Часть 47
9 сентября 2023 г. в 19:26
Утро.
Свет режет глаза. Бесит.
Когда это я умудрилась очутиться в постели? Шёлковые простыни, шёлковая ночнушечка… Интересненько.
Видимо, Хюсуку доложил о моих попытках выпутаться из одеяла, потому как на пороге появляется сестрёнка Камбэ. Чёрт, однажды я обязательно разберусь, кем она мне теперь приходится!
— Привет, Сузуэ, — улыбаюсь я. — Я вполне жива, если что. Правда, понятия не имею, как доползла до этой комнаты.
— Я рада это слышать, — кивает она в ответ. — Венда-сама…
— Просто Венда, — в очередной раз поправляю я. — Да?
— Я принесла вам…
— Тебе, — не стесняюсь перебивать я.
— Хорошо… Я принесла тебе таблетки и сейчас вызову врача.
— Спасибо, Сузуэ. Врача не надо, а вот таблетки да, наверное, стоит выпить…
Вчерашний вечер в моей голове сохранился в виде разобранного пазла. Но вот вопрос: хочу ли я его собирать?
Глотаю противозачаточные и запиваю водой. Сузуэ всё ещё рядом. Очевидно, ждёт, что я попрошу о чём-нибудь ещё. А я и прошу:
— Мне, если можно, вашего самого крепкого алкоголя. Самую большую бутылку. Можно?
— Вы… ты госпожа Камбэ, тебе всё можно! — мягко улыбается она и исчезает за дверью.
Пить с утра пораньше нехорошо. Но не пить — ещё хуже.
Когда Сузуэ возвращается с литром какой-то коричневой штуки, я уточняю у неё самое главное:
— Сузуэ, извини, я не помню… Там было тело…
— Не беспокойся, Хару разобрался со всем.
— А…
Сузуэ присела на край кровати и внимательно посмотрела мне в глаза.
— Венда, никто из нас тебя не осуждает. Я восхищаюсь твоей невероятной силой.
Силой? Ты хочешь сказать «способностью хладнокровно убивать»? Впрочем, судя по историям о бабушке Дайсуке, у Камбэ это наверняка ценится.
— Спасибо тебе, Сузуэ, — искренне благодарю я. — А врача, если можно, отложим на завтра. Любого из врачей. Сегодня в доме будет что-то важное?
— Нет, гости разъехались, ведь все бумаги уже подписаны.
— Отлично, то есть я могу устроить пьянку где захочу?
— Ты же госпожа Камбэ, тебе всё можно!
— Уи-и-иху-у-у!
Вооружившись бутылкой, я с боевым кличем рванула прочь из комнаты. Пройдясь туда-сюда по коридорам, я забралась на один из подоконников и, наплевав на всякие приличия, влила в себя добрую пятую часть бутылки. Коньяк. Ничего такой.
В голове понемногу проясняется. Чёрт, кажется, меня вчера во второй раз в жизни изнасиловали. И кажется, теперь на мне уже пять трупов. Пора бы звёздочки на грудь вешать, что ли.
Горечавка…
Димка, вот я и послушала тебя. Ага, хоть раз в жизни. Вряд ли тот боров убил бы меня. Максимум — шантажировал бы. Но между его жизнью и своей я выбрала второе. Правда, как-то диагонально получилось. Надо было его пристукнуть, а не травить довольно медленным ядом… Впрочем, вчера у меня был жар.
Он сдох. Сдох как последняя скотина. Мне его не жаль. Но я чувствую себя… странно. Нет, лучше я просто выпью ещё.
Ещё треть бутылки. Разум обостряется, спешно складывая пазл вчерашнего вечера. Да уж, не этого я хотела, когда бралась за коньяк… Картинки проносятся перед глазами, и я едва не роняю бутылку. Нет, нужно подумать о хорошем! Нужно отвлечься! Я…
— Пьёшь? Не помешаю?
— Нет, — двигаюсь я, освобождая место для Хару. Хорошо, что он пришёл. Можно отвлечься на него.
Или нет?
— Извини за вчерашнее, — подумав, добавляю я. — Я… должна была выкрутиться как-нибудь иначе.
Хару лишь взял у меня коньяк, отпил и всё так же молча вернул бутылку.
Ти-ши-на.
— Мне правда жаль.
Мои слова как-то неубедительно звучат. Выпью ещё.
— Я полицейский, Венда. Трупы — часть моей работы, — наконец говорит он. — Он всё равно был бы мёртв… в итоге.
Тактичен, дипломатичен, осторожен, заморожен… Тьфу, не удержалась, извините.
— Я, наверное, в порядке, — отвечаю на незаданный вопрос я. — Странно, да? Единственное, что меня беспокоит — вам пришлось разбираться с моим косяком. Постараюсь больше так не делать. Не бросать… ну… начатое.
Хару усмехается, глядя в пол.
— Полчаса, — выдыхает он. — Почему ты никого не позвала на помощь за эти чёртовы полчаса?
Понимаю, что злится он не на меня, а на себя.
— Ты ни в чём не виноват, Хару. Я просто не хотела мешать подписанию важного договора. Правда. Дайсуке ты был нужнее, чем мне. А сам Дайсуке был нужен там, у гостей. Не думай, что я какая-то там барышня кисейная. Мне не впервой, правда. Не бери в голову.
«Не бери в голову»? Что я несу?
Горечавка, да?
Чёрт, а я ведь действительно выбрала большую ценность. А убийство — лишь месть, лишь плата за то, что я сделала выбор не в свою пользу.
Такому чертополоху, как я, не место среди нормальных людей.
— Дело не в чертополохе, — хмыкает Хару. Кажется, последнее предложение я сказала вслух. — Дело в том, что однажды твоей выдержки может не хватить. И ты упадёшь на землю сломанным цветком. А я…
Он заглядывает в мои глаза и глотает конец своей фразы.
Но вот глаза…
— Я этого не заслуживаю, Хару-каваии, — грустно улыбаюсь я и, похлопав его по плечу, слезаю с подоконника. Оставляя Хару наедине с коньяком, я иду прочь. Завернув за угол, шёпотом интересуюсь:
— Хюсуку, что именно Хару сделал с телом?
— Расчленил, загрузил в тележку и отвёз в крематорий, где сжёг останки.
Грёбаный пиздец!
Возвращаюсь обратно. Хару тут же прячет выражение лёгкого ужаса за притворным кашлем. И чья это была идея? Выясню — укушу!
Но вместо этого я сажусь рядом, обнимаю милашку за плечи и шепчу:
— Спасибо. Я обещаю вернуть тебе этот долг. А сейчас как ты смотришь на то, чтобы нажраться в хламину?
— С самого утра? — усмехается он.
— А кто нам запретит? Дайсуке? Сузуэ? Так а кто у них спрашивать будет? Я теперь тут тоже своего рода хозяйка!
Через час в винном погребе Хару, заикаясь, пояснял мне за жизнь:
— Венда, низзя так, панимаиш? Низзя! Ты нам о-о-оч нужна, Венда! Мы любого гада — р-р-раз! Рас-по-ло-ви-ним, панимаиш? Ты тока скажи!
— Мила-а-ашка, — с глупой улыбкой бормотала я и лезла обниматься. — Ты такой ми-и-и-илый, так мило красне-е-е-еешь!
Кажется, я опять забралась к нему на колени, и, дирижируя бутылкой, принялась распевать какую-то донельзя неприличную песню про мёртвых енотиков, которые тра… сношались с корабельными крысами. Что самое удивительное, Хару мне даже подпевал.
Не знаю, что на меня нашло, но на самой высокой ноте песня оборвалась, и я вдруг предложила:
— А поцелуй меня, а, Хару-каваии? — и с безумным смехом бросилась прочь из подвала.
По дороге я сшибла несколько ужасно дорогих ваз, и каждый оглушающий треск сопровождала криком:
— Амарант! Амарант!
Кто бы знал, почему именно амарант…