Куда ты ведешь

Фрайпан позвал на обеденный перерыв, и Ньют закрыл глаза, смиряясь. Он сидел перед дверью в течение последнего часа, игнорируя взгляды, которые бросали на него остальные Глэйдеры, с тревогой ожидая возвращения неуклюжих идиотов, которых он отправил на дурацкую миссию, которая никогда не сработает в первую очередь. Ньют остался при своем первоначальном решении — если ты знал, что кровавый Гривер собирается напасть на тебя, ты не стал бы гоняться за этой чертовой тварью. Больше никогда. Больше никогда. Его не волновало, насколько подозрительными окажутся сотрудники ПОРОКа, если они не будут следовать своим обычным процедурам, или насколько сложнее будет все уладить, Томас не уйдет в одиночку, полагая, что, поскольку ему повезло в прошлый раз, он каким-то образом справится с этим снова. Больше никаких опасных планов. Не обращайте внимания на тот факт, что все их существование было по сути опасным планом, суть не в этом. Смысл в том, что при такой скорости Ньют должен умереть от сердечного приступа прежде, чем у кого-либо еще появится шанс убить его. Он не осознавал, что расхаживал взад-вперед, сердито бормоча что-то себе под нос, пока его трижды проклятая глупая нога не выбрала именно этот момент, чтобы ее свело судорогой и Ньют рухнул на землю, вопя о своем разочаровании в ряде нелестных образов, описывающих глупых парней, которые слишком уверены в себе ради собственного блага. — Э-э, Ньют? Ублюдок. — Чаки, — выдавил Ньют, лежа плашмя на земле и закрыв глаза рукой, подвергая сомнению каждое жизненное решение, которое привело его именно к этому моменту. — Что я могу для тебя сделать? — Ты… в порядке? — спросил Чак. Ньют высвободил один глаз из захвата своей руки, чтобы взглянуть на парня, только чтобы обнаружить беднягу Чаки, стоящего там с миской еды, явно предназначенной для Ньюта, и выражением лица, похожим на то, что мир, как он знал, подходит к концу. Что, заметьте, ему могло на самом деле показаться, что так оно и было — учитывая, что никто в глэйде никогда не видел, чтобы Ньют терял контроль, и вот он оказался в положении, которое ясно указывало на то, что у него сдали нервы. В прошлом он был кровавым святым и явно воспринимался всеми окружающими как должное, но если Ньют не возьмет себя в руки и не начнет вести себя как второй в команде, его вполне могут отстранить от должности и запереть в тюрьме для сохранности. — Я в порядке, приятель. Просто упал, вот и все, немного разозлился на свою ногу. Спасибо, что принес мне обед, и передай Фрайпану мою благодарность, — Ньют с трудом принял сидячее положение, схватил миску и начал есть в ошибочной надежде, что Чак поймет намек и отвалит, но не тут-то было. Удачи. — Злишься на свою ногу? — спросил Чак. — Да… это сводит с ума? Я хромаю? Болит всякий раз, когда хочет, и чрезмерно драматично? — уточнил Ньют, говоря с набитым ртом и быстро теряя терпение с пухлым ребенком перед ним. — Нет, я это знаю! Просто… как твоя нога может быть "тупым ничтожеством, которое никогда не может следовать инструкциям"? — спросил Чак, склонив голову набок и прищурившись на Ньюта. Ньют стиснул зубы, свирепо глядя на Чака, когда разочарование, гнев и смущение боролись в нем за право высказаться. Однако на этот раз Чаки понял намек и ушел, но Ньют не совсем оценил тот факт, что он медленно попятился с расширенными глазами, как будто Ньют был диким животным, готовым вырваться на волю. Это просто смешно. Нет, что было нелепо, так это то, что Ньют до смерти напуган и делал абсолютно все, что в его силах, чтобы игнорировать тот факт, что вполне возможно, что один или оба человека, о которых он заботился больше всего в этом мире, не войдут в эти двери до того, как они закроются через несколько часов, и он ничего не мог с этим поделать. Беспомощный, вот какой он. Недавно он заново открыл то, чем ненавидел быть. Однажды он обнаружил, что презирает свою беспомощность, когда тяжесть пребывания в ловушке в этом месте без выхода и под контролем невидимой сущности превратила его в ничто — и падение со стены аналогичным образом раздробило ему ногу. После этого случая он решил делать что-то для других, заботиться о них, потому что, по крайней мере, тогда он что-то делал. По крайней мере, тогда он обнаружил, что имеет некоторую власть над тем, как все происходило. Это немного, но этого достаточно, чтобы помочь ему пережить эти дни. А потом он заразился вирусом и был беспомощен, когда другая невидимая сущность атаковала его изнутри. Это отняло у него силу воли, самоконтроль, воспоминания, и он был беспомощен против этого. Единственное решение, которое он мог принять, это скрыть это от остальных, пока они сосредоточились на Минхо, но он даже с этим не смог полностью справиться. Неукротимая ярость украла у него также и решение ‘когда’. Трава под ним начала чесаться, поэтому Ньют снова встал лицом к темнеющему небу и тому факту, что он снова беспомощен против того, что происходило внутри этих проклятых стен. Беспомощный и стоящий в стороне, где, по-видимому, решила вселенная, ему и суждено быть. — Все еще не вернулись? — спросил Алби, беззвучно появившись слева от Ньюта, но Ньют был слишком занят, чтобы испугаться. — Нет, но у них все еще есть пара часов. Они могли просто устать — может быть, они нашли что-то интересное. Это могло быть что угодно, — Ньют намеренно не смотрел на выражение лица, которое, как он знал, корчил ему Алби. Вместо этого он пожевал губами и продолжал смотреть на двери. — Ты пытаешься убедить меня или себя? — тихо спросил Алби голосом, не выдающим эмоций. Количество вопросов, которые он получал от людей, начинало его раздражать, и ему не нравилось раздражаться на Алби, который когда-то был его лучшим другом. Не помогло и то, что Томас сейчас в том Лабиринте только для того, чтобы спасти жизнь Алби — неужели Алби этого не понимал? Неужели ему все равно? Или для него это вообще было нереально? Один взгляд на опущенные глаза Алби и более бледную, чем обычно, кожу сообщил Ньюту, что он был слизняком, и что чувство вины за то, что могло там произойти, чуть не съело человека заживо. Из Ньюта внезапно вырвался воздух, и он хлопнул рукой по плечу Алби в знак солидарности. — Мы оба, приятель. Я пытаюсь убедить нас обоих. Два часа спустя, Алби и Ньют стояли перед дверями с гулко бьющимися сердцами, потому что у них почти не оставалось времени. — Когда… — начал Алби, но Ньют заметил светящееся красное пятно на земле рядом с ними и заставил Алби замолчать, прежде чем он смог задать вопрос, который, как знал Ньют, вертелся у него на кончике языка. — Я думаю, уменьши это, — огрызнулся Ньют. — Когда мы, наконец, появились в последний раз, — хотел спросить Алби. И ответом было то, что они пришли слишком чертовски поздно, чтобы кто-то мог сделать что-то еще, кроме как бежать в Лабиринт на свою предполагаемую смерть вместе с ними. Перед дверями начала собираться толпа, и уровень беспокойства Ньюта поднимался все выше. Он по-прежнему ничего не видел. Беспомощный. Бесполезный. Всегда тот, кого нужно спасать, и никогда сам не спасает. Приказ. Следовать приказу и оставаться на месте — вот какой Ньют. — Алби? — сказал Ньют, взглянув на свои часы, огромная накатывающая волна чего-то, что формировалось внутри него из какого-то ранее неизвестного источника. — Что? Ты видишь их? — взволнованно спросил Алби, вытягивая шею и щурясь на тени. Беспомощный. Беспомощный. Беспомощный. — Я действительно сожалею об этом, приятель. Беспомощный… …Больше нет. И, имея в запасе 5 минут до того, как за ним закроются двери, Ньют бросился в Лабиринт. — НЕТ! — кричали примерно с сотни разных сторон, но Ньют был слишком погружен в воспоминания о своих прошлых неудачах, чтобы обращать на это внимание. Лабиринт был таким же ужасным, каким он его помнил, он был примерно в 100 метрах внутри, когда бесконечный холод от окружающего камня просочился в его кости, и он клянется, что его нога попыталась подогнуться в ответ на воспоминания, пытающиеся затопить его разум — но Ньют не позволил им. Не в этот раз. Он больше не второстепенный персонаж в своей собственной проклятой истории, не тогда, когда он мог что-то сделать. Путь к утесу был ясен в его сознании, когда Ньют бежал, но ему нужно сделать всего два поворота, прежде чем его приветствовал самый чудесный звук, который он мог слышать в тот момент. — ТЫ, ДОЛЖНО БЫТЬ, ЧЕРТОВСКИ ИЗДЕВАЕШЬСЯ НАДО МНОЙ! — ВЫ ОБА СУМАСШЕДШИЕ! — НЬЮТ, РАЗВЕРНИ СВОЮ ЗАДНИЦУ… — БЕЗМОЗГЛЫЙ ШАНК, ТЫ ИДЕШЬ НЕ В ТУ СТОРОНУ! Томас и Минхо, оба в крови, а Томас без рубашки — и ни на секунду не думайте, что Ньют не узнает от них эту историю — но они двигались слишком медленно, чтобы вовремя добраться до Дверей. — Уменьшите риск! — Ньют кричал на их шквал замечаний, продолжая бежать на них головой вперед. Казалось, прошла целая вечность, и в мгновение ока Ньют, наконец, догнал их и перебрался на другую сторону от Минхо, чтобы помочь тащить его остаток пути домой. — Не могу в это поверить… — выдохнул Минхо, находясь на грани истерики. — Вы оба… совершенно чокнутые… — Меньше разговоров, брат, у нас есть только две минуты, — задыхаясь, сказал Ньют, не обращая внимания на свою ногу и пронизывающий ветер, который начинал дуть сзади них, последнее предупреждение перед тем, как двери начнут закрываться. — У нас определенно будет разговор об этом позже! Лицемерие будет темой! — ворчал на бегу Томас. В этот момент Ньют был почти уверен, что вклад Минхо состоял в том, чтобы не отрывать ноги от земли, чтобы из-за его спотыкающихся ступней все они не упали. Даже учитывая все это, Ньют не смог сдержать горечь, поднимающуюся на поверхность. — Да, что ж, — выплюнул Ньют. — Постарайся не давать обещаний, которые не сможешь сдержать, Томми. У Томаса не было времени ответить, потому что у них оставалась одна минута, и они только что завернули за последний угол. Между ними и домом 200 метров, и нога Ньюта больше не могла держаться, она к таким вещам не привыкла. В своем безумном порыве сделать что-то, что угодно, он забыл, что это тело не было таким подготовленным, каким было у него перед смертью. Зрелище, ожидавшее их в конце пробега, было тревожным — 60 парней кричали им, подбадривая, в то время как Алби лежал на земле в нескольких футах позади, в полном бессознательном состоянии. Хотя Ньюту было любопытно, останавливаться, чтобы поглазеть, в данный момент было не уместно. 30 секунд. Но с учетом того, что Ньют и Томас выложились по полной, Минхо все равно потребовалось найти немного силы воли в заброшенном уголке своего существа и вскочить на ноги, чтобы пробежать последние несколько метров, чтобы они с трудом проскользнули в двери. Ньют и Томас сначала протолкнули Минхо в маленькую щель, затем Томас толкнул Ньюта, а затем Ньюту и Галли пришлось потрудиться, чтобы протащить Томаса, и на этом все закончилось. Несколько секунд, чтобы отдышаться, это все, что ему было нужно, но, казалось, Томас не был готов дать ему даже этого. Ньют почувствовал руку на своем плече, пытающуюся развернуть его, и что-то внутри Ньюта просто… просто треснуло. Ньют позволил Томасу развернуть его и использовал инерцию, чтобы ударить его прямо по лицу, отбросив его назад. — Ты не должен судить меня за это! — заорал Ньют, едва не лишившись рассудка от стресса. — «Вернусь к обеду» — сказал ты. «Никаких безумных планов», сказал ты. Ты обещал мне. Томас посмотрел на Ньюта как на незнакомца, как он смотрел на Ньюта, когда тот потерял голову на собрании из-за Терезы, и им овладел гнев, подпитываемый безумием. Он знал, что люди пялятся, что он устраивает сцену, но он не мог сдержать слез, навернувшихся на глаза — он никогда не хотел, чтобы Томас снова так на него смотрел. — Он спас мне жизнь, Ньют. Я облажался, — выдавил Минхо, стараясь, чтобы его голос доносился оттуда, откуда Клинт и Джефф на большой скорости уносили его в дом медаков. — Это я облажался, он спас нас обоих! Чувство вины никак не могло унять бурлящие внутри него эмоции, и Ньют не мог отвести глаз от Томаса, убежденный, что он испортил всю их дружбу, потому что не мог держать свои чертовы эмоции в узде. Он знал, что это не вина Томаса, он знал это, но он просто — он не мог... Томас медленно поднялся на ноги, слегка вытянув руки, прошептав: — Все в порядке, Ньют. Все в порядке, я клянусь, все в порядке… Воспоминания. Воспоминания о том, как Ньют всеми фибрами души борется с тем, чтобы не убить Томми, его Томми, лишь на несколько секунд лишается контроля, чтобы увидеть, как Томас подходит к нему таким же образом, пытаясь успокоить, утешить. — Ты обещал, — тихо сказал Ньют, слезы текли по его лицу с пугающей скоростью, дыхание участилось. Его трясло, и он не мог остановиться, он не мог этого сделать, он не мог сделать все это снова и все время бояться, только не снова, на этот раз ему пришлось дать отпор и… Сильные руки сомкнулись вокруг него, Томас снова и снова шептал ему на ухо одни и те же слова: — Прости, Ньют, мне так жаль. Ньют понятия не имел, как долго они так стояли, прежде чем Галли нарушил молчание. — Я ЗДЕСЬ ЕДИНСТВЕННЫЙ, КТО НЕ СОШЕЛ С УМА?! Ньют оторвался от Томаса, весь в поту из-за отсутствия рубашки на парне, что, на самом деле, почему? Галли размахивал руками и указывал куда-то, брови у него выше, чем Ньют когда-либо видел, и лицо побагровело. Ньют больше не знал, что сказать, что делать. Ничего из этого не было в сценарии. — Ты собираешься бросить меня в тюрьму? — пробормотал Ньют, потому что какая-то предательская часть его мозга решила, что его рот все еще должен иметь право говорить. У Галли дернулся глаз, и это не смешно, совсем нет, но Ньют испытывал эмоциональную перегрузку и был совершенно уверен, что сходит с ума. Ну, не совсем, он знал, каково терять рассудок, потому что… — Ньют, — сказал Томас. —Пожалуйста, ради Бога, прекрати говорить. Он сказал это вслух? — ДА! ТЫ ГОВОРИШЬ ПРЯМО СЕЙЧАС! МНЕ ПРИШЛОСЬ ВЫРУБИТЬ АЛБИ, ЧТОБЫ ОН НЕ ПОБЕЖАЛ ЗА ТОБОЙ! ПЕРЕСТАНЬТЕ ВЕСТИ СЕБЯ СТРАННО, ПОТОМУ ЧТО ОТСУТСТВИЕ МИНХО И АЛБИ СДЕЛАЛО БЫ МЕНЯ ГЛАВНЫМ, А Я НЕ ХОЧУ ОТВЕЧАТЬ ЗА ВАС, СУМАСШЕДШИХ! — закричал Галли, и прости Ньюта за то, что он так подумал, но он действительно выглядел так, будто нуждался в объятиях. — Мне не нужны чертовы объятия, Ньют. Томас, уведи его отсюда! Упс.