* * *
Шастун на ходу допивал кофе, когда перед глазами начало маячить здание театра. Оставалось лишь перебежать дорогу и перепрыгнуть клумбу, которая была совершенно не к месту. Конечно, при желании её можно было обойти, но длинные ноги позволяли сократить расстояние и сохранить секунд десять. Моросил мелкий дождь. В наушниках играла очередная песня «Кино», и, заслушавшись очередной соло-партией Каспаряна, Антон на несколько секунд прикрыл глаза, покачивая головой в такт. И, Боже, как же он любил музыку. В моменты слабости хотелось бросить всё и уехать домой, а потом рухнуть на кровать и включить любимый плейлист на полную громкость. Исчезнуть на некоторое время для всего мира и остаться один на один с самим собой и своими мыслями. Писк светофора чётко дал понять, что пора выдвигаться. На перебежку пешеходного перехода давалось каких-то десять секунд, которых часто было недостаточно (всем, кроме Шастуна с его широким шагом). Одного неудачного шага вполне хватило, чтобы нога заскользила по скошенному бордюру, и Антон, нелепо взмахнув руками для восстановления равновесия, начал падать. «Бля», — успело промелькнуть в голове. Удар об асфальт был не самым приятным чувством, и приличного размера лужа никак падение не смягчила. Несколько секунд, пока перед глазами плавали тёмные круги, парень приходил в себя. Толстовка на спине промокла и противно прилипла к коже, а про такие же мокрые джинсы на заднице думать даже не хотелось. С тихим и протяжным уже вслух «бля», Шастун кое-как поднялся на ноги с помощью неравнодушных прохожих. — Я нормально, спасибо, — поблагодарил Антон, потирая ушибленный затылок, и, преодолевая боль в лодыжке, побежал в сторону театра. Перепрыгивать через клумбу он не решился, поэтому, чуть прихрамывая, в максимально быстром темпе дошёл до знакомой двери. Переодевшись в запасную одежду, парень тихо пробрался в репетиционный зал и, помахав всем, кого видел, осторожно выглянул из-за кулис. Окинув сцену быстрым взглядом, Шастун заметил расставленные декорации. Отыгрывающие свой диалог актёры находились на другом её конце, поэтому всё внимание Павла Алексеевича было направлено на них. «Придётся ждать», — подумал парень, стараясь перенести вес на здоровую ногу. — Ты как? — шепотом спросила Мария, заметив страдания Антона. У неё, как у главной героини, было не так много свободного времени в действиях, поэтому своими перерывами она наслаждалась по полной. — Нормально, спасибо. Неудачно навернулся по пути, — также тихо ответил Шастун. Девушка сочувственно покачала головой. — Сходи на всякий случай к травматологу, вдруг что серьёзное. — Потом, у меня ещё «индивидуальный» прогон впереди, — парень снова выглянул в зал и, поймав взгляд режиссёра, приветственно кивнул. Тот повторил жест и вернул своё внимание к актёрам. — Не бережёшь ты себя, — только и сказала девушка. — Пообещай сходить. Если с тобой что-то произойдёт – Воля тебе быстро найдёт замену. Или скажет: «Будешь у меня хоть мёртвым играть». — Лиров нет меж нами; а кто из нас дурак, это я предоставляю тебе самому догадаться, — донеслось со сцены, и Мария вышла к актёрам, присоединяясь к беседе. — Обещаю, — задумчиво протянул себе под нос Антон. Репетиция длилась больше четырёх часов, и это без учёта тех сорока минут, на которые парень опоздал. Все актёры выкладывались по полной, и Шастун не был исключением. Превозмогая усиливающуюся при каждом шаге боль, он ходил по сцене и, конечно, почти беспрерывно улыбался. То было не личное желание, а требование роли, и с ней Антон отлично справлялся. Его персонаж – Вася – казался парню довольно своеобразным человеком. С одной стороны – молодой купец, хороший друг главной героини – актрисы Негиной. С другой – умеющий получать выгоду из знакомств и правильно распоряжаться деньгами. Но, выбирая для него «хорошую» или «плохую» сторону, Антон остановился бы на первой. В конце концов, он помогал Негиной, вложился в предстоящий бенефис и, как казалось Шастуну, всё же сопереживал актрисе. Прислонившись спиной к столбу-декорации, парень поставил травмированную ногу на носок и обвёл взглядом стоящих перед ним актёров. Седьмое явление третьего действия было одним из немногих, где бо́льшая часть актёров оказывалась на сцене. — Позвольте в долю войти, — обратился он к актёру-Великатову, и тот, подсчитывая деньги, согласно кивнул. Антон подошёл к столу и достал кошелёк. — Пожалуйте два бельэтажа и дюжину кресел! — Возьмите у кассира да скажите ему, чтобы он деньги за билеты, которые продал, и все оставшиеся билеты, исключая верхних, доставил мне сейчас же! Я здесь подожду. — Хорошо, скажу-с, — молодой человек отдал деньги и улыбнулся. — Извольте получить за два бельэтажа и двенадцать кресел. Я сейчас сбегаю. — На сегодня всё, — неожиданно сказал режиссёр, пряча телефон в карман, — всем спасибо, отдыхайте. Уставшие, но довольные актёры согласно покивали и начали расходиться. — Антон, задержись на секунду. Парень тут же подобрался и, собравшись с оставшимися силами, натянул улыбку и подошёл к краю сцены. — «Индивидуальный» прогон отменяется? — спросил он, глядя на мужчину сверху вниз. — К сожалению, — Воля развёл руками, и по его лицу было видно, что он сам не рад такому развитию событий. — Но, если ты согласен, я готов провести его завтра утром. Часов в семь, что скажешь? «Прощай, сон», — с сожалением подумал Шастун, но только согласно кивнул в ответ. — Спасибо, Павел Алексеевич. Если я могу что-то для Вас… — Да брось, — отмахнулся мужчина. — Я ценю целеустремлённых людей, которые готовы совершенствоваться. — Спасибо, — Антон усмехнулся и потёр затылок. Слышать такое от режиссёра было лестно. Воля мягко улыбнулся и уже серьёзнее, будто что-то вспомнив, спросил: — Что с ногой? — Так заметно? — спросил скорее самого себя, чем режиссёра, Шастун. — Упал по дороге. — Видно стало под конец. Сложно держать себя в руках, когда сильно устаёшь. Может стоит сходить в травмпункт? — мужчина внимательно посмотрел на него. — Могу подвезти. — Да неудобно как-то… — Неудобно сам знаешь что через что снимать. А для актёра даже это не должно быть проблемой, — режиссёр призывно махнул рукой. — Пойдём, знаю один травмпункт недалеко. — А для меня и премьеры это никаких последствий иметь не будет? — осторожно поинтересовался Антон, спускаясь со сцены. — Нет, если у тебя не какой-нибудь перелом или трещина, а ты сейчас просто от болевого шока все четыре часа так спокойно прыгал по сцене, — Воля закатил глаза и сделал предупреждающий шаг назад. — Уговаривать и ждать долго не буду, ты уже не маленький. — Да, простите. Поехали, — парень улыбнулся уголками губ и последовал за режиссёром. — Сразу бы так, — хмыкнул Павел Алексеевич, на ходу доставая из внутреннего кармана пиджака пропуск и ключи от машины. — Десять минут на сборы, буду ждать у служебного входа.* * *
Приём у травматолога прошёл быстро. Тот недовольно покачал головой и высказался о безответственности Антона по отношению к своему здоровью, но выписал мази, больничный на неделю, дал указания и отпустил. — Ничего серьёзного нет, небольшое растяжение, — отчитался после приёма парень перед Павлом, который ждал его в коридоре. — Сказали как можно меньше напрягать ногу и первые пару дней делать холодные компрессы. Следующие 3-4 дня – пользоваться мазью. — Тогда, может, повременишь с репетициями? — спросил режиссёр, открывая дверь и покидая травмпункт. — С роли не сниму, ты хорошо справляешься. — Павел Алексеевич, как я могу? Театр – моя жизнь, — Антон то ли в возмущении, то ли в удивлении вскинул брови и, вспомнив слова Марии, на опережение выдал: — Я на репетицию хоть мёртвый приду! Воля тихо рассмеялся и с какой-то смесью понимания и покровительства во взгляде посмотрел на парня. Молодой, старательный, целеустремлённый и совсем немного наглый. Таким он показался пару месяцев назад, когда только пришёл в театр. Сейчас же Павел видел человека доброго и мягкого, но умеющего отстоять свои взгляды. — Мне нравится твой энтузиазм, но всё же отдохни пару дней, как посоветовал врач. Как станет получше – проведём твой «индивидуальный» прогон. Я же обещал, — мужчина улыбнулся и разблокировал машину. — Запрыгивай, подвезу до дома. А по поводу репетиций спишемся ещё. Шастун ничего не ответил. Только улыбнулся в ответ и согласно кивнул. Уже через несколько минут чёрный Хёндай Генезис неспешно ехал по ночному городу. Воля изредка поглядывал в навигатор, пока Шастун смотрел в окно, прижимая к себе стоящий на коленях рюкзак. Тихо играла какая-то музыка. — Куда планируешь податься после университета? — спросил Воля некоторое время спустя, краем глаза взглянув на сидящего рядом парня. — Ещё точно не знаю, — честно ответил Шастун, чуть пожав плечами, — но, если есть такая возможность – остался бы с вами. Мне нравится в этом театре, я уже много кого знаю. Привык. — Вот как, — задумчиво протянул режиссёр и ненадолго замолчал. О чём-то подумал, и сказал: — Если не передумаешь – я пообщаюсь с твоим университетом. Чтобы практику потом тебе поставили тоже у нас. В родных-то стенах поспокойнее будет, верно? — Верно, — Антон улыбнулся уголками губ. — Ну и отлично, — Воля довольно улыбнулся и легонько хлопнул парня по плечу. — Тогда не переживай, я обо всём договорюсь. — Спасибо, — в очередной раз за день поблагодарил парень. — Ой, тут можно срезать, быстрее будет. — Как скажешь, капитан, — Павел включил поворотник и свернул во дворы. Ещё несколько минут под чутким руководством Антона они плутали между домами, прежде чем автомобиль остановился у одного из подъездов. Парень неловко потёр ладонью колено, думая, что сказать, пока режиссёр с интересом рассматривал дом и двор в окно. — Спасибо, Павел Алексеевич, доставил я Вам сегодня хлопот, — он протянул мужчине руку. — Да будет тебе, — ответил тот, с радостью пожимая её. — Мои актёры для меня – семья. Так что не могу не заботиться о вас. И от этой простой фразы у Шастуна потеплело в груди. В университете его не раз запугивали тем, что найти работу будет сложно, а сработаться с коллективом – ещё сложнее. Но Антону повезло, он видел и чувствовал это уже больше двух месяцев. И даже не думал уходить из театра, который стал ему вторым домом. Распрощавшись с Волей, он побежал домой. Нужно было забрать котёнка у соседки. Что могло измениться за эти несколько минут пути до нужных этажа и двери? Уже в квартире, прижимая к груди недовольного и сонного Дымыча, Антон беззвучно плакал, прислонившись спиной к входной двери. Отчасти сам не понимая, почему. То ли от боли, которую он терпел всё это время, то ли от накопленных эмоций, которые так не вовремя решили выплеснуться наружу. А может, всему виной было такое доброе и человечное отношение? Минутная слабость, и эмоции действительно взяли верх. Сначала котёнок не совсем понимал, почему на макушку то и дело падало что-то мокрое, а после, с писклявым «мяу», извернулся в тёплых руках и начал облизывать бритый мокрый подбородок. — Маленький, ты чего? — тихо спросил растерянный Шастун. — Я больше не буду устраивать тебе внеплановые водные процедуры, прости. Парень отпустил Дыма, но тот, вопреки ожиданиям, не побежал исследовать квартиру, а уселся прямо напротив Антона и с очередным мявком внимательно посмотрел на него. — Что? Я не понимаю котёночковый язык, — шумно вздохнув, он потёр лицо ладонями и улыбнулся, хотя непрошенные слёзы ещё продолжали течь. — Вот, видишь, всё хорошо. Пойдём, покормлю тебя что ли. Специально всякого накупил. Видимо, имея какой-то рефлекс на всё, что относилось к еде, лохматый комочек тут же припустил в сторону кухни. Его лапки смешно разъезжались по полу, и парень не мог не улыбаться, глядя на усердные попытки добраться до места кормления. Судорожно вздохнув, Шастун скинул кроссовки и пошёл на кухню. Ему было о ком позаботиться.