✕ ✕ ✕
За дверью кто-то скребся, но не открывал, и Юра начинал терять терпение. — Кость, ты если хочешь меня нахрен послать, прямо так и скажи. В квартире затихли. Юра тяжело вздохнул. Он был у Грома в гостях всего раз, когда тот словил пулю и наотрез отказался от медицинской помощи; пришлось тащить его, куда было ближе. Костя сильно нервничал и всем своим поведением показывал, что хочет выставить незваного гостя за порог, будто у него на кухне можно было найти что-то страшнее ванны. Юра стойко проигнорировал его напряжение и многозначительные слова о том, как уже поздно, пока не замотал хорошенько дыру в его плече, а потом сразу ушел и больше не возвращался. До этого дня. — Х-хочешь, даже не пускай, ты просто скажи, что всё нормально. И что Хмуровой говорить, — добавил Юра, подумав. Главное, что Гром и на телефон не отвечал, хотя был дома! Точно был, не выдумал же Юра эти звуки и слабый-слабый отголосок знакомого запаха одеколона?.. Если бы только звуки, можно было подумать на собаку или кота, хотя Костя вообще не производил впечатление человека, у которого есть дома питомцы. Где он и где ответственность за живое существо? Он о себе-то позаботиться не может. Но кроме звуков был запах, и Юра продолжил упорно стучать в дверь. И последнее, чего он ожидал, это что прямо за его спиной раздастся знакомый, очень удивленный голос: — Юр?.. Юра обернулся так резко, что в шее что-то хрустнуло. Костя стоял на ступеньках с двумя пакетами наперевес, весь взмыленный, взъерошенный и с влажными глазами. — Т-ты не п-пришел в управление, — пробормотал Юра, от волнения заикаясь больше обычного, и стал нервно заламывать пальцы. — Т-там тебя ис-скали… — Ты почему здесь-то? — невпопад спросил Костя, не приближаясь. Он смотрел так настороженно, как будто Юра мог сделать ему что-то нехорошее. Юра обиделся и втянул голову в плечи, отвернулся, вперился глазами в грязно-малиновое пятно на стене. — Хотел узнать, всё ли в порядке. Костя помолчал, а потом сделал осторожный шаг вперед. Юра краем глаза увидел, как он дернулся и сделал короткий, резкий глоток воздуха. Потом сглотнул так громко, что, даже находясь в паре метров от него, Юра это услышал. Какого… Он не удержался — снова поднял взгляд и снова отметил, как Костя напряжен в самом интимном смысле. Взгляд совсем шальной, а на щеках — вы только подумайте! — румянец. Юра тоже сглотнул и сжал зубы, как час назад, когда пытался оградить себя от вони маскирующих духов. Только теперь всё было намного хуже: он боролся не с отвращением, а с диким влечением, от которого потяжелело в паху, и вызывал его даже не запах, а весь Костя целиком. Разве бывает, чтобы альфу так сильно от другого альфы повело?.. — Кость, — прохрипел Юра и сам перепугался того, как незнакомо низко прозвучал его голос. — Ты… Дальше произошло несколько вещей. Очень быстро и прямо друг за другом, Юра при всём желании не смог бы вспомнить, в каком порядке. У Кости глаза блеснули совсем бешено, и он с обреченно-болезненным стоном бухнулся на колени. Пакеты выпали из его рук, на пол выкатилась круглая баночка; обе ладони Костя с силой прижал к животу и широко раскрыл глаза. Ноги Юры среагировали быстрее, чем мозг, и он даже испугаться не успел, как уже был рядом с Костей и поддерживал его за плечо, пытаясь выспросить, что случилось и нужна ли скорая. И делал вид, что совсем не узнал этикетку, которую видел нечасто, но всё-таки достаточно. А дверь Громовской квартиры щелкнула замком, приоткрылась и выпустила на порог маленького лохматого человека с огромными испуганными глазами. Человек цеплялся обеими руками за ручку двери и шмыгал носом. — Пап, прости, — еле внятно пролепетал он, но Юра уловил каждое слово. — Ты говорил, что нельзя чужим открывать… Тело Юры снова отреагировало быстрее, чем голова. Он растянул губы в слабой улыбке и представился, не позволяя себе лишний раз думать: — Привет, я дядя Юра. Мы с т-твоим папой вместе работаем. Пустишь меня ненадолго? Я т-только полечу его немного и сразу уйду. Мальчишка без раздумий закивал — видимо, страх за родителя был сильнее. Сколько ж ему лет, отстраненно думал Юра, закидывая руку Кости себе на плечо и помогая ему подняться. В шею ткнулся прохладный нос, а потом горячее, влажное дыхание, и Юру немедленно ошпарило новой волной возбуждения. Только осознание, что рядом ребенок, да еще и что Костя вряд ли оценил бы такую заботу, заставляло держать себя в руках. — Малец, тебя как звать-то? — спохватился Юра, уже укладывая Костю на ближайшую горизонтальную поверхность. Ох, хотелось бы, чтобы в других обстоятельствах, но лучше так, чем ничего! — Игорь, — отозвались в один голос оба Грома, и Юра, хмыкнув, метнулся в подъезд за брошенными пакетами. Баночку омежьих подавителей он почти машинально сунул себе в карман. Потом уже, заходя обратно в квартиру, подумал, что неправильно это: здоровье Кости, тем более вот такое, его никак касаться не должно. Но, с другой стороны, он же всё равно здесь… Взгляд сам собой упал на зареванного Игоря. Потом — на Костю, у которого спутанные волосы прилипли к вспотевшему лбу. Костя морщился от боли и плотно сжимал колени. Запах, который Юра всё это время принимал за запах одеколона, стал очень сильным и теперь раскрывался новыми нотами. По спине проползли мурашки, и Юра громко сглотнул. Кому тут нужны подавители, так это ему. — Костик, — позвал он тихо, опускаясь на колено перед диваном. — Эй, Коть. — Еще раз, и получишь в лоб, — сквозь зубы прорычал Костя и сверкнул глазами из-под слипшихся ресниц. Ну точно злой котяра. Вернее, кошка. Юра тряхнул головой и сделал вид, что не заметил, как Костя потемневшим взглядом проследил за движением его волос. — Скажи, как тебе помочь. Костя дико хохотнул, и Юра отчетливо ощутил его испуг, смешанный с отчаянным желанием. — Выйти вон, Юр! Мне, думаешь… — Он осекся и косо глянул в сторону так и застывшего на месте Игоря. — Давай обезбол хоть принесу, — предложил Юра, непривычно серьезно даже для себя. Костя замолк и ничего не ответил; главное, что не стал спорить, поэтому Юра кивнул сам себе и спешно пошел на кухню. На диване тут же завозились. — Аптечка в… — Разберемся, — перебил Юра и перевел взгляд на притихшего Игоря. — Игорь Константиныч, — он уже выпалил это, когда вдруг понял, что отчество у пацана может быть другое, но его никто не исправил. — Знаете, где у вас лекарства х-хранятся? Подстегнутый то ли непривычным «взрослым» обращением, то ли беспокойством за родителя, Игорь деловито закивал и тут же кинулся к кухонным шкафам. — Вон там, на верхней полке! — Мальчишка вытянул руку, которой совсем чуть-чуть не доставал до края. — Я со стула достаю, если надо… Он смутился, а Костя на диване фыркнул что-то невнятное. Юра предположил, что только что на его глазах было раскрыто дело о таинственной пропаже гематогенок. Но это его не касалось, так что Юра ничего не сказал и потянулся за аптечкой. Налил воды в стакан. Машинально зажег конфорку под чайником. Эти простые действия отчего-то оказались медитативными и успокаивали так хорошо, что через десять минут, следя, как Костя запивает принятые таблетки горячим чаем, Юра вдруг поймал себя на мысли, что с самого входа в квартиру ничего не вертел в руках. — Получше? — тихо спросил он, решаясь. — Ага. Костя зыркнул на него, но больше ничего не сказал. Дольше игнорировать слона в комнате было просто невозможно. Юра собрался с мыслями и осторожно спросил дальше: — Ты обычно с кем пацана оставляешь, когда… — Юр, ты обалдел?! — возмутился Костя. — Какой «оставляешь»? Ему шесть! — Ну, шесть — не три, — спокойно отозвался Юра, хмурясь. — Ты что… серьезно, с самого его рождения… — Давай не при нем это обсуждать, хорошо? Игорь ожидаемо вклинился с любопытным: — Что обсуждать? Костя вздохнул и поморщился; Юра почему-то сразу понял, что не от раздражения, а от нового приступа боли. С этим надо было что-то делать. Может, не… то самое, ради чего вообще-то придуман такой период, а хотя бы что-то, чтобы Косте стало легче и спокойнее. — Давай я Феде позвоню, — предложил Юра первый и самый логичный вариант. — У него сегодня как раз выходной. — Им с Леной сейчас не до гостей, — возразил Костя, но как-то вяло, будто сам не был уверен в собственных словах. Юра счел это за косвенное согласие и пошел к телефону. Справочник с номерами лежал рядом, но Костя услужливо пробормотал нужные цифры. — Он знает? — спохватился Юра, уже набирая номер. — Что знаю? — мигом раздалось в трубке. — Юрка, ты что ли? Что стряслось-то уже? — Знает, — выдохнул Костя и отвернулся на другой бок, поджимая к себе колени. Вкратце обрисовывая ситуацию, Юра завороженно наблюдал, как Игорек потихоньку подходит к папе со всем сочувствием мира в глазах, как начинает аккуратно поглаживать его по плечу и как тот еле заметно расслабляется от этой простой заботы. Точно альфочка растет, подумал Юра с необъяснимой гордостью. — Юрка, прием! — недовольно прикрикнул Федя, и пришлось отвести взгляд, пока мысли опять не разбежались. — Всё, договорились… — Юр, — снова позвал Федя звеняще серьезно. — Только попробуй его обидеть. Даже не сомневайся, из-под земли достану и четвертую. Юра прикусил язык, чтобы не выпалить всё то отчаянное, обиженное и горькое, что на нём вертелось, и как мог спокойно буркнул: обещаю. Лжи в этом обещании не было ни на грош. Через час или того меньше Игорёк уже натягивал крошечные, как будто игрушечные ботинки, а Федя хмуро смотрел то на неловко замершего Юру, то на скрюченного на диване Костю. Перед тем, как уйти, он переспросил, точно ли не нужны лекарства, а потом грозно посмотрел на Юру и прогудел: — Ты меня услышал? Юра твердо кивнул, не отводя взгляда, хотя так и хотелось нервно дернуть губой и нарычать в ответ. Но он прекрасно понимал, где в этом доме заканчиваются его права, поэтому старательно молчал. — Пап, поправляйся, — пролепетал напоследок Игорь, прежде чем уйти за руку с мрачным Федей. Как только за ними закрылась дверь, Костя выждал пару секунд и шумно выдохнул сквозь сжатые зубы. Юра с ужасом понял, что всё это время тот скрывал боль и терпел. — Юр, там в пакете баночка, — забормотал Костя, и понадобились все силы, чтобы не рявкнуть на него. — Никаких тебе подавителей, ты с ума сошел? — А ты врач?! — огрызнулся Костя. Юра хотел продолжить спор, но прикусил язык. Усилием воли напомнил себе, что это не его омега, не его мужчина… Вот только это его друг, и как друг, он должен объяснить, почему свое здоровье гробить нельзя. Поэтому Юра подошел ближе к нему, снова опустился на пол рядом и вгляделся в его лицо. Косте было очевидно плохо и больно, и Юре хотелось самому заскулить от раздирающего грудину желания ему помочь. — Ты сколько уже на подавителях сидишь? Все шесть лет? Костя помолчал. — Восемь, — сознался он, хотя Юра честного ответа не ждал. — С Игорем это… случайно вышло. Я не жалею! — тут же испуганно добавил Костя. — Но сам факт. Вот и накрыло. Я замотался, вовремя не принял. Юра насупился. С одной стороны, эти таблетки выкинуть бы в мусорку и никогда больше не приносить в эту квартиру… Но так резко слезать с них чревато всевозможными последствиями, которые могут быть еще хуже, чем от длительного приема. — Ладно, — вздохнул он. — Сейчас принесу, но давай договоримся, что ты сделаешь дозу поменьше? — С чего бы, — невесело хмыкнул Костя. — С того, что я твой друг и переживаю, — отрезал Юра. На это возражений, как ни странно, не последовало. Еще через пять минут, когда Костя проглотил одну таблетку вместо двух и сильнее сжался в комок, Юра всё-таки не выдержал и взъерошил ладонью его влажные от пота волосы. Костю аж передернуло, он снова застонал. — Прости, прости, не трогаю, — тут же с досадой отшатнулся Юра. Надо уходить от греха подальше, напоил таблетками и чаем, пора и честь знать. Но тут его удивительно сильно перехватили за запястье. Рука у Кости была очень холодная. — Коть, холодно? — Обращение вырвалось само по себе. — Давай плед принесу. Костя подумал и кивнул. — Да. Плед. И себя. Слова возражений встали поперек горла. Юра нашел плед то ли интуитивно, то ли по запаху, вернулся к дивану чуть ли не бегом, одновременно боясь, что Костя передумает, и очень надеясь, что именно так и случится. Выдержка у него хорошая — учитывая специфику его профессии, иначе просто нельзя, — но у всякого терпения есть пределы. Костя не передумал — наоборот, кажется, тоже ждал с нетерпением, хоть и постарался этого не показывать. Но закушенную губу и сбитое дыхание, было не скрыть. Как и четко очерченную выпуклость между ног, хоть Юра и старался туда не смотреть. Он осторожно примостился у Кости за спиной, накрывая их обоих пледом, на несколько секунд глупо замер, соображая, как лучше устроиться, но всё решили за него: Костя впечатался в него спиной и бедрами, перехватил его руку и крепко прижал к груди своими обеими. Выдохнул с еле слышным стоном, тут же затих. Оба молчали очень долго. Костя, наверное, просто ждал облегчения, а Юра, пользуясь случаем, бессовестно вдыхал и вдыхал его запах, слегка приоткрыв рот, чтобы лучше распробовать все отзвуки на языке. Теперь, когда действие подавителей ослабло, а новая доза еще не подействовала, Юра отчетливо слышал: Костя, оказывается, пахнет сахарной ватой, пихтой и — совсем немного — теплым железом, как пахнут аттракционы в парке в летний солнечный день. Это было что-то из детства, счастливого, наивного и беззаботного, до слезящихся глаз прекрасного и до щемящих ребер далекого. — Ты же не помнишь, да? — прошептал Юра, не сдержавшись, и тут же прикусил язык, но было уже поздно. Костя замер и, кажется, даже перестал дышать. Юра прикрыл глаза и тоже весь сжался, почти буквально слыша скрежет шестеренок в его голове. Костя, впрочем, не дернулся, спокойно уточнил: — Чего не помню? — Два года назад, в Москве. Отнекиваться не было смысла. Но Костя всё молчал, вспоминая. — Ну да, я был там в девяносто первом, решал кое-что с… бывшим мужем. Юра помедлил. — Только с ним? Спина под его ладонью напряглась, и, кажется, Костя не встал и не вмазал ему по щам только потому, что на это не было сил. И действительно: — Юр, я сейчас не в том состоянии, чтобы вытряхивать из тебя информацию, — хрипло, но с отчетливо слышимым любопытством вздохнул он. Юра не хотел отвечать. Продолжал машинально поглаживать влажные завитки волос у него на затылке, дышал летом и солнцем. И молчал, отчаянно желая, чтобы дорогие сердцу воспоминания так и остались принадлежать только ему. Такими, какими были в его голове. На самом деле, всё, наверное, было совсем по-другому. Костя был не таким уж красивым — подумаешь, просто симпатичный мужчина, разве таких мало?.. А Юре просто в темноте и в буре молодых чувств показалось, что он встретил самого прекрасного в мире человека. Он просто хотел поверить в то, что встретил свою судьбу, вот и поверил, убедил сам себя. Именно это Костя и скажет ему, верно? Только совсем болючими словами. «Я тебя не помню». Или, может: «Ты мне казался симпатичнее». Трудно сказать, что из этого хуже. Юра не хотел этого слышать. Он прекрасно знал, что его воспоминания слишком искажены, но слышать подтверждение, своими собственными руками бросить единственную свою ценность в грязь и позволить растоптать, он не мог. А еще он не мог врать. Только не Косте. Поэтому, тяжело сглотнув, через силу проговорил: — Иногда можно и просто попросить, Коть. В ответ снова раздраженно зашипели, как умеют только разозленные коты. — Я уже говорил, еще раз так назовешь и полетишь отсюда. — Ладно… Костя наверняка бы стал спорить и расспрашивать дальше, но усталость наконец его сморила: он стал засыпать, тяжелел, расслабляясь, дышал всё медленнее и глубже. В какой-то момент тревожно встрепенулся и прислушался — Игорька хотел проверить? — и снова на выдохе шепнул: — Завтра расскажешь. Юра кивнул и успокаивающе провел по его плечу, покосился на часы на своём запястье. Стрелки показывали два часа и две минуты.✕ ✕ ✕
Когда на следующий день Юра пришел в управление, ему не дали пройти и пары шагов: Федя вырос, как из ниоткуда, и первым делом глубоко вдохнул воздух рядом с его плечом, демонстративно брезгливо морща нос. Но, распробовав запах, быстро сменил мину на растерянную. — Так… — Я его друг, а не ухажер, — отрезал Юра, надеясь, что обида в его голосе не была слишком уж очевидна. Судя по взгляду Феди, надеялся он зря. Но комментариев не последовало, и Федя, нарочито громко вздохнув, спросил: — Ну и где этот идиот? Юра пожал плечами. — У в-врача. Я его просил остаться дома, но ты ж его знаешь… — Не продолжай, — поморщился Федя и отмахнулся. — Черт с ним, я устал печься о его здоровье. Пусть хоть под пули лезет, а у меня своих забот хватает. Юра притормозил сам и придержал Федю за плечо, дождался, когда тот вопросительно на него посмотрит, и тихо, но твердо сказал: — Не надо так. Он прекрасно знал, что Федя ничего такого не имел в виду, и всё-таки слышать подобное в сторону… совсем не безразличного человека было неприятно. Федя закатил глаза и кивнул куда-то в сторону. — Юрка, иди, вон, к начальнику этому московскому. Он с самого утра тут ошивается, заждался небось. Евгению Афанасьевичу выделили целый собственный кабинет — правда, почему-то в отделе наркоконтроля. Тому, впрочем, было совершенно плевать, откуда угрожающе зыркать на подчиненных и где закапываться в бумагах. Боков и правда заждался, потому что, стоило Юре показаться на пороге, он накинулся с вопросами по делу, не удосуживаясь даже пожелать доброго утра. — А где этот твой Гром, кстати? — спохватился он после пяти минут интенсивного опроса (Юра аж вспотел, пока отвечал). — У врача, — сказал Юра и, помявшись, пояснил: — По деликатному делу. Очень срочному. Боков поднял голову, задумчиво хмурился на него секунды три и спросил прямо в лоб: — Омега, шо ли? Казалось не очень правильным вот так обсуждать настолько интимные подробности с левым мужиком, да еще и альфой, но Боков в любом случае узнал бы всё, так что Юра гнал от себя неловкость. Кивнул, развел руками и больше ничего не добавил. Костя наконец-то пришел, еще пока они продолжали обсуждать материалы дела. Только поэтому Юре удалось застать одну из самых странных сцен в его жизни. — Здравья жела… — начал было Костя, но замолчал на полуслове и во все глаза уставился на Бокова. Тот, впрочем, смотрел на него не менее шокированно. — Какие люди, — пробормотал Женя, и до носа Юры донесся запах его смятения. — Приветствую, Евгений Афанасич, — первым отмер Костя и вошел в кабинет. Юра тут же вскочил, уступая ему единственный свободный стул, но Костя посмотрел на него так, что ноги сами собой подкосились, усаживая хозяина обратно. Боков, наморщив лоб, внимательно вгляделся в Костю, а потом мотнул головой и спросил напрямую: — Не, ну Грома я бы точно запомнил. Замуж вышел? — Развелся, — процедил Костя с убийственной улыбочкой. Юра на секунду подумал, что они сейчас будут драться, но Боков неожиданно ухмыльнулся ему в ответ и спокойно перевел взгляд в рабочую папку. — Продолжайте, Юрий Александрович, — подчеркнуто по-деловому сказал он и взялся за ручку. Всё время, пока Юра делился мыслями — осторожно, не раскрывая всех своих источников и козырей, потому что человек, что ни говори, новый и пока не проверенный, — Боков водил ручкой по раскрытому блокноту. Могло показаться, что он даже не слушает, но напряженная складка между бровей и уточняющие взгляды исподлобья говорили об обратном. Ментовская чуйка (а может, самое что ни на есть бандиткая интуиция) подсказывала, что Боков не такой стальной, как может показаться, и вся его напускная бравада пойдет трещинами, стоит только задеть в правильном месте. И Юра, конечно, оказался прав — но он бы в жизни не догадался, что именно станет спусковым крючком. — …банда Жизневского. Он с полгода назад неожиданно вернулся в город и… — Стоп. — Боков дернулся так, что выронил ручку, но даже не подумал наклониться за ней. Взгляд снова поднял и посмотрел выпученными глазами так беззащитно, что стало неловко. — Повтори еще раз. Чья банда? — Тихона Жизневского, — послушно повторил Юра, судорожно вспоминая, что из информации о бывшем актере театра не должно быть известно простому менту, который не имеет сети информаторов по всему городу. Он так удивился реакции нового начальства, что не сразу обратил внимание, как Костя шумно выдохнул и прошелся туда-сюда по кабинету. — Кто это? — Боков сжал пальцы в кулаки. На самом деле, Юра знал не так уж и много. Самого Тихона он видел только пару раз издалека, и по тем встречам сложилось четкое впечатление, что на улице такого точно не примешь за бандита. Вернее, преступники почти никогда не отличаются от обычных прохожих, а тут, казалось бы, все признаки криминального элемента не последней важности: золото на руках, дорогущий плащ, взгляд такой… знающий, что ли. Или скорее познавший — власть, деньги, смерть, еще кучу всякого дерьма. И всё-таки Тихон создавал впечатление добрейшего, солнечного парня. То ли дело было в выгоревших кудряшках, то ли в открытой, непривычной для темных подворотен улыбке. Слухи ходили самые разные, но люди из тех, кто к нему поближе, как раз и рассказали Юре когда-то, что Тихон пару лет проучился в театральном училище здесь, в Петербурге. А потом то ли кто-то погиб у него, то ли просто умер, и тогда еще студенту Тишке понадобились деньги. Он пропал с радаров на несколько лет, а потом неожиданно объявился в Москве. Никто не мог точно сказать, где он взял стартовый капитал, но минимальный авторитет он заработал еще тогда. А потом — развал Союза, становление мафии… И Тихон оказался на коне, потому что был в числе счастливчиков, которые что-то чуяли или которым просто везло. Он стал одним из первых сильных нового мира. Юра припоминал еще много подробностей, но из действительно важного добавил вслух только: — Он людей никогда не убивает и детей не трогает. Ни сам, ни чужими руками. Принципиальный черт! Боков снова дернулся, тряхнул головой, а потом неожиданно зашелся нездоровым смехом. — Детей не трогает, говоришь? — переспросил он, и тут его глаза потемнели, улыбка превратилась в оскал. — Да он у меня на глазах шестнадцатилетку драл! Пацана! Тот еще втирал мне шо-то о том, типа никакой он не омега и сам решает, кто он и с кем он, вот настолько ему мозги промыли. А ты говоришь — принципиальный!.. Сука. Папку он захлопнул с таким грохотом, как если бы она была в три раза толще, а потом вскочил и на всех парах вылетел прочь из кабинета. Юра так и замер, глупо моргая и пытаясь осознать, что вообще произошло. В себя его привел тихий голос Кости: — Надо проверить тот клуб. Съездим сегодня. Это, конечно, был не вопрос, и только поэтому Юра прикусил язык. Толку не было возмущаться — он достаточно знал Костю, чтобы понимать: его нельзя переубедить, можно только быть рядом и прикрывать. Да и что бы Юра сказал? «Куда ты в течку попрешься»? От такого только отмахнутся. Это всё ещё не то, что касается Юры хоть как-то. Поэтому они по-идиотски торчали в управлении до вечера, перебирая прочие скупые зацепки, отрабатывая версии, набирая номер за номером из городского справочника. Боков то и дело мелькал на горизонте то с кофе, то с сигаретой, потом куда-то пропал, потом вернулся вновь, уже не такой взвинченный, но загруженный еще сильнее. Только по этой причине Юра с Костей умотали незаметно. Разумеется, плохое предчувствие не обмануло. Разумеется, Костины дурацкие таблетки перестали действовать в первые полчаса, как они пришли в клуб. Разумеется, на него сразу начали косо поглядывать, и только присутствие рядом Юры ненадолго отпугнуло пьяных альф. Ненадолго. Костя сперва попытался решить проблему по-своему — мордобоем и низким рычанием. Вот только не учел, что организм ослаблен и в шоке от творящихся с ним аттракционов, так что удар вышел, мягко говоря, плохенький. Бухущее до невменоза тело издало булькающий смех и решительно опустило лапу Косте пониже спины. На самом деле, Юра был почти уверен, что тот справился бы и сам — как минимум, ударив коленом в пах, и пусть кто-то скажет, что прием девчачий, зато действенный. Но когда в знакомом запахе, теперь куда более ярком, чем раньше, проступил отчетливый душок страха, Юра даже не подумал ждать. Из клуба их выпихнули впятером (черт знает, откуда в потасовке взялось еще два человека), не разбираясь и не слушая. Костя хотел было достать удостоверение, но Юра вовремя перехватил его руку и почему-то машинально переплел пальцы. Взглядом он показал, мол, светиться сейчас нельзя, — но не был уверен, что послание дошло. Слишком уж пристальным и странно задумчивым был ответный взгляд Кости. — Упустили, — сконфуженно выдохнул Юра и попытался расцепить их пальцы, как вдруг его руку сжали крепко-крепко и чуть потянули вперед, ближе к себе. — Пойдем со мной, — сказал Костя, и вновь это не было вопросом. Это прозвучало настолько непреклонно, почти жестко, как звучат обычно его приказы, поэтому Юра даже не подумал ослушаться — не подумал в принципе ни о чём. У него даже в мыслях не было предполагать хоть что-то помимо сугубо рабочих вопросов, и до самой Костиной квартиры он ни о чём, кроме дела, не говорил. А что Костя не отвечал — так ничего, занят своими рассуждениями значит. До самого, мать его, порога Юра ни о чём не подозревал. А стоило им шагнуть в коридор и закрыть за собой дверь, как на Юру буквально обрушился ураган. Или точнее, гроза — такая же мощная, сверкающая вспышками молний под ресницами, оставляющая холодный привкус озона на языке. Костя целовал его. А Юра только и мог, что стоять столбом, ошалело подняв вверх ладони. «Сдаюсь», — говорил он этим жестом, потому что на большее не был способен. Даже губами не шевелил, хотя, конечно, стоило бы. Когда Костя осознал, что ответа нет, он постепенно замедлился и неторопливо отстранился, заглядывая Юре в глаза с горькой полуулыбкой. — Прости, — выдохнул он, качнул головой. — Я, наверное, что-то себе придумал. Забудь, ладно? Просто я с чего-то решил, что ты будешь не против. Юра не заметил, как начал яростно мотать головой в ответ. — Н-нет, нет, Коть… Кость, ты чего! В смысле, да, в смы… в смысле, нет! Не против! Решив, что действия будут намного лучше и понятнее слов, Юра шагнул вперед и возобновил так обидно прерванный поцелуй. На всякий случай он покрепче обхватил Костю за шею, чтобы даже не думал вырываться, но большими пальцами успокаивающе гладил скулы. Наверное, так поддаваться эмоциям не стоило — для Кости это лишь необходимая мера, а не желание близости конкретно с Юрой, — но лучше так, чем совсем никак. Еще в первую встречу он это понял. Константин Гром — мужчина, который стоит разбитого сердца. И Юра целовал его, как только умел, а потом первым скользнул ладонью под рубашку, с удовлетворением чувствуя, как под пальцами пробегает дрожь, как Костя шумно выдыхает, как усиливается его запах. На диван, теперь предусмотрительно кое-кем разложенный, они перебрались очень быстро. Еще быстрее — остались без рубашек. Юра завороженно водил пальцами вниз-вверх по его коже, прижимал желанное тело к постели и разрывался между желанием прямо сейчас взять омегу, в которого влюблен, и осознанием, что с этим человеком хочется либо правильно, либо никак. А потом Костя вдруг выпалил между поцелуями то, чего Юра ожидал в последнюю очередь: — Я помню тебя. Клуб, гостиница… Ты сбежал утром. Засранец. Юра замер, соображал пару секунд — на то, чтобы прийти в себя и заставить мозг работать, требовалось некоторое время — и поднялся на локтях, почти сталкиваясь с Костей кончиками носов. Его глаза, чертовски голубые, укоризненно блестели. — Ты сам меня попросил, — проговорил Юра, боясь даже моргнуть. — Сказал, что не хочешь утром меня видеть. — Ты обиделся? — как ни в чём не бывало уточнил Костя, хотя по охреневшему взгляду было заметно, что он этого эпизода даже не помнит. — Нет… П-просто расстроился. Костя вдруг наклонился вперед, ткнулся лбом ему в ключицу и еле слышно проскулил что-то виноватое. Юра машинально положил ладонь ему на затылок и стал поглаживать, гадая, что еще тут можно сказать или сделать. В голову, как назло, ничего не приходило. — Что ты вообще там делал? — пробубнил Костя куда-то Юре в грудь. — Отпуск?.. — Наоборот, — хмыкнул Юра. — В смысле? — Под прикрытием работал. Меня, кстати, Игорем звали. Забавно… Игорь Белов. Не помнишь?.. Костя мотнул головой и, кажется, сжался еще сильнее. Настрой постепенно сходил на нет — какой тут секс, когда происходят такие вот неожиданные открытия. Юра завалился на бок, не отпуская Костю от себя, продолжил поглаживать его по спине и пояснице, больше не скользя пальцами ниже. В комнате было тепло, даже жарко; с Костей в объятиях — и того жарче. Но после следующих его слов, которые он прохрипел еле внятно прямо у Юры под ухом, по спине прокатились ледяные мурашки. — Я тогда думал, что залетел. Юра замер каменным изваянием. Мысли, и без того сумбурные, разбились вдребезги и зазвенели, как звенят дребезжащие на полу осколки стекла. Костя, заметив его реакцию, тут же испуганно замотал головой: — Нет-нет, я не это!.. Ничего не случилось! Если бы я был… если бы да, поверь, я б тебя из-под земли достал. — Он нервно хмыкнул и чуть отстранился. — Может, я просто боялся опять тебя увидеть. — В смысле? — тупо переспросил Юра, всё ещё не отошедший от пережитого ужаса. Сама мысль, что Костя мог бы когда-нибудь носить его ребенка, вызывала исключительно восторг и почти животное восхищение, но стоило лишь предположить, что Костя мог остаться один, беременный, после ночи с ним… а потом пойти в больницу и без сожалений избавиться от ребенка, которого, ясное дело, не хотел… Юра вцепился ногтями в одеяло, а второй рукой сгреб Костю в охапку и снова прижал к себе, игнорируя его удивление. Пусть даже возмущаться начнет — плевать, Юра в ближайшие пять минут — нет, часов! — никуда его не отпустит. Ему надо. Подышать Костей, заставить мозг понять, что он здесь, рядом, цел и ничего страшного не переживал. Не такого, по крайней мере. — Договорился сам с собой, — продолжал Костя между тем, — что если залетел, найду тебя, заставлю на себе жениться, потом развестись и платить алименты. Он говорил весело, как будто шутя, но по голосу Юра слышал — рубит правду-матку, сам себя боится, но говорит. Не сразу, но мозг прошибло осознанием: Костя не собирался убивать их ребенка! Даже не зная его, Юру, не помня его толком, он не притворился бы, что ничего не было, нашел бы его и обо всём сказал в лицо! Именно в этот момент в голове Юры что-то щелкнуло, и он понял: это оно. Раз и навсегда. Не просто влюбленность, но единственная на всю жизнь любовь, и даже если у него однажды будет другой человек, никто и никогда не заменит в его сердце Костю. — …поэтому не стал даже пытаться, — между делом договорил тот и вздохнул. — И всё равно в итоге встретились, ты посмотри. Судьба, мать ее за ногу. Юра промычал что-то согласное и крепко сжал зубы, чтобы позорно не разреветься от чувств, которых было больше, чем он мог вынести, и больше, чем кому-то из них двоих было нужно. И всё равно, глядя в потолок Громовской квартиры, прижимая к себе полуголого Костю, который только что признался, что хотел оставить их общего ребенка, Юра думал о том, как ему чертовски повезло. Прикоснуться к этому счастью, почувствовать его, и не на секунду, а чуточку подольше. Его впустили в свой мир, пусть даже гостем и совсем ненадолго, но это больше, чем он заслужил. Меня держала за ноги земля, Голая тяжелая земля, Медленно любила, пережёвывая, И пылью улетала в облака, Крыльями метала облака Долгая дорога бескайфовая. (АукцЫон, 1993)