✕ ✕ ✕
Как они умудрились из своего Ленинграда — Петербурга, точно, снова Петербург, только теперь почему-то Санкт, пора бы начать привыкать — в принципе узнать о Жизневском и, тем более, вычислить местоположение его базы, осталось загадкой. Дамским секретом, как язвительно подметил Женя, на что оба предсказуемо повелись и чуть ли не синхронно скрипнули зубами. Ей-богу, если бы не отсутствие метки и явного смешения запахов, Женя решил бы, что они пара. Хоть он сам и не очень понимает, как это так — мужчина с мужчиной, пусть даже и альфа с омегой. И на том спасибо, впрочем. — Сюда, — кивнул Костя и первым уверенно двинулся к одному из гаражей. — С чего это? — не понял Женя. Он с сожалением достал из пачки предпоследнюю сигарету. Федя цыкнул, а Костя с демонстративной улыбочкой ткнул пальцем в стену. Женя решил было, что над ним снова потешаются, но потом сделал шаг ближе, пригляделся и наконец рассмотрел еле заметный на фоне десятка других граффити, поблекший на солнце и влажности рисунок, когда-то бывший ярко-розовым. — Гензель, шо б его, — проворчал Женя и зашагал следом за Костей. Федя суетился позади и всё пытался накидать варианты, как лучше начать разговор, не привлекая внимания. Он продолжал вполголоса заливаться на эту тему, когда Костя тормознул у одной из дверей и, отойдя на полшага назад, с силой ударил ногой. Дверь с грохотом вылетела внутрь, и Женя против воли уважительно присвистнул. — Где Жизне… — зычно начал Костя, но так же решительно умолк, замирая на полушаге. Женя с интересом заглянул ему через плечо и снова едва не свистнул, ошалело распахивая глаза. «Базой» оказалась обыкновенное подсобное помещение, внешне похожее на любой другой гараж, и только приглядевшись, можно было понять, что на верстаке хранятся вовсе не инструменты и гвозди. Но дело было в другом. Они пришли в самый, судя по всему, ответственный момент, иначе неясно, почему Жизневский даже не глянул на них. Лежащий под ним совершенно голый рыжий мальчишка что-то невнятно пискнул, и в ответ ему с низким рычанием перекрыли кислород. Тихон продолжил толкаться между разведенных тонких ног с еще большим усердием, аж забренчал расстегнутый ремень на приспущенных джинсах. Модных, темно-синих. Выше пояса Тихон тоже был без одежды, и ничто не мешало видеть напряженные мышцы его спины, наполовину обнаженную задницу и руки, наверняка до синяков сжимающие поясницу мальчишки. Русые кудри на макушке задорно тряслись в такт быстрым, мощным толчкам. Жене хотелось блевануть. А еще он совсем немного загляделся — очень уж смачными были шлепки кожи о кожу, очень насыщенно пахло сексом и возбужденным… альфой? Двумя альфами?! Морок как рукой сняло, и Женя рявкнул: — Вы совсем охерели? — И плевать, что он сам вломился в чужое обиталище. Жизневский, судя по всему, плевать на этот факт хотел, потому что, ни на секунду не сбиваясь с ритма, рыкнул сиплым голосом: — Вывести. Женя хотел было возмутиться, но в этот момент ему в спину, точно под ребро, уперлось что-то твердое, и это определенно был не член. Что, между прочим, было бы в сотню раз хуже. Он сглотнул, продолжая испепелять взглядом мелькающую туда-сюда задницу, но на него так никто и не взглянул, так что пришлось отвернуться и послушно уйти туда, куда его вели люди слишком занятого Жизневского. Два амбала — оба брюнеты в кожанках, но один еще и с бородой — привели их в соседнее помещение. Там всё выглядело чуть приличнее, даже два дивана удобно стояли вокруг журнального столика. Если б еще всё это не было краденым… Федя продолжал вполголоса бормотать что-то о том, какие они идиоты. Костя пытался его успокоить и заткнуть, а Женя молча соглашался, что план был эффектный, но необдуманный. И если лично он только рад будет получить пулю в упор, а нудного Федю не жалко, то Косте никак нельзя подыхать. Его дома ждет ребенок. Женя самому себе не простит, если допустит еще одну поломанную судьбу, когда есть возможность этого избежать. Тихон зашел к ним спустя всего минут десять, и Женю передернуло. Он был теперь и без штанов, зато в огромном кожаном плаще. Незастегнутые полы болтались вокруг его тела, не скрывая жилистых бедер и всего, что между ними. Тихон старательно клеил на лицо половинчатую бандитскую улыбку, но глазами так и пускал молнии. — Девчат, вы откуда на мою голову свалились? Они втроем переглянулись. Говорить начал Федя, как человек с наибольшим самообладанием. — Мы, собственно, не по вашу душу, не пугайтесь… Позади кто-то насмешливо фыркнул, и Женя почему-то не сомневался, что это был хмурый, но явно молодой бородач. Такие любят похихикать над глупыми людьми, потому что сами недалеко от них ушли. — Что вы знаете о Фишере? — прямо выпалил Костя, и Жене захотелось пробить себе лицо кулаком. Но Тихон почему-то отреагировал спокойно: опустился в свободное кресло, задумался, откинув назад голову, провел ладонью по спутанным кудрям и медленно кивнул. — Слышал всякие байки — одна другой страшнее. Под такой разговор надо как минимум закурить. Угостить вас? Женя внимательно следил, как он достаёт из широкого кармана самые обычные недорогие сигареты, и они так безумно сочетались с массивными часами на его руке, что в голове помутнело. Или то было из-за похмелья. — Спасибо, мы только что скурили по полпачки, — приврал Костя, настороженно щурясь. Тихон окинул его незаинтересованным взглядом и вперился глазами в Женю. — Тогда вы меня огоньком угостите. Я зажигалку где-то посеял. Он не мигал, и Женя тоже не рискнул. Не глядя достал из кармана зажигалку — бородач дернулся, но остался на месте, — протянул руку вперед и щелкнул кнопкой. Тихон удовлетворенно хмыкнул чему-то своему, сунул сигарету между зубов и наклонился резче, чем надо было. Сжатыми губами он мазнул по пальцам Жени; рука дрогнула, и только чудом удалось не подпалить этой сволочи усы. А лучше бы всё-таки подпалил — может, тот хоть моргнул бы наконец и перестал нервировать. — Что я вам точно скажу — вы пришли не по адресу, он не из наших, — начал Тихон, вальяжно откидываясь в кресле; было весьма сложно игнорировать здоровенный член, которым он без стеснения светил, при этом продолжая вести разговор совершенно серьезным тоном. — Просто ебнутый мужик, с которым вы, может, в одном автобусе ехали. По таким никогда не понятно… да кому я рассказываю. Я сам с педофилами дел никогда не имею, у меня тоже, знаете ли, есть совесть и принципы. Костя несдержанно фыркнул, явно припоминая, что пацан, которого Тихон с таким рвением натягивал на себя четверть часа назад, выглядел немногим старше тех самых, которые… Женю снова замутило. Но Тихон тоже, кажется, понял намек, потому что вдруг посмурнел, смерил их троих тяжелым взглядом и проговорил негромко: — Вы бы хоть сами представились, девчат. А то нехорошо как-то, что вы меня знаете, а я вас нет. Он затянулся, держа сигарету двумя пальцами, и отчего-то показалось, что это чистейшая ложь: всё о них узнали если не сразу, как они переступили порог, то за эти самые десять минут. — Евгений Афанасьевич Боков, старший следователь по особым делам. — Показалось, что Тихон подозрительно довольно улыбнулся. Федя с Костей переглянулись. Первый шумно вздохнул и нехотя проговорил: — Федор Прокопенко и Константин Марин, следователи по особо… — Ой, всё, затарахтели на своем ментовском, — отмахнулся Тихон, как будто не сам попросил представиться. — Я вам так скажу, девчат, с вашими методами очень странно, что вас до сих пор нигде не пришили. Здесь вам, будем честны, тоже не шибко рады, так что идите с богом, но, — он поднял палец вверх, — если что узнаю, скажу. Вы, Евгений Афанасьевич, оставьте свою визиточку, я позвоню. Женя вдруг отчетливо почувствовал, что больше так не может. Он мотнул головой, бросил: — У ребят, вон, контакты возьмите, — и поднялся на ноги. Бородач дернулся к нему, Тихон предостерегающе махнул рукой. — Провожать меня не надо. Будьте здоровы. Он не оглянулся на многозначительное: «До скорых встреч, Евгений Афанасьевич», — и решительно зашагал прочь, игнорируя ступающего по пятам амбала. Нахер, нахер это всё. Вываливаясь наконец-то на улицу, Женя намеревался пойти прочь, куда глаза глядят, и никогда больше не возвращаться. И ленинградских не видеть больше, и ни о чём, совсем ни о чём не думать. Напиться — да, точно, вот то единственное, что было нужно. Но, уже сделав по инерции несколько шагов вперед, Женя едва не запнулся и замер на месте, таращась в подворотню, где стоял, опираясь о стену, и курил тот самый пацан из-под Жизневского. Женя, уже заранее зная, что проклянет себя за сердобольность, шумно выдохнул и потопал к нему. Парнишка, заметив потенциального собеседника, даже не дернулся, только предупреждающе сверкнул глазами исподлобья. Вы поглядите, какой злой зверёк. — Угостишь? — сказал Женя первое, что пришло в голову. Парень мотнул головой. — Последняя осталась. И ведь соврал, не краснея. Что ж, Женя тоже не барышня, чтоб сопли разводить, так что хмыкнул и достал из кармана собственную пачку — такую же, блять, как у Тихона. Парень, наблюдая за этим, не выглядел ни капли удивленным. — Звать-то как? — спросил Женя негромко. — Для тебя — подстилка Жизневского, — вальяжно и слишком нервно для шлюхи протянул парень и собрался скрестить ноги, но пошатнулся и едва не упал. Да у него ж колени дрожат, вдруг с ужасом осознал Женя и машинально отшатнулся, надеясь, что не слишком очевидно сморщил нос. — Да ладно тебе. Как будто мне есть дело. Просто спросил. Пацан запрокинул голову, упираясь затылком в кирпич и томно прикрыв глаза. Курил он, конечно, красиво. — Сергей. — Я Женя. — Ага. «Что ж ты жизнь себе ломаешь, Сергей?», — хотел спросить Женя, но до крови прикусил язык. — Ты ж вроде нормальный парень, — неловко завел он полузабытую шарманку. — Чего по альфам-то лезешь? Сергей поднял бровь и странно посмотрел на него. А потом засмеялся. Искренне так, живо. Почти. — А по кому еще? — насмешливо спросил он, отсмеявшись. — Ну, по вашим понятиям. С кем омеге трахаться, если не с альфами? Или вообще ни с кем, а смиренно ждать, когда само от святого духа надует? Женя бы хорошенько высказал молодому поколению и про слова нехорошие, и про бога, которого сам возненавидел, — если бы не был в культурном шоке. Он, наверное, секунд пять таращился на Сергея, пытаясь осознать то, что тот сказал. Одно дело — опростоволоситься и чисто внешне перепутать. Но он же чувствовал запах! Запах альфы — двух альф! — А это как это… Сергей, весело поглядывая на него, махнул рукой. Женя по профессиональной привычке обратил внимание на заживающие синяки поверх светлых пигментных пятен. — Да не омега я. Но и не альфа. Я бета, понятно? Жене потихоньку стало казаться, что всего этого дня, встречи с Тихоном, Сергеем, да и с двумя идиотами-ментами не было. Что он просто перепил и теперь в пьяном угаре видит совершенную ахинею. Это бы всё объяснило. — Кто? — тупо переспросил он, едва не роняя от неожиданности сигарету. Сергей — да какой к черту Сергей, когда самый что ни на есть Сережка — закатил глаза и стал объяснять упрямо, как пятилетний ребенок объясняет правила придуманной им игры: — Бывает, что человек не определяет себя, как альфу или омегу, это объясняли многие ученые, и вообще, я сам могу решать, кем мне быть, как жить и с кем спать! Женя обалдело моргнул, но быстро взял себя в руки. По долгу службы он видел и не таких конечных. Он бросил недокуренную сигарету в грязь и затушил носком ботинка, а потом решительно сделал шаг ближе к Сережке. Тот не двинулся, но заметно было, как напрягся и дернулся, готовый то ли бить, то ли бежать. — Слушай сюда, — снисходительно улыбнулся Женя, изучая скуластое лицо с поджатыми губами. — Этот бандюган может любые сказки тебе рассказывать, но вот тебе правда: в нормальном мире всем похуй, шо ты там придумал. И если у тебя течет между ног, значит ты омега, и любой альфа может тебя нагнуть, если захочет. Так шо не выебывайся и борщ варить учись, пока мелкий. Сколько тебе? Шестнадцать хоть есть? Сережка был конопатым, но вовсе, оказывается, не рыжим. Почему-то Женя обратил внимание именно на это — на отросшие русые корни волос, — когда тот вякнул: — Семнадцать, — а потом совсем глупо добавил: — Исполнится через месяц. Жене снова захотелось блевать. Он отшатнулся. Подумал было спросить, нужна ли помощь, но так его же нахер пошлют. Потом собрался напомнить соответствующую статью, но тут дверь скрипнула за его спиной; он машинально обернулся и встретился взглядом с пристальным, удивительно жестким взглядом того самого бородача. — Хрен с тобой, — пробормотал Женя и побрел прочь, едва не запинаясь о собственные ноги, такие слабые, как будто это его только что хорошенько выебали. — И со мной… Хрен с вами со всеми! И со всем этим проклятым миром. Надо зайти в ларёк по дороге.✕ ✕ ✕
Разумеется, Жизневский нашел его спустя неделю, если не меньше. Иного Женя не ждал, поэтому даже не дернулся, завидев у подъезда отдаленно знакомый силуэт в плаще. Охапку светлых кудрей подсвечивал тусклый фонарь. Женя молча подошел к нему, встал рядом, только оперся о погнутые перила не животом, а поясницей, стал доставать сигареты из кармана брюк. Краем глаза поглядывал на Жизневского, но тот на него не смотрел — пялился почему-то на небо, как будто там можно разглядеть что-то, кроме мазута. — Если ты насчет Фишера, — бойко начал Женя, не разжимая зубов, которыми держал сигарету, — это не ко мне. Я это дело закрыл — всё. — Так уж и всё? — подначил Жизневский странно довольным тоном, но тут же посерьезнел. — Ладно, я не за этим пришел. Скажи, ты на службу-то собираешься возвращаться? Женя поглядел на него поверх завитков дыма. — А шо? — Да я б тебя к себе взял. Вообще-то этого тоже стоило ожидать. Женя и ожидал, но всё равно поперхнулся нервным смешком. Рука, не занятая сигаретой, непроизвольно сжалась в кулак, аж ладони стало больно. — С чего такая щедрость? — как можно ровнее процедил он. Жизневский весело хмыкнул. — Толковый ты мужик, Евгений Афанасьевич. Нравишься мне. Ничего… такого в этих словах не было, но Женя мигом вспомнил рыжего Сережку и содрогнулся. Сам не понял, от чего больше: от того, как тот смахивал на альфу, от осознания, каким тот был мелким пацаном, или от самого воспоминания о чужом члене, едва прикрытом кожаным плащом. Этим самым плащом, на минуточку, который теперь еле-еле касался рукава Жениной куртки. Тело само дернулось в сторону от омерзения. — Ты скажи честно, нахрена я тебе? Тогда, может, и подумаю. — А мне скрывать нечего. Честно и говорю: мне бы мент под боком совсем не помешал. Времена грядут тяжкие, быстро всё это не закончится, так что пригодилась бы всякая помощь. В этом он, как ни крути, был прав. — Время начинается такое, — продолжал Жизневский как будто между делом, — что каждый будет искать себе место под солнцем. Ты свое заслужил, ты работать умеешь, а главное, что характер у тебя жесткий — самое то, что надо. Ну и я в долгу никогда не останусь, так что ты подумай и… Всё время его пламенной речи Женя продолжал курить сигарету. Затем медленно потушил ее о металлический поручень, выпрямился, вглядываясь в наглые глаза Тихона. Завершения Женя не дожидался — смачно сплюнул ему под ноги, тут же прерывая на середине слова, и с удовлетворением заметил, что плевок попал на лакированные черные ботинки. Жизневский снова хмыкнул себе под нос, а когда они синхронно подняли головы и уставились друг на друга, неожиданно широко улыбнулся. На его лице да вкупе с обманчивыми кудряшками это смотрелось дико. А потом Тихон чуть подался вперед и выдохнул прямо Жене в лицо, опалив его скулы горьким табачным дыханием и собственным запахом: — Я, товарищ старший следователь, телесных жидкостей не брезгую. А если попробуете в грязь меня втоптать, так дам вам заранее добрый совет — бросайте-ка эту идею. — Ну да, такие, как вы, грязи не боятся — сами ж в ней и валяются, и жрут ее на обед и на ужин, — процедил Женя в ответ. — Пошел ты к черту. Хош — пристрели меня прям тут за оскорбление твоего достоинства, но больше с такой херней ко мне даже не суйся. Тихон долго молчал, как будто не мог подобрать слов, и, поскольку это случилось впервые за их короткое знакомство, Женя не совсем понимал, как на такое чудо реагировать. Больше всего на свете хотелось втащить кулаком по наглой роже или схватить его за шкирку и хорошенько приложить о ближайшую твердую поверхность прямо этой раздражающе кудрявой башкой!.. Женя не до конца понимал, почему так этого и не сделал. А когда он уже почти решился всё-таки поступить, как привык, Тихон вдруг отвернулся и, бросив короткое: «Бывай, Евгений Афанасич», — скрылся в темном переулке, оставив после себя нечитаемый запах альфы и мелкую дрожь в крепко сжатых ладонях. Всё, что было, — рок мой, Жадный и слепой, Всё, что будет, — крест мой, Семь кругов пройти мне в огненной пустыне… (Ария, 1991)