Зайчик: Предыстория

Всю дорогу Олежа молчал. Я не мог посмотреть на него, и убедиться в собственных же подозрениях: не плачет ли он там втихаря? Я чувствовал, как пацан старается держатся и в прямом, и в переносном смысле, конечно. Он делал вид, будто крепко обнимает меня, а также старался вести себя максимально тихо. Я подвёз Матюхина до дома. На сей раз, там не билась посуда, и не издавались крики взрослых. Олежа аккуратно встал и сразу же пошёл по лестнице наверх. - Мне нужно кое-что упаковать — и я готов… - Родители мозги ебать не будут? Ну, за бухло? - Их нет дома. - Ладно. Через час я за тобой заеду! - вскрикнул я ему напоследок. Олег скрылся за дверью, а я поехал дальше. Меня всего охватила неловкость. Неловкость ситуации. Вместо поисков Старого чудилы, или на худой конец зацепок о Вове, мы… Сами того не зная, мы нашли мёртвую кошку Матюхиных. Её холодное тело, бездонный взгляд, выпотрошенное брюхо — всё это до сих пор отпечаталось в моём сознании. Теперь на том фото изображены два покойника. Я не питаю никаких чувств. Я давно потерял веру в лучшее. Но каким бы я ни был мудаком, надо помочь хотя бы тому, чей счёт ещё не погас. Кто ещё может выбраться и стать успешным. Надо лишь организовать хорошие посиделки. Такие, чтоб Олежа не заскучал, и всегда было о чём поговорить. Даже не глуша мотор, я влетел в собственный дом, давно приевшийся и больше не напоминавший собачью конуру. Все углы этого дома стали знакомыми тенями, словно их устало воспринимать свет. Деревянные полы заскрипели, повторяя старые рассказы — это я так громко и хаотично метался по гостиной, в поисках хорошего досуга. Как говорила бы мой дед: «топчу как слон»! Для рыбалки необходима наживка и ещё всякая брошь, которую носят ради хорошего клёва. Самое главное — это удочка. Она послушно висела над телевизором, будто ожидая своего часа. И он настал. Её я успел починить ещё тогда, когда только-только высвободился из КПЗ. Чем ещё заниматься в этой глуши? Только собирать да разбирать вещи. Захватив всё самое важное и закрепив это к корпусу мотоцикла, мой путь простирался обратно к Олеже. Я был преисполнен надеждой, что смогу помочь ему. Простирающийся темный лес, мертвые дома по бокам и даже ненавистная мною школа, оставляли только хорошие воспоминания. Сам паренёк ожидал возле крыльца, с спортивной сумкой на плече. Я остановился рядом. - Готов? - Да. Поехали. - за тот час, что прошёл в сборах и раздумьях, разочарованный взгляд Олега не изменился. В любом другом случае, я бы тоже начал ходить хмурым и злым, но сейчас расстроить меня будет поистине непосильной задачей. По одинокому поселку и вдоль лесной чащи проносился громкий «Урал», словно стрела, пронизывающая тишину. Звук мотора растворялся в окружении, а колеса оставляли насыпанный снегом след. Мы ехали не спеша, наслаждаясь еще не скрывшимся солнечным светом и хрустом под колёсами. Одинокие дома соседей и деревья, некогда осуждающие меня за свои проступки, мелькали в периферийном зрении, словно тени. Они охватили почти всю опушку. В поле моего познавшего мир зрения, появилось широкое озеро, укрытое покрывалом льда. Поверхность блестит под лунным светом: тысячи бриллиантов, рассыпанные на замерзшем холсте. Не вид, а сказка какая-то! Снеговые вихри на льду создавали узоры, будто природа сама ткает волшебные узоры на холодном пледе озера. Я был в шоке. Нет, я охренел от красоты! Подобные водоёмы встретишь только на красивых иллюстрациях книжек, которые я, к счастью, не читал. - Ну чё, вот оно? - я с задором посмотрел на Матюхина. - Да. Здесь охотники часто времянки строят, а ещё дети бегают купаться. - холодно отчеканил он. - Тогда предлагаю поставить у берега костёр. Один хрен я рыбачить буду. - Как скажешь. - Олег быстро положил сумку на вычищенную от снега территорию, и пошёл вдоль берега. Меня охватило странное чувство ответственности. Я хотел позвать Олежу обратно, однако его силуэт виднелся даже отсюда. Такой маленький и еле различимый. Пацан пинал сугробы, обходя озеро вокруг. Я также расположился у берега, присел на подмерзший камень. Пробил лунку, закинул туда удочку, предварительно нацепив на крючок хороший шмат хлеба. Сидел и ждал поклёвки. Пока что я смотрел на исчезающий крюк, как на якорь опускающийся на самую глубину. Вглядевшись в собственное отражение, я не поверил своим глазам. Мой взгляд пожирает весьма жуткий мужчина средних лет. На грубом и бездушном лице, казалось, засохла кровь какого-то бедолаги, вставший на его пути. И этот громила, пристально смотрящий на меня — это и есть я. Никогда ещё не смотрел на себя со стороны. Не сказать, что я отпущу старые привычки, и брошу братьев по байкам; однако что-то да я изменю в своей жизни. Всплыл красно-белый буёк и размыл отражение. Вдруг, до моих ушей, покрасневшие от холода, донесся цокот чего-то металлического. Словно кто-то начал расхаживать по льду на каблуках. Я обернулся. В центре озера стоял Олежа. Его русые волосы при свете ясного солнца слегка побелели. Ветер же, насвистывая таинственную мелодию, сделал его причёску более обворожительной. А я, будто ещё совсем юный, сижу в театре с бабушкой и дедушкой, и под классическую музыку вижу на сцене смазливых актёров. Мой мозг был готов скочить с места, и несмотря на рыбалку, отозвать пацана с центра. Но только сейчас я заметил коньки, которые Матюхин одел вместо туфлей. Да и куртка осталась на берегу, а вместо типичной рубахи с брюками, парень ещё дома переоделся в более нейтральный стиль. Взмыв руками вверх, тот оттолкнулся от ледяной корки, и лезвие начало рисовать на ней разнообразные узоры. Олежа закружился в танце с невидимым партнером, с широким лесом, с самим собой. Он прикрыл миловидные глаза, отталкиваясь всё сильнее и сильнее. В его голове, наверно, играет подходящая музыка, которой он придерживается и продолжает скользить по льду. Вздымил голову вверх, умело разводя руками, как самая талантливая балерина на сцене. Олежа играл неведомый никому кроме него спектакль, где будто бы надрывался, плакал от разбитого сердца и груды негативных эмоций. Движениями рук и ног, тот получал дар от кого-то свыше, а затем с этим невидимым предметом наворачивал круги в воздухе. Как бы лёд не треснул под ним, как в старой украинской повести — Галина, думаю, поймёт… Я, держа удочку, пристально наблюдал за этим. За поэзией, притягивающая меня и кроны деревьев, наклонившиеся в сторону Олежи. Зрачки стремились за танцором, в который раз убеждаясь, насколько он талантлив. Таким действием, Олежа дал себе отпустить всё негативное, что с ним произошло за такой краткий период. У него пропал младший брат, родители не могут и дня прожить без ссор и взаимных обвинений. На глазах Матюхина разлагалась любимая кошка, а какие-то отморозки из школы ежедневно над ним издевались. И несмотря на это, Матюхин искал — и нашёл! — свет. Что-то хорошее, что сегодня я не единожды заметил. Последние вихри танца уходили в замедленный вальс, а затем, с завершающим вращением, он взял поклон перед финалом. Лед трепетал под коньками юноши, словно аплодируя этому мгновению виртуозности и страсти. И он подъехал ко мне, уже будучи одетым в куртку. Ботинки держались у него в ладонях. - Ну как? Было видно, что именно такой всплеск эмоций и нужен был подростку. Олег покрылся румянцем, зато повеселел. - Это… Круто! Реально! Вау! - Тебе правда понравилось? Это же… отсебятина… Даже не номер. - Вот что должны показывать в театрах, чувак! Ты молодец! - Не думал, что ты оценишь, ты ведь… - Байкер? - Угу… - Байкер — это не значит «полное отсутствие чувств». Я готов отдать что угодно, чтобы вновь восхититься твоим танцем. - Хех, я и за бесплатно могу повторить, - улыбнувшись, смущенный моим комплиментов Олежа отвёл взгляд, - только если принесешь бутылку газировки! Я усмехнулся. Как поддержать беседу? Находясь в диком восторге, очень тяжело придумывать темы. К счастью, нашлась одна идейка: - И часто ты так выходишь на озеро и вальсируешь? - Когда хватает сил и времени. Ты бы видел лицо Вовы, когда я впервые такое исполнил при нём. - Он, наверно, ещё долго хвастался, какой у него брат талантливый. - без лести ответил я, даже отчеканив это с неким холодом в голосе. - Льстишь! - не поверил. - Нечему тут хвастаться. Я танцую для себя, и то, когда на душе тяжело. Что-то вроде индивидуальной терапии. Другое дело — катки; стадионы, толпы зрителей, настоящие выступления, в группе с другими людьми. Прикусив губу и сидя идентично мне, Олежа артистично схватился за грудь. - Это же мечта! Побывать в городе, изучить мир, жить в цивилизованном обществе, покорить сцену!… А не как здесь: школа-дом, дом-школа, и озеро в глуши. - Город — это огромный муравейник. Всем там на тебя насрать. Столько людей, собственных мыслей и не слышишь. - Но ты же вернешься в Челябинск, когда всё закончится? - Ещё бы. - Тебе везёт, Радиатор… - Нихрена не везёт, Олежка, нихрена не везёт. Иначе бы я сюда не переехал. Подумав с пол минуты, собеседник позитивно махнул рукой. - Как найдём Вову и как только закончу школу — сразу в Петербург перееду… А лучше в Москву, вот! Буду учиться, начну нормальную жизнь наконец-то! - Тебе действительно идёт творческая карьера. Я вот пытался учиться в техникуме — и один хер, отчислился. - Зато у тебя крутой мотоцикл. Прикольно, наверно, быть байкером? Романтика, свобода… Эта фраза почти вывела меня из себя. Угнетать ветреного юношу — дело скверное. Да и не хотел я обижать Олежу. Я лишь выдохнул клубок пара и терпеливо рявкнул: - Нищета, криминал, смерть, поджидающая на каждом шагу. Романтично, пиздец. Потихоньку начало темнеть. Откинув негативные мысли куда подальше, я криво — как мог — улыбнулся, стукнув Матюхина по плечу. - Красавчик ты! Ищешь плюсы даже там, где полная жопа. Не опускаешь руки, тянешься за всё, что можешь. Я редко кому говорю подобное, но: вали отсюда к чертям, и строй свою жизнь в городе. Ты этого заслуживаешь. - Спасибо… Радиатор, спасибо! - Называй меня по имени. Уже от собственной кликухи тошно. - Хорошо, Родион. Спасибо. - Что ж, темнеет уже, так что погнали за хворостом! Нечего булки отсиживать на морозе. - А как же клёв?.. - с недоумением в лице спросил Матюхин. - Я всё продумал. Взял рыбу из дома. Как говорил мой дед: «какая рыбалка без ухи?» Рассмеявшись с этого, преисполненный, он радостно пошел за мной. Ради этой улыбки я и организовал данную поездку. А посиделки за костром и анекдотами только скрасят приближающийся вечер.

***

Мы приехали к усадьбе Олежи только спустя несколько часов. Уставшие, но очень довольные. В особенности Матюхин. Как он гоготал с моих мерзких шуток и противных пошлых каламбуров… Уже и не видишь в нём того травмированного подростка, снимающий тоску красивым фигурным катанием. А я, наверно, распугал всех хищных зверей одним лишь басистым смехом: анекдот про бабушку на велосипеде был здоровским. Представляю Клавдию Михайловну — и ещё сильнее бегут слёзы по глазам. - Спасибо за сегодняшнюю вылазку, Родион. Это… Мне очень полегчало! - Не за что, пацан. Давай, сильно не расстраивайся, всё будет в ажуре! - Хех, замётано. Олег забрал сумку и с задорным настроением пошёл домой. Я же продолжил свой путь по вытоптанной дороге. Такое окончание дня я не забуду ещё очень долго. Но не успел я отъехать на приличные двести метров, как позади раздался громкий хлопок дверью. Олежа выбежал на улицу, рванув в противоположную от меня сторону. Может, я и не услышал крики его родителей и причину побега, но надо действовать. Силуэт Матюхина уже скрылся в темноте. Насрать на байк! Я побежал за ним, хрустя снегом под ногами. Напряжение росло с каждым вдохом и выдохом. Тени стали зловещими партнёрами в этом бегстве. Моё сердцебиение соревновалось с шумом мрака, и страх, словно холодный ветер, клубился вокруг посёлка. Тревога заиграла в голове напряженной музыкой. Только не он! Он не должен пропасть вслед за Вовой! Не должен оказаться в лапах диких зверей или самого маньяка — Старого чудилы! Я этого не позволю! - Олежа! - кричал я. - Олежа!!! На горизонте горел один единственный фонарный столб. Все остальные будто подчинились ночи и погрузились в сон. У него сидел ссутулившийся Матюхин. Прикрыв лицо руками, тот громко плакал, облокотившись спиной о холодную опору. Хотелось дать ему в нос в этот момент, но хватило сил только на крики: - Олег! Вставай! - Р…Радиатор?… - Ты чё творишь, нахрен?! Вставай, тебе говорят, а то я тебя тут же и прибью!! Совсем ёбу дал? В потёмки решил убежать? Чтобы тебя как Вову и Ксению искали всем селом?! - Да кому я нужен вообще?! - истерично завопил он, еще сильнее поджимая колени. - Меня даже родители ненавидят, навалились как на последний кусок дерьма! Исчезну — и не заметят… Злость всё ещё кипела во мне, словно разбушевавшийся вулкан. Но я держался. - Меня щемят хулиганы, орут родители! Лучше бы я пропал, а не Вова! Что ты вообще знаешь о моих проблемах?! Всё же ссоры близких людей, а также исходящая от них агрессия, коснулись и такого невинного человека как Олежа. Я, дабы не усугублять положение, присел рядом с заплаканным юнцом, чьи глаза покраснели, а щеки намокли от слёз. На сей раз, я знал, как начать разговор. - Пацан, я вырос в семье токаря и домохозяйки. Ты даже не представляешь, каково это — жить в вечном страхе, когда же вернётся отец. И какую хрень он придумает для тебя в очередной раз. И он бил меня. Такое у бати, видите ли, воспитание! Единственный дед, которого я ценил из своей семьи, помер от таких как… я. Олежа на время замолк, вытирая нос от лишних соплей. - …Последней каплей стал тот момент, когда я вернулся уже отчисленный из техникума. За разгильдяйство и прогулы. Сергея Бычкова знает каждый третий петербуржец — тут и телефон не нужен. Ввалился в дом. Я тогда смирно пил чай при матери. И началось. Сломал мне два пальца. Повалил на землю и пинал, как суку, постоянно матеря меня. Ещё и бляхой хреначил. И знаешь, что самое страшное в этом всём, Олежа? - на отрицательный ответ, я злобно усмехнулся. - Мать стояла и смотрела. Побои мне не впервой было видеть в нашей семье. Но мама — та, кого я готов был защищать даже после ухода из этой семьи — стояла и трясясь, смотрела. Не въебала бате сковородой, не попыталась его оттянуть — а просто смотрела и вытирала слёзы. Все капли на глазах парня замерзли. Мой взгляд опустился в кровавые ботинки, которыми я и бил людей, и убивал, и которые стали такими с годами. Как и сам я, на том отражении в озере. - Так что, чувак… Тебе еще хорошо живётся. Твои предки сейчас переживают потерю младшего сына, им без скандалов очень тяжело приходится. Смотря на одежду Матюхина, и то, в какой роскоши он был окутан, мои мысли лишь подтвердились. И семнадцатилетнего горе-актёра такая история заставила задуматься. Надолго ли — уже вопрос времени. - Ты жил в ужасных условиях, Радиатор… Но… Нет! - упрямый этот Матюхин. - Меня не переубедить! Я не вернусь к ним… Забери меня с собой в город, пожалуйста! Внезапная фраза даже меня заставила подбочениться. - Я готов стать кем угодно в вашей банде, только забери меня из этого места! А то я так скоро умру! - по его когда-то веселым глазам по новой начали течь слезинки, а руки схватили мои крепкие ладони. - Уж лучше я буду байкером, как ты, чем жить с ними дальше! Потом истерики я прекратил ещё одним монологом. Плачь был немного наигран, и расковыряв рану, я быстро усмирил пацана. Улюлюканье ночных птиц дополняло картину вымершей деревни с одним рабочим фонарём. - Ты знай, быть байкером — это нихрена не романтика и свобода. Это бесконечная борьба за жизнь, сомнительная компания, и огромный риск сдохнуть, оказаться навсегда забытым. Мне 32 года. Я убиваю людей. Добрых, злых, женщин и даже стариков. Я взрываю автомобили, расстреливаю других бандюков с дробовика. Встреться мы на год раньше, я бы, наверно, вспорол тебе брюхо и раскроил череп! Моя жизнь могла пойти совсем по другому пути, не уйди я в разбой вместе с другими братьями. - Но… Ты же как-то здесь оказался? - Хочешь услышать? - момент настал. Пора, Радиатор. Вытолкни уже из себя тяжкий груз вины! - На меня наехал какой-то пьяный толстосум, хвастаясь влиянием в городе. Докопался до обычной парковки и моей рожи, а затем вытащил нож. Как этот…. Пятифан, только в три раза старше. Ну, я и всадил ему дробью в пузо. Кто ж знал, что он окажется высокопоставленным чиновником?! Матюхин раззявил рот, уже и забыв про слёзы. - Ужас… - И где я теперь? В маленьком доме на окраине... Без братвы. За две недели они даже не позвонили мне! Ты, Олежа, единственный, кому я это рассказываю. Если ты пропадёшь, потеряется какой-либо смысл в жизни, сечёшь? Но вместо любых одобрительных ответов, парень крепко обнял меня. Я растерялся. Странное чувство охватило меня, словно некая привязанность. - Прости… Прости меня, я не подумал! - Не извиняйся. Давай просто вернёмся к родителям, и ты больше не будешь так сбегать, ладно? - Угу… - втыкаясь носом в косуху, промычал он. - Если предки продолжат компостировать мозги — приходи ко мне. Мы что-нибудь придумаем. И найдём мы твоего Вову, отомстим Старому чудиле… Только не теряй веру, понял? - Понял. - Вставай. А то отморозили себе всё, что можно и нельзя. Олежа на сей раз послушно встал и молча шёл рядом со мной. Убежали мы не так уж и далеко, потому как только в поле зрения появился «Урал» и их дом, русый сразу попятился вперёд. На крыльце стояли родители, эмоции которых было трудно понять: то ли обозленные хищники с человеческими лицами, то ли перепуганные человечки с натянутыми по шею масками серости и уныния. Чтобы не усугублять ситуацию, как у фонарного столба, я молча провёл Матюхина взглядом, стоя у калитки. На сей раз фигуры отца и матери пристально наблюдали за мной. Излившись сорвавшемуся собеседнику, мне стало легче. Но больше из-за целости Матюхина. Вот теперь, после таких посиделок и такого внезапного скандала, я просто ОБЯЗАН помочь Олеже. И уж этот день я точно не забуду.