***
Большой чёрный хендай выплывает из-за поворота, когда Крис закрывает подъезд и зарывается озябшим и мокрым от слёз носом в воротник верхней одежды. Странные перемены в настроении настигли его прошлой ночью: пересказывая историю нового друга Чанбину, омега без причины расплакался за ноутбуком, а потом полчаса выслушивал « хочешь я приеду? » и всякие приятности. С этим альфой они дружат с начала младшей школы, а когда семья Бан улетела, мальчишки поддерживали связь по переписке. Узнав о возвращении друга, Со мгновенно превратился курочку-наседку, почему-то решив для себя, что на его плечах теперь лежит ответственность за здоровье друга. А плечи у него было что надо. — Полезай в машину, не мёрзни! — доносится с места водителя, мужчина повинуется, заползая в салон. Чонгук встречает его с совершенно нечитаемым лицом. — Давай, расскажи мне с самого начала, как ты умудрился перепутать токсикоз с язвой? — машина трогается. — Сказал тот, кто в восьмом классе нагуглил себе рак поджелудочной и ревел неделями, потому что был уверен, что скоро умрёт. — Я был подростком, а ты — взрослый человек. Чан, я не могу тебя осуждать, просто то, как ты относишься к своему телу иногда ужасает меня. Если окажется что ты смертельно болен, что ты на это скажешь? « Пройдет, это не так важно »? — взлохмаченная чёрная макушка поворачивается назад. Двоюродный брат запомнился Крису человеком наивным, иногда напоминал большого ребёнка, и тот взгляд, которым одарил его Чон, немного удивляет младшего. Тёмные глаза сверкают чем-то тяжёлым. Взгляд этот передался ему от отца, известного в Пусане посмертно майора полиции. — Ты беспокоишься о всех кроме себя, поэтому, пожалуйста, позволь нам позаботиться о тебе. Мы с хёном, — он кивает в сторону безмолвного водителя. Обычно, Пак бы встрял в разговор, стараясь как-то поддержать, но сейчас он отдаёт предпочтение молчанию, позволяя омегам решить всё самим, — можем отвозить тебя на консультацию. Чанбин будет таскать тебе продукты и лекарства, а Минхо присматривать, чтобы ты спал хотя бы несколько часов. Если тебе нужна финансовая помощь, то дядя… — Мне не нужна помощь родителей. Я уже давно не папин мальчик, — отрезает Чан. — Ему и без моих проблем сейчас туго, Ханна стала совершеннолетней. А насчёт заботы… у меня есть человек, который может проследить за мной, если это так тебя волнует. — Тот яркий мальчик, с которым ты шёл после работы? — хмыкает Чимин, сворачивая на повороте. Белоснежное здание больницы отражается в его очках. — Я не стал бы доверять незнакомцу, даже с ребёнком, пока сам ношу ребёнка и нахожусь в уязвимом состоянии. — А как ты бы действовал на моём месте? — На твоём месте меня бы уже не было, — нелестно выдыхает вместо мужа Гук, его глаза-угольки незамедлительно увлажняются. — А если честно… Я не могу иметь детей, ты же знаешь, поэтому, оказавшись в твоей ситуации… Я бы воспринял это как подарок судьбы. Хватался бы за любые способы… Но решение только за тобой, Чан. Вздохнув, мужчина лениво выползает из машины.***
В больнице пахнет просто невыносимо. Как и говорил Чанбин, Криса выворачивает от самых простых запахов: подъездной краски, дождливой сырости… Даже от феромонов родственников его мутит: поездка с братом была сплошной пыткой, от которой спасает лишь приоткрытое окно хендая. — Кристофер Бан, верно? — ободряюще улыбается врач, бейдж на его груди заманчиво блестел. Доктор Им ненамного старше пациента и обладает заразительной улыбкой. — Вы по записи? — Мой друг записал меня без моего ведома, — с безразличием вздыхает омега, усаживаясь на койку. — Хочу подтвердить беременность и узнать, возможен ли аборт на моем сроке, если это действительно не язва желудка. Мужчина в халате сдержанно кивает и рукой указывает на небольшое помещение, откуда выглядывает начищенное гинекологическое кресло. Процедура осмотра была весьма болезненной — стенки сфинктера раздвинули так, чтобы специалисту было видно состояние матки. До этого нежно-розовые стенки прохода приобрели тёмно-красный оттенок, а шейка значительно поменялась в форме и стала больше, это господин Им заметил ещё при пальпировании живота. Отпустив пациента одеваться после процедуры, омега принимается выписывать направление на УЗИ малого таза. — Размеры вполне соответствуют тринадцатой неделе, но я не могу ответить вам точно без прочих анализов и снимка плодного мешка. А насчёт прерывания беременности… Господин Бан, в наше время медицина на высшем уровне, но если вы вдруг передумаете, что бывает довольно часто, ребёнка я вернуть вам не смогу. На вашем сроке уже поздно делать медикаментозный аборт, только хирургическое вмешательство. Не думайте, что я вас отговариваю, это ваше тело, вы и должны решать, просто советую подумать ещё раз. Взвесьте свои финансы, обсудите с партнёром, в общем, решите, что вы будете делать: растить малыша или ложиться под нож. Я действую исключительно в ваших интересах. — Хорошо, спасибо. Выйдя из кабинета, случайно хлопнув дверью и перепугав добрую половину очереди, мужчина срывается на бег, перемещаясь в сторону санузла. Только бы добежать. Скрыться от осуждающих взглядов. Когда Чан закрывается в одной из дальний кабинок, то чувствует, как по его щекам стекает липкая влага — слёзы не видят предела, душа его. Таких масштабных истерик он не чувствовал со времён учёбы в университете. Со времён, когда единственный, кому он мог всё рассказать, был он сам и игрушка волка, подаренная дядей в честь переезда в Австралию. Со времён, когда он был совсем один, в такой чужой и одновременно родной стране, что как паническая атака душила его своим присутствием — Пусан не любил чужаков, пытался вывести их подобно паразитам, и мучительно давил. Давил. Давил и давил. Сжимал горло в тиски, наступал ногами на лёгкие, безостановочно бил в живот до тех пор, пока от непрошеного гостя не останется живого места. Чану казалось, что Сеул принял его, его разбитую душу, но как оказалось, совсем нет. Омега невольно касается живота, что за время его отсутствия в спортзале стал немного мягче, и делает круговое движение ладонью, точно пытается защитить или успокоить что-то, что находится внутри него. Нечто драгоценное, но порочно зачатое. Дитя внутри него – кусочек яркого света, проклюнувшийся в пожираемой родителя тьме. Прозрачные капли продолжают стекать по черной толстовке даже когда Крис достаёт телефон и открывает переписку с контактом, лаконично подписанным как « Па ❤️». Па их общение всегда скрывал, особенно после того, как отец дал интервью, как заявил о том, что сын его предал, забрал накопленные средства и улетел не пойми куда, и чтобы лишний раз не отхватить, заботливый папа шифровался: скидывал деньги на левые счета, пересылал дорогие подарки и украшения, что можно было сбыть за большие средства, и периодически втайне звонил, расспрашивая беспокойным голосом. Чан хотел бы стать таким же отцом для своего ребенка. Заведомо добрым, храбрым и самоотверженным. Утерев солёные дорожки, дрожащими пальцами он начинает набирать сообщение.Вы: па, нужно поговорить.
Па отзывается практически сразу, будто параноидально проверял их скрытый чат и ждал СМСки. Па ❤️: Крис, что такое? Па ❤️: Что сказал тебе врач?Вы: это неважно. я перенёс приём.
Па ❤️: Перенёс? Что-то случилось? Па ❤️: Ты заставляешь меня нервничать.Вы: нет, всё в порядке.
Вы: как отец?
Па ❤️: Слышать о тебе не хочет. Па ❤️: Крис, пожалуйста, не сходи с темы. Па ❤️: Если ты не скажешь мне, что произошло — я напишу твоему кузену. У Гук-и язык как помело, ты это знаешь.Вы: я передумал.
Па ❤️: В плане?Вы: я оставляю ребёнка.
***
— Ча-а-а-ан, — протягивает Чон, когда вваливается в отделение. Подростки смотрят на него, встрепанного, с природными смольными кудрями, с проколами и забитым рукавом с интересом, неловко кусают губы, поджимают ноги и пытаются исподтишка сфотографировать, а взрослые пилят его осуждающим взором. — Чан? Чудо моё австралийское, куда ты делся-то… Э-э, простите за беспокойство… Миловидная старушка, подле которой сидел омега-подросток, поднимает голову. — Прошу прощения ещё раз, но вы не видели здесь молодого человека, немного ниже меня и одет во всё чёрное, в мешковатую кофту и шорты до колена? Он вышел из такого-то кабинета, приём должен уже подойти к концу, но он так и не вернулся… — Извините, но я не могу припомнить такого… — Ба, он зашёл перед мисс Ю и вышел почти сразу как зашёл, — отзывается внук. — Он в туалет как торпеда рванул. — Благодарю! Чонгук обегает два туалета, даже заглядывает в помещение для персонажа, прежде чем наконец находит нужный. Знакомый звук доносится из дальней кабинки, тот самый звук, который мужчина так старательно пытается стереть из своей памяти. Звук, когда что-то внутри тебя лопается и сыпется на кафельный пол осколками, а ты проходишься по разбитому стеклу босыми ногами, многократно ощущая эту колющую боль. Рядом с дальней стеной слышатся всхлипы. Кристофер всегда был сложным человеком. Он завуалированно рассказывал о проблемах, сменяя тему или отшучиваясь, и пытался казаться намного сильнее чем он есть. Если в семье Ким он был средним ребёнком, то в семье Бан — первенцем, и старался выполнять возложенную на него тяжёлую роль старшего брата и того, на кого можно опереться в сложный момент. Не того, кому самому эта опора требуется. Омега пытался помочь кузену в такие моменты, но чем чаще он говорил о « ты можешь мне довериться, рассчитывать на мою поддержку », тем больше тот замыкался. Прямо как сейчас, отгородившись всего лишь тонкой дверцей в больничном туалете, скрывая слёзы. — Крис, пожалуйста, выходи оттуда, — издалека начинает старший. — Я знаю что ты там, прошу, ответить мне, в чём дело? Врач нагрубил тебе? Повредил? Молю, скажи всё своему хёну. Разговор не уйдёт дальше нас. — Ты всегда так говоришь. Чон расслабленно ухмыляется. — Это уже не подростковый секрет по типу « кто тебе нравится », поэтому клятвенно заверяю, что никому не расскажу. Ни отцу, ни дяде, ни Чонхёну, даже мужу, если это так тебя смущает. Только, пожалуйста, открой мне дверь, покажись. Я не смогу говорить с тобой пока не узнаю, что с тобой всё в порядке. Слышится щелчок, дверца действительно открывается. Чонгук тянет белоснежное нечто на себя, опасаясь увидеть худшее, но встречает его лишь уставшее лицо двоюродного брата. Чан проводит рукой по заплаканным глазам, рукавом утирая оставшуюся на коже влагу, и выдавливает из себя что-то на подобии ухмылки. Трясущиеся губы складываются в нечто похожее на ломанную улыбку, прежде чем сам Крис шагает на встречу, утыкаясь носом в чужую грудь. От Чонгука пахнет мускусом, потом и лёгкими нотками лайма, и впервые омегу от чуждого аромата не тошнит. — Доктор Им сказал что ему уже чуть больше тринадцати недель, — всхлипывает Крис, заставив обнимающего его человека остолбенеть. — Это его ребёнок, Гук.***
Чан пережёвывает брауни, приготовленный новым жителем его квартиры, и глотает горячий чай, переваривая сказанное врачом. И в самом деле, может ему… оставить ребёнка? У него стабильный заработок, небольшой, но вполне подходящий чтобы выжить — хватило арендовать эту двушку на полгода вперёд, в любом случае, он может брать деньги из заначки, в которую он откладывает все те деньги, что шлют ему родственники за границей или радушно отдают дяди. Вещи для новорожденного у него есть, повезло что недавно у него родился племянник, ровно как и прочие атрибуты. Он живёт в хорошем не криминальном районе рядом с детским садом и младшей школой, поэтому может легко отводить и забирать малыша самостоятельно. Единственное чего ему не хватало, так это времени, но солнцеликий добродушный Феликс крутится вокруг него неугомонным цыплёнком, то подливая кипяток в чашку, то выкладывая на тарелку ещё сладостей. Хёнджин спокойно кружится в зале, исследует новую квартиру в которой проснулся и продолжал сжимать Вулфчана в руках, точно на данный момент это самое дорогое что у него есть. Складывая все те факты, что Крис успел разузнать, он подумал, что Ли вполне возможно предложил бы свою помощь и приложил руку к воспитанию, но стоило бы спросить его об этом лично, чтобы не строить лишних планов. — Как ты отнесёшься к тому, что у нас появится ещё один жилец? Ёнбок, наливающий себе какао, благородно одолженное другим омегой, осекается. — Это твоя квартира, хён, я не в праве что-либо решать тут. Если ты кого-то ждёшь то мы с Джинни уйдём, не будем стеснять, если хочешь… — О, нет, нет, Феликс, — его согретая чаем рука накрывает чужую, каждое прикосновение многократно отдается, мурашками пробегая по коже. — Я не выгоняю тебя, совсем наоборот. Ты не мог бы пожить со мной эти несколько месяцев?