Ты погубишь меня

       Когда память обрушилась на него вместе со смертью учителя, он едва не тронулся умом от шока. Момошики незамедлительно попытался перехватить контроль, но силой своего глаза он загнал его обратно на задворки сознания. Ещё долго Боруто было совсем не до поверженного врага. Но как только ему выпадал шанс остановиться и переварить свои старые-новые воспоминания, он испытывал липкий ужас от произошедшего. Он мог догадаться ещё тогда, в разрушенном убежище Ооцуцуки, что тот неспроста одержимо полюбил его всем своим чёрным сердцем. А он, протянув ему руку помощи, второй рукой схватил его за горло. Его сознание затуманила власть над ним. И восприняв его чувства как уязвимость, он использовал их в своих целях, растаптывая чужую любовь в грязи, не пытаясь понять и принять её. Называя Момошики бессердечным ублюдком, Боруто не мог и представить, что сам окажется ещё большим мудаком. Он омерзительно поступал с ним, ломая его волю ради собственной прихоти, а тот был рад и такому вниманию. Ведь в искажённом восприятии Ооцуцуки плотское желание было доказательством любви. После его вернувшейся памяти и провалившейся попытки вырваться на свободу, он тихо сидел на месте, не пытаясь даже поговорить с ним. Боруто чувствовал его, как один сжавшийся комок нервов и это означало одно. Момошики боялся его. Неужели считал, что теперь он будет относиться к нему ещё хуже? Как будто их связь была недостаточно ужасной. Как он мог не увидеть этого раньше? Или, ослепнув на один глаз, он ослеп и к чужим страданиям? Боруто усмехнулся своим мыслям. Какая сладкая ложь!.. Он прекрасно видел ненормальное состояние своего врага, и его это устраивало. Обесчеловечив Момошики, он дал себе волю поступать с ним, как вздумается. А тот оказался куда меньшим уродом по итогу. Он же поддался самым темнейшим страстям, оправдывая себя тем, что жертва далеко не невинная овечка. Подобно Каваки, позволив ненависти к Ооцуцуки управлять собой. И сейчас, открывая глаза на свои поступки, он увидел в себе не человека, а одного из рогатых мудаков, которых не волновало ничего, кроме своих эгоистичных желаний. Момошики был абсолютно прав, называя его истинным Ооцуцуки… Боруто тряхнул головой, прогоняя пустые мысли. От размышлений не будет проку, пока они не поговорят. Он открыл правый глаз, активируя джоган. Пришло время увидеться со своим ручным монстром. Сидя на кровати и прижав колени к груди, Момошики напряжённо смотрел на него. Боруто не торопился начинать разговор, старательно подбирая правильные слова. Начинать с извинений почему-то казалось очень тупо после всего, что произошло между ними. Наконец, тот не выдержал первым и, обнажившись в одно мгновение, разлёгся на шёлковых простынях, разведя ноги. — Эм, Момошики… — он даже не повернул голову в его сторону, уставившись потерянным взглядом вверх. — Не мог бы ты… ну, одеться? — Разве ты не за этим пришёл? Что ещё тебе от меня нужно, Боруто? Он подошёл ближе и заметил, что Ооцуцуки била нервная дрожь, несмотря на спокойный голос. В уголках пустых глаз заблестели слёзы. Ему было плохо от одного его присутствия. Боруто присел с краю и, взяв его за руку, поцеловал тыльную сторону ладони. — Прости. Это жалкое слово не могло выразить и сотой доли его сожалений. Момошики вздрогнул и, вырвав руку, посмотрел на него с ненавистью. На его ладонях сверкнули злые алые риннеганы. — Прости?! — Я знаю, что мои слова для тебя ничего не значат, но хочу, чтобы ты знал: мне жаль. — А мне — нет! — он злобно оскалился. — По крайней мере, ты вёл себя как мужчина и не выносил мне мозг из-за своих глупых чувств! Его окатило волной ярости. — Так тебе это понравилось?! — он бросился к нему, и тот ошеломлённо замер на месте, как кролик перед удавом. — Хочешь, чтобы так продолжалось и дальше, да?! — нависнув над ним, Боруто сжал его запястья и ощутил бешеное биение пульса. — Отвечай, ублюдок! Хочешь быть моим наложником до конца нашей жизни?! Задушено всхлипнув, Момошики зажмурился и заплакал. Он почувствовал себя негодяем, издевающимся над влюблённым в него парнем. — Всё в порядке. Открой глаза. Тот не отреагировал, продолжив заливаться слезами. Боруто отпустил его руки и коснулся лица, вытирая солёную влагу с щёк. Он совершенно не знал, как успокоить плачущего Ооцуцуки. Прижав к себе, он просто обнял его и, тот оцепенело застыл, как безвольная кукла. Обнажённое тело подчёркивало его беззащитность перед ним. Их последняя встреча, случившаяся до его величайшей утраты, была по-настоящему кошмарной. В тот раз он не стал утруждаться подготовкой и попросту надругался над ним, измазав жемчужные простыни кровью. Тогда Момошики тоже плакал и умолял его остановиться, но он был не в себе из-за Кодо и выплеснул всю свою злость на него. Впервые за все их многочисленные встречи Ооцуцуки ничего не сказал ему после, спрятав лицо за длинными волосами и смачивая слезами подушку. Даже привычного ощущения бессильной ненависти от него не исходило. Он оставил его полностью подавленным и опустошённым. Вопреки их ментальной связи, Боруто не верил в искренность его эмоций. Он предпочитал считать их актёрской игрой, способом манипуляции над ним. Так было удобнее закрывать глаза на чужую боль. Но теперь, сорвав пелену собственного слепого эгоизма, он ясно видел, что его старая наивная мечта исполнилась самым худшим образом. Он разбил не только лёд, но и сердце внутри него. Раздавив любовь Момошики своей похотью, словно прекрасный цветок грязным ботинком. Слёзы намочили его одежду. Боруто дёрнул простынь на себя, прикрыв голые плечи. Он слегка поглаживал Момошики по спине, не зная, куда девать руки. Спустя долгое время тот отстранился с бесстрастным выражением лица и ужасным видом. Из-за рыданий его глаза припухли, а нос покраснел. — Я… я больше никогда не поступлю так с тобой. Мы прекратим это сегодня… — он резво прикрыл его рот рукой, оборвав неловкие слова. — Боруто, — его голос звучал глухо. — Мне бы хотелось… — он заглянул ему в глаза и тут же стыдливо отвёл их. — Я хочу ощутить это ещё раз. Мы можем сделать это? — Что?! Ты… — Боруто не поверил своим ушам. Он только что?.. — Я хочу твой член внутри себя, понятно?! — Момошики негодующе вспыхнул и скинул с себя простынь. — Возьми меня в последний раз, если тебе не противно, — он откинулся на кровать и раздвинул ноги. — Но прошу не так, как тогда… К своему стыду, он почувствовал привычное возбуждение. И вместо того чтобы остановиться и подумать, быстро снял одежду и послушно залез на него. Тот схватил его за левую руку и облизал пальцы, обильно смачивая их слюной. — Момошики… — Ничего не говори мне сейчас! — раздражённо прошипел он. — Просто сделай это! Несмотря на внешнее нетерпение, он был сильно напряжён. Обычно расслабленные мышцы легко пропускали его пальцы, но сегодня они туго сжимали их. Это нехорошо. Такими темпами он снова причинит ему боль, а вовсе не удовольствие. Он вытащил пальцы под возмущённый возглас и приник губами к внутренней стороне бёдра. — Какого чёрта ты?.. — Ооцуцуки замолк, когда он обхватил рукой его член и стал неторопливо оглаживать. Медленно выцеловывая дорожку по белой коже, он спустился к затвердевшему члену и, не раздумывая, взял его в рот сразу наполовину. Поражённый вздох громко раздался в маленькой комнатушке, умещающей в себе одну лишь кровать. Пройдясь языком до головки, он поднял взгляд на лицо Момошики. В его глазах горело искреннее неверие с налётом зарождающейся страсти. Памятуя об его же опыте, он открыл рот шире и, расслабив горло, смог заглотить член целиком. В его волосы зарылись чужие пальцы. — Боруто… — в голосе Ооцуцуки он услышал неуверенность. Будто тот не мог поверить в происходящее. Ему было совсем не противно втягивать его член в рот, скользя по нему губами, а тихие стоны пришельца стали для него лучшей наградой. Теперь его пальцы прошли внутрь без сопротивления. И когда, осторожно растягивая мягкие мышцы, он добавил третий палец, Момошики дёрнул его за волосы и распалённо прошептал: — Хватит уже мучить меня! Боруто выпустил член изо рта и вопросительно посмотрел на него. — А как ты хочешь?.. Рыкнув что-то невнятное, Ооцуцуки оттолкнул его и, оседлав бёдра, резко насадился на его возбуждённый член, болезненно выдохнув. Вот же тупой ублюдок! И ради кого он старался? Боруто потянул его за волосы, заставив отстраниться от своей шеи, и поглядел в замутнённые глаза. — Тебе больно? — Неважно! Продолжай. Упрямый засранец!.. Он аккуратно снял его с себя, не слушая возражений, и, развернув спиной, уложил на живот. Склонившись над ним, Боруто покрыл лёгкими поцелуями его спину. — Что ты творишь?! — Помолчи, — он спустился губами до поясницы, а затем ещё ниже и облизал сжавшийся вход. Хриплый вскрик Момошики ободрил его, и, настойчиво надавив, он проник языком внутрь. — Боруто!.. Чужие эмоции били ему в голову яркими вспышками: восхищение, удовольствие, обожание. Он продолжал ласкать его, пока тот не принялся нетерпеливо тереться о простыни. Направив свой член рукой, он не спеша вошёл в него, позволяя Момошики привыкнуть. Начав медленные движения только после его просящего взгляда. — Быстрее! — на этот раз в его голосе не было и намёка на боль. Он послушно ускорил темп, контролируя себя, чтобы не начать вколачиваться в расслабленное тело. Погладив рукой член Ооцуцуки, он едва не растворился в его экстазе. Момошики блаженно стонал под ним, а потом, звонко позвав его по имени, замер, сжимая его изнутри. Его затрясло от их перемешавшихся ощущений, и он кончил следом, излившись в горячую тесноту. Распластавшись на нём, Боруто понял, что ему больше не хочется прекращать эту неправильную и порочную связь. Разве это плохо, если они оба наслаждаются этим? Вынув член из влажного входа, он притянул Момошики к себе и легко поцеловал в губы. Оглушённый от чувств, тот просто обмяк в его руках. И в эти сладкие, но короткие мгновения Боруто отчётливо ощутил, как из послеоргазменной неги Ооцуцуки моментом переключился в состояние отчаяния. Вырвавшись из объятий, он отшатнулся от него, как от ужасного монстра, и заплакал так горько, что у Боруто защемило сердце. — Момошики… что с тобой? — это был очень глупый вопрос, особенно после всех тех ночей, когда он грубо трахал его, как какое-то животное, не считаясь с его желаниями. Тот спрятал лицо в ладонях и зарыдал в голос. Ему стало не по себе от этого зрелища. Прежде его враг никогда так не плакал, даже когда он причинял ему боль. Боруто ничего не мог понять через их связь, оттого, что внутри Момошики разверзлась какая-то чудовищная бездна. У него возникло подозрение, что своей нежностью он сделал ему только хуже. — Посмотри на меня, — он осторожно коснулся его запястья, не отнимая от лица, но привлекая внимание. — Пожалуйста, Момошики. Убрав руки, тот поднял на него покрасневшие глаза, и Боруто чуть не поплохело от его несчастного выражения лица. Вытерев слёзы, он прижал его к груди. — Прошу тебя, успокойся. Теперь всё будет хорошо. — Ничего не хорошо, — в осипшем голосе Момошики прозвучало безразличие. — Голубоглазый мальчик, ставший моим отражением… ты убиваешь меня, а я не могу сопротивляться этому. Боруто тяжко вздохнул. Это правда, но разве он пришёл сюда, чтобы продолжать мучить его? — Что мне сделать, чтобы тебе стало лучше? — Отпусти меня. Я хочу стать свободным, Боруто. — Я не могу отдать тебе своё тело, Момошики. Ты же знаешь это. Он посмотрел ему в глаза и повторил: — Отпусти меня. Его сердце дрогнуло от осознания. Момошики просил его не о настоящей свободе, а о совершенно другой. Свободе от их больной и ненормальной связи. В конце концов, под влиянием времени, гендзюцу учителя и собственных злых намерений его чувства менялись, в то время как Момошики просто-напросто тонул в одиночестве и губительной, одержимой любви к нему. И сейчас он вовсе не протягивал ему руку помощи, а лишь глубже топил своей жалостью. Целомудренно поцеловав в лоб, он выпустил его из объятий. Тот вернул свою белую робу и направил на него ожидающий взгляд, постукивая пальцем по смятой простыне. Он стал одеваться, подбирая скинутую на пол одежду. — Хорошо. Значит, мы заключим новое соглашение? Ооцуцуки презрительно фыркнул. — Если тебе нужны обещания, чтобы не вести себя как свинья, то давай. Боруто изумлённо уставился на него. — Вообще-то не нужны. Я думал, это ты любишь формальности. — Ха! Если бы так и было, то я бы уже потребовал от тебя предложения. — Э? — он непонимающе нахмурился. — Какого ещё предложения? — Руки и сердца, тупица! — Момошики злорадно рассмеялся, отчего-то развеселившись. — После всего, что ты со мной делал, по законам нашего клана ты просто обязан взять меня в мужья. — Ты что, шутишь? Он хмыкнул и отрицательно покачал головой. — Ты слишком далеко зашёл за рамки приличий, чтобы считать это простым развлечением, мой милый убийца. — А ты бы… — он покраснел от неуместного смущения. Дурной вопрос сам сорвался с его языка. — Согласился? Стать моим… мужем? — Конечно же… — тот затянул паузу, сощурившись и окинув его оценивающим взглядом. — Да! За твой потрясающий член, сопляк. Вот теперь он почувствовал себя круглым идиотом. И зачем только что он согласился отпустить его?! Момошики буквально напрашивается на второй раунд! Но если он пойдёт на попятную, то это разрушит и так весьма хрупкое доверие между ними. Правда же? — Хах! У тебя такое тупое лицо сейчас, — Момошики улыбнулся уголками рта. — Ты бы видел. — Да уж. Не сомневаюсь в этом. Хоть он был не в восторге от принятого решения, вид оживившегося Ооцуцуки приносил облегчение. Если ему станет лучше от их расставания, то разве важны его эгоистичные желания? Разумеется, нет. Любовь к нему не обернулась для Момошики ничем хорошим. Каждый раз он приносил его чувства в жертву своей гордыне на этом красивом алтаре похоти. — Давай уберём эту кровать? Момошики удивлённо покосился на него. — Поступай как знаешь. Ты хозяин этого… «измерения». Точно. Вся эта комнатушка была сотворена его воображением. Он запер Ооцуцуки здесь, как в клетке, после того, как сделал его своим. Сила божественного глаза была невероятно могущественна в собственном подсознании. Боруто едва пожелал увидеть огонь, как он тут же вспыхнул прямо на поверхности смятых простыней. Момошики, нервно вздрогнув, спрятался за ним. Он взял его ладонь в свою и успокаивающе погладил. — Идём. Проклятое место схлопнулось в огне, а они исчезли во вспышке белого света. К счастью, ему не пришлось долго думать над новым домом для пришельца. Ночное небо над ними получилось совсем как реальное. Момошики выдернул руку из его и, воспарив, уселся на ветке ближайшего дерева. — Тебе нравится? — Боруто озадачено почесал затылок. И почему он не догадался спросить, прежде чем создать обычный лес? Может, тому захотелось бы чего-то иного? — Да, — Момошики не смотрел на него, устремив взгляд на звёзды. — Вполне сойдёт. Он вытянул ладонь, на которой вспыхнул раскрывшийся риннеган, и поймал возникшую из воздуха прозрачную вуаль. Боруто залип. Она придавала Ооцуцуки таинственности, делая его ещё утончённее и красивее. — Ты всё ещё здесь? — Я больше никогда не позабуду тебя, — ему не хотелось уходить, ляпнув очередную глупость, но и других слов, что могли бы выразить его чувства, у него не было. — Никогда, слышишь? Момошики сухо хмыкнул в ответ. — Могу я… навещать тебя здесь хоть изредка? Он странно поглядел на него и отозвался одним словом на своём языке. — Ты же знаешь, что я ничего не понял? — Свали уже, сопляк. Вернувшись в привычную реальность, Боруто посмотрел на карму на руке и грустно улыбнулся. Отчего-то ему казалось, что Момошики сказал: «Возвращайся».