Не сказки на ночь (Сборник)

Сентябрь 2020 год.

Глядя на себя в зеркало в туалете консерватории, Белова спустила с плеч свое черное платье, сделав декольте чуть глубже. Она придирчиво осмотрела свое отражение уже раз в десятый, поправила помаду на губах и чуть взъерошила волосы, для объема. Её одногруппница Полина, единственная, с кем Соня смогла подружиться или типа того (Белова, как известно, куда лучше находила общий язык с парнями — Ника не в счет), стояла у соседнего зеркала и расчесывала пышные каштановые кудри. — Ну что, идём? Белова откинула волосы назад и кивнула. — Идём. Вернувшись к учебе, изголодавшись по красивым фотографиям и красивой одежде, они единогласно решили устроить себе фотосессию в библиотеке посреди высокий стеллажей с книгами. В этом красивом почти закатном свете, когда широкие солнечные лучи, по-осеннему золотые, будут заливать пространство, подсвечивая библиотечную пыль и блестящие девичьи волосы. Под вечер студентов и преподавателей в залах почти не было, поздоровавшись, девушки прошли вглубь библиотеки, затаившись среди полок. Из объемного шопера они достали букет сухоцветов и гипсовую голову Давида. Соня была хороша в позировании, ей всегда легко давались красивые фотографии, поэтому она куда больше наслаждалась библиотечным запахом книг, теплыми лучами, ласкающими кожу и тонким ароматом цветов в своих руках. А еще, безусловно, осознанием того, как она хороша в этом бархатном коротком платье и высоких ботинках. Меняя позу, она приоткрыла веки и повернулась, чтобы посмотреть в камеру. Но девушка вздрогнула, и цветы выпали из рук, рассыпавшись по полу у её грубых ботинок. Сердце упало куда-то вниз, и голова Сони закружилась. Полина резко обернулась назад, туда, куда устремился испуганный взгляд блондинки. В проходе между стеллажей стоял он. Арсений приветливо улыбнулся и кивнул в ответ на скомканное «Здрасьте» Полины, которая сама испугалась, хотя они вроде бы ничего противозаконного не делали, а Соня так и не пошевелилась. Он прошел между полок, осторожно обогнув шатенку, и вплотную подошел к Беловой. — Здравствуйте, София. После того, как он называл её на «ты» и даже один раз назвал «красавицей», его слова казались почти грубыми и ранили не только тонкий слух Сони, но и ее душу. Однако она понимала, что они вновь находятся в стенах консерватории, и здесь не было место фамильярности. — Здравствуйте, Арсений Сергеевич, — она не узнала свой голос. Он вновь улыбнулся уголками губ и чуть качнул головой. Соня смотрела на него, такого красивого в черной обтягивающей рубашке и темных джинсах, и не могла заставить себя оторваться. — Как дела с группой? — и он вдруг присел на корточки перед ней, собирая веточки цветов. Глаза Беловой неконтролируемо расширились, и она опустила взгляд вниз, наблюдая его у своих ног, на которые, о боже, он смотрел горящим взглядом. Соне казалось, она сейчас умрет. — Нормально, — выдавила она, заставляя себя хотя бы начать дышать. — Мы связались со Стасом, отправили ему материалы… Спасибо, — усилием воли она забрала из его рук цветы, когда он поднялся и вновь возвысился над ней. — Думаю, будем работать с ним. — Он положительно о вас отзывался, — он кивнул. — Ну, что ж, рад, что все хорошо сложилось, — мужчина, наконец, оторвал от Сони взгляд. — Не буду вам мешать, — и, улыбнувшись Полине, он скрылся между полок. — До свидания, — хором выдохнули они в никуда. Они с Полиной общались скорее от неимения других вариантов, потому что все остальные девочки в их группе были ужасными занудами, зубрилами или откровенными провинциалками, а от количества Влада в ее жизни у Беловой иногда начинала болеть голова. Соня, естественно, не считала Полину лучшей подругой и до конца ей не доверяла, поэтому сейчас постаралась не подавать виду: не заорать, не упасть, не дать блаженной улыбке расплыться по лицу, но румянец все равно выступил на ее щеках, а грудная клетка сжалась до такой степени, что дыхание снова прервалось, и это было трудно не заметить. Поля улыбнулась понимающе и прошептала: — Да, он секс… Подойди к нему. — Смеешься? — Соня качнула головой. Фотографироваться она вряд ли теперь смогла бы, поэтому передала шатенке цветы и взяла у нее свой телефон, жестом показав, что они меняются местами. — Что я ему скажу? — это вообще-то был риторический вопрос, но... — Даже не знаю, уместны ли разговоры, учитывая, что он буквально у твоих ног, — хихикнула девушка, начав позировать. Соня промолчала, чувствуя, как по груди разливается приятное волнение от воспоминания его тяжелого, физически ощутимого взгляда на себе снизу вверх. — Я вообще тебя не узнаю, Белова. Ты не робеешь буквально никогда, а тут что? — Ты хочешь на всех фотографиях с открытым ртом стоять? — Соня прищурилась. — Грубиянка, — Полина выразительно закатила глаза, однако перестала подначивать ее. Блондинка осталась довольна. Соня твёрдо решила не навязываться, не выглядеть наивной влюбленной дурой, а потому, выходя из библиотеки, смотрела исключительно прямо перед собой, не ища его глазами. — София, — она услышала бархатный голос, и звук его, проникая под кожу, распространялся внутри короткими электрическими разрядами. — Задержитесь на минуту. Они с Полиной переглянулись, та улыбнулась многозначительно и, попрощавшись, вышла из библиотеки. Соня обернулась к Арсению и, ничего не сказав, подошла к нему, скрываясь от камеры в холле между высоких книжных полок. Он держал в руках тонкую, потрепанную временем партитуру. Белова мягко перехватила ее из рук мужчины и взглянула на потертую обложку, однако напечатанные черным буквы, все-таки, были отчетливо видны. — Бах? Он кивнул с легкой улыбкой. — У бабушки была такая. Когда я приезжал к ней, она заставляла меня играть, пока все мои друзья носились по полю, играя в футбол. Я чертовски ненавидел Баха, — Арсений говорил почти шепотом, Соня не понимала: это потому что они находились в библиотеке или потому что он не хотел, чтобы кто-то услышал его почти откровение. Даже она. Глаза его, впрочем, покрылись туманной пеленой, несмотря на то, что мужчина прямо смотрел на нее, Беловой казалось, что он видит перед собой фортепиано и бабушку, стоящую над ним. — Его очень сложно играть. Особенно когда хочется играть в футбол. — Бабушку это не останавливало. Соня улыбнулась. Он тоже. — Я не знала, что ты пианист. Арсений не стал ее поправлять. — С этого все началось. Его запах кружил голову, его физическая близость плавила кожу. Белова себе не доверяла, а потому, чтобы не засматриваться на его точеные губы, отошла в сторону, опираясь на небольшой столик, стоящий у мутного окна. Чтобы перестать пялиться на него, девушка открыла книжку, пробежавшись взглядом по нотам. — А у меня с коньков. — Как это? — Мама хотела, чтобы я занималась фигурным катанием, — девушка пожала плечами. — Брат любит в деталях рассказывать, что я после первой тренировки легла на лёд и рыдала, пока мне не пообещали, что я туда не вернусь. — Не понравилось кататься животом по льду? — Арсений усмехнулся, и она снова подняла на него глаза. — Еще как, — она покачала головой, придаваясь воспоминаниям. — Я решила заниматься скрипкой. Как мама и Ваня. Ненавидела это до слез, но все было лучше, чем коньки. — Я помню, мне лет восемь было, в музыкалку парень один ходил, скрипач. Его били в подворотне каждый раз, когда он проходил мимо шпаны с инструментом. А он все равно не бросал. Отчаянный. — А что с ним сейчас, знаешь? — Нет. Но, будем надеяться, музыкант из него все-таки получился. — Если бы получился, ты бы знал. — То есть, быть музыкантом — равно быть известным? — он дернул бровями. — Исходя из твоей первой лекции… Да. И богатым, — не удержалась от сарказма Соня. Он улыбнулся уголками губ. — Это твое восприятие сказанного мной. Они вдруг замолчали. Это было не резкое, не неловкое молчание, просто пауза. Передышка. Наверное, они вспоминали то первое занятие снежным февральским утром, когда, признаться честно, у них обоих закипела кровь. Тогда все началось. Соня, правда, не понимала, что именно. — Поцелуй меня, — сказала она вдруг, резко подняв на него свои ясные зеленые глаза. Ей надоело быть несмелой. Ей надоело не понимать. Арсений, казалось, не был удивлен ее просьбе. Он не отвел взгляда, не шелохнулся, продолжал смотреть на нее изучающе, будто искал страх или сомнение. Но ничего этого не было на ее лице. Волнение — да, возможно. Сердце Сони вновь ускорило свое биение, колотясь о грудную клетку, но в остальном она просто ждала, и губы ее чуть подрагивали. Эти красивые пухлые губы в сладком блеске. Он чуть склонил голову набок. Будто под этим углом разглядел бы еще что-то, а затем медленно подошел к ней. В горле пересохло. Соня все еще сидела на краешке стола и не могла шевельнуться, только смотрела на него снизу вверх округлившимися глазами, задыхаясь от волнения и его близости. Арсений мягко забрал у нее партитуру, хотя Белова этого даже не заметила, пальцы просто поддались его давлению, и все. Книга осталась лежать на столе возле нее. Мужчина медленно приближался к ее лицу, изучая тяжелым взглядом, доводя почти до исступления, но Соня не шевелилась, чувствуя его теплое дыхание на своей коже. Она очень хотела податься вперед, но он словно пригвоздил ее к месту одним своим взглядом, не давая пошевелиться. Соня потеряла контроль над своим телом, вверяя себя ему. И он поцеловал ее. Осторожно, но напористо. Это было касание, длиной в пару секунд, не больше, но дыхание Сони сорвалось, и она утонула в этом ощущении близости, о котором так долго мечтала. Все ее тело вспыхнуло огнем, внизу живота ощутимо потяжелело. Его запах впитывался в ее кожу, бергамот и кедр пропитали легкие, окутали грудную клетку изнутри, и ребра едва не трещали от того, как билось ее сердце. Мгновение. Другое. Он вновь смотрел на нее из-под ресниц, изучая то, как изменилось выражение ее лица, как сбилось дыхание, как задрожали руки, как Соня неосознанно сжимала пальцами край стола. Ему нравилось. Она умоляюще смотрела на него, но не решалась произнести ни звука, не решалась больше ни о чем просить. Соня ведь и так получила все, чего хотела. Проблема была лишь в том, что ей всегда было мало. Арсений слышал ее без слов, боже, они были не нужны, ее сердце, тараном пробивающее ребра, молило о пощаде. Или о смерти. Сложно было разобрать. Не выполнить эту последнюю просьбу было бы просто кощунством. Он поцеловал ее снова, нагнувшись ближе, и Соня ответила, потянулась вперед, двигаясь губами навстречу, прижавшись к нему всем телом, чтобы ощущать каждый сантиметр его тела. Мужчина пробовал ее губы на вкус, она была сладкая, как жвачка из детства, он изучал ее, дрожащую до кончиков пальцев, ощущая, наконец, полную власть над этой гордой взбалмошной девчонкой, что с ним становилась такой робкой и покорной. Ему хотелось пойти дальше почти так же, как было интересно, пойдет ли она. Его губы были жесткими, точеными, но горячими. Они обжигали. Белова таяла, поддавалась каждому прикосновению, каждому его желанию, будь то углубить поцелуй или развести ее колени в стороны. Она путалась пальчиками в его темных волосах, гладила шею, сильные плечи, спускаясь вниз по спине, в надежде отпечатать его на своих ладонях. Подхватив ее под колено одной рукой, мужчина придвинул ее ближе к себе, и Соня испуганно распахнула глаза. Он остановился. Провел другой рукой по ее лицу, осторожно и нежно, пальцами касаясь скул, губ, раскрывая их. Горячее дыхание обжигало кожу, собственные легкие не справлялись с нагрузкой, да и она скорее ловила ртом воздух, чем дышала. — Останови меня. Он не то просил, не то бросал вызов, развязно, но коротко целуя ее, проводя языком по приоткрытым губам. Вместо ответа она тихонечко застонала, а Арсений поймал этот звук ртом, буквально проглатывая, не давая ему вырваться за пределы закоулка, в котором они находились. Ее голос спустился в грудную клетку и зазвенел там, как колокольчик. Но не сладко или радостно, а с надрывом, умоляюще. Рука мужчины сама спустилась вниз, по платью, сминая ткань, а затем забралась под юбку полу-солнце, стремясь по тонкой коленке, к бедру и выше, к нижнему белью. Он продолжал целовать, кусать, зализывать краснеющую кожу скул, шеи, места у ключиц, а Соня только выгибалась навстречу его поцелуям. Арсений легко подцепил кружево пальцами и потянул вниз, легко стягивая его с горящей кожи. Соня прижалась ближе, дрожащими руками расправляясь с ремнем на его джинсах, звеня пряжкой, он помог ей, стягивая их чуть ниже вместе со своим нижним бельем. Мужчина подхватил ее под бедра, притягивая к себе, Соня обхватила его торс ногами, чувствуя, как головка члена упирается в нее. Он провел вверх-вниз по влажным складочкам ее влагалища, и девушка задохнулась, откидывая голову назад. Некрасов зажал ей рот ладонью, не дав стону вырваться в тихое пространство библиотеки, и сам плотно сжал губы. Он приблизился к ее лицу, поймав туманный, горящий, сумасшедший взгляд зеленых глаз, ставший таким темным, что у него самого мутнел рассудок. — Ни звука, — предупредил он. Соня не ответила. Смотрела на него этими стеклянными глазами, умоляющее двигая бедрами, вынуждая его сорваться. Арсений держался из последних сил. — Кивни, если поняла. И она сдавленно кивнула, будто у нее был выбор, и он тут же вошел в неё. Без предупреждения, во всю длину, глаза его прикрылись от удовольствия, от того, как в ней было горячо, узко, как сладко она прошептала что-то ему в губы, впиваясь в его плечи ногтями, пряча стон в ямке между его ключиц. Он чуть отстранился назад, а затем снова двинулся вперед, упиваясь сладостью ее губ и тем, что Соня двигается в такт с ним, не обращая внимания на то, как край стола впивается в спину, оставляя на коже красные отметины. Самоконтроль рассыпался в пепел, он вбивался в нее, сжав челюсти, вцепившись в ее хрупкое тело до синяков: руками, зубами, всем своим существом. Девушка растворялась в жаре его тела, в том, как Арсений целовал ее, как входил в нее, как рвано дышал, как его пальцы двигались вокруг ее клитора. Ей отчаянно хотелось сорвать с него всю одежду, позволить себе прикоснуться к нему везде, пересчитывая родинки на его коже, но она не могла, сил и самообладания хватало только на то, чтобы обнимать его крепче и сжимать губы, чтобы их никто не услышал. Соня чувствовала, как внутри все собирается в горящий узел, который вот-вот развяжется и пустит по телу волну наслаждения. Она распахнула глаза, поймав его потемневший сумасшедший взгляд всего на секунду, а затем разглядела, как взмокла его кожа, и девушка прильнула к нему, слизывая соленую дорожку с его шеи. Арсений зарычал, удовольствие вспыхнула внутри него так горячо, что перед глазами заплясали темные пятна. Мужчина впился в нее и качнул бедрами вверх, прижимаясь к той самой точке, от ощущения давления на которую внутри нее все взорвалось. Он поцеловал ее. Глубоко, вновь проглатывая ее стон, который отозвался внутри пламенным жаром. Арсений чувствовал, что этот почти беззвучный оргазм гудит у него в ушах, бурлит в его крови, требуя, чтобы он его услышал. — Я люблю тебя, — прошептала она так тихо, что никто, никто бы не разобрал, но он уловил эти три слова, и они прогремели громом в тихой библиотеке и внутри него прошлись землетрясением. Все ее тело дрожало, Соня тихо постанывала, кусая губы, продолжая жаться к нему и двигать бедрами, заставляя его сходить с ума еще больше, чем от обрушившегося на него признания. Грудь его тяжело вздымалась, он смотрел на нее, впервые за много лет вдруг ощутив себя цельным. Она исцелила все, что болело. Этим взглядом. Этими словами. Арс вдруг понял, что до этого момента ощущал себя погребенным заживо под землей, и вот он, наконец, выбрался наружу. Чтобы услышать ее тихий шепот, чтобы поймать это признание, сказанное в бессознании. Мужчина замедлился, продолжая двигаться глубокими размеренными толчками, наслаждаясь ощущением ее прикосновений, а затем прижал ее к себе еще ближе, заставив обвить его торс ногами сильнее, и дрожь прошла по его телу, забирая все силы. Горячая сперма разлилась внутри, и Соня благоговейно ахнула ему в губы, наслаждаясь этим. Арсений, собрав волосы на ее затылке в кулак, заставил девушку чуть отпрянуть назад, и прижался губами к ее губам, целуя, словно пытался сказать то, чего не мог произнести вслух. Без него казалось пусто и холодно, хотя он и был рядом, застегивал джинсы, заправляя в них рубашку, одна из пуговиц на которой оторвалась и теперь была неизвестно где. Соня не могла заставить себя пошевелиться, так и сидела на этом столе, собрав ноги вместе, и пыталась дышать. Она смотрела на него с вопросом в глазах, и на этот вопрос у него ответа не было. — Все хорошо? — Соня кивнула. Уверенно, не подумав ни секунды. Некрасов сократил расстояние между ними, пригладил ее волосы. Девушка тут же двинулась за его рукой, словно котенок, жаждущий ласки. Он улыбнулся ей уголками губ. — Я выйду первый и вызову такси. А ты следом, ладно? — блондинка снова кивнула. — Я отвезу тебя домой. — Хорошо, — отозвалась она. Он поднял кружевные трусы с пола и сжал их в ладони. Соня удивленно вскинула брови. — Наверное, надевать их не слишком гигиенично. Белова тоже не горела большим желанием делать это, неизвестно, сколько народу тут прошло и как давно здесь тщательно мыли полы. — Оставишь их у себя? Он усмехнулся, и на его щеках появились глубокие ямочки. — Я буду ждать тебя внизу. И он действительно убрал их в свой карман, подмигнув Беловой, заставив ее залиться краской, но, благо, Арсений этого не увидел. Мужчина ушел, оставив после себя аромат своего парфюма, дрожь в ее коленях и ощущение счастья в груди, казавшееся Соне страшным. Потому что если оно исчезнет, если он его отберет, она просто умрет. Как если человеку вырвать сердце. Девушка провела ладонями по лицу, стараясь прийти в себя, хотя бы немного, осторожно спустилась со стола, держась за книжную полку, чтобы не рухнуть на пол. Она поправила волосы, стерла влажной салфеткой размазанную помаду с губ и вокруг них, попыталась поднять рукава платья наверх, скрывая красные следы. И, двигаясь бесшумно, как вор, вышла из библиотеки, забыв партитуру на столе, не удосужившись поискать для нее место на книжной полке. Соня, на удивление, двигалась легко и уверенно, ее не качало от эйфории, не размазывало по стенам, она наоборот придавала сил. Машина как раз подъехала к тротуару, и Арсений открыл перед ней дверь, пропуская девушку, что юркнула внутрь так быстро, словно боялась, что работники библиотеки прильнули к окнам и наблюдают. Мужчина же вальяжно обогнул машину, и сел рядом, заполняя салон автомобиля своим запахом, который, кажется, впитался не только в ее кожу, но и вплелся в ее душу. — Вбей адрес, — Арсений протянул ей свой мобильный, и Соня послушно добавила к уже существующим двум точкам свой дом в Медведково. Он утвердительно кивнул. — Можем ехать. Автомобиль плавно двинулся по переулку, водитель приоткрыл окна, и осенний, пока еще мягкий ветер трепал Соне волосы. Она прижалась виском к холодному стеклу, надеясь остудить мысли, не в силах смотреть на Арсения, в паническом страхе рассмотреть в его взгляде что-то, что все разрушит. В машине тихо играла музыка. Красивый женский голос, поющий о любви, выворачивал душу наизнанку. А затем Арсений вдруг взял ее за руку, мягко сплел их пальцы, и Соня ощутила его теплый взгляд на своей щеке. Белова дрогнула и машинально повернулась к нему. Он мягко ей улыбнулся, лаская ее ладонь подушечками пальцев. — Как ты себя чувствуешь? — спросил он тихо. Глаза его стали привычными серо-голубыми, спокойными, как Атлантика. Музыка вдруг стала ощущаться иначе. Она обволокла пульсирующее сердце, словно убаюкивая его. — Теперь хорошо. А ты? — Арсений притянул ее руку к своим губам и оставил на коже короткий поцелуй, как ответ и как обещание. — Остановите вот здесь, на остановке, — попросил он водителя. — Я на пару минут. Не убегай, — Некрасов прищурился, заставив ее улыбнуться, наконец. Соня кивнула. Когда он вернулся, сел чуть ближе и притянул ее к себе, обнимая. Белова прижалась к его груди, чувствуя размеренное биение его сердца, оно убаюкивало, но девушка не позволила себе заснуть, она не желала потерять ни единой секунды рядом с ним. Он иногда поглаживал ее по волосам, иногда по бедру, иногда касался губами ее затылка. В этом было столько нежности, что у нее сжималось сердце. В этом было столько напоминания о вспышке страсти, что у нее тянуло внизу живота. В этом было столько всего, что казалось, в этом вся жизнь. Соня бы легко согласилась променять все, что у нее есть на то, чтобы ехать с ним в этой машине вечно. Но таксист припарковался у ее подъезда, и Белова осторожно разомкнула объятия, чувствуя, как грудную клетку заливает печаль. Она чуть двинулась в сторону, намереваясь дернуть замок. — Посиди, — он вышел из машины, а затем открыл дверь с ее стороны и протянул ей раскрытую ладонь, как всегда делал папа для мамы. И именно в этот момент Соня влюбилась в него окончательно и бесповоротно. Она, не раздумывая, вложила свою руку в его и позволила ему себе помочь. Выбравшись из машины, она подняла подбородок, впервые в жизни не чтобы выразить протест, а чтобы выразить преданность. Соня смотрела на него снизу вверх своими широко распахнутыми зелеными глазами, в которых плескалась любовь, и он не мог ничего с собой поделать. Арсений нагнулся к ней и коротко поцеловал ее в губы, задержавшись на ее щеках ладонями, он ласково погладил ее раскрасневшуюся кожу большими пальцами. — Это должно оставаться тайной, — прошептал он. — Я знаю, — Белова не была готова делить его ни с кем. Даже с Никой. Нет. Арсений был ее. Только ее. — Держи, — он протянул ей что-то. Соня машинально сжала в руках небольшую коробочку, коротко взглянув на изображение таблетки на ней. — Выпей, когда придешь домой, ладно? Белова только сейчас задумалась о том, что они не предохранялись, и ужас пробил ее насквозь, заставив дернуться, глаза ее округлились в страхе, и сердце рухнуло куда-то вниз. — Боже. Мы же не… — Все хорошо, — он провел ладонями по ее плечам вниз и переплел их пальцы. — Не переживай ни о чем. Это поможет, — Некрасов смотрел в ее глаза прямо и уверенно. Его голос волшебным образом успокаивал, Соня поверила ему беспрекословно и вдохнула чисто и глубоко. Арсений был как панацея. — Когда мы увидимся? — спросила она. — Скоро, — он улыбнулся и вновь поцеловал ее. — Иди домой, красавица. Я позвоню.