***
Успех — это способность переходить от одной неудачи к другой без потери энтузиазма
— Святослава у нас — радужный ребёнок, вот мы её и бережём, — однажды говорит Саша Леонтьев, общаясь с Мишей. Одиннадцатилетний Влад, слыша это, хмурится, глядит на маленькую Святославу, с которой так весело играет, и ничего не понимает. Почему эта активная двухлетняя девочка нуждается в том, чтобы её так отчаянно берегли? Она же достаточно крепкая, а физических отклонений не имеет. Да сам Влад болеет раз в двадцать чаще, чем Святослава, однако тщательно берегут именно её, а не его. Ещё непонятно, что означает «радужный ребёнок». С одной стороны, это может быть намёк на ориентацию, но Святослава никакой тяги к таким же альфам, как и она, не испытывает. Значит термин означает нечто другое. Но спросить Влад боится, потому что где-то на подсознании чувствует, что тема крайне болезненная для обоих дядь Саш, с чьих лиц совсем недавно пропала грусть. Вообще, сейчас оба Саши выглядят такими счастливыми, как никогда. По крайней мере, Влад не помнил своих любимых «дядей» с постоянной улыбкой на лице. До рождения Святославы они постоянно грустили. О своих эмоциях никто из Саш не говорил, но это ощущалось где-то на подсознательном уровне. Интерес заставляет оторваться от Святославы и прислушаться к разговорам взрослых. Они снова обсуждают детей, делятся проблемами и ведут себя так, словно Владу всё ещё лет пять, и он ни черта не понимает. Папа Миша постоянно забывает о возрасте сына, поэтому так смело говорит о проблемном желудке того, даже не думая, что смущает Влада. Тот отбил язык просить не рассказывать о его позорных моментах из детства, но в конце концов сдался, поняв, что это бесполезно. — Вам стоит дать девочке немного свободы, — говорит папа Миша, делает пару глотков пива из стакана. — У вас такая крепкая дочка, а вы над ней труситесь, как кощей над златом. Только не вы зачахнете, а ваш ребёнок. — Миш, ты не понимаешь, — Саша Леонтьев качает головой, тяжело вздыхает и прикрывает глаза. — Я так боюсь её потерять… — Она никуда не исчезнет, если ты посадишь её в манеж или отдашь в детский сад. Ребёнку нужна эта… ну эта самая… Социализация! Вот! — С довольным видом изрекает Миша и с важным видом ставит стакан на стол. — А то заботой вы её испортите… Будет она беспомощной и не сможет жить, когда вы помрёте. Влад, откровенно говоря, греет уши и почти не обращает внимание на Святославу, занявшуюся мягкими игрушками. Она крупная и в будущем явно будет выше Влада. Тот ещё больше путается. Не понимая, почему его «родственницу» стремятся так сильно опекать. Подобным даже папа Миша не занимался, несмотря на то что после родов его накрыло резкой любовью к детям и в целом семейному быту. — Помирать ни я, ни Саша пока не собираемся… Да и рано судить о её характере, когда ей даже пяти лет нет, — уходит в отрицание Саша Леонтьев. — И я не могу поверить, что она, действительно, со мной живая и здоровая. Мне постоянно кажется, что Слава в любой момент может покинуть меня, как другие. Кто эти «другие» Влад не знает. Он из-за всех сил старается вспомнить, когда это у Саши Леонтьева был большой живот (не считая времени, когда там развивалась Святослава). В памяти всплывает лишь несколько эпизодов. Первый, когда Владу было около семи лет, тогда Саша Леонтьев гладил широкой ладонью округлившийся живот и советовался с именами для мальчиков. Буквально неделю спустя, никакого живота не было, а сам Саша Леонтьев сделался мрачным и усталым. Он не улыбался, вечно думал о чём-то своём и почему-то продолжал гладить живот, словно там кто-то мог пнуть в ответ. Саша Щиголев тоже ходил сам не свой, а под его глазами появилось ещё больше морщин. Он постоянно держал супруга за руку, гладил по спине и шептал что-то. — Другим и года не было, а твоей Славе уже два! Можно, нет, тебе и Поручику необходимо немного успокоиться и перестать накручивать себя. Ну не сможет ваша дочка сейчас пуповиной себя задушить или не там, где это нужно развиваться. Всё хорошо, понимаешь? — Миша не унимается и не старается говорить тише, ведь снова забыл, что его сын уже умеет анализировать слова. «Пуповина, пуповина… Она есть у маленьких детей, которые в животе плавают… Но как ей может задушиться взрослый ребёнок? Что происходит?» — думает Влад, хмурится, а потом вспоминает медицинскую передачу, где рассказывали о мертворождённых детях. В этот момент по телу будто бы ток проходит, в голову больно бьёт осознание правды. Она состоит в том, что живот пропал не из-за чуда, а из-за того, что малыш мёртвым родился, и каким-то образом задушил себя пуповиной. Испуганный взгляд перемещается на улыбающуюся Славу. Ей явно повезло родиться и не просунуть шею в эту «верёвку». Почему-то Владу становится неприятно даже думать о таком, но он не может остановиться и даёт полную свободу мыслям и фантазии. Они продолжают строить теории из услышанных слов. Вот, теперь разум уцепляется за «развитие не там, где это нужно», и снова вспоминается передача, где тётя доктор говорила о внематочной беременности и её страшных последствиях. Неужели, этот кошмар был и у Саши Леонтьева? Неужели, он тоже страдал. — Я знаю её возраст, но не могу не бояться, Миша… Мы с Сашей потеряли стольких, и мы не хотим, чтобы Слава пополнила этот список. Я понимаю, что выкидыша больше не будет, да и вряд ли она внезапно умрёт, но не могу не бояться. Вспомни, как ты сам не пускал Влада гулять, когда его маленького собаки покусали. Ты тоже не мог успокоиться и чуть ли не всех собак считал убийцами, — Саша поправляет очки. Миша в ответ «фыркает», а у Влада внутри что-то больно-больно сжимается от слова «выкидыш». Есть в нём нечто страшное и противное в своей неправильности. Воображение рисует большие красные буквы, составляющие «выкидыш». Он не до конца понятен, но всё равно ощущается огромная боль. Но словосочетание «радужный ребёнок» так и остаётся непонятным. Причём тут выкидыши, удушение пуповиной и внематочная беременность? Любопытство терзает, а спросить прямо невероятно страшно: придётся признаться в наглом подслушивании разговора и получить по шапке за это. — И всё же… Почему ты называешь дочку «радужным ребёнком»? Это что-то на сленге? — задаёт столь желанный вопрос папа Миша. — «Радужными детьми» называют тех малышей, за появление которых родители боролись до последнего, — Саша устало улыбается. — Я это в американском журнале вычитал… Там пишут, что радуга — символ надежды. Можешь называть меня романтиком и дураком, но мне кажется это красивым. Тут Влад испытывает странную жалость по отношению к Саше Леонтьеву, которому пришлось так много страдать.***