Эра радужных дорог

       Последнее, что я вижу перед исчезновением, — лицо Арии. Мы появляемся на Биврёсте через секунду. Но для меня проходит вечность. К нам подходят эйнхерии. Они образуют кольцо вокруг меня. Тор впереди. Хорошо хоть кляп не напялили. Я покорно иду в сторону дворца. Вокруг всё такое же, как я помню. Ослепительное золото, чистое небо, толпы асов. Только смотрят они теперь не с уважением, а со страхом. Часть меня радуется, но другая… Она словно шепчет голосом Рии: «Всё будет хорошо». Как же я хочу вернуться, снова обнять её, получить пощёчину (щека до сих пор горит) и смотреть на неё, живую и невредимую.        Пока я плаваю в мыслях, отряд доходит до дворца. Огромный, как и прежде, только не вызывает у меня того трепета и восхищения. Мне даже страшно. Надеюсь, Всеотец прикажет казнить меня. Не хочу сидеть в тюрьме остаток жизни. Лучше казнь.        Заходим в тронный зал. Тор идёт первым. Кланяется и хочет заговорить, но Один перебивает его. — Ты можешь идти, Тор.        Громовержец поднимает голову и встаёт. — Прости, отец, но мне велено передать тебе и маме послания. — Передашь позже, — отвечает Один. — Нет, вы должны прочитать их до суда, — возражает Тор.        Я неслышно хмыкаю. Что ты задумала, Ри? Что в этих письмах? — Хорошо, — всё же кивает Всеотец. — Всё равно это не повлияет на суд.        Он делает знак страже и просит позвать Фриггу. Я невольно перестаю дышать. Всё-таки её я люблю и уважаю до сих пор. Да и рассказать, что Рия жива, нужно.        И вот появляется она. Мама. Фригга. Зовите, как хотите. Всё такая же красивая и спокойная. Она научила меня магии, поддерживала меня. Фригга нашла Арию, когда у той проявился дар.        Её взгляд устремляется на меня, осматривая. Ищет повреждения, как в детстве. Я слабо улыбаюсь, тут же пряча это за маской равнодушия. Мама Фригга делает шаг вперёд. — Локи, — одно слово, но с какой нежностью и любовью. — Здравствуй, мама, — ухмыляюсь я. — Мы здесь не за этим, — прерывает нас Один. Я перевожу взгляд на него. — А зачем? Зачем весь сыр-бор? — мне больно. Ну же, скажи, что ты задумал? Неужели я никогда не был тебе дорог? — Ты не раскаиваешься, — не вопрос, утверждение. А в глазу ни эмоции, маска. — За что? Я спустился на Землю, дабы править, как милосердный бог, — раз уж от меня ждут этого, я это скажу. — Ты такой же как они, — громыхает Один. — Плюс-минус пять тысяч лет, — что не есть хорошо, ведь пройдут годы, я буду жить, а Ри… Закусываю изнутри щёку, отгоняя хмурые мысли. — Ладно, Тор, — обращается Всеотец к сыну, — отдавай послания и можешь идти. — Хорошо, отец, — Громовержец передаёт два конверта родителям и уходит.        Тронный зал наполняется тишиной, прерываемой шуршанием бумаг. Я внимательно слежу за Одином и Фриггой. Молчание становится напряжённее. Норны, как хочется свалить, не видеть никого. Нельзя, наручники не позволяют.        Вздох в тишине словно рушит всё. Мама стоит, прижав ко рту руку. В её глазах шок вперемешку с радостью и облегчением. — Локи, это правда? Она жива? — беспокойство прямо читается в голосе. Я молча киваю.        Один молчит, но рука так сжимает лист, что мне до жути любопытно, что там написано. Жаль, не узнаю. Всеотец отрывает взгляд от слов и переводит его на меня. И его взор так непохож на прежний. Словно он впервые меня видит. Да что там было-то? — Локи, сын Одина, — начинает он, а я чуть не давлюсь. Чей сын? — принц Асгарда, за свои действия, совершённые поневоле, ты приговариваешься к домашнему аресту до тех пор, пока я не отменю наказание. Выходить из дворца нельзя.        Ч-чего? И всё? Видимо это и отражается на моём лице, отчего Всеотец добавляет: — Половина твоей магии также будет запечатана, пока не придёт время.        Ну, хоть не вся. Но наказание смягчили сильно. Ещё и сыном своим назвал. Как там Ри говорила? Офигеть?        Ко мне подходят и снимают наручники, заменяя их на наручи, сдерживающие магию. Видел я их, сам же улучшал, чтоб не дай чего. Какая ирония, ношу-то их я. — Можешь идти в свои покои.        Кланяюсь и ухожу, по дороге бросив взгляд на Фриггу. Та лишь мягко улыбнулась, не сдвинувшись с места. Выхожу, слыша за спиной закрывающуюся дверь. Не замедляясь, иду к своим покоям. Надеюсь, там никого не было.        В комнатах всё так же, словно я никуда и не падал, не был в плену, не пытался захватить Мидгард, чего бы в здравом рассудке никогда бы не сделал. Падаю на кровать. Усталость накатывает огромной волной, погружая в сон. Спасибо, Рия