Love again

      «В лагере Марии время для Джаспера словно застыло. Дни тянулись невыносимо долго, порой он даже переставал замечать, когда солнце садилось за горизонт, уступая место луне и звездам — он не видел ничего вокруг, боль полностью поглотила его. Эмоции, не только свои, но и окружающих его вампиров давили, затягивая в пучину боли, снова заставляя чувствовать себя жестоким монстром, чудовищем, которого он всеми силами старался задушить в себе на протяжении нескольких десятилетий. Но все безрезультатно: чудовище притворялось, что спало, но стоило ему почувствовать, что ключ в замке его темницы поворачивается, как оно тут же вырвалось, заполняя каждую клеточку тела Джаспера.       Приезд Питера и Шарлотты значительно облегчил ему жизнь, став этаким глотком столь необходимого свежего воздуха: теперь Джасперу хотя бы перестало казаться, что все вокруг были его врагами. Но не проходило и дня без мыслей об Амелии, и он только и мечтал о том, как вернется в Канаду, опустится перед ней на колени и поклянется в вечной любви, умоляя ее о прощении. Если, конечно, будет не слишком поздно. При одной мысли о том, что у Амелии мог быть другой мужчина давно застывшее в груди сердце жгло от невероятной боли, от разъедающей ревности, и он понимал, что полностью заслужил эти муки. Джаспер причинил ей боль, хоть и в попытке защитить.       — Ты поступил глупо, Джаспер, — сказал ему как-то раз Питер после очередной битвы, в которой они одержали победу. — Нужно было все ей рассказать, а не лгать, что не любишь.       Джаспер вздохнул. К счастью, Мария находилась далеко и не смогла бы подслушать их разговор, даже если бы очень захотела. Солгать Амелии о том, что он разлюбил ее, было самым нелегким решением за последние десятилетия, однако он понимал, что она бы стала его отговаривать, умолять остаться, а после извела бы себя от переживаний за него. Что уж говорить о том дне, когда ей пришла бы весть о его гибели, если бы видение Элис сбылось. Амелия была слишком к нему привязана, чтобы смириться с его смертью даже через несколько лет. Пусть лучше ненавидит, чем губит свою жизнь.       Когда он озвучил свои мысли Питеру, тот лишь рассмеялся, покачав головой:       — Когда вы встретитесь, ты поймешь, что, разбитое тобой сердце любимого человека всегда возвращается бумерангом, какой бы ни была причина. А вы обязательно встретитесь. Судьба предоставит тебе шанс насладиться результатом твоего выбора, — Питер крепко сжал его плечо. — Каким бы благим ни было твое намерение.       — Не встретимся, если видение Элис сбудется, — протянул Джаспер, наблюдая за горящим вдали костром.       Он каждый день на протяжении долгих месяцев ждал, когда же наступит его очередь. Когда же Мария наконец поймет, что он не предан их делу, что ему совершенно все равно на то, кем будут управляться эти территории, куда давным давно не ступала нога человека? Она казнит его, когда поймет, что он каждый день мечтает о прекрасной смертной девушке, полной ее противоположности. В Амелии была жизнь, в Марии же давно все сгнило. Амелия являла собой все самое прекрасное, что могло быть в девушке. Он знал, что она ревновала его даже к воспоминаниям о Марии, и раз за разом заверял, что ей совершенно не о чем беспокоиться, ведь ни одна девушка: ни смертная, ни бессмертная не смогут сравниться с ней. Не для него.       — В этом случае ты должен позволить ей оплакать тебя. Нельзя всю жизнь держать ее в неведении, рано или поздно она обо всем узнает, и ей станет только хуже.       Джаспер надеялся лишь на то, что его семье хватит ума не возвращаться в Канаду и ничего ей не рассказывать, если он погибнет. Его душу раздирали противоречивые чувства: каково это желать и одновременно умирать от мысли, что любимая девушка может полюбить другого мужчину? Смотреть на него с тем же трепетом, улыбаться той же по-детски искренней улыбкой… А ее глаза будут искриться безграничным счастьем только от одного его присутствия рядом. Он искренне хотел, чтобы Амелия прожила счастливую жизнь, но представлять на месте ее мужа другого мужчину было по-прежнему больно, хотя прошло уже два года с их расставания.       Идея убить Марию пришла к нему не сразу. Но видя то, как она издевается над новообращенными вампирами, он не мог не думать о том, что они заслуживали лучшей жизни: как та, которую показал ему Карлайл, или хотя бы иметь возможность сделать собственный выбор, а не воевать за территории под давлением выжившей из ума шестисотлетней вампирши. Но он понимал, что не мог убить Марию, не настроив остальных против нее, иначе беды не миновать: он наживет себе сотню врагов.       Ситуацию осложняло и присутствие Беатрис в армии. Он до сих пор не знал, что можно было ожидать от этой вампирши. Они говорили об Амелии единственный раз, после этого она всячески избегала его, выходя из палаток всякий раз, когда он входил туда, по всей видимости не желая оставаться с ним наедине. Беатрис боялась его гнева, и Джаспера это полностью устраивало. Позже он узнал о том, что ее даром было видеть прошлое людей и бессмертных с помощью одного лишь рукопожатия: способность, весьма похожая на ту, которой обладал Аро Вольтури, и Джасперу казалось странным, что он до сих пор не прознал о даре Беатрис и не устранил ее.       — Ты уверена, что Беатрис можно доверять? — как-то раз поинтересовался он у Марии, когда они остались вдвоем, обсуждая успехи армии и слабые места, которые следовало бы устранить.       — Вполне, — ответила она. — Я понимаю, что тебя, должно быть, беспокоит, что она знает о нашей связи в прошлом, но спешу заверить, она не станет распространяться об этом.       Джаспера совершенно не беспокоила осведомленность Беатрис о том, что они с Марией были любовниками. Но Амелия… Всякий раз ярко-алые глаза монстра смягчались, стоило ему вспомнить ее улыбку, ее смех, и каждый раз его давно мертвое сердце пронзала боль, когда в памяти всплывало ее заплаканное лицо и дрожащий голос, умоляющий его не уходить. Ему казалось, что вид Амелии, сидящей перед ним на коленях, будет преследовать его всю оставшуюся жизнь.       Если бы он только мог хоть на мгновение вернуться в Россленд и все ей объяснить…       — Майор, — его взгляд ожесточился, стоило Беатрис появиться в поле его зрения. — Надо поговорить.       — Не о чем, — отрезал Джаспер сквозь зубы, собираясь вернуться обратно в лагерь, где его ждал Питер.       Он уже развернулся, не желая проводить в ее обществе и лишней минуты, как услышал:       — Ты ошибаешься, — она шумно вздохнула. — Мы хотим одного и того же: теперь я это понимаю.       Джаспер обернулся, хмуро глядя на Беатрис. И чего же, по ее мнению, он мог хотеть? Нет, она, конечно, знала, что он хотел вернуться к Амелии, к своей привычной жизни вдали от кровавых рек и вампирских войн, но при чем тут сама Беатрис? Ее, кажется, вполне устраивала жизнь в армии Марии, она наслаждалась властью над остальными вампирами и вовсе не спешила возмущаться, когда та приказывала избавиться от десятка вампиров собственной армии за одну ночь. Делать это, конечно же, приходилось Джасперу.       — И чего же ты хочешь?       — Избавиться от Марии.       Джаспер нахмурился, ожидая услышать что угодно, кроме этих слов. Самая верная соратница Марии, ее подруга, та, кто, казалось, имела на нее куда больше влияния, чем Нетти и Люси вместе взятые, хотела избавиться от нее? С чего бы? Беатрис поддерживала Марию в каждом ее решении, никогда не противилась и не оспаривала ее приказов. Даже от него держалась подальше, когда по лагерю прошел слушок, что Марии не понравилась та сцена, которую она увидела в тот самый день, когда Беатрис, воспользовавшись своим даром, узнала многое о его прошлом. Джаспер, однако, догадывался, что дело не в недовольстве Марии.       — Видишь ли, у меня с ней старые счеты, — пояснила Беатрис, садясь на старый широкий пень и закидывая ногу на ногу. — Столетней давности. В тысяча девятьсот пятом Мария убила всю мою семью: моего мужа и сына ради того, чтобы разорить наш клан и забрать наши земли себе, — Джаспер нахмурился, совершенно не ожидавший услышать чего-то подобного. Он предполагал, что Беатрис могла хотеть захватить власть в лагере в свои руки, но убить Марию? — Я втерлась к ней в доверие, она необычайно ведома, ты никогда не замечал? Это я надоумила ее позвать тебя сюда, потому что и тебя считала виновным в смерти моей семьи. Именно поэтому я пыталась соблазнить тебя тогда, притворяясь настолько хорошо, что обманула даже твою эмпатию. Я слишком поздно поняла, что ты невиновен. Помоги мне, и мы оба получим то, чего хотим: ты вернешься к своей любимой, я же наконец смогу воссоединиться с семьей, отомстив их убийце, — на ее глазах выступили слезы, но Джаспер все еще отказывался верить в правдивость ее слов.       — С чего бы мне верить тебе? Ты только что призналась, что хотела убить меня, а теперь просишь о помощи, — он грозно смотрел на нее, хотя и не чувствовал ни капли лжи в ее словах. Но, как выяснилось, минутами раннее, она могла отлично скрывать свои настоящие эмоции даже от его дара. — Да и к тому же, такие, как вы, не называют клан семьей.       — Клан? Они были моей семьей. Луи — мужем, а Чарльз — родным сыном. Ты что же, никогда не слышал о дампирах?       Услышав незнакомое слово, Джаспер покачал головой. О чем Беатрис вообще говорила? Он поначалу предположил, что она могла обратить собственного ребенка, но Беатрис была биологически еще слишком юна, не старше шестнадцати лет… Она, конечно, могла оставить своего ребенка, а после, когда он достиг допустимого возраста, обратить его в вампира, но незнакомое слово «дампир» опровергнуло эту его теорию. Никогда раньше Джаспер не слышал о «дампирах», даже от Карлайла.       Беатрис грустно улыбнулась, смотря куда-то вдаль.       — Их еще называют полувампирами. Видишь ли, Майор, у вампира могут быть дети, но только у мужчин от человеческой женщины. Процесс для человеческого организма правда совсем нелегкий: плод развивается слишком быстро, беременность длится чуть больше месяца. Плоду необходима кровь, и выжить почти невозможно. Я почти умерла, но Луи спас меня, обратив.»       — Подожди, что? У вампиров могут быть дети? — прервала его рассказ Амелия. — Как это?       Пока они ехали к ней домой, Джаспер рассказал ей во всех подробностях о видении Элис, о первых днях в лагере Марии, даже о знакомстве с Беатрис и ее попытками соблазнить его, и Амелия терпеливо хранила молчание, не перебив его ни разу, хотя при одном упоминании вампирш, которые наверняка были невероятно красивыми, на душе становилось гадко. Она постаралась скрыть от Джаспера свои эмоции, чтобы не выдать жгучую ревность, что бушевала внутри, хотя около получаса назад он признался, что до сих пор любит ее, но Амелия старалась сейчас не думать об этом, не при нем, когда он чувствует все, что происходит в ее душе.       Теперь она понимала, что и ему жилось несладко все эти годы, и ненавидела себя за то, что ее внимание фокусируется не на его «диете» и образе жизни, от которого Джаспер так долго старался уйти, а на том, рядом с кем он находился все это время. У нее никак не получалось избавиться от глупых мыслей о том, что он на протяжении долгих лет сражался бок о бок со своей бывшей.       Стоило разговору зайти о детях, как вопрос сорвался с ее губ вопреки здравому смыслу, и сейчас он наверняка отчетливо чувствовал, как сильно она сожалела, что задала его. Но одна только мысль о том, что у них с Джаспером мог быть ребенок: дочь или сын, собравшие в себе черты их обоих, заставляла сжиматься в животе предательский узел. Она много раз думала об этом, когда они были вместе, хотя даже и не думала, что это было возможно, уверенная, что потомство вампиры производить не могут. Как оказалось, на свете действительно нет ничего невозможного.       Но как только Амелия представила, как она могла узнать о том, что ждет ребенка, после их расставания и его отъезда, как по ее спине прошелся холодок. Ко всем проблемам прибавился бы еще и серьезный риск жизни. Как бы отреагировали родители? А если беременность и правда протекает куда быстрее обычной, то пережила бы она роды? Что стало бы с ребенком, если бы она умерла? Слишком много вопросов, на которые у нее не было ответов, крутились в голове Амелии. Сейчас она была рада, что избежала этой судьбы, ведь ребенок все только бы осложнил, даже если бы она пережила эти роды.       — Так же, как и у людей, — ответил он. — Только процесс этот проходит куда тяжелее, и вероятность летального исхода почти стопроцентная. Услышав об этом, я уехал из лагеря в город, солгав Марии о том, что кому-то из ее армии удалось сбежать, и позвонил Эдварду, поинтересоваться, как у тебя дела. Я чуть с ума не сошел от мысли, что ты могла быть беременной в день нашего расставания, а на тот момент уже мертвой. Он заверил меня, что у тебя все хорошо.       «Хорошо у меня все было, как же…»       Она отчетливо помнила, что не хотела, чтобы Джаспер знал о ее попытках самоубийства и лечебнице, но сейчас казалось совершенно несправделивым, что Эдвард с Элис ничего ему не рассказали. Что если бы он приехал к ней в больницу? Или хотя бы рассказал ей правду по телефону? Жизнь стала бы немного проще, а разбитое сердце постепенно вылечилось, хотя процесс был бы нелегким. Амелия не без труда подавила в себе желание сказать что-нибудь колкое в адрес Эдварда, понимая, что этим только усугубит и без того сильное раздражение и ярость Джаспера по отношению к брату и сестре. И почему всякий раз она выбирала поступать, как правильно, а не как ей хотелось бы?       — Подожди, Эдвард знает? Поэтому он не дотрагивается до Беллы? — осенило вдруг Амелию. Джаспер кивнул, подтверждая ее догадки. — А она что же?       — Ни о чем не подозревает. Я тысячу раз говорил ему рассказать ей, но он все никак не решится.       Эдвард… Неужели пример Джаспера ничему его не научил? Ложь и секреты все только усугубляют, создают все новые и новые проблемы, разгребать которые с каждым днем становится все труднее.       Они вышли из машины, и Амелия, быстро взбежав на крыльцо, чтобы укрыться от грозы, и открыв ключом входную дверь своего дома, жестом пригласила Джаспера войти. Она решила, что не позволит ему так просто уйти и скрыть от нее еще что-нибудь. Если уж решил рассказывать, то все подробности, без утайки. Впрочем, Джаспер даже и не думал сопротивляться, тут же входя в дом и снимая промокшую от бушевавшей погоды куртку. Они оба промокли до нитки за две минуты, и Амелия понимала, что предложила бы ему горячий чай, будь Джаспер человеком. Но он ему нужен не был.       — Но я не понимаю, почему он противится в таком случае? Если у них могут быть дети, он может предложить Белле этот вариант и не мучить себя потом, что лишил ее радостей человеческой жизни… — вздохнув, сказала Амелия, расположившись на диване и приглашая Джаспера сесть рядом. — Но не будем сейчас об Эдварде с Беллой, меня интересует кое-что более важное. Ты говорил, что должен был… — она прикрыла глаза, собираясь с мыслями. — погибнуть там. Как ты выжил?       Ее до сих пор бросало в дрожь от одной только мысли, что Джаспер мог погибнуть, а она бы об этом даже и не узнала. Амелии не нужно было представлять свою жизнь без него, она прожила эти семь с половиной лет и до сих пор не была уверена, что ждет ее впереди. Она уедет из Форкса в конце этого учебного года, но Каллены? Останутся ли они здесь еще на пару лет? Он признался ей в любви, но что теперь их ждало? Ее жизнь без Джаспера была блеклой и серой, особенно первые несколько лет, но представить мир без него казалось просто невозможным.       Она почувствовала, как паника снова возвращается, усиливаясь с каждым мгновением, но не успела ощутить и половину ее мощи, как дар Джаспера вновь окутал со всех сторон, ограждая от негативных эмоций и позволяя свободно дышать полной грудью. Ей хотелось взять его за руку, ведь она понимала, что так до безумия страшный и жуткий рассказ будет слушать куда спокойнее, но не смогла. Амелия понимала, что сейчас они разбираются в тайнах прошлого, раскрывая друг перед другом то, что было скрыто все это время. Амелия понимала, что их настоящее и будущее сейчас зависят от нее, ведь он сделал первый шаг навстречу, признавшись ей в любви, но, что делать, понятия не имела.       Она ненавидела себя за то, что присутствие Джаспера в своем временном жилище не казалось ей таким уж инородным и странным, как когда-то нахождение здесь Эдварда. Сидя на диване и наблюдая за ней, заваривавшей себе чай, он выглядел так, словно они жили здесь вместе уже несколько лет. Разумом Амелия понимала, что единственным правильным решением будет уехать из города сию же минуту, замести следы и вновь забыть о Калленах, потому что ни к чему хорошему их сближение не приведет, но сердце в груди дрожало от радости, чувствуя его присутствие рядом, зная, что он любит ее, до сих пор любит. Так не должно было быть, но она ничего не могла поделать со своими эмоциями.       — Видишь ли, у дара Элис есть некоторые слепые пятна: в данном случае оборотни.       «Оборотни, вампиры… Как же я прожила эти годы, не встретив ни одно сверхъестественное существо?»       — Как Квилеты? — решила уточнить Амелия.       Джаспер когда-то рассказал ей о сущестовании еще и Детей Луны — оборотней, зависящих от фаз луны и превращающихся в волков лишь в полнолуние. Все это казалось ей в детстве лишь жуткой страшилкой, сошедшей со страниц книг и экранов телевизора, и каково было удивление Амелии, когда в подростковом возрасте ей пришлось столкнуться с главными и самыми популярными в кинематографе представителями сверхъстественного мира и даже влюбиться в одного из них.       — Только то племя проживало в Мексике и давно враждовало с кланом, что воевал с Марией за территории, — объяснил Джаспер. — Они сами заявились, предлагая союз, и, хотя Мария сомневалась, я решил, что это хорошая идея. Обе армии хотели одного и того же, так почему бы не объединиться? Один из них спас меня во время битвы, когда трое вампиров накинулись одновременно, поняв, что по отдельности им со мной не справиться. Без его помощи я бы действительно погиб, — он помрачнел, устремляя взгляд куда-то вдаль. — Марию убила Беатрис четыре года назад, я лишь помогал. Хотя, признаюсь, и у меня были такие планы, но я не мог лишить ее этого. Мы с Питером настраивали вампиров в лагере против Марии, осторожно, потихоньку, чтобы она ничего не замечала, отпуская на волю тех, кого она приказывала убить, однако грозились, что и сами лишим их жизни, если они будут наводить беспорядки в городах. Беатрис убила Марию в ее палатке, и никто даже не пришел на помощь. Мы устроили ей западню, и, возможно, мне не стоило так поступать, ведь это Беатрис надоумила Марию позвать меня, но в тот момент я не чувствовал ни сострадания, ни жалости. Я понимал, что рано или поздно она узнает о тебе, и тогда возникнут проблемы.       Когда они встречались, Джаспер часто ревновал ее, говоря, что готов убить каждого, кто смотрит на нее или касается, даже случайно, просто проходя мимо. Но ей и в голову не приходило, что она, пусть даже косвенно, может стать причиной того, что он убьет кого-то. Хотя Мария была, пожалуй, самым отвратительным человеком, о котором Амелия когда-либо слышала, и совершенно точно заслужила смерть: она мучила Джаспера, хотя понимала, насколько больно и плохо ему было чувствовать страх жертвы, она заставила его вернуться к этой жизни лишь для того, чтобы вновь использовать как марионетку и дергать за ниточки так, как ей будет удобно. Ее сердце пронзила жалость и обида за его дважды искалеченную душу.       — Ты вернулся к Калленам сразу после ее смерти? — она задала вопрос, чтобы отвлечься от собственных эмоций, что переполняли ее сердце.       Джаспер покачал головой.       — Еще около года я провел на Юге, помогая выжившим вампирам освоиться в мире, обучая их, помогая тем, кто этого желал перейти на «вегетарианскую диету». Даже завидно было, когда у многих получалось едва ли не через два месяца обуздать жажду. Сам же до сих пор мучаюсь, хотя прошло достаточно много времени. Вот даже на Беллу чуть не напал из-за пары капель крови.       Смотрящий до этого мгновения ей прямо в глаза Джаспер стыдливо отвернулся, уперев взгляд в пол и, сцепив пальцы в замок, силой сжал их до побелевших костяшек. Нахмурившись, Амелия вздохнула: они уже проходили нечто подобное много лет назад, хотя тогда контролировать жажду у него получалось гораздо лучше, но он все равно в глубине души считал себя жестоким монстром, хоть старался этого и не показывать. Что уж говорить о нынешнем его состоянии, когда после ужаса вампирских войн прошло всего несколько лет?       Она аккуратно дотронулась своими пальцами до его сцепленных рук, легонько сжимая. Запястье даже взрослой двадцатипятилетней Амелии выглядело крошечным на фоне его. Джаспер, совершенно этого не ожидавший, перевел удивленный взгляд с их рук на Амелию. Она грустно улыбнулась, понимая насколько непривычными и странными сейчас кажутся когда-то обыденные для них прикосновения. Теперь, когда она понимала, что он оставил ее не по собственной воле, Амелия не могла и дальше уверять себя, что ненавидит его. Сердце предательски сжималось, веря в призрачную надежду, что все еще может быть хорошо, хотя Джаспер ее ни разу в этом не заверил.       — Джаспер, Белла тебя ни в чем не винит. И никто не в праве винить. То, что произошло, случайность, вызванная неуклюжестью Беллы. Только в моем классе она за эти несколько месяцев поскальзывалась около пятнадцати раз, — она улыбнулась, видя, как его тело заметно расслабилось. — Прошло слишком мало времени, я уверена, что вскоре у тебя обязательно получится обуздать жажду вновь. И то, что я услышала… Ты взял на себя ответственность за тех вампиров, обезопасив людей вокруг, хотя мог бы этого не делать. Джаспер, это дорогого стоит, ведь далеко не каждый на твоем месте поступил бы так же.       — В тот раз на это потребовались десятилетия… — тихой шепот, который она, однако, услышала. — Что если я причиню вред кому-нибудь? Я и сейчас поступаю безрассудно, находясь с тобой, своей певицей, в одном доме. И ведь тебе даже помочь никто не сможет, если я сорвусь. Я все это время вел себя как полный идиот, постоянно подвергая тебя опасности…       — Джаспер, перестань, — перебила его Амелия, чувствуя, как большой палец его руки, вопреки тому, что говорил Джаспер, осторожно касался тыльной стороны ее ладони. — Ты не опасен, по крайней мере, не больше, чем Эдвард, Эмметт и остальные. Даже гораздо сильнее их, ведь Эдвард чуть не напал на Беллу в первую их встречу, Эмметт и вовсе убил свою певицу, ты сам мне рассказывал. А я еще жива.       — Ты правда так считаешь? — она кивнула. — Спасибо, Эми. Правда, спасибо, — он на мгновение замолчал, словно обдумывая свои следующие слова. — То, что я сказал тебе сегодня о своих чувствах… Я не отказываюсь от своих слов. Я люблю тебя и никогда не переставал, но ту боль, что я причинил тебе… Понимаю, что такое простить невозможно, и не стану мешать тебе, если ты решишь быть с другим, но… Мне стоит надеяться на то, что ты когда-нибудь полюбишь меня снова?       Амелия молчала. Молчала, потому что понятия не имела, что ему сказать: конечно, чувства к нему все еще жили в ее сердце, но доверие было подорвано, она понимала, что будет сомневаться в нем, каждый день проводя в ожидании того мгновения, когда он вновь покинет ее, пусть и по какой-нибудь действительно веской причине. При этом ее невыносимо тянуло к нему, и с каждым днем, что они проводили вместе, и Амелия видела в нем старого Джаспера, вернувшегося, пожалуй, даже лучшим человеком, чем был раньше… Она не могла не желать его, не хотеть быть рядом, не любить.       — Джаспер… — выдохнула она.       Они оказались близко друг к другу, куда ближе, чем положено двум бывшим возлюбленным, даже если они и любили друг друга до сих пор. Ее взгляд бегал от его глазам к губам и обратно, и как бы она ни старалась, смотреть ему прямо в глаза и выдавить из себя хоть что-нибудь вразумительное, с губ сорвалось лишь его имя.       Кто из них сократил расстояние первым, Амелия так и не поняла. Опомнилась лишь в следующее мгновение, когда его губы жадно накрыли ее, целуя столь отчаянно, словно стараясь восполнить все упущенные ими минуты за эти семь с половиной лет. В поцелуе не было нежности, лишь голод, страсть и желание, бесконечное желание. Джаспер медленно провел языком по ее нижней губе, чуть прикусывая ее, совсем не больно, и она сдалась, впуская его, покоряясь и позволяя делать все, что ему только вздумается. Резким движением он пересадил ее к себе на колени, и ее пальцы тут же зарылись в светлые кудри, столь мягкие и приятные на ощупь, его же руки удобно устроились у нее на талии, притягивая вплотную к его телу. Сидя у него на коленях и жмурясь от наслаждения, которое дарили его глубокие жадные поцелуи, его прикосновения, Амелия почувствовала давно забытое ощущение дома: в городе, где она проводила лишь несколько летних месяцев в далеком детстве, и то не каждый год, в доме, даже ей не принадлежавшем.       Когда его прохладные губы, коснулись чувствительной кожи ее шеи, а секунду спустя она ощутила его язык, прокладывающий мокрую дорожку от основания шеи до уха, Амелия тихо простонала, чувствуя, как внизу живота завязывается узел, и, испугавшись собственной реакции, вскочила с его колен, отходя на несколько шагов назад.       Между ними повисла ужасная неловкость, и напряжение можно было разрезать ножом.       — Прости, я не должна была…       Говорила она одно, а тело кричало совершенно о другом. Ее губы горели от его поцелуев, кожу покалывало там, где он дотрагивался до нее. Ей хотелось вернуться, снова почувствовать его поцелуи, прикосновения, но проснувшийся так некстати разум твердил, что сейчас не лучшее для этого время.       — Это я неверно истолковал твою реакцию, — проведя ладонями по лицу, ответил Джаспер. — Прости, этого больше не повторится.       — Нет, — покачала головой Амелия, в этот раз действительно боясь, что он исполнит свое обещание. — Не неверно. Я… Мне нужно время, понимаешь? Все слишком быстро происходит, еще и проблемы с отцом… И Виктория… Я ничего не понимаю.       — Все в порядке, Эми, не переживай. Я все понимаю. Можешь думать, сколько угодно. Как ты решишь, так и будет, я подожду, — уголки его губ дрогнули, расплываясь в улыбке, когда он протянул ей руку, прося сесть рядом. — Позвоним Дженксу?       Она кивнула, расплывшись в ответной улыбке. С груди упал огромный груз несмотря на то, что они все еще не помирились окончательно. Им действительно лучше бы не торопиться в этот раз, а позволить привыкнуть друг к другу вновь. Амелия, затаив дыхание, наблюдала за ним, достающим телефон из кармана брюк и набирающим заветный номер адвоката. Он ободряюще улыбнулся ей, сжимая ее ладонь. Понимая, что нарушает все свои клятвы и обещания, данные себе и подругам, она снова полагалась на него, его помощь, поддержку, даже простое присутствие рядом, но ничего не могла с собой поделать. Сейчас это казалось правильным.       — Джей, добрый день, — голос Джаспера звучал абсолютно ровно, словно несколько минут назад они не целовались самозабвенно на этом самом диване. — Да, я видел Ваше сообщение на почте, спасибо. Джей, мне нужна информация о Ноа Джеймсе Крэйге, сорок восемь лет. Дата рождения… — он взглянул на Амелию, и она быстро показала ему цифры на пальцах. — Двадцать девятое сентября тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года, сорок семь лет, — он замолчал на несколько минут, по всей видимости ожидая, когда Дженкс запишет информацию о ее отце. — Все детали: жена, работа, досуг — словом, все, что ты сможешь выяснить. Как можно скорее, это очень важно. Отлично, спасибо, — и, нажав на кнопку, чтобы закончить вызов, обратился к Амелии: — Завтра информация уже будет у нас.