«Ваше слово — за мной ход...»

      Прогремел очередной выстрел из множества предыдущих.       — Неплохо, даже несмотря на отсутствие очков, вы метко стреляете.       Капитано не лукавит, ему это не присуще. Оказывается первое впечатление правда сложилось ошибочным, потому что загадочный свидетель, на вид хрупкий как и цветок в его прозвище, смог перенести отдачу от выстрела без жалоб.       — Я нормально вижу далёкие цели. При сильном эмоциональном отклике зрение полностью расформировывается.       — Необыкновенный недуг. Лечить не пытались?       Некоторое время Ирис смотрит на ружье в своих руках. Проведя пальцами по стволу, мужчина с оттенком отчуждения отвечает:       — Пытался. Безрезультатно.       — Это прискорбно, но не менее восхитительно, то насколько вы выносливы. Не все новобранцы, прошедшие учения, так уверенно держат оружие, как вы.       Собеседник поднимает голову к нему с лёгким прищуром. Вечно в этом взгляде есть недоверие.       «— Снова думает, что я насмехаюсь над ним? Какого он обо мне мнения, раз считает, что я нахожу в этом резон?» — приходится терпеливо сносить, но на языке вертится пару вопросов.       — Что насчёт вас? — Ирис опускает с макушки очки.       Делает он это не аккуратно или ещё как, но чудовищным образом те падают на деревянные доски. Глядя на лицо Ириса, четвёртый предвестник думает, что упал не какой-то атрибут, а целая тележка золота. Он не проявляет чего-то яркого, но по глазам читается цепочка невеселых умозаключений. Мужчина выглядит так, будто очки, по его мнению, не должны были никоим образом упасть, а зависнуть в воздухе, любезно ожидая, когда же их подберут.       Оба стоят молчаливыми статуями и таким же синхронным движением начинают опускаться. Заметив чужое стремление, вновь замирают.       — Позвольте, — первый подхватывает рыцарь, поднимая вожделенный аксессуар. — К сожалению, ваши очки не так выносливы, как вы.       Подбодрил так подбодрил. Хорошо, что рядом нет ни коллег, ни подчинённых.       — Спасибо, — благодарности в словах нет от слова совсем, зато взглядом одаривает крайне недовольным.       Стоит на этом уже прекратить болтать, Капитано понимает, что посыл его попыток в поддержку остаётся не у дел. Хотя, честное рыцарское, он старается.       — Новые будет не сложно заказать, я думаю. Мне не известно где подобные магазины находятся, но можно спросить у Пульчинеллы, — и всё же он не смолкает, решив зайти с более практичной стороны.       — Нет... Будет не просто.       — Почему?       — Их делали специально под моё зрение...       — Нужна консультация врача? Это реализуемо-       — Нет, — перебивает Ирис, сжимая оправу. — У меня уже есть врач...       — Тогда свяжитесь с ним, пусть передаст необходимое мастерам и вам сделают точь-в-точь такие же.       — Я не хочу с ним связываться...       — ...       Пожалуй, даже разговоры во время пыток кажутся не такими изнурительными.       — Вы имеете доступ к врачу, но не хотите к нему обращаться и к другим отказываетесь идти. Я правильно понял?       Капитано нет дела до чужих тараканов и уж тем более до личностных конфликтов. Однако разговор в его понимании может быть закончен только твёрдой точкой. Ему не обязательно знать много, исчерпывающего "да" или "нет" вполне хватит.       — Я не хочу к нему обращаться, но это не значит, что я этого не сделаю. Просто надо будет посетить дом.       — Ясно, тогда вас стоит проводить сейчас?       — Нет. Я сам с этим разберусь, — четвёртому предвестнику протягивают ружье. — Вообще я хотел увидеть как вы стреляете.       «— Это он сейчас тему разговора сменил?»       — Сомневаетесь в моем мастерстве? — мало кто вообще решается на разговор с одним из самых грозных представителей личной свиты Царицы, не то что на подобный вызов. — Помимо огнестрельного я прекрасно владею и луком.       — На словах вы мастак, — Ирис скрещивает руки на груди. — Хоть один подвиг я увижу?       Одним отточеным движением Капитано поднимает дуло по направлению к мишени, проходит секунда и гремит два выстрела.       — Можете подойти и проверить. Эти два выстрела сделаны в одну и ту же точку, без малейшего сдвига.       Чёрные брови зрителя слегка вздернуты. Он невольно щурится, сохраняя ничем не удивлённый тон:       — Охотно верю.       — Лук продемонстрировать?       — Если от скромности не умрёте.       С каждой новой репликой ситуация становится всё комичней. Капитано вообще не мог вспомнить, когда в последний раз с кем-то подобным образом общался. Оно неудивительно, его круг общения зачастую состоит из обучаемых или коллег. С одними равный разговор не построить, а со вторыми разительно отличаются сферы интересов. Хотя для общения с людьми Капитано всегда открыт, не для пустой болтовни конечно, но обсудить нечто общее ему не чуждо.       Он в этом не нуждается, ведь основная деятельность воина — держать оружие на поле боя. Однако интерес к другим по расе существам никогда не угасал.       И в этом, стоящем рядом человеке, есть своя загадка. Её не обязательно разгадывать, лезть в душу, но она всё манит. Узнавать новое полезно, вот и опыт в общении со столь неординарной личностью наверняка не пойдёт в убыток.       — Господин Капитано, — прежде чем рыцарь успевает отложить ружье, на мосток для стрельбы выходит рядовой фатуи. — Письмо от господина Пульчинеллы пришло!       Ирис тоже смотрит на доносчика, а потом переводит взгляд с немым вопросом на предвестника.       — Лук оставим на следующий ваш визит сюда, — мужчина не теряется, намекнув на то, что гостю будут рады вновь.       Сначала реакции никакой не следует, потом до Ириса посыл словно доходит и он кивает. Впервые за весь день уголки губ слегка приподнимаются в более менее приветливом соглашении:       — Как скажете.

***

      Попрощавшись с Ирисом у входа в отель, Капитано сразу направляется к пятому предвестнику. Необходимо рассказать всё что удалось выяснить и спросить нет ли чего-то, что коллега намеренно упускает из виду.       Предчувствие говорит, что Цыплёнок не просто так терпит поведение свидетеля и вообще он крайне участлив к нему. Даже слишком.       — Я уже вижу что тебя беспокоит, Капитано, — когда гость входит в кабинет, старик даже не отворачивается от окна. — Проходи. Как успехи?       — Среди служащих был самозванец. И Морозов лично ему отдавал приказ. Как это понимать?       — Николай Борисович уже давно вызывает у нас с Царицей подозрения... Но он достаточно проворен, его не так-то просто поймать на горячем.       — Царица в этом замешана? Тебе отдали приказ?       — Да, — ответ многозначителен. — Я бы долго ломал голову над тем как выполнить его, но тут мне попадается на глаза этот необычный юноша. Знаешь, что я нашёл при обыске библиотеки покойной Дианы?       — ...       — Местечко не популярное, но оттуда каждый месяц регулярно брались книги на имя нам с вами знакомое. И все на тему экономики или психологии. Только один единственный раз там мелькнуло другое имя, совершенно не свойственное нашему региону.       — Я не хочу знать, — резко останавливает Капитано.       — Совсем? — в травяных глазах провокация без лишнего удивления. — Мне казалось тебе будет интересно узнать о нём чуть больше.       На подобное он не ведётся:       — Толького с его уст. Если у тебя есть приказ, выполняй. Если необходимо использовать Ириса ради этого – выполняй. Моя задача проследить за тем, чтобы он остался жив. Его личная жизнь останется его личной жизнью для меня, если он того так желает.       Говорит четвёртый предвестник грозно. Ему не раз и не два приходится напоминать о том, что ему не интересно участвовать в хитросплетениях подводных камней общества интриганов.       Кем бы ни был его подзащитный — ничего важнее его целостности не существует. Даже если он самая темная лошадка на этой доске.       — Ни его имя, ни тот с кем он связан меня не интересует. Владеть личными данными не нужно, чтобы построить надёжную защиту для него. И ввязывать меня в своё задание не рекомендую. Наше общее дело – нахождение убийцы Дианы.       — Я услышал тебя, мой друг, — Цыплёнок не настаивает, но сверкает глазами до сей поры. — Тогда могу лишь предупредить – следи за ним. Упустишь из виду и вовсе пропадёт.       Покинув резиденцию коллеги, Капитано остаётся мыслями ещё в их разговоре очень долго. Все последующие действия делались на автомате — сбор подчинённых и отправка на осмотр и допрос банка с его рабочими.       В голове не укладывается как столь бесхитростный, можно сказать, неуклюжий человек, мог послужить рычагом к выполнению задания от Царицы. Обычно подобное не заканчивается добром. Не посвящённые в фатуи могут попросту служить пушечным мясом или случайной жертвой.       Вряд ли Ирис способен выжить в этой липкой, сложной паутине интриг, не то что плести её самостоятельно. Значит, придётся проследить за его благополучием крайне тщательно.       — Передайте охране, что стоит на карауле апартаментов свидетеля – при его передвижении организовывать экипаж, держите дистанцию, но не теряйте из виду. Докладывать мне любую, даже самую незначительную ситуацию.

***

      Я знаю вашу страсть к вину. В наших беседах мелькали виноватые улыбки и честные признания о слабости перед данным напитком. С таким же выражением лица вы могли пожаловаться на отменный вкус привезенного алкоголя из Мондштадта.       На работе стараетесь не пить, особенно за бумажной работой. Перед сном совсем немного, как утешительный приз, а в далёких поездках можно себя побаловать.       Так забавно смотреть за тем, как вы боретесь с тягой. И дело не в том, что это смешно — я сомневаюсь в вашей способности набраться до неприличия, вы излишне строги к себе, потому что презираете любую зависимость. Иногда срываетесь из-за напряжённого графика, сердитесь на свою слабовольность и хмуро ходите по коридорам, одаривая встречных выученной улыбкой.       Выпив чуть больше четырёх бокалов, вы уже совсем разговорчивы, готовы обсудить каждого криво прошедшего подчинённого или косо взглянувшего на вас коллегу.       Я не любитель сплетен, но готов слушать любую самую бессмысленную новость, когда, сняв вечно-тяжёлый тёплый плащ и накидку, вы раскидываете вьющиеся волосы на спинке мягкого кресла. Сидя перед камином, словно плавясь от ощущений, ваши глаза оттаивают. Вечные мерзлоты обсидиана переливаются темно-фиолетовым и чёрным. И улыбка, подходящая только вам, забирает последние остатки моего отчуждения.       «— Некоторые люди, особо... приемлимые мной ассоциируются у меня с тем, что я люблю больше всего. На таких людей мне приятно смотреть. Вот, к примеру, Розалина... Дарить ей надо только жемчуг. Не рубин, который напоминает о огне в её душе, а жемчуг, она сверкает с ним, её белые волосы и бледные глаза сразу преобразовываются, она становится с ним совсем как королева, — Панталоне смотрит в огонь немного загипнотизированно, будто подбирает какие именно украшения подойдут предвестнице.       — Необыкновенное восприятие. Хотя вы всегда по особенному смотрели на вещи. Мне не стоит удивляться, — голос Капитано тихий, даже слышится подобие ухмылки.       В такие моменты он совсем не напрягает связки, чтобы не сказать громче банкира. Томная усталость, окутавшая кабинет после очередного рабочего дня, клонит в полудрему.       Вдруг черная макушка оборачивается в сторону четвертого предвестника. Очередная бесхитростная улыбка ударяет между рёбер:       — Вы чего в темноте стоите? Огня боитесь? Присаживайтесь, ваш рабочий день как рыцаря окончен.       — Эта работа круглосуточна, — не посмев перечить, мужчина осторожными шагами приближается ко второму креслу в одном метре от банкира.       — Сегодня нет.       — По какому поводу?       — Я так сказал, — коротко смеётся, как нашкодивший мальчишка, и тут же смотрит на свои кольца. — Вот вы тоже у меня с камнем ассоциируетесь. С алмазом, он с виду прост, но это одна из самых надёжных, благородных и чистейших драгоценностей.       На пару мгновений воцаряется молчание.       — А вы?       — М-м?       — А вы с каким камнем себя ассоциируете?       Лицо банкира накрывает задумчивость. Он тяжело вздыхает:       — Есть один камень, но пока я им не обладаю. Его как ископаемое нашли недавно, посчитали за нечистый изумруд, но когда я увидел один образец, я в него влюбился, — Панталоне делает глоток из полупустого бокала. — Он меняет свой цвет в зависимости от освещения. От того же грязно-зелёного до фиолетового. Не уверен ассоциирую ли я себя с ним, но я отдам многое лишь бы получить его, когда он обретёт распространение»       Если бы вы знали, как до дрожи хочется провести по щеке, убирая спавший на лицо локон, как хочется ощутить едва заметное тепло пастельной кожи. Каждое ваше тихое слово для моего строго-рационального мира как стихийное бедствие, от которого не укрыться.       У меня есть сила, чтобы получить желаемое, лишь руку протянуть, но у меня нет права на вас. Мы совершенно чужие, да даже так — никто не имеет права на вас, без вашего же соглашения.       Моё уважение к вашей свободе непоколебимо. Я так думал. Я был уверен и слишком зазнался.       Стоит ли мне ощущать омерзение к себе за корыстное использование каждой возможности, чтобы ощутить запах тонких духов на вашей одежде? Стоит ли винить себя в том, что хочу поцеловать каждый палец, каждое кольцо на этих руках, посчитать каждую видимую вену?       Стоит ли, вообще думать о чём-то, если я до сих пор помню ощущение полноценного удовлетворения, когда закрыл вас тенью своего плаща? Сжимая в своих руках, ощущая дыхание и сердцебиение нужного сердца так близко, я готов был умереть на месте. Даже думать о такой близости порой болезненно, а когда она стала явью — мир сомкнулся клином на ваших потерянных глазах и дрожащих бликах в них.       Я зашёл далеко, но уходить, скрываться, отступать мне не требуется. В моих силах лишь остановиться, дать вам увеличить дистанцию, чтобы вы ощущали себя комфортней. Однако если хотите, чтобы я исчез — придётся отсечь мне голову, иначе отказаться от вас, в виде единственно-верной цели, не смогу. Не захочу.

«Если письма сгорят не прочитанными,

Каждое слово в них станет сказано вслух.

Ваш пленник помнит их все,

Отказавшись от слова "свобода"»