Между дьяволом и морем / Between the Devil and the Sea

– С тобой что-то не так, да? – спросил Шейд со своего места на матрасе. Весь день он внимательно наблюдал за другим мужчиной, подмечая его движения и выражения, которые появлялись и исчезали с его лица. – Со мной все в порядке, – не согласился Аполлон. Он сидел за столом, что-то печатая перед монитором. Он пробыл там некоторое время, работая молча, либо не замечая пристального взгляда Шейда, либо не обращая на него внимания. – Я идеален. Шейд чуть было снова не заговорил о скромности, но в последнюю секунду сдержался. Необходимо было провести черту, окончательную, которая могла бы помочь отделить человека, которого он знал сейчас, от того, кем он по глупости считал Аполлона. Все, что происходило между ними до туннеля, нужно было разложить по категориям в другой мысленной папке. Потому что вчерашняя оплошность Шейда не могла повториться. Он не мог позволить себе испытывать вожделение к своему похитителю и потенциальному будущему убийце только потому, что у них был один потрясающий секс на крыше. Он не может быть таким жалким. Он не может позволить себе быть таким. – Поскольку ты не фанат слова на букву «п», может, мне заменить его на «социопат»? – Смысл один и тот же¹, но Шейд хотел посмотреть, как отреагирует другой мужчина. Если он собирался выбраться из этого дерьма живым, то он должен лучше понять действия Аполлона. Пальцы Аполлона замерли над голографической клавиатурой, зависнув там на долю секунды, прежде чем он снова начал печатать. Выражение его лица не изменилось. – Ты сказал, что в детстве подвергался остракизму². Это и сделало тебя таким, какой ты есть? Поэтому ты так легко смущаешься и такого низкого мнения о себе? – Я продержался довольно долго, – Шейд поймал себя на том, что отвечает, сгибая ногу так, чтобы можно было положить руку на поднятое колено. – Независимо от того, как сильно дети в школе придирались ко мне или как перешептывались мои родственники, когда мы были на семейных мероприятиях, я верил своей матери, когда она говорила мне, что это их проблема, а не моя. Когда она говорила, что они просто завидовали тому, кем я был, и хотели бы обладать такой же сверхспособностью, как у меня. Его слова привлекли внимание Аполлона, он повернул голову и приподнял бровь. Шейд усмехнулся и прислонил голову к стене, невидящим взглядом уставившись на стропила. – Так она это называла. Моя сверхспособность. Для ребенка звучало захватывающе. – Ты чувствовал себя особенным, – сказал Аполлон. – Да. – Ты хочешь снова почувствовать себя особенным. Шейд взглянул на него, насмешливая улыбка не сходила с его губ. – Наверное, я всегда был чересчур доверчивым, да? Было отстойно, что Аполлон так легко уловил тот факт, что Шейд провел свою жизнь в погоне за тем же восторженным порывом, который испытывал всякий раз, когда мама гладила его по голове и говорила, что он замечательный. Прекрасное чувство, которое он испытал, поняв, что он идеален таким, какой есть. – Не будь так строг к себе, детектив. Я занимаюсь этим всю свою жизнь. Обманывать людей у меня в крови. У тебя не было ни единого шанса. Особенно когда твоя суперсила на меня не действует. Он нахмурился и снова перевел взгляд на стропила. – Это проклятие, – поправил он. – Всегда было проклятием. Я понял это в тот день, когда женщина, которая всегда говорила мне не слушать обвинений, отвезла меня в сиротский приют и больше никогда не оглядывалась назад. Она не могла смириться с тем, кем я был. Поэтому она избавилась от меня. Я был обузой. – Он потянул за свободную завязку на малиновых спортивных шортах, которые ему выдали после душа. – Я всегда был обузой. Сумрачный предвечерний свет окрашивал деревья снаружи в золотые и оранжевые тона, а когда дул особенно сильный ветер, листья шелестели. Несмотря на то, что ему не дали никакой другой одежды, кроме шорт, Шейду было удобно там, где он сидел, и на него не влияла погода середины осени. – Гейл бы с этим не согласился, – медовый голос Аполлона прорезал тишину. Он наблюдал за ним, облокотившись на край стола. Аполлон повернулся на стуле так, что оказался лицом к нему, одетый в длинные черные брюки и обтягивающую темно-фиолетовую футболку, которая ничуть не скрывала, насколько он подтянут. Шейд ненавидел охватившее его восхищение, но мужчина правда был великолепен, прост и незамысловат. У него были широкие плечи, длинный торс и ноги... Они говорили о Гейле. Он пытался получить ответы. Дерьмо. Что, вашу мать, с ним такое? Он вызвал в воображении образы мест преступлений, желудок скрутило от ужасных воспоминаний. Человек перед ним совершал ужасные вещи. Вот на чем Шейду нужно было сосредоточиться. Не на том, что произошло между ними на крыше. Черт, даже прошлой ночью он взял его силой. Такой человек не достоин восхищения. Поступать так было ненормально. У Шейда и так уже было достаточно того, что выделяло его из остального общества. Ему не нужно было добавлять к списку что-либо еще. – Мы с Гейлом – хорошая команда, – признался Шейд, нежно улыбнувшись при упоминании своего напарника. – Ты думаешь, он придет за тобой, – подхватил Аполлон. – Он был для меня семьей куда больше, чем мои родители. – С самого первого момента их встречи Гейл относился к нему так же, как и к любому другому кадету в Академии. Для него не имело значения, что Шейд мог читать его эмоции против его воли. – Хочешь знать, что он сказал, когда узнал, что я не могу отключить свою способность, как все остальные Читты? «Должно быть, тебе правда тяжело». Это был первый раз, когда кто-то подумал о его чувствах. И он не шутил. Гейл посмотрел ему прямо в глаза, сказал первое, что пришло на ум, и не солгал. – Мне нужно, чтобы ты стер это влюбленное выражение со своего лица, детектив, – предупредил Аполлон. Любая небрежность, которая была в его тоне всего мгновение назад, исчезла. Его взгляд тоже потемнел, руки теперь сжались в кулаки, словно это была не просто пустая угроза, а он на законных основаниях пытался сдержать свой нрав. – Гейл мне как брат, – сказал Шейд, реальный страх за своего друга побуждал его внести ясность. – Он не придет. Шейд выпрямился, совсем позабыв о том, что пытался успокоить его. – Он бы никогда не бросил меня. Тот факт, что я пропал... – В том-то и дело, Тень моя, – Аполлон наклонился вперед, уперев руки в бедра, – если бы ты пропал, я бы, может, и беспокоился. Ключевых слов было немного. Как бы то ни было, твой брат думает, что ты заставил меня скрываться, после того как я стал свидетелем убийства Максена. Ты не разглядел преступника как следует, поэтому считаешь, что для меня небезопасно оставаться на виду. Довольно правдоподобно. Дерьмо. – Я отправил сообщение с твоего мультислейта, доступ к которому есть только у тебя. И оно, и твой С.И.У. спрятаны в целости и сохранности в Фарадее 2.3, так что нет никаких шансов, что кто-нибудь отследит нас. К тому же, это ведь далеко не первый раз, когда ты исчезаешь из сети без предупреждения. – Откуда ты знаешь? – Я читал твои файлы. – Ты взломал мои файлы? – Он правда мог это сделать? Но ведь Шейд имел дело не просто с серийным убийцей, не так ли? Было бы довольно просто использовать мультислейт Шейда, особенно когда он без сознания, но его файлы хранились за самыми современными файерволами. Иногда, работая над делом, Шейду приходилось быстро соображать и у него не было времени проконсультироваться с Гейлом. Он и раньше прятал потенциальных свидетелей и жертв. Раз или два он даже сам ускользал, чтобы проследить путь преступника, чего было бы невозможно сделать, будь он не один. Но поскольку подобное случалось довольно часто, у них был определенный процесс. Он всегда регистрировался в течение определенного количества дней, а так как в этот раз он этого не сделал... – Прежде чем ты начнешь похлопывать себя по спине, – протянул Аполлон, – Я знаю все о твоем расписании. Ты не пропустишь регистрацию, детектив, и твой напарник не придет тебя искать. Шейд сверкнул глазами, чувствуя себя незащищенным и каким-то образом еще более обманутым, чем раньше. – В конце концов он во всем разберется. Ты не можешь держать меня здесь вечно. – Лучше молись, чтобы он этого не сделал. – Аполлон медленно поднялся со стула. – Будет прискорбно, если мне придется перерезать ему горло у тебя на глазах. Наручники снова были прикреплены к стене, но Аполлон оставил ему небольшую слабину, добрых три фута золотой цепи соединяли наручники со стеной. Услышав угрозу, Шейд вскочил на ноги, успев добраться только до центра матраса, прежде чем они помешали ему двигаться дальше. – Тебя это расстраивает? – Аполлон решительно шагнул вперед, не обращая внимания на то, что Шейд сердито дернул за цепи. – Если на тебя так сильно действует одна только мысль об этом, представь, каково это будет на самом деле – стать свидетелем его смерти. – Ты сумасшедший! – Вот почему тебе следует отбросить надежды на спасение, – продолжил Аполлон. – Если кто-нибудь придет за тобой, если кто-нибудь приблизится к тебе, – я убью их. Если это не то, чего ты хочешь, тогда я предлагаю направить отчаяние, которое ты чувствуешь, в другое место. – Теперь он добрался до матраса и шагнул на него, явно не заботясь о том, что может сделать Шейд. Шейда оттолкнули назад так быстро, что он чуть не упал, врезавшись в стену. Он резко вдохнул, когда Аполлон последовал за ним, прижимаясь всем телом к нему так, что их груди и бедра были прижаты друг к другу. – Попробуй вместо этого отчаянно нуждаться во мне, детектив, – предложил Аполлон, поднимая руки, чтобы закрыть Шейду обзор так, чтобы он мог смотреть только вперед, прямо на него. Когда Шейд двинулся, чтобы ударить его головой во второй раз, пальцы Аполлона вцепились ему в волосы и дернули назад с такой силой, что от острой боли у него перед глазами вспыхнули звезды. Он точно вырвал пару прядей у него из головы. – Если ты причинишь боль Гейлу... – Я на этом не остановлюсь, – оборвал его Аполлон. – Я перережу ему горло так глубоко, что будет чудом, если его голова останется прикрепленной к остальному телу. Ты знаешь, что я не лгу. – Все, что ты когда-либо делал, – это лгал мне, – заметил Шейд. Однако он поверил ему. Что-то в особой ярости в его глазах и в том, как его пальцы все еще властно вцеплялись за волосы, говорило ему, насколько серьезным был этот разговор. Если Гейл когда-нибудь наткнется на это место и Аполлон будет поблизости... – Он мой единственный друг. – Он ненавидел легкую дрожь в своем голосе, но он не стал бы ставить свою гордость выше жизни Гейла. Некоторые вещи были важнее того, что другие люди думали о нем. Возможно, это было всего лишь его воображение, но ему показалось, что Аполлон немного смягчился, напряжение на его лице спало, плечи расслабились. – Ты хочешь спасти его, детка? – Аполлон приподнялся над ним, матрас заскрипел под его ногами. Он все еще был прижат к нему, но что-то в прикосновении изменилось, воздух потрескивал от напряжения другого рода. – Зачем ты это делаешь? – Шейд посмотрел ему в глаза, не в силах смотреть куда-либо еще, когда он стоит так близко. – Продолжаешь задавать мне вопросы, как будто мой ответ что-то изменит. – Конечно, изменит, – поправил он. – Я хочу узнать тебя получше. Как я могу это сделать, если мне не удастся вовлечь тебя в разговор? – А если я скажу что-то, что тебе не понравится? – Тогда тебя ждет наказание. – Аполлон пожал плечами, словно это было проще простого. – Попробуй вместо этого сказать что-нибудь, что мне понравится. Посмотрим, что получится. – Ты не хочешь узнавать меня получше, – лаконично сказал Шейд. – Ты хочешь, чтобы я сыграл роль того, кем не являюсь, чтобы потакать... – Чему? – Этому, – Шейд постучал ногой по матрасу, а затем повернул голову так сильно, как только мог, чтобы указать на комнату, – тебе. И всему, чего бы ты ни пытался здесь достичь. – Я уже объяснял, но ты явно не слушал. Обрати внимание, Шейд. Ты здесь, потому что я этого хочу. Я взял тебя, потому что хотел тебя, и я собираюсь оставить тебя по той же причине. Ты будешь именно тем, кто ты есть, потому что именно этот человек привлек мое внимание. Если есть вредные привычки, от которых нам нужно избавиться, мы избавимся от них, без проблем. Это может быть даже забавно. Но ты не будешь стоять здесь и лгать мне, чтобы успокоить или подшутить надо мной. Я понимаю, ты привык быть главным, но давай проясним ситуацию прямо здесь и сейчас. Аполлон поднял другую руку и положил ее Шейду на горло, ухмыляясь, когда прикосновение заставило его поморщиться, даже без необходимости сжимать. – Я здесь главный, детка. Отныне я для тебя – все. Я твое чертово солнце, а ты моя маленькая тень. Весь твой мир вращается вокруг меня, а взамен я обеспечу тебе тепло, уют и безопасность. Должно быть, Шейд слишком сильно ударился головой о стену, потому что насмешливо фыркнул, прежде чем успел одуматься. И он, и Аполлон напряглись одновременно, хотя и по разным причинам. – Что-то смешное, детка? – Давай, расскажи мне, – сказал Шейд, пытаясь, и в основном преуспевая, придать своему голосу твердость. – Как это должно сработать? Чего ты хочешь от меня на самом деле? Зачем проходить через все эти неприятности? Это отличается от твоего обычного стиля работы. – Он указал на компьютер. – Ты фотограф. Отсюда ты можешь работать до тех пор, пока у тебя не закончатся материалы и твой говнюк босс не заподозрит неладное. Не забывай, тебя могут уволить. А я? Я агент М.П.Ф., Аполлон. В конце концов, когда я не появлюсь, агентство пришлет за мной людей. Высококвалифицированных специалистов, которые так просто не попадутся в ловушку. – Ты высококвалифицированный специалист, – отметил он, – и я отлично тебя поймал. Шейд понизил голос: – Меня обманули. Ты собираешься подружиться с каждым агентом, которого они пошлют на эту планету, а затем сделать то же самое с ними? – Нет, – он покачал головой. – Я никого не хочу так, как тебя. У меня никогда такого не было. Уверен, я уже говорил тебе об этом. Поскольку, похоже, ничего не получается, позволь мне попробовать еще раз, используя слова, которые ты точно поймешь. Аполлон более тщательно обхватил рукой горло Шейда, его большой и указательный пальцы легли прямо под нижней челюстью. – Ты стал навязчивой идеей психопата. Честно говоря, я немного удивлен, что в твоей карьере это случилось впервые, учитывая все те случаи, с которыми ты сталкивался за последние пять лет. Но это все-таки произошло, и если ты думаешь, что есть шанс, что ты когда-нибудь сможешь сбежать, то ты бредишь. Я не ловлю и не отпускаю. – Ты убиваешь. – Изображения с места преступления снова вернулись, только на этот раз он пожалел об их возвращении. Его желудок перевернулся. – Может быть, в конце концов я от тебя избавлюсь, – промурлыкал Аполлон, – но точно не сегодня. Сегодня мы приходим к взаимопониманию, ты и я. Закладываем основу для нашего совместного будущего. – В качестве твоей игрушки? – Шейд сглотнул и почувствовал, как от движения ладонь прижалась к горлу. – Я пас. – Ты не можешь мне отказать. У тебя вообще нет права голоса. – Ты не можешь держать меня здесь, словно я какая-то вещь, – настаивал Шейд. – Даже если ты замел следы, у нас рано или поздно закончатся еда и припасы. Когда это произойдет, что тогда? Ты пробираешься обратно в город и надеешься, что никто не заметит? Не говоря уже о том, что ты сойдешь с ума еще больше, если мы останемся здесь вдвоем. – Мне нет дела ни до кого другого, – не согласился Аполлон. – До тебя я предпочитал свою собственную компанию. Что касается остального, мы разберемся по мере поступления. Я не даю обещаний о том, как долго все будет продолжаться. Я не знаю ответа, Шейд. Поверь мне, я бы хотел знать, потому что тогда я бы знал, как долго мне придется справляться с этими чужеродными эмоциями, которые я испытываю по отношению к тебе. – Эмоции? – Он хмыкнул. – Они не могут быть положительными. Ты не поступаешь так с людьми, которые тебе нравятся. Похищение, изнасилование, убийство... – Если ты пытаешься заставить меня увидеть ошибочность моих действий, то напрасно тратишь свою энергию. Я не испытываю таких эмоций, как раскаяние или сочувствие. Я читал определения в книгах, конечно, я понимаю суть. Но я их не чувствую. Последние слова привлекли внимание Шейда. Эмпат, который не испытывал сопереживания? – А как насчет того, что испытывают другие люди? Разве ты не читаешь и не чувствуешь их эмоции? – Я ничего не чувствую от других людей, – признался Аполлон. – Я знаю, что они чувствуют, но сам я этого не чувствую. Когда тебе страшно, как сейчас, у меня на языке появляется горький привкус, как у перезрелой вишни. – Он улыбнулся. – Мне нравится вкус. – Ты... пробуешь эмоции на вкус? – Шейд никогда раньше не слышал о подобных способностях. Но, с другой стороны, в медицинских учебниках не было написано и ни о ком подобном ему. Они оба были аномалиями. Он отказывался позволить этому изменить его восприятие другого человека. Отказывался. – И общую энергетику людей. Знаешь, каков ты на вкус, детка? – В горле Аполлона заурчало от удовольствия. – Шоколад. Всегда шоколад. До сих пор только у одного человека был такой вкус. У моего отца. – Я уже знаю о твоих проблемах с отцом, но честно? Фу. – Что? Не нравится думать, что напоминаешь мне моего отца? Не волнуйся, это не так. Немного похоже, но далеко не то же самое. Твоя базовая нота несладкая, но меняется в зависимости от твоего настроения и чувств. Вишня в шоколаде, когда тебе страшно, молочный шоколад, когда ты счастлив, темный шоколад, когда ты злишься, карамель в соленом шоколаде, когда ты в муках наслаждения... – Я понял. – Ему вдруг стало крайне неуютно, хотя он и не мог точно сказать почему. Не то чтобы это было более странным, чем все остальное. Но все же у него внутри было такое чувство, будто кто-то скребется. И хуже всего было то, что он не мог сказать, было ли это совсем плохо или нет. Черт бы побрал его в молодости за то, что он развил в себе потребность во внимании. – Еще одно, – сказал Аполлон. – Знаешь, каков ты на вкус, когда смотришь на меня? Это не изменилось, детектив, ни разу, даже когда ты увидел, как я выпотрошил того ублюдка Максена, или когда проснулся прошлой ночью и понял, что закован в цепи и находишься в моей власти. Клубника в шоколаде. Немного сладковатая, немного горьковатая. Очень неуверенная, даже с самого начала. С того момента, как ты столкнулся со мной в коридоре, когда наши глаза встретились, – вот что ты излучал. Тебе понравилось то, что ты увидел. – Тогда я не знал, что ты серийный убийца, – напомнил он, но это было бесполезно, и они оба это знали. Аполлон усмехнулся немного жестоко, явно не желая даже допустить, чтобы ему понравилась эта идея. – А что было десять минут назад, когда ты трахал меня глазами? Все, что я делал, – это просто сидел, и тогда ты знал все о моих наклонностях. Ты же сам сказал. Психопат. Психопаты проявляли ненормальное или насильственное поведение в социальных условиях. Им не хватало способности отличать правильное от неправильного, и, как правило, они действовали, повинуясь своим импульсам. Если Аполлон действительно был именно таким, то ничто из сказанного Шейдом не могло убедить Аполлона в том, что это неэтично. Не имеет значения, сколько раз слово «нет» вылетит из его уст, Аполлон возьмет и будет продолжать брать все, что, блядь, ему заблагорассудится, не считаясь с личными желаниями или эмоциями Шейда. – Маринованные огурчики в шоколаде, – заявил Аполлон. – Типичный вкус дурных предчувствий, маринованные огурчики. Кисло-сладкий и острый. Что случилось, детка? До тебя наконец дошло, что ты стал собственностью настоящего психа? Ты что, раньше просто бросался этим словом, чтобы быть милым? Не сработало. Ты просто меня разозлил. Глаза Шейда слегка расширились, когда рука на его шее напряглась. Давления было недостаточно, но напоминание об угрозе, которую он представлял, было ощутимым. Аполлон подражал окружающим его людям, точно определяя, какой тип личности представить миру, чтобы скрыть свою истинную натуру. Даже если кто-то в конечном итоге станет скептически относиться к отсутствию Шейда, вероятность того, что они когда-либо сочтут Аполлона виновным, была практически нулевой. Когда Шейд выказал по отношению к нему хотя бы намек на подозрение, Аксель немедленно встал на защиту Аполлона. А Дарио, человек, проработавший в полиции более тридцати лет, улыбнулся и назвал Аполлона малышом. Читта, который был неспособен испытывать весь спектр человеческих эмоций. Читта, который хранил один из самых темных, запутанных секретов, о которых Шейд когда-либо слышал. Читта, который был психопатом. Даже одно из этих открытий казалось невероятным для ушей Шейда, не говоря уже обо всех. – Кто ты? – спросил он, но был уверен, что на самом деле не хотел ответа. Конечно же, когда губы Аполлона растянулись в уже знакомой злой усмешке, Шейд вздрогнул. – Я – Солнце или я – Дьявол, – на самом деле зависит от того, как ты на это посмотришь. Как солнце, я сожгу всю твою неуместную ненависть к себе. Я отгоню все нежелательные посторонние эмоции, так что останешься только ты, плавающий в своем сексуальном сознании. Я растоплю твое упрямство и помогу тебе увидеть, что ты идеален именно таким, каким тебя создали. Я буду окутывать тебя своим теплом, пока в конце концов ты не будешь умолять меня не покидать твою орбиту. Все, что тебе нужно сделать, – это принять меня, детка. Просто покорись своей судьбе. Он должен все прекратить, хранить молчание и отказаться поддаваться этому разговору или нездоровому любопытству, наполняющему его разум всевозможными вещами, о которых лучше не знать. Он должен остановиться. Но Шейд никогда не умел держать рот на замке. – А если я откажусь? – В любом случае он всегда был больше ночным парнем. Тогда на улице было меньше людей. Аполлон крепче сжал его горло, на этот раз с достаточной силой, чтобы заставить его задохнуться, и наклонился, чтобы деликатно прижаться своим греховным ртом к изгибу уха Шейда. – Тогда я буду дьяволом, – хрипло прошептал он, – и это будет твой личный ад.