Королева сердец

С самого попадания в гарем, Джихан мечтала о том, чтобы стать такой же, как Хасеки Хюррем-султан. Она была на пути к мечте, но чёртова Секиме спутала ей все карты. Русская рабыня заняла все время шехзаде, не давая никому ступить в покои возлюбленного. Все у неё получается, зло думала Джихан, неся на узких плечах мешок с чистым бельём, которое своими руками стирала около трех часов. Она завидовала. Секиме имела все то, что желала иметь Джихан. Любовь шехзаде, роскошные платья, украшения, служанок, купленных на невольничьем рынке для неё специально. Она жила в отдельных покоях по приказу шехзаде, и была главой гарема, Хюррем-султан с сыном в Манису не отправилась. Джихангир был маленьким, вдобавок нездоровым. Секиме внимательно следила за делами гарема, помня о холодной зиме, когда она пролежала неделю в лазарете с высокой температурой. Днем она покидала дворец, под видом обычной девушки, она нашла хороших стекольщиков, за плату они укрепили стекла в гареме. Секиме старалась не посещать гарем, все, кто имел вопросы и просьбы, свободно приходили в её покои. С утра, чувствовавшая недомогание, Секиме решила остаться в своих покоях. Она немного походила, впервые замечая их простор и удобство. Почти все время она была в покоях любимого. Рука тянулась к книге, заинтересовавшей её, голова закружилась. Не успев крикнуть, Секиме упала на пол. Глаза её закрывались, перед этим она размыто увидела бегущего к ней стражника, пришедшего на шум. Мехмед был занят делами санджака. Мустафа много старался ради благополучия санджака, его уважали и любили, когда Мехмеда ни во что не ставили. О нем ходило много слухов. Глупый, совсем зелёный, сын ведьмы Хюррем. Таким его описали, когда Мехмед тайно выбрался в город с Секиме. Она была зла на этих торговцев, что сомневаются в уме её шехзаде, но Мехмед поспешил вернуться во дворец, расстроенный услышанным. — Шехзаде Хазретлери. Ваша фаворитка, Секиме-хатун, только что лишилась сознания. Ильяс-ага отнёс её в лазарет, приказал мне сообщить вам, — отчитался Муса-эфенди, хранитель покоев шехзаде. Мехмед резко поднялся с места, срываясь в лазарет, едва ли не сбивая с места хранителя покоев, Муса успел отшатнуться. Мехмед не помнит как добрался до лазарета, где на койке лежала Секиме, она счастливо улыбалась и держала руки на плоском животе. Мехмед с вопросом посмотрел на лекаршу, даже не обратив внимание на счастливый вид возлюбленной. — Поздравляю, Шехзаде Хазретлери, ваша фаворитка беременна, — коротко, но искренне произнесла Гюльрух-хатун, лекарша династии уже пятнадцать лет. Мехмед расплылся в улыбке, он встал перед Секиме на колени, беря её руки в свои. — Твоё имя Махпейкер, твоё имя Махпейкер, твоё имя Махпейкер, — девушка было хотела возразить, она любила свое прежнее имя, считала его подарком Михринисы, но одумалась, шехзаде выражал свои чувства подобным образом. И она не собиралась отказываться от знаков его любви к ней. Луноликая, такой она была в глазах любимого, это льстило. Любое проявление внимания от такого, как Мехмед, льстило. Махпейкер понимала, что придётся делиться возлюбленным, это причиняло ей боль, но за годы рабства, она поставила преданность государству на первое место. Если у Мехмеда будет мало наследников, то народ поставит под вопрос его способность зачать ребёнка и не поддержит. Умом она это понимала, но сердце. Сердце её болело, она будет своими руками отправлять в покои своего любимого девушек. Но законы есть законы. Скрепя сердце, испытывая боль, она прошла в гарем. Рядом стояла верная Гюльрух-калфа, она знала, что фаворитка шехзаде не любит когда её жалеют, поэтому молча указала на нескольких девушек, что достойны внимания шехзаде. Махпейкер внимательно оглядела каждую, и сделала выбор в пользу Халиме-хатун, красивой девушке абхазского происхождения. Халиме благодарно улыбнулась девушке, Махпейкер, выросшая в дворцовых интригах, сразу заметила огонёк азарта появившийся в глазах девушки. Осталось успеть до того, как Халиме наделает то, что лишит её нынешнего положения. И, ещё лучше, сделать её своим союзником в будущем восхождении Мехмеда на престол. Свои своего увидят сразу, так и Махпейкер сразу увидела ум и хитрость в Халиме, бывшей когда-то Дамирой. Та не откажется от выгодного предложения, если Махпейкер не ошиблась с умом девушки, старшей её на год. Шли месяцы. Махпейкер внимательно следила за своей едой и всеми вещами ради жизни и здоровья ее ребёнка. Халиме завладела вниманием шехзаде, она пила отвары собственного приготовления, надеясь на скорое возвышение и беременность. Её надежды оправдали себя, во время завтрака, она обнаружила, что живот её немного вырос, это не могло не быть ничем кроме беременности, ведь питается она не особо много. Халиме не пошла в покои шехзаде, свои подозрения надо проверить у повитухи. Она не могла ошибиться. И не ошиблась. Со счастливой улыбкой на лице, Халиме направилась в самые просторные покои гарема, принадлежащие управляющей и главной фаворитке, Махпейкер-хатун. Она улыбнулась, услышав новость Халиме, заглушив появившееся на задворках беспокойство. Пока рано начинать войну. — Ты хорошо себя чувствуешь? Я прикажу Каиру купить тебе трех рабынь, этим я не доверяю, — Халиме понимающе улыбнулась. Благодарные за спасение и кров девушки были преданными и безопасны. Девушки из Топкапы могли являться шпионками султанш династии, Махидевран-султан и Хюррем-султан. Такие могут подвести свою новую госпожу в угоду предыдущей. Махпейкер вполне бодро поднялась с места, за ней сразу встали три служанки, она кивнула Халиме, надо поведать новость Шехзаде. Мехмед, как они и ожидали, был рад. Он нежно погладил Халиме по щеке, одарив теплым взглядом Махпейкер, живот которой сильно вырос за эти четыре месяца. Его фаворитка была все такой же любимой, она посещала его покои намного чаще чем только по четвергам. С ней, шехзаде чувствует себя как дома, он может часами рассказывать о своих планах, семье и мечтах. Ты мой дом, эти слова навсегда врезались в память Махпейкер, она прикрыла глаза, улыбаясь. Мехмед был её спокойствием, её тихой гаванью, её новым смыслом жизни. — Махпейкер, останься, — как послушная рабыня, она остановилась, скрывая довольную улыбку. Халиме не собиралась бороться с ней за сердце шехзаде, она надеялась на сына и будущее становление Валиде, до которого, на самом деле было ещё далеко. Воистину, Аллах любит терпеливых (Коран, 3; 146). Поэтому, она будет терпеливо ждать, прокладывая сыну дорогу до трона, а он пройдется по ней, даруя ей самое высокое положение в гареме. Вновь терзаемая болью, на этот раз её поддерживала Халиме, они вместе стояли на балконе, выбирая, кто следующей войдёт в покои шехзаде. Гюльрух предложила пятерых девушек, из которых им надлежало выбрать одну и провести по Золотому пути. Айя-хатун была гречанкой, тихая и спокойная, не похожая ни на Халиме, ни на Махпейкер. Они сразу отмели её кандидатуру. Скучная. Джихан-хатун была еврейкой, изворотливая и хитрая, часто пыталась устроить склоки в гареме, за что получала наказание. Махпейкер понимала риски, но обещала себе приглянуться к ней. Хандан-хатун, греческого происхождения, мудрая и добрая, она не ссорилась ни с кем, будучи выше этого, как она считает. Халиме выдвинула её вперед сразу. Сафие-хатун, венецианка, чистая и невинная, как ребёнок. Махпейкер думала отправить её, но боялась, как бы гарем не испортил невинную девочку, её ровесницу. Рабиа-хатун, француженка, ничем не выделялась кроме своей красивой внешности и чрезвычайно высокой самооценке. Фаворитки сошлись на Хандан, лучшем варианте из всех. Вечером гречанка прошла по Золотому пути, ни ночью, ни завтрашним днем, она не покинула покои шехзаде. Беременные фаворитки шехзаде были довольны. Ещё не зная, какая буря их ждёт. Махпейкер завтракала с Халиме, они часто проводили время вместе, находя друг друга интересными, пускай дружбой это назвать было нельзя. Девушка схватилась за живот, по ноге побежала струйка воды. Молодая девушка со страхом посмотрела на Халиме. Роды начались. Она пронзительно закричала, боль сковала все тело, Халиме вскочила на ноги, крича, чтобы стражники привели повитуху. Роды длились пять часов. Махпейкер никогда не чувствовала подобную боль, ей засунули в рот тряпку, чтобы она не прокусила язык. Мехмед с Халиме стояли в коридоре, слушая заглушенные тряпкой крики Махпейкер с взволнованными взглядами. — Поздравляю, Шехзаде Хазретлери. У вас здоровый сын, — сын, сын, сын. Мехмед влетел в покои любимой, она полулежала на кровати, на руках её был свёрток с малышом. Взгляд зелёных глаз был уставшим, но наполненным любовью. Её сын, её плоть и кровь. Он так похож на неё. Светлый пушок на голове, в чертах лица уже узнается его мать, а глаза отца. Мехмед не стал ждать приезда отца, в письме, он сообщил, что планирует назвать первенца Мурадом в честь покойного старшего брата. Махпейкер быстро оправилась от родов, бодро подготавливая покои для членов династии и праздник в честь рождения её сына, Шехзаде Мурада Хазретлери. Первой гостьей в её покоях стала Михриниса, рядом с ней были служанки, держащие на руках близнецов. Жена шехзаде Мустафы была беременна вновь. — Сестра, поздравляю тебя с рождением сына. Он так на тебя похож, — Михриниса наклонилась к малышу, Мурад открыл карие глаза и улыбнулся, протягивая руки к женщине. Он, словно чувствовал, что она близкий человек. Михриниса взяла племянника на руки, когда в покои вошла Михримах с родителями и братьями. Селим с интересом окинул взглядом Махпейкер, старшей его всего на год, а уже матери. Мехмед встал рядом с возлюбленной, заправляя ей прядь за ухо. — Михриниса-султан. Какой замечательный малыш, — кивком поздоровавшись с султаншей, Михримах обратила внимание на племянника в её руках. — Совсем не похож на брата, — заметил Селим, стоящий позади сестры. Это вызвало у всех смех. Мурад правда был копией своей матери, от отца у него были только глаза.