Между дьяволом и морем / Between the Devil and the Sea

Ему не нужно было видеть свое отражение, чтобы знать, что он чертовски привлекателен, но Аполлон все равно потратил лишнюю минуту, чтобы посмотреть на себя в зеркале, что висело над раковиной. Его темные волосы были завитыми и влажными после душа, который он только что принял, белое полотенце было низко закреплено на бедрах, чтобы подчеркнуть стройность его торса и то, как горячая вода придала его коже розоватый оттенок. Рельефные мускулы и дьявольский блеск в глазах. Он ухмыльнулся, наслаждаясь предвкушением. Это заняло у него пару дней, но в конце концов он убедил детектива подняться к нему домой. До сих пор Шейд упрямо спал в своей машине, припаркованной перед домом, – крошечный акт неповиновения, который не должен был беспокоить Аполлона так сильно. Но он был зол. Даже зная, что единственной причиной, по которой детектив продолжал отказываться, было какое-то неуместное чувство долга и страх, что если они останутся наедине, то окажутся в ситуации, подобной той, что была на крыше. Он не ошибался. Воспоминания преследовали Аполлона с тех самых пор, как это случилось. Если бы он закрыл глаза, то смог бы представить, как Шейд дрожал рядом с ним, как вздрагивали его плечи, когда он отчаянно боролся со своими желаниями. Мило, но привлекательность потеряла свой блеск, и ни Аполлона, ни его ноющий член больше не забавляло упрямство другого мужчины. Отвлекающий маневр, для которого ему следовало бы приложить больше усилий, чтобы освободиться, и все же... в отличие от детектива, Аполлон не боролся со своими побуждениями. Вступать в войну с самим собой было заранее проигранной битвой, на которую, как он уже давно понял, не стоило тратить ни времени, ни сил. Тем не менее эта маленькая одержимость, которая у него развилась, уже не была такой маленькой, и его планы относительно Шейда практически поглощали каждое мгновение его бодрствования. Все было по-другому. Аполлон не привык желать чего-либо так сильно. Даже охоты. А ведь большую часть дней это было все, ради чего он жил. Все, что могло вытащить его утром из постели посреди в остальном унылого мира. Все и вся было скучным. Даже то, что раньше привлекало его, например, процесс слежения и разбор жизни другого человека по частям. Попытки точно определить, где у них что-то пошло не так, что именно заставило их сорваться. Он мог точно определить события, которые привели к тому, что он стал таким, каким был. И для него было своего рода развлечением пытаться собрать воедино то, что вызвало то же самое у других. Однако не всегда была очевидная причина или даже не обязательно причина вообще. Некоторые люди просто были злыми от рождения, и никакое копание в их жизнях не смогло бы доказать обратное. Он не был уверен, подпадает ли он под эту категорию, потому что как он мог быть таким? Сколько он себя помнил, он всегда таким был. Всегда был просто самим собой. Независимо от того, родился ли он со своей дьявольской натурой или ее вырвали из него, ответственность за это нёс кто-то другой. Его отражение смотрело на него в ответ. Выражение лица внезапно помрачнело, губы сжались в тонкую линию, когда образы его сестры против воли всплыли на передний план в его сознании. Он разобрался с той проблемой и разберется с этой. Выпрямившись, он в последний раз расчесал волосы пальцами, а затем вышел из ванной, оставляя за собой шлейф пара в гостиной, где он ранее оставил детектива. Как обычно, в ту секунду, когда он заметил Шейда, его захлестнула волна эмоций. Возбуждение, ажиотаж, злость и глубоко укоренившаяся потребность, – все это сжимало его грудь, побуждая пересечь комнату, схватить детектива сзади за шею и повалить его на стол, чтобы он мог... Шейд поднял взгляд, наконец заметив его: – Привет. Извини, я уберу. Он сидел в центре черного кожаного дивана, примостившись на краешке так, чтобы иметь возможность переводить взгляд между своим мультислейтом и стеклянным кофейным столиком перед ним. Стол, как и большинство других, одновременно служил компьютером, и по его поверхности мелькали изображения и надписи. Аполлон мельком увидел сломанные конечности, когда Шейд провел ладонью по изображениям, отправляя их в цифровую папку в углу стекла. Фотографии ничего не значили для Аполлона. Зрелище кровавой бойни никогда его не трогало. Не этого он добивался. Он заставил свои губы приподняться в слабой улыбке, небрежно поднося к затылку полотенце поменьше, которое принес с собой, и взъерошил волосы. – Не беспокойся. Я не брезглив и обещаю не просматривать секретную информацию. – Он уже прочитал все, что у них было по этому делу. В конце концов, сближение с Шейдом пошло на пользу. Было даже слишком просто – взломать мультислейт этого человека. – Я действительно не должен. – Шейд заколебался, его пальцы зависли над серединой экрана. Самым очевидным наблюдением, которое Аполлон сделал о детективе, было то, что его легко можно было счесть трудоголиком. Не потому, что ему действительно нравилась его работа – на самом деле все было совсем не так, – а из-за отсутствия других интересов. Шейд ничего не делал в свободное время, кроме длительных пробежек так далеко от цивилизации, как только мог, и на этом все заканчивалось. Там, где Аполлон научился любить и принимать то, что он Читта, перевозбужденный мозг Шейда вызывал у того отвращение к тому, кем он был. Неспособность сосредоточиться ни на чем другом, кроме чувства жалости к себе. Как правило, подобное должно было вызвать у Аполлона отвращение, но произвело противоположный эффект. Он не хотел наказывать Шейда за слабость и самобичевание. Он хотел выманить мужчину из его скорлупы и познакомить с реальностью. В тот момент, когда он услышал, что родители Шейда оставили его в сиротском приюте, увлечение Аполлона переросло в полномасштабную одержимость. Они оба были отвергнуты своими семьями. Людьми, которые должны были любить их безоговорочно. Но Аполлон пошел одним путем, а Шейд – другим. Сначала ему было любопытно, насколько разными они оказались. Потом случилось то, что случилось на крыше, и он осознал правду. В конце концов, они не так уж сильно отличались друг от друга, просто детектив боялся своей темноты. Боялся того, чем может все закончиться, если поддастся ей. Несмотря на все его жалобы, что он не мог отличить свои эмоции от эмоций окружающих его людей, Шейд был явно напуган собственными чувствами. Достаточно того, что он пытался притвориться, что их не существует. Было ли это связано с отказом его родителей или вызвано чем-то другим? Аполлон собирался выяснить. Он собирался выяснить все о Шейде Йоре. Лучший способ завоевать кого-то – полностью раскрыть его. Познакомить с вещами, которые вызывали у него дискомфорт. Пролить свет на скелеты в его шкафу и понаблюдать, как он отреагирует, когда будет вынужден встретиться с ними лицом к лицу. В прошлом, когда он нацеливался на кого-то, Аполлон действовал умно, избегая прямого контакта. Не было ничего, что связывало бы его с кем-либо из его жертв, никаких следов, на которые полиция могла бы даже потенциально наткнуться. Ему приходилось все делать со стороны, тщательно плетя свою паутину, заманивая свою добычу именно туда, куда он хотел, прежде чем нанести удар. С Шейдом все было по-другому. Ему не только не нужно было прятаться, но и не хотелось. Расстояние между ними и так было слишком велико. Что, если сделать шаг назад и избежать нахождения с ним в одной комнате? Глаз Аполлона гневно дернулся при одной только мысли об этом, и он быстро скрыл раздражение за широкой дружелюбной улыбкой. Ему следовало сбросить детектива с крыши в тот день, но было слишком поздно поворачивать время вспять. Что сделано, то сделано. Аполлон уступил своим низменным желаниям, и теперь ему приходилось расплачиваться за это. Или Шейду. – Чем скорее ты разберешься с этим, тем скорее сможешь перестать ходить за мной по пятам, – поддразнил Аполлон; ухмылка искривила его губы, когда Шейд опустил взгляд. Соблазнять было легко, когда ты знал, куда нажимать и поглаживать. – Я не имел в виду, что мне не нравится, когда ты рядом, – поправил он, стараясь, чтобы его тон звучал несколько извиняющимся, хотя он сделал это нарочно. – Хотя я уверен, что ты предпочел бы заниматься другими вещами. Ходить за мной на работу и обратно и спать в машине не очень-то весело. – Если бы меня это так сильно беспокоило, я бы принял предложение Дарио назначить охрану, – мягко сказал ему Шейд. Офицер сделал такое предложение? Хорошо, что Шейд не принял его. Аполлон не был уверен, как бы он поступил, если бы это произошло. Аполлон склонил голову набок, ожидая, что Шейд продолжит, но, когда стало ясно, что он закончил, спросил: – Тогда почему ты все время кажешься таким подавленным? Шейд нахмурился. – Я? – У тебя сейчас такое щенячье выражение лица. – Он обвел пальцем свое лицо, а затем вернулся к сушке волос, не забывая при этом вытягивать руку и сгибать ее. Конечно же, взгляд Шейда опустился к его груди, задержавшись там на долгое мгновение, пока его зрачки не расширились, а розовый язычок не высунулся, чтобы облизать губы. – Возможно, описание не совсем правильное. – Аполлон притворился, что раздумывает. –Не подавленный, скорее, рассеянный? – Я работаю, – сказал Шейд. – А как насчет?.. – Он постучал себя по виску рукой, в которой не было полотенца, и от этого движения его мышцы напряглись. Взгляд Шейда снова задержался на нем. Работает. Аполлон едва не фыркнул. – Мигрени приходят и уходят, – сказал Шейд, прочищая горло. Он оторвал взгляд от пупка Аполлона и встретился с ним взглядом. – Но мне не приходилось беспокоиться о насыщении, с тех пор как я начал повсюду следовать за тобой. Как раз Аполлон был тем, кто следовал за Шейдом, но он держал этот лакомый кусочек при себе. Что-то подсказывало ему, что детективу не понравится слушать о том, как он преследовал его всю неделю после их совокупления на крыше. – Даже когда ты ходил со мной в офис? – Работа была напряженной, людей было больше, чем он мог сосчитать. Все это время он думал о Шейде, но мужчина лишь пару раз открыто поморщился. – Да. – Он издал невеселый смешок. – Кто знает? Может быть, я внезапно начинаю исправляться. – Случилось что-нибудь, что заставило тебя так думать? – Аполлон понимающе ухмыльнулся, когда румянец залил щеки Шейда. Для крутого парня, который вел себя холодно с другими, Шейд был легкой мишенью. Не было никакой проблемы в том, чтобы поставить его в неловкое положение, что, без сомнения, было побочным эффектом низкой самооценки. – Возможно, прорыв в расследовании? Они оба знали, что он имел в виду крышу, но Аполлон дал ему выход. Толкай и тяни. Вот как это работало. И он был мастером в этом деле. – К сожалению, – Шейд разочарованно постучал по одной из папок на столе, закрывая ее, и откинулся на спинку дивана, – нет. Мы все еще ищем Максена, но похоже, что этот парень – призрак. У него нет знакомых, друзей или семьи, и, хотя, с тех пор как он сбежал, программа распознавания лиц была запущена, никаких обращений не поступало. И не поступит. Аполлон позаботился об этом. До тех пор, пока Максен будет продолжать выполнять приказы, словно пешка, кем он и являлся, Аполлон будет продолжать в том же духе. Максен был таким же инструментом для Аполлона, как пила для костей. Как только инструмент ломался или переставал быть полезным, он выбрасывал его и получал замену. – Боишься, что придется задержаться со мной на некоторое время, детектив? – Аполлон отшвырнул полотенце поменьше в сторону, и оно приземлилось на спинку одного из стульев в столовой. Само помещение было довольно небольшим, с гостиной и специально отведенной обеденной зоной, сливающимися в одно целое. Кухня была отгорожена наполовину стеной, а вход находился сразу за единственным коридором, который вел в ванную и спальню. Других комнат не было. Аполлон содержал свое жилище в чистоте и опрятности, на стенах висели спортивные плакаты в рамках – хотя ему было наплевать на спорт – и пара произведений искусства, подаренных ему галереями за эти годы. Те, к кому он действительно испытывал симпатию. Фотография была лучшим прикрытием, которое он мог придумать, и именно поэтому он занялся ею, но он быстро понял, что в художниках есть что-то такое, с чем ему нравится находиться рядом. Они были грубыми и открытыми. Чем отличались от большинства людей на планете. Все всегда пытались спрятаться. От всего мира. От самих себя. Включая взъерошенного детектива, все еще сидящего перед ним. И он не просто имел в виду тот факт, что Шейд не боялся, что ему придется проводить больше времени с Аполлоном. Все было наоборот. Он хотел быть в компании Аполлона. Это было ясно как божий день, даже если он отказывался в этом признаваться. Даже если он отказывался спрашивать, почему между ними больше ничего не произошло после того случая на крыше. Детектив действительно слишком упрощал ему задачу. – У тебя отличная квартира, – сказал Шейд. – Ты арендуешь или купил? – Я владелец. – Аполлон помолчал секунду, а затем добавил: – Я имею в виду здание. Шейд моргнул, глядя на него: – Ты что? – Родители оставили мне значительное состояние, когда ушли из жизни. Технически, мне не нужно работать. Просто работа дает мне возможность чем-то заниматься. Что ты планируешь делать, когда все уладится? – Он сменил тему в миллионный раз, наблюдая за замешательством, отразившимся на лице Шейда. – Кажется, ты из тех, кто умеет планировать. Каков твой план? Продолжишь подниматься по служебной лестнице, и что потом? – Почему ты спрашиваешь? – Шейд склонил голову набок. – Просто поддерживаю беседу. – Он улыбнулся и откинулся на край подставки для телевизора, прижатой к стене позади него. – Пытаюсь узнать тебя получше. Ну же. Я обещаю никому не рассказывать. Чего ты хочешь? – Чего я хочу? – Он сделал вид, что обдумывает, прежде чем заявить насмешливым тоном. – Семейную идиллию? Интересно. Аполлон не ожидал такого ответа. Однако он узнал о детективе еще кое-что. Все в нем казалось очевидным, но потом он выкидывал что-нибудь подобное и доказывал, что внешность может быть обманчивой. Аполлону нужно было копнуть глубже. – Поверь мне, это не все, чем кажется на первый взгляд. – Его улыбка дрогнула, и на этот раз не нарочно. Он медленно втянул воздух через нос, пытаясь подавить внезапный прилив гнева, который грозил испепелить его изнутри. Он не мог позволить детективу увидеть его, пока не был готов показать ему эту часть себя. Однако Шейд вцепился в это откровение, как собака в кость. – В твоей семье не все было хорошо? – До того, как они умерли? – Он фыркнул. – Нет. Шейд молча ждал, очевидно, надеясь, что Аполлон откроется сам. Черт возьми. – Моя сестра была жестокой, – сказал Аполлон. – И когда мои родители узнали, они ничего не сделали, чтобы остановить ее. – Когда выражение лица Шейда совсем не изменилось, любопытство взяло верх и он попытал счастья. – Хочешь услышать самую запутанную часть? Я был благодарен огню, который унес их. Шейд продолжал наблюдать за ним, и Аполлон не смог прочитать, что он чувствует. Словно детектив полностью отрезал себя от всего остального. – Бьюсь об заклад, теперь ты думаешь, что я чудовище. – Большинство людей так и думали, когда слышали, как он говорит о своей семье, по крайней мере, когда он не играл роль оплакивающего сына и брата. Роль, которая, к сожалению, была бесконечной. Каждый раз, когда речь заходила о них, он был вынужден притворяться, что переживает из-за их потери, вместо того чтобы радоваться, как ему действительно хотелось. – Почему я должен так думать? – спросил Шейд. – Я только что сказал тебе, что рад, что моя семья мертва. – А еще ты сказал, что они причинили тебе боль, – отметил он, говоря так, словно это был очевидный ответ на простую проблему. – Было бы куда более странно, если бы ты чувствовал себя виноватым перед людьми, которые плохо с тобой обращались. Предполагаю, что жестокое обращение было чем-то большим, нежели обычные сестринские издевки. Это был не вопрос, но Аполлон все равно поймал себя на том, что отвечает: – У нас было восемь лет разницы. Она разозлилась, когда родители сказали ей, что она больше не будет единственным ребенком в семье. Она выместила свой гнев на мне. У меня на ступнях следы ожогов от всех тех раз, когда она и ее друзья тушили свои сигареты о мою кожу. Однажды, когда мне было четыре года, она выперла меня из дома во время снежной бури, и я чуть не замерз насмерть. В другой раз она побрила мне голову, пока я спал, в ночь перед днем фотографии в школе. Мне тогда было шесть. Как взрослый, совершавший ужасные поступки, Аполлон теперь мог признать, что ее поступки были по большому счету пустяком, но все могло быть намного хуже, если бы только она проявила достаточно изобретательности. Но это не отменяло того факта, что кульминацией всех тех событий стал перелом чего-то внутри него. Ему нравилось то, кем он был. Но это не означает, что ему должно было нравиться то, как он туда попал. Не означает, что он не мог радоваться, что эта сука и защищавшие ее придурки сгорели заживо. – Не похоже на семейное счастье, – сказал Шейд через мгновение. – Я же тебе говорил. – Нет, – покачал он головой, – я имею в виду, что мы с тобой оба в одинаковом затруднительном положении. Мы никогда не знали, что такое безопасность любящей семьи. Это то, чего я хочу. Из некоторых подслушанных разговоров Аполлон понял, что у Шейда была глубоко укоренившаяся потребность быть желанным. Что было во многом причиной его проблем с низкой самооценкой. Он думал, что недостоин любви и что никто никогда не подарит ему ее. Эта идея разъедала его изнутри и заставляла внутренних демонов ополчаться на него. – Наши демоны созданы не для того, чтобы уничтожать нас. – Аполлон поймал себя на том, что говорит; его голос стал низким и хриплым, теряя тщательно продуманный оптимистичный тон, который он всегда так тщательно сохранял. Единственный раз, когда он ошибся в присутствии детектива, был на той крыше. И, как и тогда, Шейд вздрогнул от этого звука. – Ты должен сосредоточиться на том, чтобы повернуть их наружу, а не внутрь, – вот для чего они на самом деле нужны. Владей ими, вместо того чтобы прятаться от них. Поверь мне, Шейд, оно того стоит. Шейд заерзал на своем сиденье, когда Аполлон выпрямился и направился к нему, но не отстранился. Его голова медленно поднималась и откидывалась назад, когда Аполлон подходил ближе, так что их глаза оставались прикованными друг к другу. – Ты хочешь, чтобы о тебе заботились, детка, – вкрадчиво протянул он, на мгновение раскрывая свою истинную натуру, позволяя ей проявиться так, что детектив, без сомнения, уловил проблеск озорства и намек на волнение, написанные на его лице. – Хочешь сидеть сложа руки и переложить все скучные дела на кого-нибудь другого. – Я не ребенок, – заявил Шейд, но в его словах не было той язвительности, которую он, без сомнения, хотел в них вложить. Его щеки снова окрасились в темно-розовый оттенок. – Я никогда не подразумевал, что это так. Нет ничего постыдного в том в желании, чтобы кто-то взял бразды правления в свои руки, детектив. Шейд вздрогнул, и Аполлон слишком поздно осознал свою ошибку. Шейд вскочил на ноги и обогнул стол, остановившись на другом конце, чтобы между ними было некоторое расстояние. То, что Аполлон назвал его детективом, напомнило Шейду о его репутации, заставив поспешно вернуться к тому шаблонному представлению о том, каким должен быть респектабельный человек, а каким – нет. Учтем. – Если ты так убегаешь, – сменил тактику Аполлон, – как, по-твоему, я тебе поверю, когда ты утверждаешь, что мои демоны тебя не отталкивают? Ты даже за себя постоять не можешь. – Это другое. – Ему не нравилась мысль о том, чтобы причинить боль Аполлону, и он с легким раздражением провел рукой по волосам. – Мы не одинаковые. – Разве? – Нет. Ты, – Шейд махнул на него рукой, его плечи заметно ссутулились, – идеален. Ты всем нравишься. – Никто не знает, что я думаю о своей семье, – отметил он, но Шейд покачал головой. – Они не стали бы думать о тебе хуже, если бы знали всю историю целиком. – Ты действительно в это веришь? Ты не можешь быть настолько наивным, ты же Читта. – Он знал, что чувствуют люди в глубине своих почерневших душ, так же как и Аполлон. – Я не думаю о тебе хуже, – настаивал Шейд. – И был бы не единственным, кто скажет тоже самое. – Может, и нет, – ответил ему Аполлон, – но ты был бы единственным, кто так думает. Если, конечно, ты действительно так считаешь. – Конечно, считаю. – Казалось, он был оскорблен этим обвинением. – Ты мне нравишься. Аполлон приподнял бровь, в очередной раз удивленный: – Даже несмотря на то, что я не идеален? – Тебе и необязательно быть таким, – сказал Шейд. – Я тоже хочу узнать тебя получше. Что означает знакомство с твоими демонами, как ты их называешь. Покажи мне. Я не убегу. Поверь мне, я работаю детективом уже десять лет. Я видел все. – Видел все? – По какой-то причине Аполлону не понравилась идея о том, что Шейд играет с демонами других людей. Он хотел полностью сосредоточить все его внимание на себе. Он больше не хотел ни с кем делиться. Даже с Максеном. И определенно, не с его чересчур прилипчивым напарником. Это было... опасно. И для него, и для его маленькой Тени. В конце концов, независимо от того, верил ли Шейд в то, что говорил, или нет, он попытается сбежать в ту же секунду, как узнает, кем на самом деле был Аполлон. Точно так же, как родители Аполлона. Точно так же, как поступила его чудовищная сестра. Та, что изуродовала его тело и запятнала душу, когда посмотрела ему прямо в глаза и назвала психом со всей язвительностью, на которую была способна. После этого у него возникло искушение сжечь ее серной кислотой в качестве поэтической справедливости, но огонь был более разумным способом избавиться от конкретных кошмаров. Он смирился с этим. Он не поступил бы иначе, будь у него такая возможность. Его отец сказал ему, что все будет хорошо и что они все понимают. Что они приняли его. Затем он застал своих родителей за обсуждением отправки его с планеты на какой-то медицинский корабль для тестирования. Его. Не его сестру, которая тем утром столкнула его с лестницы так, что он сломал запястье. Они знали. Его мама видела, как все происходило. Они поклялись, что принимают его таким, какой он есть. Что все еще любят его. Они солгали. Шейд утверждал, что может принять его? Да помогут ему Небеса, если он тоже лгал, потому что, пускай Шейд еще не осознал, но он противостоял не среднестатистическому заурядному демону. Аполлон был дьяволом. А дьявол не брал пленных.