***
Он очнулся парящим в невесомости, сияющей кроваво-алым светом. Это очень напоминало то место, где поверженный враг когда-то наделил его кармой. — Момошики?! — он оглянулся, но вокруг была одна лишь пустота. — Ты где, ублюдок?! В ответ снова тишина. Вскоре он с удивлением обнаружил, что может контролировать полёт. Значит, Ооцуцуки решил поиграть с ним в прятки? Он долго парил вдоль бескрайнего пространства, окликая Момошики. Его голос разносился эхом, затихая вдалеке. Когда он уже отчаялся, из окружающей алой бездны раздался тихий неразличимый звук. Боруто ринулся к нему, и размытый свет преломился яркой вспышкой, заставив его зажмуриться. Открыв глаза, он вдруг ясно осознал, что находится во сне — его ослепший глаз прекрасно видел. Пейзаж переменился, и теперь он был в каком-то обветшалом огромном зале. А впереди… Он обмер от неожиданности: Ооцуцуки стоял спиной к нему и смотрел вниз. — Эй! — он даже не обернулся. — Ублюдок, ты оглох? Никакой реакции не последовало. Боруто подошёл ближе и заглянул ему в лицо. Момошики словно не заметил его и продолжил таращиться в пол. Посмотрев туда же, он удивлённо стал рассматривать рассыпанный на каменных плитах серо-грязный песок, на котором был изображён схематичный рисунок. Нарисованное в центре высокое и монструозное здание окружала толпа маленьких человечков. Приглядевшись, он узнал в них Ооцуцуки — на голове у большинства из них были рога разных форм и размеров. Проследив застывший взгляд своего врага, Боруто увидел пару: маленький пришелец сидел на грузном и могучем собрате. Не узнать Киншики было невозможно. Неужели Момошики скучал по нему и своему клану? Он никогда не улавливал от него тоски по дому или сожалений по сожранному сородичу. Этот ублюдок не такой бессердечный, каким хочет казаться?.. — Момошики! — он помахал рукой у него перед лицом. — Эй! Но тот смотрел сквозь него так, будто совсем его не видел. А потом, выдохнув, закрыл глаза и взмахом руки стёр рисунок на песке, разметав его по полу и вновь собрав в единый слой. В другой руке у него появился длинный чёрный штырь. И, не склоняясь, Ооцуцуки принялся выводить им по песку линии, складывающиеся во что-то иное. Новый рисунок был больше и детальнее. Боруто наблюдал за этим действом с растущим изумлением. Линии складывались в крайне знакомые черты. Момошики рисовал на песке его портрет. Он изобразил его без шрама на глазу, и черканув последний штрих, замер, склонив голову набок и оценивая получившийся результат. — Эй, ублюдок! Хватит уже игнорировать меня! — очередная попытка привлечь его внимание провалилась. На лице Момошики промелькнула непонятная эмоция, и, недовольно скривившись, он вдруг с размаху ударил штырём по его нарисованному правому глазу, процарапав до пола шрам на лице. В отличие от настоящего, этот был длиннее и рассекал всю его щёку. Отшвырнув штырь в сторону, Ооцуцуки плюхнулся на колени и закрыл лицо руками. Боруто озадаченно уставился него. Он совершенно не понимал того, что делал его враг. Какой в этом смысл? От раздавшегося тихого всхлипа он вздрогнул всем телом. Что за?.. Момошики вытер лицо и хмуро посмотрел на свою руку. Прямо у него на глазах по бледной щеке стекла слеза. Боруто ущипнул себя за запястье, но странный сон не прервался. С ошеломлением он смотрел, как по застывшей скорбной мине покатились новые слёзы. Он стал вытирать их, но те продолжили стекать из его вмиг покрасневших глаз. Боруто даже и представить не мог, что этот мудак способен плакать. Но почему?! — Момошики! — он бился в запертую дверь. Ему впервые захотелось поговорить со своим заклятым врагом, но тот абсолютно не замечал его присутствия. Тяжело вздохнув, он опустил руки и прошептал не своим голосом: — Это всё твоя вина… Пройдясь взглядом по портрету на песке, Момошики дёрнулся и жёстко провёл по нему ладонью, стирая глаза. — Проклятый мальчишка! Боруто вздрогнул. — Так ты всё-таки видишь меня? Но тот не ответил ему, нависнув над его искажённым лицом и роняя слёзы на песок. Неужели это просто совпадение, и он его по-прежнему не видит? Но тогда выходит, что… Нет, этого не может быть! Не мог же ублюдок плакать из-за него? Он ему ничего не сделал! Испытывать вину за то, что он не отдал своё тело инопланетному паразиту, Боруто уж точно не собирался. Но трудно и предположить другую причину для столь странного поведения. Прежде он даже не задумывался о чувствах Момошики. Своей злобностью и злорадством тот отбил любое потенциальное желание узнать его ближе. Боруто ощутил растущий дискомфорт. Лучше бы ему вовсе не находить эту пропажу. Судорожно всхлипнув, Ооцуцуки сжал кулаки и яростно закричал. Его крик многократно усилился эхом и громко раздался в высоких стенах. Ему стало не по себе. Он словно подсмотрел в замочную скважину то, что не предназначалось для посторонних глаз. Боруто не хотелось видеть его таким — разбитым и отчаявшимся. Это не укладывалось в его картину мира, где враг должен был быть бессердечным и злым. Момошики обессиленно упал прямиком на серый песок и, свернувшись калачиком, обнял себя за плечи. Да так и замер с пустым лицом. Эта поза была такой вызывающе беззащитной, что Боруто вспыхнул до ушей от смущения. Будь проклято его любопытство! Не надо было ему искать своего врага. Теперь это дикое зрелище не скоро померкнет в его памяти… Взглянув в застывшие лавандовые глаза ещё раз, он испытал глубокое сомнение. Он думал о Момошики перед сном и пытался вызвать на разговор. Разве не могло его подсознание подкинуть ему такую извращённую фантазию? Ему почти удалось убедить себя в нереальности происходящего. Боруто протянул дрожащую от напряжения руку к неподвижному пришельцу. Сейчас он дотронется до него, и этот стрёмный сон рассеется!.. Он не успел. Что-то резко выдернуло его из безумного сна. — Боруто! — он почувствовал руку на своём плече. Учитель обеспокоенно смотрел на него. — Проснулся, наконец. — А? Уже утро? — Боруто приподнялся и зажмурился от неожиданной боли на правой стороне лица. Ослепший глаз запылал, а шрам обожгло резью. Но боль отступила также внезапно, как и появилась. Видение рыдающего врага эмоционально выжало его. Пожалуй, это самое неприятное событие с того момента, как Каваки напал на него без весомой причины… Боруто посмотрел на карму и раздражённо встряхнулся. Плевать на Момошики! Он не будет ломать над этим голову.***
Он не сдержал данного себе обещания, целый день мысленно возвращаясь к своему сновидению. Тренировки прошли тяжелее обычного, и к вечеру у него не было сил на осмысленный разговор с учителем. Боруто отключился, едва присел отдохнуть под деревом. И тут же очутился на каменном полу среди рассыпанного песка. Какого чёрта?! — Момошики?! Это ты, урод?! Но он был один в громадном сером зале. Боруто поднялся со стоном и отправился на его поиски. Накануне он отыскал его на этом самом месте, и особо не разглядывал то, что было вокруг. Колонны и стены странного знания определённо напоминали ту мрачную дыру, где Кашин Коджи убил Джигена, заставив Ишшики возродиться в неподходящем сосуде. Из зала вёл один-единственный выход. Он двинулся через длинный арочный коридор вперёд. Повсюду на каменных стенах, то тут, то там через дыры и трещины пробивалась пугающая чернота. Складывалось впечатление, что это место скоро развалится. И почему Момошики решил спрятаться здесь? Коридор вывел его в другой, ещё более просторный зал. Впереди высилась огромная стена с переплетающимися геометрическими символами и врастающий в неё трон с подножием из множества ступеней. Момошики, конечно же, восседал на нём. — Эй, Ооцуцуки! Ты меня видишь? — он ещё не потерял надежду достучаться до него. Однако результат был прежним — его присутствие не замечали. Боруто подошёл ближе. Несомненно, для инопланетных паразитов с манией величия такая архитектура казалась достойной их мнимой божественности. Но коротышка Момошики смотрелся на этом огромном троне комично. Как ребёнок, занявший чужое место, пока никто не видит. Он поднялся по высоким ступеням и заглянул ему в лицо. Что ж, его врагу явно стало лучше. Это надменное выражение было привычной картиной. Боруто довольно хмыкнул. Вот таким этот ублюдок нравился ему больше, чем рыдающим размазнёй. Будучи бесчувственным засранцем, он вызывал гораздо меньше эмоций. Момошики рассматривал свою левую руку, недовольно скривившись. — Просто замечательно, — его голос сочился ядом. — Посмеялся над глупой смертью Ишшики, а сам-то… Боруто недоумённо уставился на его ладонь. Что за чертовщина?! С его рукой творилось что-то ненормальное. Она странно мерцала, становясь то полупрозрачной, то снова нормальной. Он ошеломлённо посмотрел на Ооцуцуки. — Какая нелепость… — Момошики продолжал разговаривать с собой. — Мальчишка был прав — ты просто смешон и не способен понять даже самого себя. — Чего? — Боруто не сдержал удивлённого возгласа. Когда это он говорил ему такое? — Жалкий, обманувшийся дурак, вот кто ты теперь, Ооцуцуки Момошики, — он закрыл глаза и замер с несчастной гримасой, опустив руку на подлокотник. — Ты заслужил это сполна. Да что происходит?! Почему этот ублюдок так убивается? Он взволнованно взлохматил свои волосы. У него уже мозги закипали от всего этого. Сейчас ему критически не хватало внезапно пропавшего эффекта пересечения — с ним он мог нормально воспринимать закидоны и выходки своего приживалы. Может, тому не хватает свободы? Или он просто зачах от безделья? Потеряв интерес к его мучениям и перестав доводить его до белого каления при каждом удобном случае? Нет, это точно не тот Момошики, которого он знал. Впрочем, как много он о нём знал? Кроме того, что тот махровый эгоист и мудак, как и все прочие Ооцуцуки. Боруто нахмурился. Не сходит же его враг с ума от одиночества, потеряв волю к жизни? Это звучит как какая-то невозможная дичь. Но вот он перед ним: подавленный и злящийся на себя. Точно не те эмоции, которые часто испытывают развращённые лёгкой силой божественные создания. Он отвернулся от Момошики и спустился вниз. С него довольно. Боруто не хотел испытывать каких-либо чувств к тому, кто чуть не разрушил всю его жизнь. Ублюдок не заслуживал ни капли жалости после того, что сделал. Ему захотелось покинуть это место, и он в тот же миг проснулся с пульсирующей болью в правой глазнице.***
Ему удалось не думать о Момошики целых три дня. Когда на исходе четвёртого он подметил этот факт перед сном, то его снова перекинуло в зловещее место, едва он заснул. Вместо мёртвой тишины его встретил гулкий звук. Боруто прислушался, узнавая и не узнавая одновременно. Похоже на пение?.. Без сомнений, это голос Момошики. Выйдя из коридора в очередной большой и пустой зал, он увидел его. Ооцуцуки плавно кружился в танце, держа в руках прозрачную вуаль, и пел на неизвестном ему языке. Он застыл от удивления. Неужели это подлинный язык инопланетных паразитов? Боруто приблизился, обращая всё внимание на врага. Что-то внутри него отзывалось на незнакомые слова. Песня звучала очень грустно и тоскливо. И эхо, отражающееся от высоких стен, лишь усиливало это ощущение. И почему он не замечал этого раньше? Момошики был очень красивым. Сейчас, без безобразной злобы на лице, он стал похож на настоящего принца, заточённого в темнице. Его изящные движения приковывали взгляд, а глубокий и сильный голос завораживал до глубины души. Боруто почувствовал, как щёки залила краска стыда. Что за глупые мысли полезли ему в голову? Этот красивый ублюдок хочет отнять его тело, скормить брата чудовищу и уничтожить их мир для собственного величия. Чтобы подумал о нём учитель, если бы узнал, что он так беззастенчиво пялится на врага? Он отвернулся и заткнул уши, но это не помогло. Закусив губу, он снова перевёл взгляд на Момошики. Несмотря на проникновенное пение, тот выглядел безэмоционально. И это ещё громче кричало о его одиночестве. Боруто тихо застонал от досады. Ему нужно прекратить лезть в потаённое убежище пришельца и подсматривать! Иначе невольно он станет испытывать к нему сочувствие, а добром это точно не кончится. Закончив петь, Ооцуцуки с потерянным видом замер посреди зала. — Проклятье! — выйдя из минутного ступора, он разорвал вуаль на части и, развернувшись, пошёл к другому выходу из зала. Боруто не стал преследовать его.***
Почти неделю он старательно избегал лишних мыслей, сосредоточившись на тренировках с учителем. Каждый день думая о ком угодно, но только не о нём. Родители и Химавари. Сарада и Мицуки. Каваки. Эйда и Дэймон. Амадо и его дочь. Множество друзей, для которых в одночасье он стал просто чужаком и преступником. И даже опасный фанатик Кодо. Он был безмерно благодарен Сараде и её отцу. Если б не их помощь, то он бы остался совершенно один. Совсем как Момошики… Боруто ударил себя по лбу. Стоило только расслабиться, и он нарушил своё табу! Он попытался переключиться на Каваки, но мысли снова увели его в не ту сторону. Ведь именно Ооцуцуки, живущий в нём, и спровоцировал его брата на столь радикальные действия. Мучительные воспоминания о роковом дне так и всплывали перед глазами, пока он не провалился в сон. Пустота убежища обдала его пронзительным холодом. Странно… Ему кажется, или здесь было не так зябко? Поёжившись, Боруто отправился на поиски врага. Обычно тот довольно быстро находился, но в следующем зале его встретила только пустота. Пройдя ещё четыре таких же помещения, он осознал, что это жуткое место — проклятый лабиринт. Из каждого нового зала вело несколько выходов, и из-за их полной безликости невозможно понять, не ходил ли он банально по кругу. Это напомнило ему об изощрённых испытаниях Оги. — Где же ты, паразит? — он недовольно пробурчал себе под нос. Момошики будто бы прятался в отместку за попытку позабыть его. Боруто блуждал по стылым залам и коридорам уже пару часов. Он начал подмечать мелкие детали и по трещинам и дырам в стенах определял своё местонахождение. Убежище Ооцуцуки было ужасающе огромно. Боруто замер, зайдя в очередной зал. Это место знакомо — на несуразном троне восседал тот, кого он искал, и тот, кого он не ожидал увидеть — Момошики в своей демонической форме. Его огромные рога были так же обломаны, как и обычные. А одежда свисала рваными лохмотьями на чёрно-белом теле. Он нервно сглотнул. Совершенно неожиданная перемена во внешности напрягала. С лестницы трона спускалась какая-то здоровенная красная ткань. Очевидно, что всё в этом месте подчинено воле Ооцуцуки, который неподвижно застыл, врастая в стену вместе с троном. Боруто шёл медленно, подходя к нему, словно к дикому зверю. Как и в прошлые разы, Момошики никак не реагировал на него. Приблизившись, он сперва почуял ударивший в нос тяжёлый запах железа, прежде чем понял, что лестница и подножие трона залиты кровью. В ужасе он стремительно взбежал наверх. — Ты что натворил, ублюдок? — Боруто едва не схватил его за руку, ошеломлённо замерев в самый последний момент. Рука, что лежала по подлокотнике, была просто разодрана. Он отшатнулся и осознал, что кровь, бьющая из ужасной раны, стекала прямиком по трону, спускаясь вниз по ступеням. В оцепенении он перевёл взгляд на лицо Момошики. Оно напоминало застывшую маску. Он вдруг поднял вторую целую руку и вгрызся в неё острыми клыками, разрывая кожу. Кровь хлынула из новой раны, пачкая уже почерневший рваный рукав белой робы. Момошики не издал ни единого звука, только болезненно поморщился, когда оставил свою руку в покое. Походу, этот несчастный ублюдок всё-таки сошёл с ума! Замкнувшись в себе и совершенно чокнувшись от одиночества. Разговоры с самим собой и теперь вот ещё и это? Боруто замутило от страха и запаха крови. Настолько сильно Момошики не пугал его со времён прибытия на злополучный экзамен. Иметь дело со злобным пришельцем — это одно, но иметь дело с безумцем… Ужасающая перспектива! И представить страшно, что может натворить такой Момошики, вырвавшись на свободу. Если раньше он был свято уверен в непоколебимой самовлюблённости Ооцуцуки и в его отрицании смерти, то теперь его вера сильно пошатнулась. Он схватился за голову. Ему придётся рассказать обо всём Саске-сану, чтобы предупредить о возросшей опасности. Его спятивший враг приподнял левую руку. Боруто приоткрыл рот от удивления — она выглядела здоровой, хотя буквально минуту назад была вся изранена. Он снова впился в свою плоть, разгрызая её до потока крови. Кошмарно!.. Момошики застонал от боли, а потом зло прорычал: — Терпи, глупец! Прими наказание достойно. Боруто сдавленно охнул. Наказание? Серьёзно? И как долго длится этот сеанс самоистязания? Судя по красной лестнице — довольно прилично. Он спустился и отошёл подальше от тошнотворного зрелища. Ему не нравилось чувствовать жалость к своему врагу, но сейчас он не мог задавить её в себе. Всё странное поведение Ооцуцуки начало укладываться в единую картину: тот страдал от отчаяния, оказавшись загнанным в угол обстоятельствами, и винил в этом себя. Его передёрнуло от осознания. Он смотрелся в кривое зеркало прошлого. Тот внутренний надлом, испытанный им, когда они узнали от Амадо о предназначении кармы… Он укорял себя за то, что подвергал своих близких опасности из-за своего эгоистичного желания пожить ещё немного. А вот его паразит, по-видимому, впал в депрессию от срыва своих планов по захвату его тела и невозможности двигаться дальше. В конце концов, все Ооцуцуки, являясь моральными уродами, зацикленными на собственном величии, становились очень эмоциональными, когда всё шло не по их расчёту. Ишшики на грани смерти растерял всё своё хладнокровие, а Момошики вообще никогда не скрывал своих чувств. Ему захотелось оказаться подальше от чужих страданий. Боруто проснулся от дикой боли на правой стороне лица.***
Теперь ничто не помогало ему: ни медитация перед сном, ни концентрация на ком-то другом. Каждую ночь он оказывался в опостылевшей дыре, где скрывался Момошики. Обычно он сразу же находил его, но порой ему приходилось долго блуждать по лабиринту отвратительно похожих залов и коридоров. Сегодня ему не повезло. По ощущениям он потратил на поиски уже больше часа. Он так и не рассказал учителю о происходящем. Почему-то раскрывать эту тайну казалось неправильным. Впереди послышался стон. Боруто остановился. Если пришелец снова занимается мазохизмом, то он пас. Видеть кровавую картину больше одного раза он не намерен. Стон повторился. Звучало совсем не страдальчески. После третьего томного вздоха он решился посмотреть, и тут же пожалел об этом. Момошики занимался вовсе не членовредительством, а даже напротив. Развалившись среди горы белых подушек, валяющихся на каменном полу, и лаская себя под мешковатой одеждой, он выглядел вполне довольным жизнью. Он попятился обратно. Наблюдать за самоудовлетворением Ооцуцуки ему совершенно не хотелось. Лучше уж вернуться и побродить по пустым залам до пробуждения. — Боруто!.. Его обдало жаром, а сердце бешено застучало. Момошики наконец, застукал его за подглядыванием?! Обернувшись, он понял, что тот даже не смотрел в его сторону. Какого?! Он подошёл ближе. Взгляд врага был затуманен от удовольствия. Похоже, он приближался к финалу. Боруто почувствовал, как его лицо загорелось от смущения, и отвёл взгляд. И зачем он остался? Хрипло застонав, Момошики снова назвал его имя и затих, обмякнув на подушках. Вот чёрт! Этот ублюдок только что!.. — Извращенец! — он скривился от отвращения. Определённо, это откровение о враге — самое худшее. И по своей мерзости намного переплюнуло его склонность к кровавому самоистязанию. Как ему теперь жить с этим знанием?! Момошики раскинул руки в стороны и уставился в потолок. Его лицо ничего не выражало. Боруто плюхнулся на одну из подушек и пристально оглядел его, по-новому оценивая для себя. Неужели он ошибся в своём предположении? И причина мучений Ооцуцуки не в желании захватить его тело и вырваться на свободу, а в нечто более… приземлённом? Он дёрнул себя за волосы от досады. Какая дичь! Всего лишь нелепое совпадение! Его внешность просто оказалась подходящей для извращённого вкуса паразита и не больше. Да, это звучало гораздо лучше и убедительнее, чем ни с того ни с сего влюбившийся в него эгоистичный мудак. Отмерев, тот моргнул и протянул руку вверх, пытаясь дотянуться до чего-то невидимого. — Боруто, — от тоски, прозвучавшей в голосе Момошики, у него перехватило дыхание. — Ты погубишь меня… Сердце подскочило к горлу. Он застонал и закрыл горящее лицо руками. Кошмар! Хуже и быть не может! Этот ублюдок всё-таки!.. Раздавшийся тихий вздох ударил по его и так напряжённым нервам. Враг заплакал с грустной улыбкой на лице.***
Он был совсем не рад открывшейся истине. Теперь-то понятно, отчего Момошики изолировался от него и сидел тише воды и ниже травы в своём убежище. Замкнувшись на своих любовных страданиях, а не вынашивая злодейские планы. Но от этого ни капельки не легче! Принять то, что он привлекал злобного пришельца было сложно. Но, переваривая это в течение целой недели, Боруто понял, что больше не испытывает омерзения от того, что в нём заинтересован мужчина. Но вот моральные качества, а вернее их полное отсутствие у прилипшего к нему паразита, беспокоили его. Впрочем, тому ещё хуже. Он не сомневался в этом, поскольку каждую ночь был свидетелем его терзаний. Для такого самовлюблённого типа, как Момошики, ощущать влечение к кому-то, кроме собственной персоны, являлось настоящей пыткой. Раньше ему казалось, что это волшебное чувство просто не может произрасти из далеко не дружеских отношений. Но глупости из любимых маминых сериалов вдруг оказались вполне себе правдой жизни. И от ненависти до любви тоже всего лишь шаг… Вспоминая каждый их разговор, он не мог понять, в какой момент произошла эта существенная перемена. Либо Ооцуцуки слишком хорошо притворялся, либо чувства обрушились на него, как снег на голову. Чочо любила говорить, что для того, чтобы влюбиться, порой не нужны и причины. Ему никогда в это не верилось, но, видимо, он убедился в этом воочию. Он шёл по коридору на эхо прекрасного голоса. Момошики сидел на коленях и пел всю ту же грустную песню. Перебороть постыдное желание опять не удалось, и он подошёл ближе. Внимательно рассматривая красивое лицо, Боруто жадно ловил каждую промелькнувшую эмоцию. Это всё принадлежит ему. Ровный голос неожиданно сломался, запнувшись о неизвестное ему слово. Момошики прикрыл лицо рукой, вытирая сверкнувшие в уголках глаз слёзы. Боруто тяжко выдохнул. Смотреть на его мучения стало ещё невыносимее. Прежде чем он осознал свои действия, его рука опустилась на плечо Ооцуцуки. Тот вздрогнул и поднял на него взгляд. Дрожь пробрала и его. Так всё это время он мог сломать барьер между ними всего лишь одним простым прикосновением?! Момошики вышел из оцепенения и отшатнулся от него. — Эм… привет, — ничего более умного он сказать не смог. Прожигая его злым взглядом, тот рассерженно прорычал: — Как ты сюда попал, чёртов сопляк?! — Я и сам не понял, — он давно перестал задумываться об этом, как и о беспокоящих его краткосрочных болях после пробуждения. — Это вышло случайно. — Ну конечно, — Момошики недовольно сощурился. — И твой гадкий глаз тут совершенно не причём, да?! — А? — Боруто растеряно коснулся своего шрама. Неужели это… этот глаз. Он совсем позабыл о нём. — Убирайся отсюда, — Ооцуцуки отвернулся от него. — Тебе здесь не место. Вот так. Стоило только показаться, как его уже прогоняют прочь. Да чёрта с два! Пришла пора серьёзно поговорить. — И не подумаю, понял?! Я не собираюсь и дальше оставаться в стороне. Тебе нужна помощь. Он оглянулся и изумлённо посмотрел на него. Боруто решил высказать ему всё как есть. — Я уже давно наблюдаю за тобой, знаешь ли. И мне уже больно видеть тебя в таком состоянии. Ты сойдёшь с ума, если так и продолжишь страдать в одиночестве. Твоё положение вовсе не так ужасно, как тебе кажется. Перестань заниматься самоедством и просто прими это. — Мне не нужна твоя жалость, ничтожество! — Момошики оскалился. — Я ненавижу тебя! — О, правда? А мне показалось, что совсем наоборот, — наверное, он переборщил с сарказмом. Ооцуцуки с яростным шипением бросился к нему и схватил за грудки. — Гадёныш! Не смей!.. Он оборвал его возмущения, крепко прижав к себе. Момошики затих в его объятьях, даже не пытаясь вырваться. — Ты размяк от своих чувств, но это нормально, усёк? Я верю, что ты сможешь преодолеть это. Ведь ты самый упрямый и сильный ублюдок, которого я когда-либо встречал. Боруто опустил руки, отпуская его. Враг поднял голову и замер, заворожённо смотря ему в глаза. У него участился пульс. Они стояли слишком близко. Невольно он перевёл взгляд на красивые губы. Момошики вдруг хмыкнул и активировал свой бьякуган. — Ты можешь считать, что уже пережил самое страшное в своей никчёмной жизни… — Не продолжай, — он скривился. — Мы уже выяснили, что предсказатель из тебя не очень, Момошики. Только очередного дурного пророчества ему не хватало! — Однако тебя ждёт долгий путь через тьму, — пришелец состроил противную знающую рожу. А потом отступил на несколько шагов назад, не отрывая от него взгляда. — Сможешь ли ты сохранить свой свет? С нетерпением буду ждать твоего падения. — Как-то отстойно прозвучало, хах, — Боруто ощутил облегчение. Близость этого ублюдка вызывала у него неуместные мысли. В чём виновата привлекательная внешность, несомненно. — Всё ещё не теряешь надежды занять моё место, паразит? Тот злорадно улыбнулся в ответ. — Ты пойдёшь со мной? — он протянул ему руку без особой надежды на согласие. Момошики уставился на него так, будто увидел перед собой диковинного зверя. — Ну, в смысле… пройдём вдвоём через этот тёмный путь и всё такое? — Уверен в своих словах, сопляк? — Неудачникам вроде нас стоит держаться вместе, верно? Он рассмеялся. Но это был не типичный смех главного злодея из кинофильма, а такой, словно ему удалось придумать хорошую шутку. — Эй! я тут серьёзно распинаюсь, вообще-то! — Боруто оскорблённо надулся. — Прекращай ржать! Отсмеявшись, Ооцуцуки развернулся к нему спиной и бросил через плечо: — Догоняй. — Э? — он тупо смотрел ему в спину, пока рядом не упал огромный кусок потолка. — Какого?! Стены вокруг пошли трещинами и стали рассыпаться на части. Всё вокруг начало стремительно разрушаться. Момошики успел улететь на приличное расстояние. Боруто побежал вслед за ним. Этот мудак просто кинул его! Он был прав с самого начала — это дурное место не даром напомнило ему об изощрённых играх Оги. Теперь оно и заканчивалось также — разваливаясь прямо под ногами и угрожая пришибить со всех сторон. Боруто только и успевал уворачиваться от камней. — Чёрт! — нога соскользнула с накренившейся глыбы, и он растянулся на следующем обломке. Но внезапно его схватили за запястье, удержав от падения в абсолютную тьму. — Тормозишь, тупица! Момошики вернулся за ним! И потащил за собой, держа за руку. Боруто почувствовал глупую и нелепую в данной ситуации радость. Вскоре они приблизились к выходу, за которым простиралась чёрная пустота. И куда дальше?.. Ооцуцуки обернулся к нему: — Держись за меня. Чего?! Если он собирался лететь через эту бездну с ним в довесок… Боруто остановил его, дёрнув за локоть к себе. — Мы уходим, — отчего-то его голос прозвучал очень низко. Возмущённый вскрик Момошики затих, когда он прижал его к себе. Правый глаз указал ему путь. Подступающая чернота преломилась белым светом, и они очутились в ином пространстве, паря среди знакомого алого марева. Момошики не торопился вырываться из его объятий, а ему почему-то совсем не хотелось его отпускать. Теперь он чувствовал это — барьер, выстроенный Ооцуцуки, пал вместе с его стылой темницей. В груди забурлила ядрёная смесь из чужой ненависти и… любви. И всё это было направленно на него. Чувства врага граничили с безумной одержимостью. Это немного пугало, но в то же время пробуждало в нём какое-то постыдное и тёмное наслаждение. — Боруто… — у него дрогнуло сердце от того, как мягко прозвучал его голос. Момошики пристально посмотрел ему в глаза, будто что-то ища, а потом быстро поцеловал его в щёку и отстранился с лёгкой улыбкой на губах. Ему с трудом верилось в произошедшее. Неужели он действительно смог достучаться до него так просто? Или протянутая рука помощи была достаточным аргументом в его пользу? Как они будут общаться с учётом неоднозначных чувств врага? И был ли Момошики по-прежнему его врагом? На что он вообще подписался, когда позвал его обратно? — Слишком громко думаешь, сопляк. — Ну уж прости, — он досадливо поморщился. — Придётся тебе снова привыкать к этому, усёк? Ооцуцуки фыркнул, а потом серьёзно посмотрел на него. — Я отвечу тебе в признательность за твою… поддержку. Можешь не переживать. Между нами всё останется по-прежнему. — Э? Но ты же… — Боруто запнулся, неожиданно смутившись. Разговаривать с влюблённым в него пришельцем оказалось не так просто, как наблюдать со стороны. — Ты уверен в этом? — Хах! Я больше ни в чём не уверен, мой милый убийца, — Момошики улыбнулся краем губ. — И отныне не стану давать тебе никаких обещаний. Но, — он выдержал многозначительную паузу. — Никогда не забывай о том, с кем имеешь дело. — С бессердечным ублюдком, который пытается отнять моё тело и жизнь? — Боруто насмешливо посмотрел на него. Он и так ни на секунду не забывал об этом. Даже когда тот неумышленно показал перед ним свою слабость. — Верно, — его враг довольно оскалился. — И даже не рассчитывай на то, что я стану давать тебе поблажки. — Хм, — озадаченно почесав затылок, он не удержался от дурного вопроса. — А когда ты… или как? Ну знаешь… — Договаривай, я ничего не понял из твоего бормотания. Боруто почувствовал, как щёки загорелись от смущения. Ладно! Пусть его прямо сейчас обзовут ничтожеством или ещё кем похуже. Он всё-таки спросит. Иначе любопытство никогда не отпустит его. Проморгать такое с пересекающимися мыслями — это ж надо умудриться! — Когда ты понял, что я тебе нравлюсь? Как это случилось? — Не забивай свою пустую головушку этой ерундой, — Ооцуцуки отвёл взгляд. — В твои прекрасные глаза трудно не влюбиться. — Ч-что? — у него вспыхнули ещё и уши. Он совсем не ожидал услышать от него такое. — Ты что, шутишь? Момошики раздражённо рявкнул: — Заткнись! И больше не спрашивай меня о таких глупостях! Боруто не успел ответить. Резкая боль в правом глазу впервые настигла его здесь, а не наяву. Он прикрыл его, но стало только хуже. Даже ранение от рук Каваки не было настолько болезненным. Не сдержавшись, он застонал от боли. Запястья коснулась чужая ладонь и, отстранив его руку, утешающе погладила щёку. Момошики смотрел на него с пониманием. — Боруто, — он поцеловал его в закрытое веко, и почему-то это притупило боль. — Тебе пора возвращаться. Все краски померкли, и мир сузился до одной-единственной чёрной точки. Он резко подскочил, но тут же плюхнулся обратно на спальник. Вскоре отдающая в шрам боль утихла. Несмотря на то, что всё стало только сложнее, Боруто ни о чём не жалел. Даже если решение помочь врагу ещё аукнется ему в дальнейшем. Даже если потом тот разлюбит его и возненавидит всеми фибрами свой чёрной души — это неважно! Он поступил так, как считал нужным. И, невзирая на очередное дурное пророчество, не отступится от своих убеждений и сломает злой рок. Ведь это его путь ниндзя.