаках, которые повторяются на протяжении длительного времени, напоминая анафору и аллитерацию в реальности, что так глубоко въелись в кожу, кровь и кости, да так, что их теперь трудно распознать, так как они стали неотъемлемой и значительностью частью себя. Как если стоять слишком близко к картине, то видно только размытые мазки импрессионизма и не обращать внимания на водную гладь, плывущую по ней лодку на фоне красного заката, или поле цветов, или влюбленных под уличным фонарем. Они вдвоем сидят за кухонным столом. Вокруг витает легкий аромат дарджилинга. Они коленями прижимаются под столом. Регулус несколько минут сидит, положив голову на стол («Знаешь, ты не обязан просыпаться вместе со мной» – сказал Джеймс, когда впервые увидел его таким, на что Регулус ответил короткое: «Заткнись, Джеймс»), прежде чем он пододвигает к себе тарелку с фруктами. Сквозь окно проникает свет. Привычная близость. Вкус губ Регулуса по утрам, сладкий мед и сонливость. Это знаки, прописанные и спрятанные между суставами и сухожилиями, под ногтями и между волосками. – Так, – Джеймс встает из-за стола и ополаскивает свою кружку в раковине, – мне пора идти. Тебе нужно что-нибудь купить? Заскочить куда-нибудь по дороге домой? Регулус вслед за ним выходит из кухни. – Я хотел попробовать приготовить фета во фритюре по рецепту из книги твоей мамы. – С медом и тимьяном? – спрашивает Джеймс, надевая куртку. Регулус кивает. – Да. Можешь купить тесто филло и фета на обратном пути? Джеймс кивает. – Конечно, – он улыбается, когда Регулус привычно целует его. – Сегодня постараюсь без опозданий. Люблю тебя, пока. По инерции он берет палочку и бумажник, обувается. Он поворачивается к Регулусу для очередного поцелуя, но вопросительно наклоняет голову, когда на лице того появляется странное, удивленное, слегка застывшее выражение. – Все в порядке? – мягко спрашивает Джеймс. Регулус вздрагивает, уставившись на него. – Да, – говорит он. – Пока. Береги себя. Не забудь про тесто. Джеймс быстро целует его еще раз и выходит из квартиры. Конечно, он не понимает, что сказал Регулусу, пока не проходит половину рабочего дня, а если точнее, то где-то за час до обеда, пока он работает со стопкой документов. Осознание внезапным спокойствием обрушивается на него, так, словно открываешь глаза, а вместо залитых дождем улиц видишь солнечный свет, отпечатывающимся в собственных зрачках. Джеймс едва не роняет перо, когда до него доходит смысл сказанного. Дело в том, Джеймс уже давно знает, что любит Регулуса. Невозможно определить момент, когда это началось, иногда он думает, что это случилось, когда он впервые посмотрел на Регулуса и почувствовал, как ощущение дома проникает сквозь его кости и меняет мелодию его тела, как его сердце качает кровь, и скорость, с которой отрастают волосы и ногти. Но определенно это случилось до последнего полнолуния, так как на следующее утро по возвращению домой и уснул на диване с Регулусом, а проснувшись, представил, что все оставшееся время его жизнь будет полна такими же утрами. Отрицать это было невозможно. Иногда Джеймсу кажется, он всегда любил Регулуса, еще до того, как узнал его или о его существовании. Когда он просыпается посреди ночи, пока есть еще время, прежде чем Регулус проснется следом, или когда Регулус засыпает раньше Джеймса, или по утрам в воскресенье, когда он просыпается первым и смотрит, как тот спит, и думает: Мне кажется, я ждал тебя всю свою жизнь. Ты напоминаешь сон, который я видел когда-то. Но, правда в том, даже если Джеймс и знал об этом какое-то время (или всю жизнь), он боялся признаться Регулусу. Но так сложилось, Джеймс никогда не умел держать чувства в себе, возможно, именно поэтому слова сорвались с его губ так легко, неосознанно, хоть он и не собирался говорить их, по крайней мере, пока что. Он хотел подождать, найти подходящий момент, выстроить в голове картинку, когда он скажет об этом без неуверенности (о которой никто и не в курсе), шепчущей, как это рискованно, что он просто пытается удержать воду в руках. Для Джеймса его чувства к Регулусу кажутся вечными, словно молодость в ее эфемерной форме, когда не можешь представить, что будешь кем-то другим. Подростковые годы он оберегал свои чувства, как огонек, запрятанный в груди между ребрами, и даже когда они отстранились, он все время чувствовал боль, скучал и хотел его, напоминая синяк, на который ты не перестаешь надавливать. Теперь, когда Регулус был постоянно в пространстве Джеймса, живой и в безопасности, такой яркий и прекрасный, или в его постели, свернувшийся калачиком во сне, или больше чем один раз ночь дрожащий от удовольствия и получивший возможность любить и знать, что он любит его. Джеймс не представляет, что когда-нибудь будет любить его иначе. Но, несмотря на это, Джеймс понимает – и боится – что для Регулуса все может быть иначе. Тот факт, что для всех сейчас все кажется нестабильным и расплывчатым, со всеми этими неприятными деталями приближающейся войны, может быть верным для Регулуса, который, технически, был по обе стороны войны и который рисковал своей жизнью, что ощущается реальным, чем для большинства людей. Регулус даже не успел ощутить вновь обретенную свободу от сумасбродной, тиранической семьи, и хотя Джеймс хочет этого для него больше всего на свете, часть его боится, что когда он это сделает, тот поймет – в его жизни нет места для Джеймса, и хотя он и отнесется к этому с уважением, но это пугает, парализует. Для Джеймса он – все. Нет, Джеймс держал бы эти слова при себе, пока страх не утихнет, пока у него будет еще что-то помимо кровоточащего сердца и слепой надежды убедить себя, как он смешон, если бы только не его глупый рот, ведомый сердцем. Но все это уже не имеет значения, слов назад не вернешь. Да, и он, если честно, этого не хочет. Он в ужасе от того, чем все может закончиться, и от предполагаемой реакции Регулуса вечером, но Джеймс такой, какой есть – честный и искренний, с открытым сердцем, и это занимает большую часть, чем та, которая боится, что Регулус узнает. Во время обеденного перерыва он встречается с Сириусом возле их любимой закусочной, где не слишком длинная очередь. Джеймс проводит все время ожидания тише обычного, прикусывая нижнюю губу и покачиваясь на ногах. Он едва слушает Сириуса, изредка только хмыкает и кивает. – Ладно, – говорит Сириус, когда они садятся на их скамейку в парке, – ты собираешься рассказать, что с тобой, нервный? Или ты любезно предоставляешь мне возможность угадать? Джеймс обдумывает все варианты. Кроме того, что Сириус знает о его отношениях с Регулусом, они больше ни о чем не говорили. Конечно, на самом деле рассказывать было нечего. И не будет ли странным говорить с ним о своих проблемах в отношениях, когда эти самые отношения касаются его младшего брата? С другой стороны, Сириус – его лучший друг, и Джеймс всегда первым рассказываем ему обо всем. К черту, думает Джеймс, разворачиваясь лицом к Сириусу, который выгибает бровь, чем жутко напоминает Регулуса. Джеймс делает глубокий вдох. – Сегодня утром я сказал Регулусу, что люблю его. – говорит он. Сириус откладывает все еще запакованный сэндвич. – Ладно, – говорит Сириус. – Судя по тому, как ты трясешься от страха, будет справедливо, если я спрошу, что он ответил. – Береги себя. Не забудь про тесто. – Что? – Сириус моргает. – Сегодня у нас на ужин жаренный фета. – отвечает Джеймс. – По рецепту твоей мамы с медом и тимьяном? – спрашивает Сириус, затем тихо стонет, когда Джеймс кивает. – давно не ел такого. Как думаешь, вы с Регом могли бы отложить свои мелкие бытовые проблемы на время, чтобы мы с Лунатиком пришли к вам на ужин? Джеймс стонет, роняя голову на руки. – Я облажался, Бродяга. Я только час назад понял, что сказал. – Как ты мог не понять, что сказал? – Ну, иногда, когда я открываю рот, то из него выходят странные звуки, не до конца понимаю, как это работает. – Джеймс поднимает голову и жестами показывает, как что-то выходит из горла. – Я просто… сказал это. Он провожал меня на работу, и это просто вырвалось. «Люблю тебя, пока». Я не видел в этом ничего странного. – Это отвратительно по-семейному. Ты ничего не можешь с этим поделать. – удивленно говорит Сириус, а Джеймс неопределенно качает головой. А затем немного резче произносит: – Ты ведь серьезно, да? Потому что если ты сказал моему младшего брату, что любишь его, но не имел этого в виду… – Конечно, я имел это в виду. – прерывает Джеймс. – Это вырвалось, потому что это правда. Я люблю его так сильно, что едва сдерживаюсь. Это просто чудо, что я не сказал этого раньше. Я просто не хотел говорить это так… учитывая, как я сбежал на работу. Кто так делает? – Есть вероятность, что он тебя не услышал? Джеймс вспоминает Регулуса: приоткрытые губы и удивленно распахнутые глаза. Он едва шевельнулся, когда Джеймс еще раз поцеловал его на прощание. Он стонет, откидывая голову назад. – Вспомни, когда Регулус хоть раз на что-то не обращал внимания? – резко спрашивает Джеймс. – В любом случая, я знаю – он слышал. Его реакция, точнее отсутствие реакции… ну, понимаешь – Что конкретно тебя не устраивает? – спрашивает Сириус. – Просто, чтобы я понимал суть проблемы. Ты переживаешь, что он не чувствует того же? Джеймс качает головой. И только по тому, как он сжимает сэндвич в руке понятно его волнение. – Да, но не потому… Неважно любит он меня или нет. Мои чувства от этого не изменятся. Но что если мои слова изменили наши отношения? Или я кажусь ему легкомысленным, несерьезным? Или что для меня это не имеет значения? – Слушай, – говорит Сириус. – Все не так уж и плохо. Это не конец света. Просто иди домой и поговори с ним. Если это важно для тебя и ты правда имел это ввиду, ты должен сказать ему, иначе он напридумывает себе лишнего. Вероятно, именно этим он сейчас и занимается. В голове быстро мелькают образы, как Регулус сидит на диване, сложив руки под подбородком, или как лежит на полу в гостиной, пока из проигрывателя доносится музыка, а его мысли сосредоточены вокруг Джеймса. И обычно такой исход вызвал бы только радость, но он болезненно вздрагивает от мысли, что он причина, по которой Регулус весь день накручивает себя. – Хорошо. – голос Джеймса звучит более уверенно. – Я пойду домой и поговорю с ним. Это не конец света. – Точно, – Сириус хлопает его по плечу, – я сама мудрость, пока дело касается кого угодно, кроме меня самого. А теперь могу я доесть свой сэндвич? – Да. Спасибо, Бродяга. Сириус пожимает плечами, сосредоточившись на своем обеде. – Без проблем. Это нормально обсуждать подобные моменты со мной, знаешь? Только я не хочу слышать о сексе. Он все-таки мой брат. Джеймс взмахивает рукой. – Ничего страшного, я всегда могу обсудить это с Лунатиком. Сириус грозно указывает на него пальцем. Джеймс ухмыляется. – Единственный Блэк, о котором Лунатик может знать непристойности – это я. И буду признателен, если ты не станешь забивать ему голову. Дальше они едят в приятной тишине, изредка прерывая ее случайными комментариями. Например, Сириус пересказывает шутки Римуса или ворчит, что проиграл Питеру в очередной ставке на квиддичный матч. – Между нами, – начинает Сириус, когда они уже собираются обратно на работу, – я уверен, он тоже влюблен в тебя. Что-то вспыхивает в груди Джеймса, и он пытается подавить это чувство, но терпит неудачу. – Откуда ты знаешь? Сириус поправляет волосы, чтобы ветер не откидывал их на лицо, и пожимает плечами. – Он другой с тобой. Расслабленный, каким я никогда его не видел с другими людьми. Он похож на того самого кота, который медленно моргает в знак доверия. Джеймс мысленно представляет теплый взгляд Регулуса, когда веки безмятежно опущены, а ресницы слегка подрагивают. И вспоминает, когда мог его видеть: Регулус сидит на диване и внимательно слушает его, или во время утренних поцелуев на прощание, или пока они в постели обнимаются. Как ни странно, но именно это вызывает у Джеймса теплый румянец. – Я не хочу все испортить. – говорит Джеймс. – Я, правда, люблю его. Я никогда ни к кому не испытывал подобных чувств. – Да, – вздыхает Сириус, – ты всегда был немного не в себе из-за него. Все будет хорошо, Сохатый, обещаю. Джеймс думает о Регулусе, который ждет его каждый день. Таком сияющем в его объятиях и смеющимся только для него. Об его согревающем и успокаивающем шепоте. О том, как Регулус упрямый и злой каждый раз тает в руках Джеймса. О том, как он одетый в его одежду готовит чай, и все еще напоминает ему быть аккуратней, после того, как Джеймс немного облился. Это и успокаивающий его Сириус заставляют Джеймса поверить.

***

Солнце едва окрашивает окна в золотистый оттенок, как Джеймс возвращается домой. – Стоять. – кричит Регулус из кухни, прежде чем Джеймс успевает снять хоть один ботинок, и высовывает голову в дверной проем. Он сужает глаза, отчего Джеймс вздрагивает. – Что в пакете, Поттер? – Тесто, фета. – начинает перечислять Джеймс. Он достает что-то из сумки, озорно улыбаясь. – А еще твой любимый карамельный шоколад с морской солью. – Прекрасно. Ты можешь пройти дальше. – в глазах Регулуса что-то загорается, опровергая весь его равнодушный тон. – Знаешь, – Джеймс снимает ботинки. – Выглядит так, будто мне нельзя доверить простое задание. – Я никак не принижаю твой интеллект, – заверяет Регулус, – и я вполне тебе доверяю, просто не могу быть уверен, что ты не отвлечешься на какую-нибудь бродячую собаку или красивый листок по дороге домой. – Это случилось всего лишь раз. – бормочет Джеймс, пока Регулус пытается выхватить у него пакеты. – Не перебивай аппетит. Регулус закатывает глаза. – Да, мам. – ворчит он, а затем выхватывает пакет из рук Джеймса. – Вообще, от тебя я слышу больше родительских ноток, чем от Вальбурги и Ориона. Не то чтобы они позволяли нам есть сладкое перед ужином. И, подозреваю, это происходило из необходимости иметь над нами власти, нежели реальной заботы. – Ты пытаешь отвлечь меня своими разговорами о проблемах с родителями, но ты же помнишь, я рос вместе с Сириусом и слышал про это. – говорит Джеймс. – Убери шоколад, Регулус. Регулус издает очень громкий, многострадальный стон, запрокидывая голову. – Держу пари, Римус относится к Сириусу иначе. – Ты будешь удивлен, – губы Джеймса растягиваются в улыбке, – Римус держит его в ежовых рукавицах. – Я тебе не верю, – отпирается Регулус, – ты так говоришь, чтобы выглядеть лучше. Кроме того, кто так возвращается домой? Раздаешь приказы, но при этом даже не целуешь. – Раздаю приказы. – Джеймс удивленно смеется. – Да это ты начал командовать, едва я вошел в квартиру! – Это было до того, как я узнал, что ты принес угощение. – Регулус отмахивается от него и подходит ближе. – Ага, – хмыкает Джеймс и притягивает Регулуса за талию. – Тебя всегда так легко подкупить. – Ну, нет, – бормочет Регулус, прикрывая глаза, когда Джеймс трется об его нос. – Но разве тебе не было бы намного легче, будь я таким? – О, ты даже не представляешь насколько. – он широко улыбается и целует Регулуса, освещенного теплым, похожим на полуденный светом. Как и утром, словно ничего не случилось, они рассказывают о своем дне. Регулус достает книгу рецептов, и они вместе готовят ужин. Им настолько комфортно друг с другом, что они предугадывают действия друг друга. Они ужинают, как обычно переплетая ноги под столом, и болтают. С такой же легкостью, как и всегда. Они словно стоят слишком близко к картине и не видят ее целиком. Только после того, как они помыли посуду и переместились на диван, Джеймс задумывается, тайком наблюдая из-за обложки за Регулусом, а не выдумал ли он все утром? Что если это был один из тех реальных снов, и именно он преследовал его весь день? Произносил ли он вообще те слова? И будет проще позволить себя так и думать, оставить их на грани между реальностью и потенциальным вариантом. Джеймс позволяет себе так думать, но потом вспоминает выражение лица Регулуса, и понимает, не может. Это разъест его изнутри. Это засядет в его костях, как болячка, которая никуда не исчезнет. Он еще с минуту смотрит, как Регулус читает и ест шоколад, и напрягается. Джеймс откладывает книгу на журнальный столик. И Регулус считывает в его действиях просьбу о разговоре. Он кладет свою книгу на столик и молча смотрит на Джеймса. В его глазах мелькает что-то похожее на понимание. Джеймс вздрагивает. – Насчет того, что произошло утром, – начинает он. – Все в порядке, – слишком доброжелательно выпаливает Регулус. – Я понимаю, это просто вырвалось. Тебе не стоит беспокоиться. Это просто слова. Они могут означать что угодно, относиться к чему угодно. Но Джеймс знает Регулуса, и что-то в его тоне заставляет задуматься. Джеймс хмурится. – Звучит так, словно ты думаешь, что я имел в виду совсем не это. Регулус моргает. – А ты? – Ну, не думаю, что хотел сказать об этом так, но я действительно это имел в виду. – Джеймс встречается взглядом с ним. – Я люблю тебя. В сравнении с утром сейчас выражение лица Регулуса не такое застывшее. Он удивлен, полон надежды, но все еще насторожен, и Джеймс переживает за него. – Я думал, – хрипит он, прочищает горло и продолжает. – Думал, это случайность. Как когда парень в книжном говорит «приятного прочтения», а ты отвечаешь «спасибо, и вам того же». Удивленный смешок вырывается из Джеймса, он качает головой. – Возможно, это похожие ситуации, но только потому, что это чувствовалось также легко и вырвалось на автомате. Знаешь, поцеловать тебя на прощание, сказать, люблю тебя, потому что это так и есть, а потом прийти на работу и думать о тебе весь день. Регулус не отрывает взгляда от своих рук, лежащих на бедрах. Джеймс замечает румянец на его щеках и как он пальцами отбивает ритм. – Я знал, что нравлюсь тебе в какой-то абстрактной форме, из-за того, кто мы есть и потому что ты говорил об этом, но не думал… – Что я могу полюбить тебя? – немного импульсивно прерывает его Джеймс. – Что я когда-нибудь смогу стать тем, кем бы ты хотел меня видеть. – поправляет Регулус. Джеймс удивленно выдыхает. Он прикусывает губу и качает головой. – Я никогда не хотел, чтобы ты менялся, Рег. Я просто хотел тебя. Я все еще хочу только тебя. Со всеми твоими недостатками. Джеймс раньше никогда не видел настолько близкого к тоске выражения лица у Регулуса. – Правда? Потому что мои недостатки никуда не исчезли. У меня ужасный характер, а еще я страшен в гневе. Джеймс усмехается. Он выглядит таким очарованным и влюбленным. – Это мое любимое. По правде, все в тебе. Иди ко мне? Регулус облегченно выдыхает, словно только этого и ждал, убирает шоколад на журнальный столик и заползает к Джеймсу в объятья. Вес его тела отлично знаком Джеймсу и плавные движения мышц под пижамой, когда он проводит по спине вверх-вниз, словно по строчкам стихотворения, которые засели в его сердце. Джеймс проводит по волнистым и по-детски мягким волосам Регулуса. – Мне нравятся твои волосы, – а затем он быстро и нежно целует его в подбородок. – Но вот это больше всего. – Мой подбородок? – Реглус задыхается. – Из всех мест? – Ну, – Джеймс тихо смеется, его настолько переполняет счастье, что он сейчас лопнет. – Есть еще несколько вариантов. – Например…? Джеймс хмыкает, пальцами пробегая по изящным запястьям Регулуса, а затем подносит их к губам, оставляя поцелуи. – Всегда нравились твои руки. И это, – он прижимается губами к челюсти, а затем запускает руку в волосы Регулуса и легким нажимом отклоняет голову, прикасаясь к мочке уха. – Это. – говорит он с придыханием и чувствует, как Регулус вздрагивает в его руках. Джеймс целует его медленно, вкус шоколада и соленой карамели все еще чувствуется на губах Регулуса. Он издает тихий вздох, похожий на весенний ветерок, когда их носы соприкасаются, а его кудри щекочут лицо Джеймса. – И вот это, – шепчет Джеймс в губы Регулуса, отстраняясь от него на дюйм, особенно когда тот пытается вновь соединить их губы. Джеймс восхищенно смеется. – Между прочим, я пытаюсь тебе что-то сказать. – Ну, давай. – Регулус сокращает пространство между ними, облизывая губу Джеймса. Маленький хитрый искуситель. – Ты мне нравишься таким, – Джеймс немного обессиленный обхватывает его за шею, удерживая на месте, и вписывается пальцем в выемку на бедре, поверх пижамных штанов, – отчаянным и требовательным. – Джеймс. – стонет Регулус, прикрывая глаза. – Дело не только в том, что ты привлекательный. – Джеймс продолжает ласково поглаживать его по спине. Слов и действий всегда недостаточно, но он хочет, чтобы Регулус знал, ему нужно, чтобы они оба понимали. – Да, дело не только в этом. Ты должен знать. Ты мне нравишься без всяких оговорок. Я люблю тебя. Регулус издает очередной сладко-болезненный звук, который пронзает Джеймса насквозь. Он кивает, словно разрешая, соглашается с любовью Джеймс и принимает ее. – Джеймс, – умоляюще повторяет он, – просто поцелуй меня. Пожалуйста. И Джеймс целует.

***

Каким-то образом они оказываются в кровати. И Джеймс, правда, не понимает как, настолько сильно он сосредоточен на Регулусе – он его путеводная звезда. Его Полярная звезда, до которой он может дотронуться, ощутить дыхание и провести своим языком по его зубам. Он тонет, словно его накрыла волна очередного прилива. Каждый вдох и выдох – запад и восток, и сердце Регулуса бешено стучит, когда Джеймс прокладывает дорожку своего желания. В его теле он находит Южный Крест: каждый изгиб и поворот тела с предательским дрожанием отдается в руках Джеймса. Он проводит по бедрам Регулуса, вдоль уязвимых мест под коленями, не забывает и про лодыжки. И чувствует, как с головки члена капает влага. Имя Джеймса, словно молитва, срывается с губ Регулуса, и звучит так опьяняюще, теряясь в дрожащем тоне и придыхательных звуках. Регулус чувствует жар, такой реальный и приятный, когда Джеймс прижимается к нему со всей заботой и нежностью, на которую только способен. Его глаза сияют, Джеймсу в них мерещится звездная пыль или сверкающие после дождя речные камни. Он упирается ему под подбородок, туда, где сердце трепещет, словно крылья бабочки, чувствуя, как страсть и желание сливаются воедино. Регулус дрожащими пальцами приподнимает его лицо и целует с такой нежностью. Этот поцелуй не сравнится с утренним, когда прикосновения были ради прикосновений. Что-то есть в том, как они двигаются вместе, синхронно, отвечая на действия друг друга, кажется, в Джеймсе есть тот магнетизм, который реагирует на Регулуса. Все его тело подрагивает от ощущаемой безмерной любви, пот проступает на его шее. У Регулуса перехватывает дыхание, он впивается ногтями в руки Джеймса, приоткрывая губы, чтобы произнести его имя в очередной мольбе. И эта любовь настолько прочно оседает в костях, только укрепляя его. Он больше никогда не сможет жить без нее.

***

После они лежат в постели, обернувшись друг вокруг друга. Регулус сопротивляется, когда Джеймс пытается уложить его на себя, поэтому просто обнимает его, прижимаясь к груди, и нежным касанием зарывается в волосы. Джеймс прижимается к нему сильнее. Стук сердца Регулуса – самый успокаивающий звук из всех, что он слышал. Джеймс никогда не чувствовал себя настолько удовлетворенным. Кажется, кто-то забрался внутрь и с осторожностью вырвал его сердце. На самом деле, мелькает в его голове, он мог сделать это и сам, а после передать свое сердце, словно цветок, Регулусу. Ему бы понравилось. Регулус бы смог хранить его вечно (как он сделал с тем цветком, что он подарил ему не так давно), постоянно бы возвращался к нему, чтобы провести пальцами по краям. И Джеймс не может просить о большем. А затем неожиданно благословением, произнесенным у алтаря, раздается голос Регулуса: – Я люблю тебя. Сердце Джеймса вспыхивает надеждой, оно то ускоряется, то замедляется, отчего он не понимает реальность ли это. Регулус немного нечеткий, из-за того, что Джеймс без очков, но он все равно различает теплоту в его глазах, которое всегда предназначалась ему одном, а его лицо расслабленное после секса. – Что, – Джеймс едва способен произнести что-то не шепотом, он прочищает горло и продолжает. – Что ты сказал? – Я люблю тебя, Джеймс. – звучит не менее прекрасно, чем в первый раз. Нечто похожее на облегчение слышится в сбившемся дыхании Джеймса. Переполненный чувствами, он впивается в губы Регулуса крепким и долгим поцелуем, а затем сразу же зарывается лицом в его шею. Холодная трава и утренняя прохлада, запах дождя и шампуня Джеймса, а также кожи и пота заполняет его легкие и сопровождается такой радостью, и он не знает, что с ней делать. – О, слава Мерлину. – выдыхает Джеймс. Регулус перебирает его волосы, нежно проводит по коже головы, и Джеймс постепенно расслабляется. – Ты действительно беспокоился, что я не чувствую того же? – неуверенно спрашивает Регулус, словно эта мысль никогда не приходила ему в голову. Несмотря на то, что он считал, что утром Джеймс имел в виду другое, а сейчас мысль, что Джеймс задается вопросом, а любит ли его Регулус, приводит в замешательство. Джеймс смеется ему в шею. – Ты не единственный, кому страшно, любовь моя. – говорит он, а потом качает головой. – Мне… мне не нужно говорить это в ответ. Моя любовь не зависит от того, любишь ли ты меня в ответ. Но я… Просто иногда задумываюсь… Регулус проводит по щеке Джеймса, когда тот оставляет предложение незаконченным. Между его бровями проглядывается складка, пока он внимательно смотрит в такие серые, напоминающие пасмурное небо, глаза. – Продолжай. – уговаривает Регулус, проводя пальцами по линии скул Джеймса. Тот приподнимается на локте и целует его в запястье, тихо вздыхая. – Я просто переживаю, – Джеймс делает еще одну попытку. – Когда все это закончится, ты можешь уйти. Не только из квартиры. Иногда мне страшно, что все происходящее между нами – следствие того, что ты застрял здесь и я – все, чем остается довольствоваться. Джеймсу страшно даже говорить об этом. Это уже некоторое время тихо и ненавязчиво сидело в глубине его сознания, но каждый раз, когда оно всплывало, он заглушал, прижимаясь к Регулусу в поцелуях, напоминая себе, это все не имеет значения. И он был счастлив получить от Регулуса все, что захочет ему дать, сколько бы это не продлилось. И реакция Регулуса пугает его не меньше. Очень пугает. Если он согласится с ним, или он осознает, что все слова Джеймса правда, тогда… ну, Джеймс все еще будет здесь, но раздавленный невзаимной любовью, даже если это сломает его. Регулус вырывает запястье из рук Джеймса, чтобы переплести их пальцы. – Ты идиот. – мягко говорит Регулус. – Во-первых, я не застрял здесь. Я могу уйти в любое время, если захочу. Возможно, это неразумно, но я могу. Я здесь, потому что хочу этого, помнишь? Незамедлительно и немножко глупо Джеймс кивает. – И самое главное, – он делает глубокий вдох, сжимая руку Джеймса. – Я хотел тебя, когда весь мир был в моих руках, и сейчас хочу не меньше. Я никуда не уйду. Я люблю тебя. Джеймс четко осознает, он никогда не устанет слышать эти слова от Регулуса, и никогда не перестанет замирать от неописуемой радости. Только Регулус может сделать его невероятно счастливым и успокоить несколькими словами. Джеймс не хотел бы, чтобы было иначе. Регулус осыпает поцелуями пальцы, костяшки и тыльную сторону ладони Джеймса. А тот думает о том, что сейчас заплачет. – Мы справимся, верно? – он умоляюще смотрит на Джеймса. Джеймс притягивает переплетенные руки к себе и целует все те места, которые целовал Регулус. – Мы справимся. Их губы соприкасаются в мягком и расслабленном поцелуе, и все время в мире у них впереди. В конце концов, Регулус уговаривает Джеймса лечь назад, положив голову на его плечо, и пальцами проводит перышком по его волосам. Джеймс думает, как тихо и спокойно раскрывается их любовь. Она отличается от бурных и открытых признаний в любви, к которым он привык. Вокруг нет никого, кто стал бы свидетелем, только они, укрытые в пространстве, созданном лишь для них двоих, где они могут переплетаться, словно цветочная лоза. Он думает про их «я люблю тебя» по утрам и вечерам, о днях, наполненных такими легкими и естественными чувствами, наподобие дыхания. Он думает о любви, которая не только возвращается, но и предпочитает остаться.

***

Следующим утром Джеймс не отходит от Регулуса, пока тот готовит завтрак. Регулус вздыхает, отображая то, насколько Джеймс – одна большая проблема, но он не жалуется и не пытается остановить его, только прислоняется спиной к его груди и позволяет обнять за талию. Джеймс зарывается носом в его волосы и что-то тихо напевает, пока Регулус нарезает фрукты. – Песня звучит знакомо. – голос Регулуса все еще хриплый после сна. Джеймс крепко сжимает его руки и улыбается куда-то в волосы. – Твои движения – все, что нужно, – тихо поет Джеймс, – чтобы спеть о том, как я любил самую прекрасную звезду. – Придурок, – бормочет Регулус, качая головой, но Джеймс замечает тень улыбки на его губах и уверен, посмотри он в его глаза, то ни были бы наполнены любовью. Как и во все утра до этого они завтракают, а когда Джеймсу нужно идти на работу, Регулус идет провожать его. – Пока, – Джеймс склоняется в быстром поцелуе, но на пару секунд дольше положенного задерживает их губы вместе, и усмехается. – Люблю тебя. Регулус глубоко вздыхает. Он притягивает Джеймса, втягивая его в более глубокий и долгий поцелуй, одной рукой зарываясь в его волосах. Джеймс сильнее обнимает его за талию. – Люблю тебя. – повторяет за ним Регулус, отстраняясь еще сильнее, когда тот пытается утянуть в еще один поцелуй. Джеймс вспоминает вчерашнюю ночь и усмехается. – Скажи это еще раз. – шепчет он, смотря на губы Регулуса. Регулус медленно проводит руками по плечам и груди Джеймса, отчего у того пробегает дрожь по позвоночнику и внизу живота образуется теплый узел. – Тебе пора на работу, Джеймс. – Регулус отталкивает его, разрушая все мечты Джеймса. – До вечера. – Дразнишь, – копируя его интонацию, отвечает Джеймс, а затем притягивает для очередного быстрого поцелуя, бросает не менее быстрое «люблю тебя, пока!», и выходит из квартиры, счастливый так, как никогда не был в жизни.

***

Римус стоит в нескольких шагах от штаб-квартиры, прислонившись к стене, с зажженной сигаретой между пальцами. Именно таким его находит Джеймс после очередного пятничного собрания Ордена. – Привет, – Римус кивает Джеймсу, подходя ближе. – Чего хотел Грюм? Джеймс неопределенно машет рукой. – Сообщение от Дамблдора. Очередной крестраж. А где Пит? – он тянется к Римусу в попытке одолжить сигарету. – Ушел домой, – отвечает Римус, – сказал, что ему рано вставать. Убери от меня свои грязные ручонки, вот, держи. – он достает из внутреннего кармана пальто пачку сигарет. – Сколько их вообще? – Сигарет? – спрашивает Джеймс с сигаретой в зубах. – Не знаю, сбился со счета на пятом курсе. Черт. – он щелкает пальцами, но вырывается только несколько искр, которые тут же испаряются. – Где Сириус, когда он нужен? – Он скоро приедет за мной. – Римус достает из заднего кармана зажигалку. – И нет, криворукий, сколько частей души уже разрушено? – Аа, – Джеймс выдыхает дым, после того, как Римус прикуривает ему. – Эм, три, считая медальон. Как так вышло, что Сириус заберет тебя? Тебе уже плохо? – Нет, в ближайшие два-три дня не должно еще. Сириус просто неисправим, а мои нервы и нейроны на седьмом курсе изменились настолько, что я не могу ему отказать. – Это неправда. – Джеймс усмехается. – Я знаю, как часто ты говоришь ему «нет». – И все равно он добивается своего, так что, какая разница. – ворчит Римус. – Я мог уже быть дома, но вместо этого мерзну здесь, чтобы он смог почувствовать себя Джеймсом Дином, или Хитклифом, или кем он еще там еще себя возомнил. – Да, но ты все равно его любишь. – Джеймс слегка пихает Римуса в плечо. Римус бормочет что-то похожее на согласие. Они оба прислоняются к стене, делая медленные затяжки, от которых кончики их сигарет тлеют с оранжевым светом. Джеймс откидывает голову назад, разглядывая звездное ночное небо. В этой части города звезды видно не так хорошо, невозможно четко разглядеть каждое созвездие, как на Астрономической башне. Но это к лучшему, думает Джеймс, Регулус все равно будет виден только через несколько месяцев. Но отдельное место занимает луна – яркий белый шар, совмещающий в себе скудные оттенки полнолуния, но в то же время переполненный темными, как в пасмурную погоду. Джеймс чувствует иронию. Интересно, так ли чувствует себя Римус большую часть времени? Холодная, или долгая, или непостоянная луна. Да, Джеймса определенно сегодня переполнен чувством вины и драматичностью. Он мог бы забыть о приближающемся полнолунии, если бы не тот факт, что он следит за этим с тринадцати лет, и не то, как оно нависает над ним, как бомба замедленного действия, напоминая о его проступке. Его мама бы определенно щелкнула бы языком, если бы увидела его сейчас. Ты всегда накручиваешь, сказал бы она. Мало того, что он чувствует себя виноватым за ложь Регулусу, он должен злиться на себя за то, что вообще расстроен по этому поводу, ведь для него это не более чем неудобством, которое давно можно было оставить позади, если бы только захотел. В конце концов, это жизнь Римуса зависит от смены фаз, он готовится к ней днями, терпит боль в костях и теряет несколько суток на восстановление. Джеймс – самый эгоистичный человек в мире. Уж он-то в этом уверен. – Так, – бормочет Римус и смотрит на Джеймса со спокойным любопытством. – Что с тобой творится? – Что со мной творится? Ничего. А с тобой? – Джеймс удивленно моргает. Римус выгибает бровь. – Лучшая защита – нападение, да? Ну, во-первых, ты не предлагаешь согреть меня, – он вытаскивает сигарету изо рта, придерживает ее двумя пальцами вдоль тела. – Что я еще должен подумать? Неужели все очарование и восторг от нашей тайной, бурной любовной связи исчезло? – Почему же, мистер Люпин. – ухмыляется Джеймс. – Я всего лишь пытался быть тактичным, учитывая, что ваш любовник уже в пути, но если хотите, то могу согреть вас. Объятия? Или быстрый перепих возле одного из этих старых зданий? Джеймс придвигается к Римусу и обвивает руками его шею, пытаясь притянуть его к себе. Римус делает слабую попытку сопротивления, но не сдерживает смеха. Они еще немного перепираются, после чего Джеймс быстро чмокает Римуса в губы, ухмыляясь. – Боже, – смеется Римус, вытирая рот тыльной стороной ладони. – Обязательно было так обслюнявливать? – Я всего лишь хотел дать тебе то, что тебе нравится. – говорит Джеймс. – Слышал, твой парень – самый настоящий слюнявый пес. – Все-то ты знаешь. – сухо подмечает Римус. Его выражение лица изменяется, уступая место настороженности: прищуривает глаза и слегка поджимает губы. Фирменное выражение Римуса Люпина. Он мягко спрашивает: – Проблемы с Регулусом? Я думал, между вами все хорошо. – Нет, – резко отвечает Джеймс, все внутри него сжимается от паники при одной мысли об этом. – Нет, у нас все хорошо. Я бы сказал даже замечательно. Рег, он такой милый, Римус, ты и половины не знаешь. Нет, это не… ничего, правда. Римус смотрит на него с жалостью. – О, Джеймс. – он тихо вздыхает. – Ты никогда не умел лгать. – Джеймс вздрагивает. Римус делает еще одну затяжку, смотря на него. Его голос смягчается. – Ты переживаешь из-за того, что приходится лгать ему. Джеймс отшатывается, удивленный услышанным настолько, что получается только выдавить: – Как ты понял? Римус тихо смеется, но ничего смешного в этом нет. – Умоляю, я понимал это с тех пор, как вы трое придумали эту идею на пятом курсе. Никому из вас и в голову не приходило, что когда-нибудь у вас будет некто постоянный в вашей жизни, и помощь мне станет помехой. Но о таких вещах задумываешь, когда они появляются в жизни. – Прости, – еще один острый укол вины пронзает Джеймса изнутри. – Я не хотел… давать тебе новые причины для беспокойства, Лунатик. Римус несогласно качает головой. Он медленно выдыхает, облако пара образуется возле его рта. – Знаешь, – осторожно начинает он, – я никогда не просил никого из вас об этом. Но вы все равно сделали это. И я благодарен, естественно, вы никогда не поймете насколько облегчили мне жизнь. Но опять же, я никогда вас об этом не просил. Джеймс хмурится. – Я знаю. Тебе и не нужно было. Мы сделали это, потому что хотели, и мы бы сделали это снова, если мы могли. Уголок губ Римуса искривляется в подобии улыбки. – Я знаю. Просто хочу сказать, ты мне ничего не должен, Джеймс. Нет никакого обещания, что ты обязан приходить каждый раз. Я бы понял, если бы ты перестал помогать с полнолуниями, или… – Нет, – немного резче, чем нужно, прерывает его Джеймс, возможно, слишком резко, судя по тому, как Римус смотрит на него. Джеймс делает глубокий вдох. – Я не хочу прекращать помогать или как-то выборочно приходить в полнолуния. Дело в другом. – Хорошо. – мягко соглашается Римус, ожидая продолжения. – Просто, – Джеймс вздыхает и смотрит на свои руки, стряхивает лишний пепел с сигареты, который все никак не стряхивается. И эти действия напоминают ему о Регулусе, поэтому он замирает. – Вместо того, чтобы делиться каждой минутой своего дня, я стараюсь не сболтнуть ничего лишнего о том, куда я иду, а потом притворяюсь, будто я вообще никогда не уходил. И впоследствии чувствую себя виноватым, потому что рад, что он не спрашивает об этом. Но это твой секрет, и ты знаешь, я бы никогда не предал тебя. Просто… ненавижу ему врать. Вот и все. Римус выслушивает этот поток слов, не перебивая. На некоторое время повисает тишина. Джеймсу всегда было интересно, что происходит в его голове: его рассудительный, очаровательный мозг и то, как он читает людей, словно сноски внизу страницы, для него все изложено в четких деталях. И Джеймс всегда нервничает, когда оказывается в центре его внимания, это напоминало ситуации, когда тебе и не в чем признаваться, но все равно некомфортно. Однажды он пытался заговорить про это с Сириусом, но тот насупился и покраснел, а затем, заикаясь, пробормотал, что понятия не имеет о чем речь, а потом с разочарованным стоном начал поэтично рассказывать о пробегающих по позвоночнику искрах и тяжести в животе. Вот и пойми его. В его защиту, Джеймс понимает, он выглядел бы не лучше, будь на его месте и рассказывая о Регулусе, но Сириус заслуживает всех комментариев за все то дерьмо, когда он лужей растекается из-за Римуса, и еще смеет что-то говорить в сторону Джеймса за его романтичную натуру. – В тот вечер, когда мы вернулись из Дартмура, Сириус, – начинает Римус, его взгляд устремлен куда-то на горизонт, – он был весь на взводе, ты знаешь, каким он бывает. Ходил туда-сюда, бормотал что-то под нос. Он говорил тихо, но это было так неожиданно и бессмысленно. И после этого он рухнул на диван, продолжая о чем-то думать. – В этом весь Бродяга. – немного смущенно из-за внезапной смены темы говорит Джеймс. Римус хмыкает в знак согласия. – Точно, и поскольку я его парень, а не няня, то я оставил его в гостиной в таком состоянии, а сам пошел спать. Если коротко, то спустя какое-то время он лег в кровать и сказал: «Я могу облажаться, Лунатик, это не так уж и трудно, облажаться-то.» Я согласился с ним, а потом он произнес: «Я могу все испортить или вернуть своего брата». – Он продинамил меня на следующий день. – вспоминает Джеймс, он немного начал осознавать, зачем Лунатик поднял эту тему, но все еще не понимал до конца. – Он провел весь день с Регулусом в моей квартире. Римус неопределенно кивает. – Они вцепились друг другу в горло, потому что для них так проще, чем разобраться в произошедшем. Но для Сириуса важно вернуть брата, важно, чтобы он присутствовал в его жизни. – Да, знаю. Рег, он… он не делится этим, как Сириус, но ему тоже не все равно, что он о нем думает. – Точно, – говорит Римус, – так что, как я понимаю, мы так или иначе будем общаться, так как он важен для Сириуса, да и ты просто всполошил его жизнь своим присутствием. Мы можем рассказать ему. Джеймс удивленно смотрит на него. – Правда? – Да, – Римус пожимает плечами. – Полагаю, даже если он плохо отреагирует, то не сможет никому об этом рассказать. И если что, я также знаю его секрет, так что мы всегда можем припугнуть его этим. – И как всегда продумываешь все варианты, Люпин. – на автомате отвечает Джеймс. – Он не расскажет никому, ты знаешь. – добавляет он, вспоминая, каким добрым, успокаивающим голосом Регулус общается с Кикимером, и как рьяно он защищал тот факт, что Кикимер – первый, кому он доверил свой секрет. – Отреагирует плохо или сдержит все в себе. Прозвучит предвзято, но я уверен, он так не сделает. Римус улыбается, мягко и немного грустно. – Не стоит исключать всех вариантов. Джеймс пытается поймать его взгляд, вторгаясь в его пространство. – Ты уверен? Ты не должен этого делать, Лунатик. Я не прошу тебя об этом. Римус отодвигает его лицо от себя. – Мы можем рассказать ему, как только я снова буду в форме. – настаивает он. – Если хотите, можете прийти к нам, уверен, Регулус будет не против выбраться из квартиры на несколько часов. – Что ж, придется найти ключи от башни, в которой я его запер. – шутит Джеймс, прежде чем громкий рев двигателя не переключает их внимание. Римус тушит сигарету о бетонную стену, смотря на то, как Сириус подъезжает к ним на своем мотоцикле. – Вот и он. Свет моей жизни. Сириус останавливает, опирается на одну ногу. Он снимает шлем и встряхивает волосами. Джеймс по-волчьи свистит. – Что вы, красавчики, делаете на обочине, да еще и в таком виде? Люди могут неправильно понять. – а затем, будто задумавшись поправляет себя. – Ладно, один красавчик и Джеймс. – Надо было все-таки отвести Лунатика за какой-нибудь дом ради перепиха. – говорит Джеймс, имитируя пинок по ноге Сириуса. – Лунатик не позволит тебе. – отвечает Сириус, сузив глаза. – Не понимаю, почему я не мог просто аппарировать. – вклинивается Римус, с некоторым презрением разглядывая мотоцикл. – Потому что это романтично, мой восхитительный лунный пирожок. – Сириус ухмыляется так по-волчьи, сияя. – Я подхвачу тебя на своего стального и блестящего коня, смету всех с ног, я… – Возможно, я умру раньше времени на этой богом забытой штуковине. – говорит Римус, но все равно забирается на мотоцикл, обхватывая Сириуса за талию руками и коленями бедра. Сириус следит за его движениями. – Ну же, Лунатик, мы же не собираемся лететь, мы домчим до дома. – Прекрасно. – сухо подмечает Римус. – Холод – вот что меня добьет. – Сохатый, – Сириус переводит взгляд на Джеймса и ухмыляется. – Тебе подбросить до дома? Хочешь прокатиться на руле? – О, Господи. – бормочет Римус. Джеймс усмехается. – Спасибо, но думаю, стоит поберечь психику Лунатика. Тебе стоит задуматься над покупкой коляски. Сириус морщится, выглядя при этом совсем не удивленным. – Ты можешь хотя бы притвориться, что уважаешь мои принципы и эстетику? Хотя неважно. Иди домой, я не хочу тебя больше видеть. – Только после вас. – смеется Джеймс. – Будь осторожен, Бродяга, у тебя там ценный груз. – Как будто я не знаю. – ворчит Сириус. Римус закатывает глаза, но принимает шлем из его рук. Сириус заводит двигатель, и Римус машет Джеймсу на прощание. Он машет им в ответ, смотря, как они отъезжают, на него накатывает волна умиления. Когда Джеймс возвращается домой, Регулус стоит у окна, а Франклин сидит на столе, наслаждаясь каждым прикосновением пальцем Регулуса. Джеймс внезапно понимает, как они с совой похожи. – На улице, кажется, похолодало, поэтому я впустил его. – негромко говорит Регулус, кидая взгляд в сторону Джеймса, пока тот, как и всегда по возвращению домой, разувается, кладет палочку и ключи на столик и кидает куртку на спинку дивана. – Он выглядит совершенно несчастным из-за этого. – шепчет Джеймс, подходит к Регулусу и обнимает его со спины, утыкаясь подбородком в плечо – также их обыденный ритуал. – Он такой милый. – Регулус позволяет Франклину покусывать его пальцы, прислоняясь спиной к Джеймсу. Он делает глубокий вдох, а потом поворачивается к нему лицом, принюхиваясь. Он медленно целует его в губы. – Ты курил. – констатирует он. – Я был с Римусом. – Джеймс улыбается и дотрагивается до щеки Регулуса. Франклин хмыкает, расстроенный, что ему больше не уделяют внимания. Джеймс показывает ему язык. – С таким же успехом ты мог назвать имя любого из твоих друзей. – Регулус кладет ладонь на его щеку и притягивает для очередного поцелуя, облизывая его губы и тихонько мурлыкая. Джеймс смеется не в силах удержаться, прекращая поцелуй. Он сжимает пальцы на талии Регулуса. – Знаешь, – шепчет он, – если тебе так нравится вкус, то можешь сам начать курить. Регулус качает головой и чмокает его в подбородок, щеки и губы, зарываясь руками в его волосы. – Мне нравится их вкус на твоих губах. – и снова прижимается к губам Джеймса. – Ох, – мозг Джеймса тут же выключается. – Хорошо, да. Рак легких звучит как равноценный обмен. – Что такое рак? – интересуется Регулус в перерывах между поцелуями. – Неважно. – шепчет ему в губы Джеймс, проводя руками по его спине и прижимаясь всем телом. – Не переживай об этом. Боже, я был сегодня таким хорошим мальчиком. – Джеймс, – выдыхает ему в губы Регулус, предостережение и благословение одновременно слышится в его голосе. – Хватит болтать. – Твое желание – закон, любовь моя.

***

Спустя неделю после полнолуния Джеймс открывает каминную сеть, чтобы они с Регулусом оказались сразу же в гостиной Сириуса и Римуса. Их домик в Дартфорде маленький, чем-то напоминающий уютное гнездышко. Сириус купил его на полученное от дяди наследство. А еще по его словам, их соседи совершенно обычные и довольно любопытны. Это не загородный дом, где они стали бы затворниками (чтобы заниматься сексом постоянно), но Джеймс никогда не видел их такими счастливыми. – Думаю, им интересно, как гости оказываются в нашей квартире. Учитывая, что снаружи никого никогда не видно. – говорит Сириус Джеймсу и Регулусу, имея в виду любопытных соседей, стоит им только появиться в гостиной. – Сириус надеется, они думают, что у нас тут секретные сборища мошенников. – в глазах Римуса плещется огонек веселья. – Раз уж мы не можем рассказать им об интереснейших деталях нашей жизни, то должна быть хот какая-та фейковая тайная фантазия, которую они мечтают услышать. – говорит Сириус. – К сожалению, то, что они находят интересным в тебе, в нашем мире не новость. – говорит Регулус, взглядом блуждая по маленькой гостиной, наполненной вещами Римуса и Сириуса, представляющие смесь уюта и хаоса – часть их совместной жизни. – Тебе лучше оставить при себе свое мнение, либо можешь сразу возвращаться в квартиру Джеймса. – говорит Сириус. – Какое конкретно мнение? – невинно переспрашивает Регулус. Джеймс потирает нос, пытаясь не рассмеяться. – Регулус, – произносит Римус, прежде чем Сириус успевает вставить хоть слово. – Сириус упоминал, что твой дядя сохранил несколько фотоальбомов? – О да, – бурчит Сириус, подходя к книжной полке. – Тут есть даже несколько наших детских фотографий, вероятно, то, что бывшие родители не собирались хранить. Несмотря на то, что они готовы впиться когтями друг в друга, Сириус и Регулус усаживаются на потрепанный диван, когда Сириус находит нужный альбом. Джеймс садится рядом с ними, ему интересно, так как он никогда не видел Регулуса до приезда в Хогвартс. Римус опирается на спинку дивана. Сириус перелистывает несколько страниц, заполненных семейными и личными портретами Блэков, одетыми в мантии. И после этого появляются они. Регулус сидит на богато украшенном стуле, сложив руки на коленях, и выглядит очаровательно торжественно, Сириус стоит рядом с ним, положив руку ему на плечо, и умудряется улыбаться. Им здесь не больше шести. – Сколько вам здесь? – Джеймс наклоняется, чтобы получше рассмотреть всю детскую пухлость на лицах обоих, на Регулуса, который то и дело поглядывает на Сириуса, пока тот щурит глаза, улыбаясь. – Четыре и шесть. – тихо отвечает Регулус, проводя пальцами по краю фотографии. – Наш первый совместный снимок. – говорит Сириус. – Рег был кошмаром, пока на нем пытались закрепить эти подтяжки. Вот почему он выглядит так, словно кто-то сломал его любимую игрушку. – Мне не нравилось, как они давят на плечи. – говорит Регулус. – Как ты его уговорил все-таки надеть их? – спрашивает Римус. – Подкупил шоколадом Honeydukes, который дала мне Энди. Регулус переворачивает страницу, и снова они: Регулус и Сириус сидят на пристани, их ноги опущены в воду, Сириус болтает ногами, пока Регулус защищается от брызг; Сириус сидит на бархатном диване, а Регулус спит у него на плече; они идут по тропинке, рука об руку, время от времени оглядываются на фотографирующего их, Сириус смеется и машет рукой; кухня на Площади Гримо на Рождество, на дверях висят венки и мишура, Сириус гоняется за Регулусом вокруг стола. – Из-за него я опрокинул пудинг. – ворчит Регулус. – Бывшая мать была в ярости. – добавляет Сириус с ноткой тоски. До невозможности умиленный Джеймс тыкает пальцем по фотографии, когда Регулус со снимка огибает угол стола. Он замирает на месте и Сириус с фото врезается в его спину и хмуро смотрит на Джеймса. Очаровательно. Мини-Сириус светится. Джеймс усмехается. Регулус и Сириус на рождественском ужине. Сириус перед отъездом в Хогвартс, а затем такая же фотография Регулуса. Регулус с интересом наблюдающий, как Сириус выливает ведро воды на Нарциссу с лестницы. Андромеда, обнимающая из обоих, ярко улыбается, Сириус пытается оттолкнуть ее, а лицо Регулуса сморщено. – Я и забыл, насколько вы похожи. – тихо говорит Римус. – В детстве вас вообще не различить. – Одинаковые стрижки на самом деле подчеркивают сходство. – говорит Сириус. – По крайней мере, у нас не было одинаковой одежды. – бормочет Регулус. – Да, но десятилетиями не сменяющиеся образы не оставляют места для разнообразия. – возражает Сириус. Джеймс останавливает Сириуса, прежде чем тот успевает перевернуть страницу. Фотография Регулуса, сидящего на деревянных качелях и Сириуса, обнимающего его за плечи со спины, привлекла его внимание. Сириус на ней ухмыляется, прижимается лицом к Регулусу, который искренне улыбается. – Когда это было? – Регулус слегка хмурится. – Должно быть тем летом, которое мы провели с дядей Альфардом. Нам было, наверное, лет семь и девять? Регулус тихо хмыкает. – Я не видел их так давно. Сириус смотрит на Регулуса, что-то неуловимое есть в блеске его глаз, насупленных бровях. – Знаешь, – неуверенно начинает Сириус. – Энди научила меня делать копии. Могу сделать тебе несколько, если хочешь. – Правда? – Регулус смотрит на него. Выражение лица Сириуса смягчается, губы приподнимаются, и он кивает. – Хорошо, – говорит Регулус. – Спасибо. – Конечно, без проблем. – Сириус пожимает плечами. Джеймс и Римус заговорщически переглядываются. – Значит, ты часто видишься с Андромедой? – спрашивает Регулус. – О, иногда. – Сириус щелкает пальцами. – Она испекла нам с Лунатиком пироги на прошлое Рождество. Мы должны навестить ее, если тебя когда-нибудь выпустят из башни. Я уверен, что она захочет тебя увидеть, а ты сможешь познакомиться с Дорой. – Она думает, что я мертв, Сириус. – Что означает, что встреча с тобой будет еще больше приятным сюрпризом. – говорит Сириус. Регулус хмыкает и выхватывает фотоальбом, пролистывая его. – Знаешь, она всегда была добра ко мне. – Думаю, у Андромеды – золотой характер. – говорит Римус. – Хотя она строгая. Она постоянно говорит Сириусу, чтобы он подстригся. – Она шутит. – Сириус закатывает глаза. – Она просто думает, мне нужна материнская фигура, ведь ее у меня никогда не было, но она ошибается, у меня есть Эффи. Джеймс смеется. – Но мама то совсем не похожа на суровую мать, верно? – Как будто Энди об этом знает. – фыркает Сириус. – Ее родители такие же сумасброды, как Орион и Вальбурга. – Да, но Андромеда всегда была очень стабильной. – говорит Регулус, переворачивая страницу с фотографией, где они с Сириусом строят замки из песка, прикрывая лица от солнца, и смотря в камеру. – Все безумие Блэков, кажется, обошло ее стороной. – Везучая. – бормочет Сириус. Регулус переворачивает страницу, и Сириус оживляется. – Ты помнишь? Фотография, на которую он указывает, прекрасна. Она кажется не быстро снятой, а наоборот, вдумчивой. Тот, кто их фотографировал, определенно хотел сохранить этот момент в памяти. Сириус и Регулус сидят на террасе двухэтажного ресторана, козырек которого покрыт розовыми, оранжевыми и желтыми цветами, которые струятся вниз, защищая от солнца. Окна ресторана на заднем фоне нечеткие, освещенные тусклым светом, если присмотреться, то можно разглядеть официантов и посетителей или же прохожих, которые то и дело мелькают в кадре. Сириус говорит что-то вызывающее смех Регулуса, он придерживает брата за руку и это так по-детски мило. А когда Регулус убирает руку, то снимающий переключает внимание на себя, Сириус машет ему и улыбается. И взгляд Регулуса изменяется на мягкий и теплый, Джеймс узнает этот взгляд, даже не смотря на то, какой он юный. – Это ведь не Англия? – спрашивает Римус. Регулус качает головой. – Франция. Сен-Жермен-де-Пре. Наши родители взяли нас с собой в одну из поездок. Как они сказали, для практики французского. – Естественно, они и секунды не пробыли с нами, но почему-то решили, что мы ужасные маленькие дети, и больше никогда не брали нас с собой. – добавляет Сириус, его голос звучит на удивление радостно. – Очевидно, поэтому поездка удалась. Они наняли няню, которая бы присматривала за нами, и она была очень милой, верно, Рег? До этого мы никогда не были в маггловских местах, и она водила нас, куда только можно было, за мороженным или просто на прогулку. И это она снимала, не понимаю, откуда у дяди Альфарда эта фотография. – Там я впервые попробовал кофе. – рассеяно говорит Регулус, он словно сейчас находился за миллион миль отсюда, в Париже, ему снова восемь, и он сидит напротив брата и смеется над каждой его глупостью, а в его глазах сияют звезды. И Джеймс чувствует, как хочет спрятать и сохранить эту частичку, как и все предыдущие, которыми Регулус поделился с ним, хочет износить эту фотографии. До потрепанных краев и выцветших оттенков. Римус позади него тепло смеется. – Не слишком ли ты молод для кофе? – Все пили кофе, поэтому он тоже хотел. – Сириус откидывает голову назад и смотрит на Римуса со счастливо улыбкой. – В любом случае, – он слегка покачивает головой, – это самое шикарное, самое пафосное, что с нами случалось. Я ненавижу, как наши до ужаса богатые родители не уделяли нам достаточно внимания, но мы все равно поехали. Неважно. Я помню, как тебе было весело. – говорит он Регулусу. – Кажется, я никогда не видел тебя таким счастливым, так что… Я подумал, ты захочешь вспомнить об этом. Регулус молчит еще какое-то время, все еще рассматривая фотографию. А затем делает глубокий вдох и кивает, смотря на брата. Джеймс не видит его лица, но что-то в выражение лица Сириуса меняется, словно подрагивающий свет за окном. – Можешь сделать копию этой фотографии? – спрашивает Регулус. – Пожалуйста. Сириус моргает, будто он не ожидал. – Да, – выдыхает он. Регулус кивает, возвращая взгляд к снимку, но Сириус продолжает наблюдать за ним широко раскрытыми глазами. А затем тише и мягче он произносит: – Все, что захочешь, Реджи

***

Весь ужин они проводят за разговорами, сидя за деревянным кухонным столом на совершенно неподходящих к нему стульях. Они обсуждают дела Ордена, расписание собраний и чья очередь дежурить, рассказывают, как прошли их недели. А потом по просьбе Джеймса и Римуса, Сириус и Регулус рассказывают еще несколько историй из детства. – А потом этот, – Регулус многозначительно смотрит на Сириуса, – поджег все дерево. Римус качает головой и смеется. – Большинство детей, в конце концов, оказываются вверх ногами на потолке или меняют цвет волос других людей, но ты, конечно, совершил поджог. Сириус поднимает руки, ухмыляясь довольный собой. – Что я могу сказать, – он щелкает пальцами, вызывая пламя, – я всегда был таким крутым. Ходят слухи, что я родился с сигаретой, и декламируя Рильке. – Покрасневшее лицо и вопли, будто кого-то убивают – это то, что я слышал. – бормочет Регулус. – Помнишь, как он поджег портьеры на четвертом курсе? – смеясь, спрашивает Джеймс Римуса, игнорируя толчки Сириуса. – «Помнишь?» Думаю, подушечки моих пальцев до сих пор гладкие и нежные. – говорит Римус. – О, правда? – Сириус скрещивает руки, сутулясь. – А что насчет твоих всплесков магии, а, Реджи? – У меня никогда не было всплесков магии. – фыркает Регулус. – Я получил письмо из Хогвартса, пошел в школу и делал только заслуживающие восхищения заклинания. – О, конечно. – Сириус кивает, поджимая губы. – Ничего похожего на то, чтобы вылететь из кровати в окно в одной пижаме. А потом, – добавляет он, когда слышит вздох Джеймса, – когда мы нашли его утром, он так разозлился, что его отругали, что заставил одежду родителей исчезнуть. Очень милое зрелище: сопливый, полусонный ребенок и два взрослых волшебника только в трусах, стоящие возле дома. – Меня потом отправили в комнату, оставив без еды. – ворчит Регулус под смех Римуса и Джеймса. – Сколько тебе было лет? – спрашивает Джеймс. Регулус пожимает плечами. – Где-то шесть. О, не надо. – Регулус замечает, как опускается лицо Джеймса. – Мы так хорошо проводим время. Так или иначе, все хорошо, как бы мы еще узнали, что мама носит комплекты с леопардовым принтом. Римус смеется сильнее, уронив голову. Сириус стонет и прижимает пальцы к глазам. – Воспоминание разблокировано. После этого Джеймс и Сириус моют посуду маггловским способом, а Римус со всей своей щепетильностью готовит всем чай, бросая на Джеймса небезосновательный укоризненный взгляд. Вечер прошел хорошо, и Регулус выглядел сияющим и непринужденным, что Джеймс забыл, зачем они приходили на самом деле. Он сомневается, что все закончится плохо, но мысль об испорченном вечере заставляет его нервничать. – Итак, – говорит Римус, садясь между Джеймсом и Сириусом, – есть кое-что, о чем мы хотели с тобой поговорить. Бросив взгляд на Джеймса, Регулус понимает, Римус обращается к нему. Он еле заметно выпрямляется, расправляет плечи, готовясь к чему-то, но он не знает, к чему, и кивает. Римус глубоко, насколько только может, вдыхает, пока Джеймс и Сириус затаили дыхание. – На самом деле не так просто сказать об этом. – он наклоняет голову. – Я – оборотень. Регулус моргает. – О, – поразительно спокойно произносит он. – Верно. Из легких Сириуса словно выбили весь воздух. Он смотрит на своего брата, наклоняясь вперед. – И это все? Это все, что ты собираешь сказать? – уточняет он. – Парень твоего брата говорит, что он оборотень, а ты такой: «Конечно, хорошо». – Теперь, когда ты все озвучил, то да, так и есть. – говорит Регулус. – Заткнись. – огрызается Сириус. – Ты… ты знал? – спрашивает Римус. Регулус переводит взгляд на него. – Ну, не был уверен, пока ты не сказал. – Откуда… как ты узнал? – возможно, слишком рассержено спрашивает Сириус. – Я только что сказал, я не знал. – говорит Регулус. – Это просто мысль, пришедшая мне в голову, только и всего. – Хорошо, как мысль об оборотне случайно пришла в твою голову? Регулус глубоко вздыхает, один его взгляд в сторону Сириуса кричит, что он, вероятно, испытывает его терпение. – Не знаю, Сириус, однажды ночью, страдая от бессонницы, задумался, почему такой разумный человек, как Люпин, терпит тебя так долго, задавался вопросом, что с ним не так, и все, что я придумал – он оборотень. Это ты хотел услышать? – Именно, спасибо. – категорично заявляет Сириус, а затем хмурится и жестикулирует руками. – Пошел нахуй, Рег, ты… – Парни. – вмешивает Римус, и дождавшись, пока Сириус успокоится, что он делает с неохотой, скрещивая руки на груди, снова смотрит на Регулуса. – Регулус, если ты не против, я хотел бы узнать, как ты пришел к такому выводу. – Ты не виноват, если ты об этом беспокоишься. – говорит Регулус, а затем к удивлению показывает на Джеймса. – Это из-за него. – Меня? – Джеймс растерянно смотрит на него. Регулус кидает ему сочувствующий взгляд. Сириус тянется через Римуса и ударяет его по плечу. – Что я сделал? – Ты отвратительный лжец. – говорит Регулус. – Неделями ты возвращался домой с работы вовремя, и ты не думал, что я удивлюсь твоему решению провести целую ночь вне дома без каких-либо объяснений, кроме как «я буду с парнями»? Твое мнение о себе, должно быть, сильно искажено. – Это все еще даже и близко не стоит с темой оборотня. – говорит Сириус. – Почему ты просто не предположил, что у него есть кто-то на стороне? Джеймс обиженно вскрикивает. – Я действительно думал об этом, – признается Регулус, – но чем больше я думал об этом, тем больше некоторые вещи не сходились. И это совсем не похоже на Джеймса. – Спасибо. – Джеймс кидает укоризненный взгляд на Сириуса. – На самом деле я не мог уснуть каждый раз, когда Джеймса не было дома. – добавляет Регулус, невольно подтверждая подозрения Джеймса, что ему трудно засыпать без него. После полнолуний он постоянно заставал его полулежащим на диване, как в то первое утро, после чего они вместе засыпали до полудня. – И я заметил, что в эти ночи всегда было полнолуние. И я вспомнил, как вы постоянно называете Люпина Лунатиком, или лунным лучиком, лунным сиянием или еще как-нибудь. И, по словам Джеймса, он был с вами. Я просто не знал, чем вы занимаетесь. Но, правда, я не знал, пока вы не сказали, что Люпин – оборотень. – Это разумно. – высказывается Римус. – И тебя все устраивает. – неопределенно говорит Сириус, сузив глаза. Регулус пожимает плечами. – Мне-то какая разница. – Верно. – Римус кивает. – Как ты догадался об анимагии? – спрашивает Джеймс. Регулус недоуменно смотрит на него. – Анимагия? Сириус тянется, чтобы снова ударить Джеймса, но тот уклоняется и бьет его в ответ. – А как ты думал, они мне помогают? – спрашивает Римус. – Ну, это я и хотел у тебя спросить. – отвечает Регулус. – Молодец, Джеймс. – невозмутимо произносит Сириус. – Переставай злиться. Мы все равно бы подняли эту тему. – говорит Джеймс. – Ты анимаг? – спрашивает Регулус у Джеймса, которому хватает порядочности выглядеть виноватым. – Мы все. – отвечает Джеймс. – Я, Сириус, Пит. Волк не так сильно возражает против присутствия других животных, поэтому мы проводим полнолуния с Лунатиком, чтобы ему было хоть немного проще их переносить. С пятого курса. – С пятого курса? – удивленно переспрашивает Регулус. – Но это же… Сириус усмехается. – Незаконно, да. Не тебе об этом говорить, бывший Пожиратель смерти. – Это абсолютно разные вещи, Сириус. – говорит Регулус. – Так что, вы устраиваете маленькие собачьи встречи в полнолуние? Римус фыркает. – Забавно, что ты подобрал именно это слово. Регулус тут же сужает глаза и смотрит на Сириуса. – Покажи мне. – требует он. Сириус по-волчьи ухмыляется и поднимается из кресла. Через секунду на его месте появляется большая черная собака. Бродяга трясет и подбегает к Римусу, толкаясь головой в его руку. Римус услужливо чешет его там, где, как он знает, Бродяга не может дотянуться. – Я всегда знал, что ты собака. – говорит Регулус. Бродяга громко лает. Регулус переводит взгляд на Джеймса. – Теперь ты. Джеймс никогда не стыдился своей анимагической формы, даже гордился ею, но сейчас он вздрагивает, нервничая из-за реакции Регулуса. – Как бы… знаешь, я не уверен, что это уместно… – Джеймс. – не повышая голоса, спокойно, но в то же время требовательно прерывает его Регулус. От такого тона по спине Джеймса пробегает дрожь, и вообще-то это нечестно. Римус тихо смеется, когда Джеймс встает там, где больше свободного места и перекидывается. Регулус глубоко вздыхает, смотря на него, и подпирает подбородок рукой. Джеймс трансформируется обратно, и неуверенно взмахивая рукой, выдает: – Та-да! Регулу по-прежнему не сводит с него глаз, а потом говорит: – Знаешь, теперь я начинаю понимать. – он постукивает себя по носу. – Ты иногда делаешь так, когда задумываешься. И когда ты расстроен, то, – он указывает на правую ногу Джеймса, – быстро и сильно стучишь ногой. Щеки Джеймса вспыхивают, по ним проносится жар, он даже не знал о своих привычках. Римус пытается скрыть улыбку, опустив голову, но его плечи подрагивают, и смех вырывается из него. Регулус улыбается, и сердца Джеймса замирает. Он может издеваться над ним сколько угодно, если будет так сиять. Джеймс переставляет стул поближе к Регулусу и садится ним, полностью развернувшись к нему всем телом. – Хорошо. Но разве ты не находишь это очаровательным? – спрашивает Джеймс, надеясь получить похвалу или привлечь внимание. Регулус всегда видит его насквозь и ни за что не поддается его чарам, поэтому только окидывает быстрым взглядом и говорит: – Ты пони с рогами, Джеймс. – У меня доброе сердце. – возражает Джеймс, насупившись. – Единорог. – добавляет Римус, никак не помогая. – Одно время, – говорит Регулус, – считалось, безоар можно найти в сердце арабских оленей, и они помогут излечить от чумы. Джеймс жестикулирует, как бы говоря: «Видишь!» – Правда, – добавляет Регулус, – позже выяснилось, что это ложь. Безоар встречается у большинства животных и помогает только при отравлении ядом. – Я – лесное существо! Друг леса, благородный… – Так вот что ты имел в виду, когда говорил, что у тебя есть олень? – Регулус хмурится, словно пытаясь уловить суть. – В каком-то смысле. Но спустя некоторое время разговор снова возвращается к Джеймсу. Он кладет руку на спинку стула Регулуса, придвигается ближе к нему и усмехается. – Я готов исполнить любые твои сказочные мечты, дорогой. – Регулус издает звук отвращения, но все равно позволяет Джеймсу поцеловать его. Сириус перекидывается только для того, чтобы издать звуки рвоты. – Повзрослей, Сириус. – огрызается Регулус, кидая острый взгляд ртутных глаз на него. Сириус садится за стол. Он опирается на сложенные руки и суженными глазами смотрит на брата. – Знаешь, – медленно говорит он. – Я поцеловался с ним намного раньше тебя. – Воу, эй. – Джеймс поднимает руки вверх. – Для практики, как они говорили. – хмыкает Римус, в его глазах пляшут искорки смеха. Регулус переводит взгляд на Джеймса. – Ты целовался с моим братом? Римус смеется, мягко и низко, в нем так и слышится нежность. Он сочувствующе смотрит на Регулуса, как бы говоря: я знаю, понимаю, как тяжело быть влюбленным в ужасного человека. – Джеймс перецеловал всех своих друзей. – говорит он. – Он и меня как-то уговорил. – На шестом курсе он специально застукал Питера под омелой. – добавляет Сириус. – Я склонен к моногамии, – говорит Джеймс, – но как говорит Сириус, монстр обязательств, который практикует все со своими друзьями. Регулус выгибает бровь. – И это говорит тот, кто ревновал только от одной мысли, что кто-то за мной ухаживал. – Эй, ухаживание – моя работа, а не незнакомых людей, пытающихся заполучить твое состояние и красоту. – возражает Джеймс, скрещивая руки на груди. – Ты можешь целоваться с Доркас, если хочешь, но я твой парень, и только со мной у тебя есть право на романтику. – Доркас не целуется с парнями. – твердо говорит Регулус. – Как и я не целуюсь с девушками, если уж на то пошло. В любом случае, я удивлен, Сириус, продолжаешь древнюю традицию нашей семьи, касаемо древа? – Это ты трахаешься с ним и планируешь завести с ним маленьких полудемонов. – ворчит Сириус и, судя по последующему звуку, пинает Регулуса под столом. Джеймс хмурится. – Я не понимаю. – Ну же, Сохатый. – Сириус ухмыляется. – Чистокровный и чистокровный? Семейное древо когда-нибудь пересечется. Что-то в голове Джеймса замирает и ломается, как чашка, падающая в замедленной съемке. Регулус гладит его по щеке. – Не переживай, я хорошо знаком с семейным древом, это произошло довольно давно, и уже не имеет значения. Тебе повезло, что у меня тоже есть чувство юмора, Сириус не против инбридинга, но он так раздражен из-за кровосмешения. Из Римуса вырывается удивленный смешок. – Как будто одного может существовать без другого? – он очаровательно усмехается. – Ну, может. – возражает Сириус. – Не в этом случае. – говорит Регулус. Сириус закатывает глаза так, что они могли бы выкатиться за глазницы. Он встает, чтобы ополоснуть кружку, а затем подходит к холодильнику. Римус опирается руками на стол, наклоняясь к Джеймсу. – Итак, – начинает он, его голос полон коварства, – кто из них лучше целуется? Звон бутылок разносится по кухне – Сириус чуть их не выронил. Он прижимает их груди, как расстроенная дама жемчуг, и разворачивается. – Лунатик, – шипит он. – Прекрати так удивленно смотреть. – отмахивается Римус. – Я хочу знать. Сохатый? Джеймс пытается скрыть злорадную ухмылку. – Прости, Бродяга. – Что? – выкрикивает Сириус и в три шага оказывается у стола, бесцеремонно ставя бутылки пива на него. Регулус плавно подхватывает одну и открывает ее об край стола. Его лицо нечитаемое, но все тело так и кричит, как он доволен, уж Джеймс то уже успел его выучить. – Точно нет. – кидает Сириус. – Заткнись, когда мы вообще в последний раз нормально целовались? А если мы сделаем это сейчас? – Точно нет. – Регулус недоверчиво смотрит на Сириуса. Сириус приподнимает бровь, упираясь костяшками пальцев в бедро. – И где теперь твое чувство юмора, а? – Ладно, – Регулус пожимает плечами. – Тогда я целуюсь с Люпином. Джеймс сдавленно кашляет. Римус смеется. – Только через мой труп. – Сириус переводит взгляд на Джеймса. – Как ты можешь думать, что он целуется лучше меня? Меня. У тебя предвзятое отношение, ты, тупица. – Ну, да. – легко соглашается Джеймс. – И, кроме того, ты пес, Бродяга. Ты всегда используешь слишком много языка, и, честно говоря. Нет, заткнись, ты сам спросил. Мне нравится прикусывать язык при поцелуе, только и всего. – Я больше не хочу видеть тебя здесь. – категорично заявляет Сириус. – Цель встречи достигнута. Иди домой. Римус встает и проводит рукой по волосам Сириуса, целуя в щеку. Сириус тут же становится податливым, словно подтаявшее масло. – Все хорошо, Бродяга. – говорит Римус. – Мне нравятся твои слюнявые мокрые собачьи поцелуи. Сириус хватает Римуса за джемпер и с низким рычанием в горле притягивает для длительного поцелуя. Регулус делает глоток пива, хмурясь в отвращении. – Мерзость. Джеймс усмехается и приобнимает его за плечи. Регулус поддается на его действия. Это идеальная ночь, думает Джеймс, счастье распускается в его груди, словно цветок.

***

На прощание Сириус обещает сделать копии фотографий для Регулуса. Джеймс обнимает его и Римуса, ему не хочется уходить, но он напоминает Сириусу о совместном обеде в понедельник. Регулус ждет, пока они закончат, и поворачивается к Сириусу, чем привлекает его внимание. – Спасибо за вечер. – с подчеркнутой вежливостью произносит он. Сириус моргает. – Эм, конечно. – У тебя очень хороший дом. – добавляет Регулус. – Правда, ты прекрасно справляешься, Сириус. Я рад за тебя. Джеймс и Римус наблюдают за тем, как Сириус сглатывает и кивает. – Спасибо. – его голос звучит хрипло. – Отлично, я сейчас заплачу, так что убирайся нахрен отсюда. Регулус кивает и отходит к камину. Джеймс следует за ним и сквозь зеленое пламя успевает разглядеть, как Римус прижимает к своей груди Сириуса, его смех преследует Джеймса, пока он не оказывается в своей квартире. Регулус успевает отряхнуть одежду от пепла, разуться и скрыться в ванной, пока Джеймс только выходит из камина и отключает каминную сеть. Он идет на звук льющейся воды и, прислонившись к дверному косяку, смотрит, как Регулус чистит зубы. – Все прошло довольно мило. – мягко начинает он и видит, как Регулус в отражении зеркала двумя пальцами касается запястья и медленно моргает. Да, мило. Джеймс делает паузу. Регулус не выглядит рассерженным. На самом деле, он, вероятно, не придал этому большое значение, но Джеймс ненавидит оставлять что-то недосказанным. – Ты не… – он запинается в поисках подходящего слова. – Ты не злишься на меня? Регулус разворачивается, чтобы посмотреть ему в глаза. Он смотрит на него несколько секунд, а потом показывает на рот, который все еще в зубной пасте, как бы прося Джеймса подождать. – Почему я должен злиться? – спрашивает Регулус после того, как прополоскал рот, он разворачивается к Джеймсу, упираясь бедром о шкафчик под раковиной. Джеймс хмурится. – Потому что я лгал тебе. – отвечает он. Регулус качает головой. Выражение его лица смягчается так, как нравится Джеймсу: острый взгляд сменяется на немного туманный, жесткость исчезает, становясь чем-то нечетким, как после нескольких секунд под солнечными лучами спустя какое-то время на холоде. – Ты делал это ради друга. – мягко говорит Регулус. – Это было бы лицемерием, учитывая, что сейчас тебе приходится лгать ради меня. Облегченный, тихий вздох вырывается из Джеймса. – Ты такой милый. – он склоняет голову, все еще опираясь на дверной косяк. Регулус приподнимает бровь. – Потому что не злюсь на тебя? – Потому что ты такой понимающий. – говорит Джеймс. – И за то, как вел себя с Римусом. Он нервничал сегодня. Переживал, как ты отреагируешь. Регулус хмыкает. – Понимаю. Полагаю, он рассказал мне из-за тебя? – Вроде того, – говорит Джеймс. – Я не просил его об этом, но… да. – Ты переживал из-за того, как я отреагирую? – Вовсе нет. – с легкостью отвечает Джеймс. – Я полагал, ты будешь вести себя так, каким ты был с Кикимером. Не мог представить, чтобы ты повел себя иначе. Регулус пожимает плечами. – Люди ведут себя порой непредсказуемо, особенно в такой ситуации. – Да, но я знал, что все пройдет хорошо. Я доверяю тебе. В глазах Регулуса читается легкое удивление, какое было, когда Джеймс попросил стать его парнем. Он протягивает руку, и Регулус берет его за руку, подходя ближе, наклоняет голову для последующего поцелуя. И что-то в этом есть: в домашнем уюте, когда они возвращаются после встреч с друзьями; в их негромких голосах и их фигурах, стоящих в проеме ванной; во вкусе зубной пасты с корицей, которой они оба пользуются; в сплетении их пальцев. Джеймс надеется, что таких ночей будет еще множество. Когда-нибудь он привыкнет к этому. Он обязательно привыкнет к этой нежности, обыденности, легкости и комфорту, и, конечно, их жизням, слившихся воедино, вплетенному спокойствию посреди хаоса. Джеймс хочет похожие на эту ночи, хочет настолько часто, чтобы они воспринимались как должное. Пока Джеймс чистит зубы, Регулус никуда не уходит, он обхватывает его за талию и прижимается лбом между лопатками, скорее всего, почти что засыпая. Они вместе доходят до спальни, переодеваются и забираются в постель, укладываясь на одной подушке. Их носы соприкасаются. Джеймс утыкается холодными пальцами ног в ноги Регулуса, пока тот просовывает руки под его пижаму. Их дыхание едино. Джеймс засыпает, теряясь в серых глазах Регулуса.

***

Холодным, серым, типичным лондонским днем Джеймс возвращается домой и находит Регулуса сидящим на полу перед журнальным столиком, из проигрывателя доносится Talking Heads ’77. На столе разложено частички чего-то, сильно напоминающие часы из кухни, а также несколько раскрытых книг и конспекты. Регулус сосредоточено перекладывает частички. – Привет. – шепчет Джеймс, подходя к Регулусу, тот, кажется, вообще не заметил его, и это читается в его широко раскрытых глазах. Регулус моргает, переводит взгляд с входной двери на Джеймса. – Я не слышал, как ты вошел. Джеймс улыбается, присаживаясь. – Знаю, ты очень в плохой форме, Блэк. Все же ты скрываешься ото всех, а получается, что любой может войти и лишить тебя сил и красоты. – Неправда. – вяло отвечает Регулус, он будто все еще мыслями не здесь, хотя и смотрит на Джеймса. – Я здесь в полной безопасности. И Джеймс не в силах сдержать то, как все внутри него вспыхивает, служа напоминание о том, что он создал такое место, где Регулус с легкостью выключает свои защитные механизмы и полностью расслаблен. Он подавляет желание поделиться своей реакцией на слова Регулуса, оставляя все чувствами под замком, вместо этого он кивает на путаницу из проводов и шестеренок. – Что это такое? Регулус смотрит на разобранные часы, словно видит из впервые, и прикрывает их ладонями. – Ничего. – виновато говорит он. Джеймс искренне смеется. – Это какая-то фантастическая магия. – дразнит он. – А вдруг я больше никогда не увижу, как наши кухонные часы разлетаются на кусочки? Да ладно тебе, расскажи, чем ты занят. Возможно, я смогу помочь. – Нет. – губы Регулуса сжимаются в тонкую полоску, как бывает, когда он расстраивается. – Ты не должен был это видеть, я просто… потерял счет времени, очевидно, потому что часы разобраны. – Почему я не должен был это видеть? – Джеймс поднимает пергамент с записями. Он успевает лишь мельком увидеть рисунок циферблата с какими-то забавными символами, прежде чем Регулус выхватывает его у него из рук. – Прекрати. – он откладывает пергамент и снова склоняется над работой, нежно перебирая кусочки, рассматривая их. – Мне нравится это, определенно. – на этот раз более мягко произносит он. – Но я никогда раньше не занимался чем-то подобным, так что понадобится больше времени. Сириус всегда был хорош в этом. – последнее он шепчет еле слышно, слова отдают легкой горечью. Джеймс широко улыбается. – Точно, – соглашает он, – ему всегда нравилось разбирать все, чтобы увидеть их внутренности. Из-за него как-то мое радио настроилось на маггловскую волну. Что ты хочешь сделать? – Ничего. – повторяет Регулус. Он откладывает металлические детали в сторону и переключает внимание на одну из книг. На мгновение он делает вид, что читает, но затем тихо раздается тихий вздох. Джеймсу едва удается расслышать его следующие слова. Позволь моим пальцам дотронуться до твоих рук. – Ты же помнишь, что у тебя день рождения через несколько месяцев? Губы Джеймса растягиваются в ухмылке, а в груди возникает ощущение головокружение и трепета. – Ты мне что-то готовишь? – он придвигается ближе, стараясь не нарушить контролируемый Регулусом хаос. – Ты не должен был этого видеть. – немного раздраженно шепчет Регулус. – И я знаю, Рождество наступит раньше, но мне явно понадобится много времени, чтобы разобраться в этих крошечных кусочках. Так что, да, либо ты получишь подарок через несколько месяцев, либо я смирюсь, что это невозможно, потому что маггловские изобретения просто нелепы, если уж карандаш разваливается при малейшем воздействии магии, то вот это сопротивляется не хуже мандрагоры. Джеймс практически очарован одной мыслью о том, что Регулус уже думает о Рождестве и его дне рождения, не говоря уже о том, что он что-то делает, вкладывая столько сил. Он смеется не столько из-за того, что смешно, столько для того, чтобы выплеснуть искрящую внутри него любовь. – Я собираюсь еще немного поработать, – говорит Регулус, крутя между пальцами шестеренку, – так как я кое-что успел сделать до твоего прихода. Но ты можешь продолжать говорить, если хочешь, я могу делать и то, и другое одновременно. – Спасибо, это очень любезно с вашей стороны, мистер Блэк. – Джеймс пытается скрыть улыбку, прикрывая ее рукой, но терпит неудачу. – Знаю. – бормочет Регулус. – Это одно из моих лучших качеств. Джеймс смеется, но после затихает, наблюдая за Регулусом. Сейчас он может разглядеть его прямой наклон носа и, честно говоря, его длинные ресницы. Джеймс всегда находил их очаровательными, а под этим углом, они выглядят еще гуще и темнее. Джеймс подмечает, что его волосы отросли, Регулус постоянно убирает их с лица или заправляет за уши. Скоро понадобиться подстричь их. Джеймс никогда раньше никого не стриг, и ему интересно, научится ли он этому, чтобы Регулус позволил приблизиться к его волосам. Регулус держит две детали, которые, очевидно, не должны быть совместимы, немного вращает их, а затем что-то записывает. Джеймс следит за изящными размеренными движениями его длинных, бледных пальцев. На тыльной стороне одного из пальцев он замечает ярко-красный рубец, и он уверен, раньше его там не было, он бы помнил (настолько много внимания он уделяет пальцам Регулуса). – Откуда он? – он осторожно касается рубца. Регулус хмыкает. – Что-то задело, пока я разбирал часы, но все в порядке. – говорит он. – Как прошел твой день? Джеймс опирается щекой на руку, улыбаясь. – Хорошо. – тихо отвечает он. – Встретился с Питом сегодня. Рассказал ему о тебе. Регулус поднимает голову. – Правда? Предполагаю, все прошло хорошо? – Да, – Джеймс светится. – Он был очень мил и с пониманием отнесся ко всему, что только доказывает, Питер – лучший из нас, у него всегда было просто ангельское терпение. – Теперь понимаю. – говорит Регулус, занятый одной из стрелок часов. – Раньше я считал Люпина святым за то, что он терпит моего брата, но потом понял, что нужно быть хоть немного похожим на Сириуса, чтобы ладить с ним. Воспринимай это как хочешь. – Хорошо. – смеется Джеймс. – Кроме того, если тебе станет легче, Сириус действительно хорош во всем этом, но я никогда раньше не видел, чтобы он что-то записывал, он ориентируется на ощущения. Регулус хмурится. – Не уверен, что так разумно. Он опасен для себя и других. Он рассказал мне о летающем мотоцикле. Я сомневаюсь, законна ли эта штука вообще, что уж говорить об ее безопасности. – Ага, вообще-то я как-то ездил на нем. – говорит Джеймс, по большей части ради того, чтобы увидеть, как бледнее Регулус. – В следующий раз, просто не говори мне об этом, хорошо? – стонет он. – Лучше сделай все за моей спиной. Джеймс громко и отчетливо смеется, запрокидывая голову. – Я видел, как ты, – говорит он сквозь смех, – на огромной скорости летел к земле за снитчем. Ты буквально поел земли, и из твоего рта текла кровь, но ты сиял. К слову, ты очень красивый, когда пытаешься поймать снитч. – Это совершенно другое. – возражает Регулус. – Метлы изготовлены профессионалами и совершенно безопасны, независимо от того, как на них летают. Никаких галеонов не хватит, чтобы я сел на что-то, сделанное Сириусом. И ты так говоришь только потому, что никогда не валялся в траве из-за игры. Ты сомневаешься в своей преданности квиддичу. Джеймс качает головой, он настолько переполнен эмоциями, что, кажется, он может взорваться и окрасить стены своими внутренностями. – Заканчивай, – шепчет он. – Заканчивай возиться с секретным часовым механизмом и иди ко мне. Регулус морщит нос, но его глаза искрят, а щеки слегка покраснели. – Иди сам, если тебе так нужно. – Ты просто хочешь посмотреть, как я снова перелезу через стол. – Джеймс встает и со всей осторожность старается избегать чувствительные и тонкие провода, и шестеренки, и циферблат часов. – Ну, в прошлый раз ты устроил хорошее шоу. – бормочет Регулу в ответ, но Джеймс уже прижимается к нему в поцелуе, вливая через него всю любовь. Любовь, которая два года назад причиняла боль, оставляя синяки, которые не проходили, сколько не прикладывай что-то холодное, которые постоянно отдавались болью в мышцах. Раньше он так много хотел, а теперь Джеймс не может поверить, насколько он счастлив. Может быть, еще не все идеально, еще нет, но скоро. Еще немного.

***

– Ты знал, что некоторые олени питаются детенышами птиц, несмотря на то, что они в основном травоядные? Джеймс моргает. – Нет, не знал. Только детенышами? – Судя по всему, да. – хмыкает Регулус и возвращается к чтению, игнорируя взгляд Джеймса. Он как раз хочет продолжить читать главу, когда снова слышится голос Регулуса: – Ты знал, что у самцов благородных оленей может произойти эякуляция от простого трения рогов о траву? Джеймс поперхнулся. Регулус выжидающе на него смотрит. – Я не знаю… ну, я никогда не думал о том, чтобы присматриваться. Знаешь, ход мыслей происходит немного иначе, когда ты превращаешься в животное. – Ну, благородных оленей иногда называют оленями или ланью. Они обитают в большей части территории Европы и западной Азии. Так что шансы встретить их довольно велики. Ты когда-нибудь пробовал тереться рогами о траву во время ваших вылазок в полнолуние? Чтобы, ну, знаешь, повеселиться. – Рег. – стонет Джеймс. – О, смотри, тут есть картинка. – Регулус тычет книгой в лицо Джеймсу, и там действительно изображен олень, и будем честны, он выглядит довольно знакомо. – Если честно, на днях я видел тебя лишь мельком, но я думаю… – его голос звучит как полнейшая опасность для Джеймса. – За что ты так со мной? – жалобно скулит Джеймс, хватая Регулуса за запястья в попытке посмотреть ему в лицо. – Где ты вообще это взял? Я не покупал эту книгу тебе. Регулус скидывает его руки и прячется за книгой так, чтобы было видно только его глаза. – Я попросил Сириуса ее купить. Ну конечно, Сириус, с горечью думает Джеймс. – Думал, ты в курсе, но олень – сильное, величественное животное с отличными лидерскими качествами. И вот эта ваша благодарность за то, что я поспособствовал вашему воссоединению? Заговор за моей спиной и настоящее насилие? – Думаю, тебе стоит подумать об этом в другом ключе. У нас с Сириусом и так мало общего, особенно учитывая, что я – обычный парень, а он – глупая собака. – Ты только что унизил нас обоих. – говорит Джеймс. – В тебе нет никакого чувства преданности. Давай, добивай. – У меня повышенное чувство преданности, черт возьми. – плечи Регулуса подрагивают, словно он еле сдерживает смех. – Я только при тебе говорю все эти оленьи факты, где никто больше не услышит. Но я могу назвать Сириуса псиной перед всеми. – Ну, раз ты так говоришь. – Джеймс убирает из рук Регулуса книгу, оказывается между его коленями и целует, быстро и сладко. Регулус зарывается рукой в его волосах и притягивает, углубляя поцелуй. Он ужасен, абсолютно ужасен, и Джеймс любит его так сильно. Он проводит губами по линии подбородка, приникает ртом по месту, где пульс трепещет, как крылья у бабочки, и очерчивает мокрую дорожку по всей длине горла, когда слышит низкий, полный желания голос Регулуса: – Хочешь, я найду тебе участок травы? И Джеймс, задыхаясь, смеется, утыкается лбом в его плечо. И любит его еще больше.

***

Несмотря на длинный и трудно оцениваемый список, но любимая часть секса с Регулусом – тяжесть его тела. Это связано не столько с тем, каким Регулус становится требовательным и умоляющим (хотя Джеймсу и это нравится), сколько с ощущениями Джеймса, словно он попал в ловушку. Руки и ноги Регулуса, обхватывающие его – это дьявольские силки, утягивающие его все дальше и дальше. И Джеймс сам не против затеряться в нем, поселиться где-то в его теле. – Джеймс. – сладко шепчет Регулус ему на ухо, и в его голосе слышится та самая знакомая нотка. Он замедляется, толчки теперь размеренные, и прижимается губами к ключицам, где уже блестят бисеринки пота. Регулус скулит, коротко и немного разочарованно. Джеймс зарывается лицом в его шею, дышит им. – Пахнешь прекрасно. – выдыхает Джеймс, теряя контроль. – Боже, ты ощущаешься так хорошо. Регулус стонет, приподнимая бедра. Он сжимается вокруг Джеймса, ногами сильнее обхватывая его за бедра, а ногтями царапая кожу возле лопаток. Джеймс отстраняется, рассматривая его: волосы, темным ореолом раскиданные по подушке, приоткрытый рот с опухшими от поцелуев губами, тяжелое дыхание и движение мышц живота, когда они соединяются с телом Джеймса. Джеймс медленно скользит и выходит из него. Внезапно ощущений становится слишком много, он стонет, опуская лоб на грудь Регулуса, сбивая ритм. Теперь толчки более жесткие, дикие. Он меняет угол проникновения, пока не слышит отчаянное и сбитое дыхание Регулуса, от того, что задел чувствительный комок нервов. Сердцебиение Регулуса эхом отдается в крови Джеймса, напоминая песню сирену, зовущей его домой. И, возможно, дело не столько в том, как Регулус обхватывает его, сколько в том, как он сам тонет в своих эмоциях. Каждая частичка его тела возбуждена и настроена на Регулуса, на его дыхание, на его мягкую кожу, на слетающее с его губ имя Джеймса, на теплые прикосновениях их губ, сливающихся в поцелуях. Если бы Джеймс мог, он бы хотел, чтобы момент длился вечно. Хочется не прекращать чувствовать себя так хорошо, потерявшись в сплетении их тел, не представляя, где кончается он и начинается Регулус. Но еще больше ему не терпится отдать Регулусу все, включая невозможное звездное чувство, хочет наблюдать, как он раздевается и хочет быть уверен, что это из-за него. Он сильнее упирается рукой в бедра Регулуса и проникает так, как тому нравится. Рот Регулуса приоткрывается, он откидывает голову, прикусывает его за нижнюю губу, удовлетворяя какое-то чувство собственичества. Регулус кончает. И это похоже на поэму эпохи Возрождения, напоминая архаичную красоту в современном мире, смысл глубоко поразившей эмоции, недосягаемый, как бы сильно за него не хватался. Одной рукой он держится за плечо Джеймса, а второй – зарывается в его волосы и дергает, срывая с его губ протяжный стон. Он выгибает спину, сжимая бедра. Одного вида и звуков достаточно, чтобы Джеймс почти кончил. Он не сравнится с тем, как бьется в послеоргазменной дрожи и сильнее обхватывает его ногами Регулус, пытаясь замереть на одном месте. Джеймс кончает с долгим, протяжным стоном, зарывшись лицом в шею Регулуса. Его сердце сильно бьется и настолько переполнено, что он не понимает, как сдержаться. Джеймсу кажется, что прошла целая вечность, пока они лежат вот так. Их дыхание, шум крови в ушах, низкий гул магии смягчаются, как и пальцы Регулуса, перебирающие волосы Джеймса. Регулус не выдерживает первым и жалуется на беспорядок вокруг них, Джеймса хватает на то, чтобы дотянуться до палочки Регулуса, потому что он не помнит, где его собственная, и вставать, то есть покинуть тепло их тел, совершенно не хочется. К счастью, Регулус позволяет ему снова устроиться в объятиях. – Я хочу познакомить тебя со своими родителями, когда все закончится. – говорит Джеймс. Регулус замирает. – Так вот о чем ты сейчас думаешь? О моем знакомстве с твоими родителями? – Ну, да. – медленно и расслабленно усмехается Джеймс. Он дотрагивается до руки Регулуса над его головой, и тот возобновляет поглаживания. – Если бы не обстоятельства, они бы уже были в курсе о тебе. Отцу ты понравишься. Регулус хмыкает. – Я бы хотел сделать похожее предложение, но я не хочу втягивать тебя в кровавую расправу. – Кстати, ты знаешь, я никогда не встречал ни одного из твоих родителей? Я всегда видел их издалека на вокзале, но лично – никогда. – Хватит о них. – говорит Регулус, заставляя Джеймса рассмеяться. – Все прекрасно понимают, что из этого выйдет. Мама и так тебя ненавидит. – Ей невозможно угодить. – заявляет Джеймс, проводя носом по линии подбородка. – Я богат, у меня хорошие, без смешения гены, я происхожу из хорошей чистокровной семьи, пусть и полной, по ее стандартам, предателей крови, но все же. Регулус тихо смеется, и довольный звук эхом отдается в костях Джеймса. – И у нас были бы прекрасные чистокровные дети. – Определенно. – говорит Джеймс, откидывая голову назад, надувшись. У них были бы волосы и телосложение Джеймса, глаза и благородный нос Регулуса. Они бы играли в квиддич и доводили Минерву до белого каления, как только попали бы в школу. Регулус качает головой ласково и раздраженно одновременно. Он проводит пальцами по носу Джеймса, внимательно смотря на него. – Ты бы сделал все, чтобы так случилось, верно? – тихо и уверенно говорит он. Джеймс осторожно кивает, стараясь не стряхнуть его руку. – Да, – говорит Джеймс, – если ты этого хочешь. Регулус тает под ним, словно масло под весенними лучами. Такой расслабленный. Он обхватывает его руками, пока Джеймс не утыкается в его шею. – Сколько раз я должен повторять? Я хочу всего с тобой. – едва слышно шепчет он в ухо Джеймса, его дыхание щекочет кожу, как теплый летний ветерок пробегает между травинками. Охваченный каким-то невозможным чувством, переполняющим его одновременно теплом и радостью и тупой болью в глубине костей, пульсирующей тоской в кровоточащем сердце, отбивающим «я-люблю-тебя-я-люблю-тебя», Джеймс опускается между бедер Регулуса, которые так сладко раздвигаются для него, и накрывает своим телом. – Я знаю один способ, с которого мы можем начать. – Джеймс смотрит, как Регулус изящно откидывает голову назад, когда он проводит пальцами по всей длине. Регулус смеется. – Малыш, думаю, этим способом мы уже пытались. – от его слов по телу Джеймса разливается тепло. Он называет так Джеймса, только когда тот расслаблен после оргазма. Джеймс никогда не знает, когда нужно остановиться. – Не достаточно. Я считаю, мы должны попробовать еще раз, просто чтобы убедиться. Регулус снова смеется, и тут же вздрагивает, стоит Джеймсу обхватить пальцами его за горло и сжать. Он тихо вздыхает и, глядя из-под опущенных ресниц, кивает. – Хорошо, давай. В конце концов, что я вообще в этом понимаю? И Джеймс занимается с ним сексом, на этот раз медленно, их тела движутся навстречу друг другу, как художник рисует кистью. Регулус, расслабленный после предыдущего раза, позволяет Джеймсу быть таким подавляющим и собственником, каким он хочет быть. Тот не торопится, отслеживает нарастание удовольствия Регулуса, то, как краснее его кожа везде, где он прикасается к нему, как расползается жар под кончиками его пальцев. Он ловит каждый вздох Регулуса, когда погружается в него все глубже и глубже. Очертания их тел размываются, словно фотография в движении.

***

Ночь, которую можно считать точкой отсчета, сопровождается не менее холодным и унылым серым днем, полным тревоги. Позже Джеймс задумается о том, что конец всегда ощущается концом, предупреждения о котором трещат и оставляют искры в воздухе. А мы всеми силами игнорируем знаки ради невинного неведения, убеждая себя, что это просто Вселенная говорит с нами. Последним знаком становится едва заметная, болезненная хмурость на лице Регулуса, его напряженные поглаживания по собственной руке. – Все в порядке? – наконец мягко спрашивает Джеймс. Регулус смотрит на него, качает головой и опускает руку. – Да. – бормочет он. Джеймс протягивает руку через журнальный столик и осторожно касается его плеча, с мольбой глядя на него. Регулус вздыхает. – Просто… Метка. – Она как-то беспокоит тебя? – хмурится Джеймс. – Я чувствовал ее и раньше. – объясняет Регулус. – Всякий раз, когда созывалось собрание, она ощущалась царапиной, но сейчас по-другому. Настойчиво. Она пульсирует последний час или около того, как сильный ушиб. Джеймс берет его за запястье и аккуратно закатывает рукав. Кончик хвоста змеи на Метке извивается по поверхности кожи Регулуса. Джеймс едва касается его большим пальцем, но Регулус дергает рукой, шипя. – Прости. – быстро говорит Джеймс, стараясь не задевать четких темных линий, не выпуская руки Регулуса. Он осторожно поглаживает его по предплечью. – Все хорошо. – Регулус качает головой, вздыхая. – Я просто не знаю… Резкий, настойчивый стук прерывает Регулуса. Он переводит взгляд за плечо Джеймса, и тот поворачивается. Незнакомая сова сидит у окна и стучит клювом по стеклу. Настороженный и растерянный, Джеймс выпускает руку Регулуса и встает, чтобы впустить сову. Как только он отвязывает письмо, сова улетает, даже не дождавшись угощения или воды. Письмо короткое и лаконичное. Всего две строчки. Но Джеймс перечитывает их снова и снова, что-то холодное и тревожное поселяется в его желудке, хотя Джеймс не уверен из-за чего. – Что там? – с любопытством спрашивает Регулус. – От Ордена. – на автомате отвечает Джеймс. – Срочное собрание в штаб-квартире. Возможно, из-за воздуха, проникнувшего с улицы, висящего над ними словно длинные тени, ползущие по стенам, и протягивающие вперед свои руки, повисает густая, тяжелая, даже жуткая тишина, которая становится еще более резкой от тихого выдоха Регулуса. Они оба знают, что это значит. – Не ходи. – говорит Регулус. Джеймс поднимает голову и смотрит на него. – Рег, я должен. – хотя и сам не знает почему. Возможно, потому что он такой, какой он есть, который не может осознать или подобрать слова, сколько бы вариантов не было подобрано до него: гриффиндорское мужество, храбрость или доброта. Два года назад все это казалось правильным, и, возможно, так оно и было, возможно, так оно и есть. Но Джеймс думает о жизни, о своем двадцатом дне рождения через несколько месяцев, о том, что он так и не ответил на последние мамино письмо, о проблесках солнечного света, о тротуаре под ногами, о прогулке по оживленной улице, держа руку Регулуса в своей, и что-то рассказывающего ему, о воспоминаниях, которое еще не случились, но он отчаянно хочет воплотить их в жизни, и о том, что всегда есть что-то, оставшееся незавершенным. – Тогда я иду с тобой. – Регулус поднимается с пола, и Джеймса охватывает другое чувство, тревогой отдающее в груди. – Нет, ты не идешь. – сразу же отрезает он. Регулус сужает глаза и угрожающе застывает. – Нет? – он говорит медленно, его голос низкий. Джеймс понимает, чем может закончиться диалог, и делает глубокий вдох. – Рег, – осторожно начинает он, – как только кто-нибудь тебя увидит, ты станешь мишенью под номером один. С обеих сторон. – Мне все равно. – легко отвечает Регулус. Дыхание Джеймса сбивается. – Тебе все равно? – повторяет Джеймс, тщательно произнося слова. Письмо выпадает из его рук и падает на стол. Его сердце в груди бешено колотится. – Это… это безответственно. Речь о твоей жизни, Регулус. – Да, – соглашается Регулус, и что-то в его тоне не нравится Джеймсу. – И, как мы уже обсуждали раньше, это моя жизнь, и я могу делать с ней все, что захочу. И Джеймс вспоминает тот разговор. Пасмурное утро, запах чая, витающий в воздухе, и слова Регулуса о том, как он готов выбросить жизнь на ветер, раздаются, словно из-за невидимой стены, да и он сам выглядит холодным и отстраненным. То же чувство безысходности расползается по горлу Джеймса с моментальной скоростью. Дрожь пробирает Джеймса. – Ты не пойдешь. – начинает он снова, но его прерывает холодный взгляд Регулуса. Он делает очередную попытку. – Я понимаю, что ты осознаешь все риски и опасности. Но люди думают, что ты мертв, Регулус. Другая сторона считает тебя предателем. – Я предатель. – напоминает Регулус. Он качает головой и делает шаг к нему. – Твои слова ничего не изменят. Если ты идешь, то я иду с тобой. – Ничего… – повторяет Джеймс, недоверчиво усмехаясь, от разочарования его кровь пылает жаром и злостью. – Я не пытаюсь убедить тебя! – он жестикулирует в сторону Регулуса и складывает руки на груди. – Ты хоть представляешь... представляешь, что я чувствую от одной мысли, что могу потерять тебя? Я бы все разрушил, случись с тобой что-то в той пещере. И я разрушу все сейчас, если потеряю тебя. Глаза Регулуса расширяются от недоверия. Внезапная злость пронзает его, и он бросается вперед, пока не оказывается в пространстве Джеймса, достаточно близко, чтобы толкнуть его в плечо и ударить в грудь. – А что насчет меня? – кричит Регулус. – Что делать мне, если с тобой что-то случиться? – он снова толкает Джеймса. – Ты высокомерный ублюдок. Ты не одинок в своих чувствах. Джеймс ловит Регулуса за запястье, когда тот замахивается в очередной раз. – Рег, – он притягивает его к себе, задыхаясь от эмоций. На мгновение Регулус сопротивляется, пытается оттолкнуть его, но замирает, когда Джеймс прижимается лбом об его, тяжело дыша. Джеймс кладет руку прямо на сердце Регулуса, чувствуя его гневное, живое биение. – Пойми, как бы это ни было опасно для меня, для тебя опаснее в десять раз. Пожалуйста. Регулус качает головой, его лицо хмурится. – Ты знаешь, на что я способен. – шипит он. – И все равно просишь меня остаться здесь и ничего не делать? В голове Джеймса проносится образ свирепого, жестокого и решительного Регулуса. Но также быстро сменяется на другой: бледный и холодный на ощупь, застывший Регулус. Из горла Джеймса вырывается что-то похожее на всхлип. – Пожалуйста. – умоляет Джеймс, не обращая внимание на дрожь в голосе. – Прошу тебя, оставайся здесь, чтобы я мог вернуться. Регулус зажмуривает глаза. Он стискивает рубашку Джеймса, прижимаясь к нему. Из его рта вырывается сдавленный, судорожный вздох. – Это нечестно, – хрипит он, – нечестно. – Я знаю, – соглашается Джеймс, беспомощно, отчаянно кивая. – Я знаю, sweetheart, мне жаль, пожалуйста. Пожалуйста. Регулус рычит, обхватывает его лицо и целует. Поцелуй обжигающий, с привкусом слез, сопровождающий покусываниями за губу, такая мучительная потребность. Джеймс держит Регулуса за руки, обхватывая его локти, прижимая к себе, пока Регулус не отталкивает его, вытирая щеки и прикрывая рот рукой. – Иди. – выпаливает Регулус. В его таких острых и пронзительных глазах блестят слезы. Джеймс уходит.

***

Штаб-квартира – всего лишь промежуточный пункт перед битвой. – Они в школе. – объясняет аврор, чье имя Джеймс сейчас не может вспомнить, – проникнуть туда получится через Лес. Это перенесет прямо к границам аппарации. – он протягивает Джеймсу серебряную ложку – порт-ключ. – Береги себя. – добавляет аврор перед тем, как его охватывает неприятное ощущение в области живота, и он не оказывается в Запретном лесу. Листья и ветви деревьев колышутся от ветра, между ними едва можно разглядеть созвездия – единственный источник света. Красная вспышка проносится на его голов, и Джеймс, с бешено бьющимся сердцем, переворачивается на живот и ползет, скрываясь за одним из деревьев. Он переводит дыхание и пытается сориентироваться. Он настолько хорошо знает Лес, что почти понимает, где он находится. Дальше по склону ручей, в который Бродяга не раз падал в полнолуния, а выше – место собрания фей. Хогвартс – нечеткая тень, которая узнается только по светам, отбрасывающимся от факелов на башнях, и, Джеймс щурится, кажется, он видит проблеск щита вокруг замка. Но сейчас перед ним разворачивается сражения, дуэли, авроры объединяются против Пожирателей, их красные мантии контрастируют в темноте ночи, а маски Пожирателей зловеще блестят в лунном свете. Воздух переполнен магией и энергией. Стук колотящегося сердца Джеймса заглушается треском летящих заклинаний, сопровождаемые напряженными возгласами и стонами, и тяжелым стуком копыт кентавров, которые сражаются, кажется, на их стороне. Хотя, он уверен, по большей части, они злятся, что на их территорию вторглись таким образом, чем то, что они действительно преданы одной из сторон. Знакомый блондинистый хвост привлекает внимание Джеймса. У него перехватывает дыхание, когда он видит Марлин, падающую спиной на толстый корень, и приближающегося к ней Пожирателя. Джеймс не успевает продумать действия, как уже бежит к ней, бросая в ничего не подозревающего Пожирателя смерти оглушающий сглаз. Он пораженный падает. Марлин мотает головой в поисках того, кто выпустил заклинание, и Джеймс мгновенно оказывается рядом, помогая ей подняться. – Джеймс. – она тяжело дышит, ее глаза широко раскрыты. – Держу. – они сталкиваются лбами. Адреналин так и хлещет через него. И доля секунды – все, что у них есть, прежде чем они вынуждены встать спина к спине, чтобы никто не подобрался к ним. Битва превращается в сплошное пятно. Джеймс едва успевает отдышаться, не говоря уже о том, чтобы следить за каждый движением, толчком и заклинанием, брошенным в него. И лишь ночь безучастно наблюдает за ними. То и дело мелькают короткие вспышки защитных заклинаний, готовые в любой момент исчезнуть, перестань они быть осторожными. В бледном лунном свете все становится более тревожным. Марлин спасает его задницу столько же раз, сколько Джеймс спасает ее. Они ничего не говорят друг другу, за исключением внезапных, панических предупреждений, и Джеймс так благодарен ей. Ее спина рядом с его дает ему силу, а также в ее движениях, которые он улавливает боковым зрением. Самый ужасный момент для Джеймса – когда Пожиратель обезоруживает его, палочка отлетает в сторону. И он четко понимает, Марлин беззащитна, как и он сам. Джеймс пытается дотянуться до палочки, но не удается. На секунду он думает… И тут, как вспышка из сна, справа раздается стук копыт. Сначала кажется, что это один из кентавров, пока он не поднимает голову и не щурится от внезапного света. К ним приближается серебристо-белый олень и сбивает Пожирателя смерти. Олень замирает перед Джеймсом ровно настолько, чтобы он успел опомниться и поднять палочку, и на время вырубить Пожирателя. Джеймс поспешно поднимается на ноги, снова вставая спиной к Марлин. – В порядке? – кричит Марлин, от ее палочки отлетают искры. Джеймс вращает головой, но все, кто его окружают, включая Марлин, поглощены битвой, нет никаких намеков, кто мог вызвать Патронус. Он поворачивает голову в другую сторону, но оленя уже нет. – Джеймс. – с большим отчаяньем снова кричит Марлин. – Да! – кричит Джеймс в ответ, снова сосредотачиваясь на окружающей обстановке, напоминая себе, у него нет времени беспокоиться о таинственных серебряных оленях.

***

Битва заканчивается, когда небо уже окрашивается в сине-серые оттенки утра, и капли росы оседают на траве. Они ощущают смерть Волдеморта. Его пронзительный крик отдается в их голове, словно он внутри, а остатки его магии проносятся, как землетрясение. Где-то в окрестностях замка поднимаются огромные красно-оранжевые языки пламени. А затем, также внезапно, все прекращается. В воздухе больше не витает удушающий, плотно оседающий осадок. Перед восходом солнца небо чистое, безоблачное. Но также внезапно, как наступило спокойствие, вспыхивает оживление. Те Пожиратели, которых не успели схватить авроры, исчезают в густых темных облаках. Кентавры опускают оружие. Волшебники опускают палочки, не веря в происходящие, в их глазах стоят слезы. Марлин притягивает его к себе, обнимая крепко за шею. Джеймс обнимает ее за талию. – Ты спас мне жизнь. – сдавленно произносит она. Джеймс издает смешок, напоминающий истерический. – А ты – мою. – отвечает он. Марлин отстраняется, прикасаясь к его щекам. Она вся в грязи, копоти, волосы прилипли к лицу, а на подбородке небольшая царапина – ничего такого, с чем бы ни справился целитель Ее глаза глаза красные и блестят от слез. – Ты в порядке? – она осматривает его на наличие ран, так где, как и он ее. – Ты выглядишь неплохо. Нигде не ранен? – Все в порядке. – заверяет он, берет ее за запястье и сжимает его. Она выдыхает, а затем снова обнимает его за плечи. – Мне нужно найти Доркас. – шепчет она ему на ухо. – Мы разделились. Джеймс кивает. – Я помогу тебе. Мне нужно еще найти парней. Они следуют за остальной толпой в сторону замка. Двор перед замком полон людей: Пожиратели, которые не смогли аппарировать, и теперь их задерживают авроры, профессора и целители помогали старшекурсникам. Джеймс и Марлин стоят на окраине, оглядывая людей, пока Джеймс не замечает кого-то высокого с кривой походкой, которую он бы узнал где угодно. – Лунатик! – он поднимает руку над головой и размахивает ей. Римус замечает его, а потом перекидывается с кем-то, кого Джеймс не видит парой слов, и прокладывает к нему путь. Римус появляется перед ним и Марлин вместе с Питером и Сириусом. Сириус налетает на Джеймса с такой силой, что они оба едва не падают. Марлин заключает Питера и Римуса в объятия, Питер прижимается щекой к ее голове, а Римус поглаживает их обоих по плечам. – Бродяга. – Джеймс цокает языком, когда Сириус отстраняется. Он, наконец, получает возможность как следует его рассмотреть, проводит пальцем по впечатляющему синяку, расцветающему под глазом Сириуса. – Какой-то ублюдок ударил меня. – расстроено признается Сириус. – Можешь поверить? Магическая война, но какая-то сволочь ударила меня по лицу. Уверен, это один из моих кровожадных кузенов, решивший загладить вину. Чертов урод. – Лили и Мэри? – обеспокоенно спрашивает Марлин. – В замке. – поясняет Римус. – Он с Минни, помогают ученикам. Плечи Марлин расслабляются. – Вы не видели Доркас? Римус колеблется, сочувственно качая головой. Питер избегает ее взгляда. Марлин сдержанно кивает, всматриваясь в толпу. Джеймс легонько сжимает ее плечо. – Что произошло? – спрашивает он у Сириуса. – Мы с Марлин видели только пламя. Сириус пожимает плечами, поднимая ладони вверх. – Дамблдор. – просто отвечает он. – Они были вместе, когда нас с Лунатиком отбросило. Не помню в деталях, но раздался крик, а потом это огромное огненное кольцо с лицом, и он просто… рассыпался. Марлин хмурится. – Рассыпался? – Да, – Сириус кивает. – От него ни следа не осталось. – Думаешь, он действительно исчез? – спрашивает Джеймс. – Дамблдор, похоже, думает так. – говорит Питер. – Так он сказал. Вы, наверное, не слышали, но он повернулся ко всем и выкрикнул: «Все кончено!». Как по мне, немного драматично. – добавляет он, криво усмехаясь. Джеймс переполненный эмоциями и так рад видеть его, поэтому сжимает его в объятиях. Слева от них кто-то выкрикивает имя Марлин. Джеймс и Марлин одновременно оборачиваются. Доркас. Она прыгает в объятия Марлин, ее темные косы волной кружат вокруг нее. На лице Марлин отображается искреннее облегчение, она прикрывает глаза, тяжело вздыхая. Доркас также быстро отрывается от нее, проводит по лицу и рукам Марлин, отчаянно осматривая ее. – Ты в порядке? Нигде не пострадала? Это царапина? Кто… – Доркас, Доркас. – успокаивающе говорит Марлин, беря Доркас за руки. – Это просто царапина, все хорошо. – заверяет она, глядя в ее глаза, и снова заключает в объятия. От одного взгляда на них, Джеймс чувствует нечто приятное и одновременно завидует. Он невероятно счастлив знать, что все близкие в безопасности, но, внезапно, ему хочется оказаться дома. С Регулусом. – Доркас, ты ранена. – взгляд Римуса прикован к ее ноге. Доркас отстраняется от Марлин, чтобы посмотреть. Он усмехается в неверии. – Не могу поверить, этот ублюдок зацепил меня. – Какой ублюдок? – спрашивает Сириус? – Тот ублюдок. – отвечает Доркас. – Нет. – Питер смотрит на нее распахнутыми глазами. – Тот самый. – Доркас закатывает глаза, словно это все не более чем неприятность. – Случайно наткнулась на него. А он начал рассказывать какую-то наше дерьмо, вероятно, имея в виду чистокровную слизеринскую чушь. Дамблдор быстро вмешался, но пришлось отразить несколько ударов, я думала, получилось отразить все, но… – Господи Иисусе, Доркас. – возмущенно вклинивается Марлин, ее лицо пылает от недовольства. – Ты беспокоишься обо мне, пока сама истекаешь кровью! – Я в порядке. – настаивает Доркас. – Я даже почти не чувствую, правда, просто неприятно. – Черт возьми. – шипит Марлин. – Ты невозможна! Тебе нужен целитель! – Марлс, я в порядке. – но Марлин уже тащит ее к ближайшему целителю. Они вчетвером смотрят, как они уходят, после чего Сириус поворачивает к Джеймсу и берет его за руку. – Где Рег? – он сводит брови, что-то хрупкое, уязвимое отражается на его лице, что-то, чего он позволил бы себе при Марлин и Доркас. – Дома, – Джеймс сжимает его запястье. – Я уговорил его остаться. Сириус отшатывается назад, удивленно моргая. – Ты… что? Как тебе удалось? Джеймс глубоко вздыхает, ненадолго поднимая взгляд на небо. Солнце уже довольно высоко, окрашивает обломки и пыль бледно-золотым светом. – Мерлин знает. Может, я и пережил войну, но я точно умру, как только вернусь домой. – Нам будет не хватить тебя, Сохатый. – сочувствует Сириус. – Я буду всегда помнить тебя, – говорит Питер. – С Богом, дружище. – отвечает Римус. – Спасибо, парни. – Джеймс закатывает глаза. – Я обязательно вернусь в виде полтергейста и превращу ваши жизни в ад. – Хорошо, sweetheart, насчет мантии… – Вот ещё. – огрызается Джеймс. – Печально, печально. – с упреком говорит Сириус, а затем обнимает Джеймса и тянется через него, трепля Питера по волосам. Они стоят так еще какое-то время, ощущая свежесть и чистоту нового утра, такого солнечного и прохладного, и рассматривают толпу. Если конец ощущается так, как предшествующая ему ночь – неминуемым, неостановимым, трещащим от непредвиденных пожаров и нервного заикания сердец. То начало нового ощущается ярко, неуверенно. Когда кончики пальцев гудят от напряжения и адреналина, от всего того, что хочется оставить позади. И, что самое страшное, надеждой. – Итак, – рискует спросить Питер, – что теперь? Пауза. – Ну, – говорит Римус. – Полагаю, можем делать, все, что пожелаем. – Считаю, для начала мы должны помочь остальным. – добавляет Сириус. Джеймс глубоко вздыхает. – Я должен найти Дамблдора. Вероятно, мне нужно кое-что прояснить, прежде чем вернуться домой.

***

Регулус сидит на диване, локтями упираясь в колени, большим пальцем тревожно постукивает по указательному. Это так не типично для него, обеспокоенно думает Джеймс. Вообще-то, он немного похож на Сириуса, когда тот остается наедине со своими мыслями не в силах что-то сделать, как бывало в полнолуния, пока они не придумали способ быть рядом с Римусом. Регулус поднимает глаза, когда слышит щелчок входной двери. Его лицо бледное, а волосы выглядят так, словно он все это время сжимал их пальцами. И покрасневшие глаза, с застывшим в них неверием разрывают сердце Джеймса. Регулус поднимается с дивана, и несколько секунд они смотрят друг на друга. По комнате отбрасываются бледно-голубые, розовые тени. В воздухе повисает напряженная тишина. Сердце Джеймса эхом отдается в ушах. Глубокий вдох. – Я дома. – тихо говорит Джеймс, и заклинание, сдерживающие их, разрушается. Регулус проносится через всю комнату, и Джеймс раскидывает руки в стороны. Объятия Регулуса действуют как жгучее, моментально облегчение, от которого он сейчас потеряет сознание. А может быть, он устал. Неважно. Ничто не сравнится с теплом тела Регулуса, с биением их сердец, запахом его волос, его рук, проводящих по спине, и его лицом, прижимающемуся к шее Джеймса. – Я люблю тебя. – дыхание Регулуса прерывистое, он словно до этого момента не дышал вовсе. – Я не сказал тебе перед уходом. Я люблю тебя. Переполненный чувствами Джеймс целует его. И этот отличается от их последнего поцелуя, который больше походил на отчаянную мольбу и дикий гнев, с дикими укусами и соленым привкусом из-за слез – прощальный поцелуй. А сейчас солнечный свет освещает их квартиру. Они целуются медленно, нежно и осторожно, боясь причинить боль друг другу. Они целуются так, словно у них есть все время мира. В принципе, так и есть. Больше никакого отчаяния, думает Джеймс, никакого потраченного впустую времени. – Я люблю тебя. – выдыхает Джеймс, отстраняясь, он упирается лбом о лоб Регулуса, проводя по его рукам. – Все закончилось… Он умер. – Я знаю. – Регулус отрывисто кивает и закатывает рукав в том месте, где раньше была Метка, ставшая теперь блеклым пятном на коже. Джеймс все еще видит очертания, но, возможно, потому что знает, что искать. – Я почувствовал, когда он умер. Я просто ждал, когда ты вернешься домой. Его рука с нежностью дотрагивается до щеки Джеймса. Он прижимает к ней, чувствуя невероятно утешение. – Все хорошо, – успокаивает он. – У нас все хорошо. Я дома. Регулус целует его в уголок губ, щеки, висок. Джеймс прижимает его вторую руку к своей груди, чувствуя, как пальцы Регулуса сжимаются в области сердца. – Джеймс. – Регулус колеблется, он с тревогой всматривается в его лицо. – Мой брат? – С ним все хорошо. – тут же отвечает Джеймс, сжимая пальцы Регулуса. – Я видел его, обнимался и разговаривал с ним. Он в порядке. Все в порядке… никто не пострадал серьезно. Регулус облегченно кивает. Джеймс хочет коснуться его лица, но они оба замечают, как дрожат его руки. Регулус издает тихий звук и берет его руки в свои, осыпая поцелуями костяшки пальцев. – Ты катастрофа. – горько подмечает Регулус. Джеймс виновато смеется, готовый через пару секунд раствориться в слезах. – Да, полагаю, это я. – его голос дрожит. Взгляд Регулуса переполнен нежностью с ноткой волнения. – Давай, – шепчет он, – позволь мне позаботиться о тебе.

***

Он отводит Джеймса в ванную, аккуратно усаживает на крышку унитаза. Каждое его движение – бесшумно. Он затыкает слив пробкой, включает кран и оставляет ванную наполняться. Достает из шкафчика мочалку и расческу с широкими зубчиками (Джеймса), раскладывая их на бортике ванны. Джеймс молча наблюдает за ним, всматриваясь в расслабленные черты его лица, освещенные в слабом свете. Он выглядит устало, должно быть, не спал всю ночь, и Джеймс хочет как-то поднять эту тему, но что-то в сосредоточенных действиях Регулуса просит его держать язык за зубами. Регулус проверяет температуру воды, когда ванна наполовину заполнена. Он вытирает пальцы о край рубашки и закатывает рукава. После чего становится перед Джеймсом на колени, снимая с него носки. У Джеймса перехватывает дыхание. А Регулус уже стоит перед ним и осторожно снимает его очки и откладывает, как сделал раньше с носками. – Встань. – мягко говорит Регулус, и Джеймс встает. Регулус медленно, нежно раздевает его, каждое прикосновение кожи к коже разливается теплом. Джеймс чувствует себя неловко, полностью обнаженный, пока Регулус все еще одет, но тот, кажется, не обращает на это внимания. Он выключает воду, придерживая его за талию. – Залезай. – Джеймс забирается в ванну. Теплая вода действует как бальзам на его холодную кожу и больные мышцы. Джеймс тихо шипит, а затем стонет, опуская в воду, хватаясь за бортик ванны. Регулус опускается рядом с ним на колени и, придерживая за руку, смотрит с откровенным беспокойством. Джеймс качает головой. – Все хорошо, честно. – отвечает он на застывший в глазах Регулуса вопрос. – Просто никогда не понимаешь, сколько сил отнимают заклинания, пока не становится слишком поздно. Регулус успокаивается. Он дает Джеймсу время, намыливая мочалку. И Джеймс медленно дышит, уменьшая напряжение в руках и ногах, теплая вода расслабляет. И когда Регулус с невероятной нежностью прикасается мочалкой к его плечу, Джеймс не выдерживает, его глаза щиплет. Для Джеймса позволить Регулусу заботиться о нем – сложно. Это он привык быть тем, кто заботится обо всех. Он не помнит точно, когда все началось, но в какой-то момент он смотрел на близких – на Сириуса и его злобную семью, что так и не смогла дать ему ту любовь, в которой он нуждался; на Римуса и его обкусанные ногти, и сияющие белые шрамы; на Питера, которого дразнили в детстве, и его властного отца; на Лили, сердце которой разбито из-за сестры, отвергающей ее любовь – и он решил, что может стать надежной скалой. Позволить им увидеть его грустным или слабым – значит разрушить иллюзию всего, что он сделал для них. Поэтому он никогда не позволял себя быть таким. Регулус моет его плечи, шею, спину. Джеймс пытается забрать у него мочалку, но сдается после того, как Регулус в четвертый раз отталкивает его руки. Он намыливает его живот и ноги. У Джеймса даже нет сил возбудиться от влажных рук, скользящих по нему, или хотя бы пошутить на эту тему. Внезапно он чувствует себя таким измученным, его грудь словно сдавливает. Перебор. Он не знает, что делать. Джеймс упирается лбом в плечо Регулуса, прячет лицо, судорожно выдыхая, и не сдерживает слезы. Регулус нежно придерживает его за шею. – Я рядом. – шепчет Регулус, целуя Джеймса в макушку. Он, должно быть, чувствует, как намокает его рубашка от слез Джеймса, но ничего не говорит. Вместо этого проводит пальцами по волосам, обнимая его. Когда дыхание Джеймса переходит в медленные, глубокие вдохи и лишь изредка слышатся всхлипывания, Регулус берет Джеймса за руки, смывая грязь между пальцами, под ногтями, на ладонях и запястьях. Джеймс успокаивается, вдыхая знакомый запах мыла, прислушиваясь к дыханию Регулусу и его теплым прикосновениям. Последний комок напряжения стекает. Теперь он ощущает усталость ярче. Потребность взять все в свои руки исчезает, превращаясь в едва слышный шепот в голове. – Джеймс. – спустя некоторое время говорит Регулус, снова целуя его в макушку, осторожно приподнимая его голову. Джеймс смотрит на него потухшим взглядом. Регулус целует его в лоб. – Запрокинь голову, пожалуйста. Джеймс делает, как ему говорят. Он закрывает глаза, когда чувствует, как Регулус наносит шампунь. Он тихо хмыкает и откидывает на спинку ванны. В теплой воде, под мягкими прикосновениями Регулуса, битва кажется чем-то далеким. Она произошла всего несколько часов назад, но уже кажется кошмаром, случившимся с кем-то другим. Джеймс воспроизводит каждый шаг и событие, но все, что удается вспомнить – обрывки. Влажная земля под ногами. Давление плеч Марлин. Напряженные руки. Непрекращающийся поток заклинаний. Яркий серебристый свет. – О чем ты думаешь? – мягко спрашивает Регулус, расчесывая волосы Джеймса с кондиционером. Джеймс открывает глаза и смотрит в потолок ванной. Он не хочет говорить. Хочет, сделать вид, будто произошедшего накануне вечером никогда не было. Возможно, это связано с тем, насколько спокойно и расслабленно он себя чувствует, насколько он устал, но Джеймс понимает, с Регулусом так поступать не хочется. И он рассказывает все, начиная с прибытия в штаб-квартиру. Марлин, прикрывающей его спину. О том, как холодно было в Лесу. О бушующем пламени. А потом, его голос дрожит, когда он доходит до части о Патронусе. – Самое странное, - медленно говорит он, пока Регулус расчесывает его волосы, но Джеймс знает – он слушает, – какой-то Пожиратель в какой-то момент обезоружил меня. У меня не получалось добраться до палочки, и я думал… но потом появился этот Патронус олень и сбил его с ног. Это дало мне время дотянуться до палочки. Согласись, странно? Это точно не мой Патронус, у меня в руках даже не было палочки, а из людей они не вырываются. В любом случае, – выдыхает он, – это спасло мою жизнь. Регулус молчит, не торопясь смыть кондиционер с волос Джеймса. – Рег? – Это я. – Регулус глубоко вздыхает. – Я не… я послал его только, чтобы он проверил тебя и сообщил мне твое состояние. Я не знал, что они могут так делать. Джеймс удивленно приподнимает голову, чтобы посмотреть на него. – Но когда он стал у тебя полностью телесным? Щеки Регулуса краснеют. Он избегает взгляда Джеймса, его руки лежат по обе стороны от него. – Примерно через неделю, как ты начал мне помогать. – он медленно вздыхает. – Я прочитал в твоей книге, что значит, если Патронусы совпадают, и я… мы не поднимали тогда эту тему, а когда поговорили, то уже я не знал, как об этом заговорить. Джеймс с недоверием смотрит на Регулуса. Но постепенно оно перерастает в нечто светящееся и бьющееся рядом с его сердцем. Джеймс, конечно, знает, Регулус любит его. Несмотря на то, как нелегко ему говорить, но он все равно говорит, и показывает любовь каждый день. Одно только сегодняшнее утро – прямое доказательство. И хотя этого более чем достаточно, но одно дело – знать, а другие – иметь прямое проявление любви Регулуса к нему. Или даже не одно. У Джеймса перехватывает дыхание. Не зная, что сказать, он проводит рукой по щеке Регулуса и неторопливо целует. Размыкая поцелуй, они соприкасаются лбами, Регулус обхватывает его запястье, а Джеймс проводит большим пальцем по щеке. – Ты спас мне жизнь. – повторяет Джеймс, и ему кажется, этого недостаточно. Ничто и никогда не сможет выразить, как сильно он любит Регулуса. Может быть, это нормально. Регулус пожимает плечами, выдыхая. – Ну, хорошо. – говорит он. – я вернул тебе долг. Джеймс тихо смеется, чмокая Регулуса в губы. – Я люблю тебя. – Я знаю. – Регулус потирает большим пальцем запястья Джеймса. – Я люблю тебя.

***

Регулус помогает Джеймсу высушить волосы, позволяет одеться самостоятельно, пока он зашторивает окна в спальне, оставляя лишь небольшую щелочку, через которую пробивается солнечный свет. Его хватает как раз, чтобы различить очертания и тени в комнате, разглядеть Регулуса, и достаточно темно, чтобы получилось уснуть. Они вместе забираются в постель. Джеймс даже не пытается притвориться, что хочет чего-то другого, кроме как оказаться в объятиях Регулуса. Он сразу же утыкается лицом в его шею. Это лучше, чем теплая ванна. Ровный пульс и спокойное дыхание Регулуса. То, как они соприкасаются в коленках и локтях. Нежные руки Регулуса между его лопаток и в волосах. Джеймс так устал, но все равно немного хочется насладиться моментом, вневременным спокойствием, пробирающим до костей ощущением дома и любви. – Я рад, что Марлин была рядом. – шепчет Регулус. Джеймс чувствует каждое слово на своей шее. – Я тоже. – честно отвечает Джеймс. – Я собираюсь сказать Сириусу, что ты переживал за него. – Ты не посмеешь. – тем же тоном произносит Регулус. – Иначе я уйду. Смешок вырывается из Джеймса. Он думает о рассерженном на него Регулусе, потому что он подверг себя опасности. Об их объятиях в дверях. О нежных прикосновениях. О металлических детальках, разложенных на столе в гостиной. О засушенных цветах на тумбочке. О терпеливо раздевающем его Регулусе, перебирающем его волосы. Регулус заботится о нем, сам того не подозревая. Стук его сердца уже родной, как и их единое дыхание. – Ты не уйдешь. – тихо и уверенно говорит Джеймс. – Не уйду. – соглашается Регулус, целуя Джеймса в макушку. Джеймс закрывает глаза, сопротивляясь новой волне эмоций. Некоторое время они лежат в тишине. В комнате слышно только тиканье часов. Регулус пальцами очерчивает линию вдоль виска и возвращается назад к волосам. Еще одно проявление любви, думает Джеймс, еще один момент, который он будет вспоминать спустя день, неделю, месяц, год и понимать: «Это любовь. Ты любишь меня». – Знаешь, – осторожно шепчет Регулус, – возможно, для меня еще ничего не закончилось. Возможно, мне еще придется предстать перед судом. – О, черт. – Джеймс вспоминает кое о чем. Он слегка отодвигается, но для того чтобы обхватить Регулуса за талию. Он качает головой. – Я говорил с Дамблдором перед тем, как вернуться домой. Ну, он сказал, что не придется. Если ты дашь ему всю информацию, то он будет свидетельствовать от твоего имени. И я могу, конечно. Но он сказал, все должно пройти нормально. Регулус ненадолго замирает. – О, – выдыхает он. – Что ж, мило с его стороны. Надеюсь, он прав. – Думаю, на этот раз он прав. – говорит Джеймс. Он такой уставший, что в любой момент может с легкостью отключиться, убаюканный голосом Регулуса, его руками, его сердцем и жизнь, которая ждет их. Ленивые утра, окрашенные солнечным светом, вино из одуванчиков, сладким привкусом отдающее на губах. Общий гардероб и привычные прикосновения. Совместные прогулки под прохладным весенним дождем или пронизывающим осенним ветром. Вместе чувствовать каждую смену сезона. Всю оставшуюся жизнь. – У нас все будет хорошо.