Май 2023 год.
Когда Соня узнала, что ее отец изменяет маме, а потом узнала, что мама знает, жизнь для нее ненадолго встала на паузу. Примерно неделю она безвылазно просидела в квартире, продолжала смотреть «Зачарованных», лишь изредка читая в чате «НРП» поправки по графику на месяц. Начиналось лето, и это было время плодотворной работы. Их позвали выступать на большой фестиваль в Москве, на несколько ютуб-шоу, им предстояло записать новый альбом и снять клип, проблема была лишь в том, что Дима не выходил на связь уже почти неделю. Белова решила, что на этот раз они разберутся с Королёвым без нее. У Сони и без этого проблем было по горло. На сообщения она не отвечала, только ставила реакции, показывая, что увидела, в какие дни им на съемки, а на какие назначены репетиции. Спустя полторы недели после возвращения в Москву, наконец, набравшись смелости, она взяла в руки телефон и позвонила брату, надеясь, что он не работает в майские праздники. Соня не хотела портить ему жизнь, но запуталась, что ей делать со своей, а единственным человеком, который всегда знал, что делать, был Ваня. — Сестра, привет. — Привет, братик, — она звучала бодро. В ее голосе не слышалось усталости или отчаяния. Потому что она репетировала этот звонок перед зеркалом раз пять и улыбалась сейчас, даже несмотря на то, что он ее не видел. — Как дела? — У тебя что-то случилось? — Ваня явно вышел на балкон, послышался шум ветра и шелест распустившихся листьев. Характерный хлопок двери только подтвердил это. Соня пропустила вдох. — С чего ты решил, что что-то случилось? — ее голос стал бесцветным, настоящим, улыбка спала с лица, словно ее и не было. Она нервно села на кровати, прижав колени к груди и чуть крепче сомкнула пальцы на корпусе телефона. — Ты никогда не звонишь просто так, — он усмехнулся в трубку, и Соня услышала, как он закурил и сладко затянулся. Она машинально потянулась за своей электронкой, затерявшейся в одеяле. — Ну, что молчишь? Соня думала о том, что она не только дерьмовый друг, но и плохая сестра. Она и правда не помнила, когда в последний раз просто так разговаривала с братом, когда в последний раз виделась с ним. Белова не знала о его жизни буквально ничего, кроме общеизвестных фактов: он все еще работает на отца, он сейчас живет в квартире родителей на Котельнической, и он, кажется, еще не женился. Блять. Девушка впервые была готова заплакать от тотальной ненависти к себе. Соне было от себя мерзко. Настолько, что хотелось ударить себя по щеке, хлёстко, до жжения, до боли. — Сонечка? Она осознала, что впивается ногтями в собственные колени. Соня резко одернула руку, и кожу обдало приятной болью. Эта боль отрезвляла. Блондинка прерывисто вдохнула и качнула головой, окончательно приходя в себя. — Вань… — она снова попыталась улыбнуться. Ваня слышал эту вымученную улыбку и хмурил брови, глядя вниз, во двор, что сегодня был абсолютно пустынен, все или по дачам разъехались на праздники, или гуляли по расщедрившейся на хорошую погоду Москве. — Ничего не случилось. Я просто так позвонила, правда. Он выдохнул белесый дым, затянулся снова и вновь выдохнул. Ваня знал свою сестру, знал, как себя, и если Соня решила врать, она будет врать до последнего. Звучало почти убедительно, но только он ничерта ей не верил. Молодой человек коротко посмотрел назад, на расправленную постель, на бокалы вина и тонкую женскую фигуру, потягивающуюся у зеркала, и вздохнул. — Хорошо. Я рад, что ты позвонила, — Белов звучал в разы убедительнее сестры, Соня слегка расслабилась, вдыхая, наконец, смесь с запахом тропических фруктов, скрывающих в себе такой необходимый ей никотин. — Ты в Москве? — Да. Вернулась недавно. — Супер. Может, встретимся? Вина выпьем, сегодня праздник. — Какой, ты хоть знаешь? — она усмехнулась, сильнее прижимая телефон к уху, словно так могла быть ближе к своему старшему брату. Ваня рассмеялся. — Конечно. Это ты, новое поколение, не в курсе. Мир! Труд! Май! — А ты какое поколение? — Соня нахмурилась. — Другое? — ей всегда казалось, что их единственное различие в том, что Ваня учился заграницей (было в нем что-то американское), а она в Москве, в основном они с братом всегда были на одной волне. — Приезжай на Котельническую, расскажу. Казалось, впервые за все это кошмарное время дыхание далось ей легко, как любому нормальному человеку. А все от осознания того, что совсем скоро она просто обнимет своего старшего брата, и весь мир с его проблемами просто перестанет существовать. Отказаться Соня не смогла бы даже при всем желании, а оно напрочь отсутствовало. — Хорошо. Минут через сорок буду, нормально? — Жду тебя. Но едва Соня ступила на порог квартиры, ее нюх уловил едва заметный, но все же читаемый запах женских духов. Она нахмурилась, но промолчала, обнимая брата и получая от него поцелуй в щеку. Ваня причесался, но все равно выглядел каким-то взъерошенным. — Есть хочешь? — Нет. Она шла за ним по скрипучему паркету, минуя спальню, что раньше, кажется, была родительской, Соня поежилась, подумав об этом. Они вдвоем зашли на кухню, где в раковине стояли два бокала, наполовину наполненные красным вином, наполовину водой из-под крана. На краешке одного из них Белова увидела отпечаток от розовой помады. Девушка дернула бровями, но вновь промолчала. — Зря. Я вот поем, — и он достал из духовки еще теплое мясо с картошкой, блюдо так аппетитно пахло специями, что у блондинки сжался желудок, а следом послышалось характерное урчание. Кажется, в последний раз она нормально ела тем вечером в Питере, когда Арсений от нее ушел. Это было давненько. Ваня усмехнулся и поставил противень прямо на стол, выдав сестре серебряную вилку из любимого маминого набора, который она с барского плеча отдала брату, когда он переезжал на Котельническую. Ваня всегда говорил, что Соня — любимица отца, но если быть совсем честным, родителей они поделили поровну, Оля души в нем не чаяла, что-то подсказывало Беловой-младшей, что если бы ей позвонил сын, мама ни за что в жизни не сбросила бы звонок и не общалась с ним так, как говорила тем вечером с ней. Мясо буквально таяло во рту, но Соня налегала в основном на картошку, едва ли не мурлыкая от удовольствия. Они говорили о чем-то отвлеченном, обсуждали какие-то сторонние новости, и так притворно, что сами себе не верили, но почти верили друг другу. На кухне буквально сквозило недосказанностью. Возможно, так здесь было всегда, просто они, дети, этого не знали. — Расскажешь, наконец, что стряслось? — поставив перед ней бутылку пива, Ваня буквально пригвоздил ее к месту взглядом. В такие моменты он был чертовски похож на отца. Соня нервно сглотнула, но мятежно вскинула подбородок и показательно отпила немного из горлышка, проигнорировав стакан, который он чуть раньше поставил на стол. — Ты выгнал девушку перед моим приездом? — она ответила вопросом на вопрос. Брат едва заметно поджал губы и сверкнул глазами. Недовольно. Как папа. — Не слишком умный ход. Ваня отпираться не стал. Он просто прострелил ей грудную клетку дробовиком, бросив почти небрежное: — Семья важнее. Он вальяжно расселся на стуле, глотнув пива, а Соня вся сжалась и опустила глаза. Грустная улыбка коснулась ее губ: мама так всегда говорила. С детства твердила, как заклинание, и оно отпечаталось на Сониной душе, а сейчас выжигало ее дотла. Девушка обняла себя двумя руками, визуально став меньше минимум раза в два. Ваня нахмурился и подался чуть вперед. — Сонь? — Если я скажу, ты меня возненавидишь, — едва слышно пробурчала она. — Почему?***
— Какое нахрен ничего? — возмутилась Ника, когда на следующий день Соня пересказала ей весь разговор с братом в мельчайших деталях. Они ходили по торговому центру, чтобы развеяться, Белова — по понятным причинам, Романова — из-за ссоры с Максом. — Твой брат, конечно, очень умный, но такой дурак. — Я просто подумала… — взяв в руки очередную кофточку, которая снова оказалась не тем, что надо, Соня почти очевидно психанула. Она бросила вещь, и железный наконечник вешалки с неприятным лязгом впечатался в рейку, на которой висели другие шмотки. — Давай забьем на шопинг и поедим? — Белова сдалась окончательно. Ника радостно взяла ее под ручку и потащила к выходу из отдела, чтобы, наконец, подняться наверх, на фудкорт. — А я всегда говорила, что лучший антистресс — это бургер. — Это похоже на проявление РПП. — Тем не менее, это единственное, что работает. Настроение у них обеих явно было не покупательное. — Так вот, я подумала, может, Ваня прав? Если это не первая измена отца, если мама так спокойна, может, у них какая-то договоренность или схема… Мне мерзко от этого, но они действительно взрослые люди… — Вот тут остановись-ка, подружка, — не дожевав до конца, перебила Ника, выставив вперед ладонь. Соня вздохнула и жестом позволила ей говорить. Однако Романовой не суждено было прямо сейчас вылить на подругу всю свою житейскую мудрость, к ним подбежали две молоденькие девчонки и дрожащими от волнения голосами попросили Белову с ними сфотографироваться и оставить автографы на школьных тетрадках. — Ты уже так спокойно это делаешь… — с явно читаемой гордостью сказала она, закидывая в рот картошку, когда подростки, не скрывая радостных возгласов, скрылись из виду. — Это вызывает эмоции только первые раз десять, — хмыкнула Соня и откинулась на спинку стула, сложив ногу на ногу. — А потом они такие: «Соня, простите, вы случайно не знаете, где Дима?», и энтузиазм тут же спадает. — Стряхивает с небес на землю, особенно, учитывая, что вы реально не знаете, где он, — Белова нервно рассмеялась, машинально проверив чат группы. Сообщений в нем не было. — Переименуйте группу в «Не ебем, где Дима». Так легко будет объяснить его отсутствие. — Если он до завтра не появится, всё, пиздец. — Хорошо, что у вас теперь есть продюсер, и это не твоя проблема. Соня вздохнула. — Мне жаль его. Дима по дурости ввязался в это дерьмо. — Сонь, Дима — взрослый мальчик. Я понимаю, у тебя к нему особенная привязанность, но когда он «ввязался в это дерьмо», он знал все риски, потому что все знают, что люди от этого умирают. Вы пытались его лечить, без толку. Он просто идиот. И Соболь идиот, что не выгнал его из группы, пока вы не раскрутились, и у него не появилась толпа ёбнутых фанаток. Это мое мнение. Белова молчала и пила молочный коктейль, шваркая сладкой пенкой, собирая ее по стенкам пластикового стаканчика. — Ты знаешь, что я права, — давила Романова. — Знаю. Поэтому в этот раз я не лезу. — И умничка. Так вот. Тебе нельзя оставлять ситуацию со своим отцом без внимания, — Ника придвинулась к ней ближе и даже перестала есть. — Потому что ты видела его Катю. И я видела его Катю. Она выпрыгнет из кожи вон, но выберется из своей бедности. А знаешь, какой самый легкий способ это сделать раз и навсегда? Соня задумалась на пару секунд. Ника цокнула языком. — Да поняла я, — почти злобно фыркнула Белова. Она прокручивала этот сценарий в своей голове, естественно, да. Лимитчиц она видела издалека, научилась на девицах брата еще в подростковом возрасте. — Родить ребенка от богатого мужика. — Родить ребенка от богатого мужика, — повторила Романова с особенно жуткой интонаций, кивая в такт. — Мой отец завел вторую семью, нам делить особо было нечего, но я все равно осталась буквально с голой жопой, спасибо двум маленьким спиногрызам на стороне. А если Александр Николаевич будет делить наследство не на двоих, а на троих детей, на четверых, да эта Катя хоть еще пять из себя выдавит. Сонь, ну вот это пиздец как обидно будет. Холодок пробежал по спине Сони. Когда она думала о новом ребенке отца, это казалось ей кошмарным скорее с моральной точки зрения, было дико представлять его с детьми на руках, если это не его внуки от Вани или Сони, когда-нибудь. Но тот сценарий, который предсказала ей Ника, был, казалось столь же жутким. В конце концов, как выяснилось, Александр Белов — не такой уж хороший отец, и она, возможно, переживет, что он пару раз возьмет орущих сопливых червей на руки. А вот отдать детям этой тощей проститутки то, что, как всегда говорил отец, принадлежит им с Ваней, было дико. — Вроде начинаю чето робко понимать*, ммм? — Процесс не из приятных, — она нервно сглотнула и тоже придвинулась к подруге ближе. Взгляд ее характерно потемнел, и девушка кивнула на телефон Ники, что лежал перед ней. — Эта сука меня заблокировала, даже с фейка. Дашь со своей глянуть? — Сегодня утром заходила, она страницу закрыла. — Вот шмара, — Белова закатила глаза. — Ладно. Сама напросилась, пойду к ней в школу, будем надеяться, она еще не в отпуске. И поговорю с отцом. Думаю, среди нас всех повлиять на него есть шанс только у меня. — Вот! — радостно воскликнула Ника. — Это я понимаю! Это я уважаю! — Соня улыбнулась уголками губ, но едва взглянула на уведомление на телефоне, тут же побледнела. — Чё такое? — Дима нашелся, — она покачала головой, закрывая лицо руками. — Объёбанный в усмерть. Съемки послезавтра, и он нихера не оклемается. Поедем вдвоем с Владом. — А чего ты кислая такая? Не придется краснеть за Королёва. — Что-то мне подсказывает, что в отсутствие Димы Соболю будет некого винить во всех бедах, и крайней останусь я. А ему ой как есть чем меня попрекать. Мы поссоримся, и это будет еще одной проблемой, которых и так дохуя. — Добро пожаловать во взрослую жизнь, подруга, — Ника радостно отсалютовала ей пластиковым стаканчиком с газировкой, заставив Соню снова улыбнуться, хотя это было совершенно неуместно. — Тут всегда всё дерьмово. И никаких передышек!***
Стоя перед четырехэтажной школой, построенной в виде буквы «П», Соня смотрела в окна, поправляя солнечные очки. Она жевала жвачку, надувая розовые пузыри, и искала глазами Катю, которая, если повезло, все еще была на рабочем месте. Белова приехала сразу со съемок ютуб-шоу, вся в боевой раскраске, в коротком черном топе и неприлично рваных джинсы, которые открывали вид на стройные ноги в колготках в сетку. BMW, подаренный папой, стоял припаркованный недалеко от общеобразовательной школы. Из широких дверей, выкрашенных белой краской, периодически выходили учителя, и окидывали Соню удивленными взглядами. Она провожала их надменно, чуть качая в такт головой музыке в наушниках. Настроение у нее сегодня было боевое. С самого утра девушка чувствовала внутри силы разъебать к чертям собачим этот мир и начала она с того, что закинула Арса в черный список буквально везде. Зачем-то. Ведь с тех пор, как он ушел тогда из квартиры на Проспекте Просвещения, он не пытался с ней связаться. Влад, правда, едва не пошатнул это позабытое на время чувство беловского всевластия. В голове Сони все еще крутились их крики. Разосравшись до съемки, они с трудом притворялись друзьями на камеру, обнимались и поддерживали друг друга, играя в идиотские игры на время. Белова и подумать не могла, что они такие хорошие актеры. Едва она приехала на площадку, о чудо, даже не опоздав, он налетел на нее с обвинениями. — Ты где была, твою мать? Я неделю не спал ничерта! Почему я должен один мотаться по притонам и искать его, скажи мне? — выглядел он и правда не очень здорово, гримеры еще не занялись его лицом и прической. Под глазами молодого человека пролегли темные круги, щетина выглядела неопрятно, ее явно нужно было сбрить. Беспорядок на голове говорил о том, что он вырубился в машине, а Влад никогда не спал в дороге. Он был измотан. Морально и физически. И это читалось на дне его глаз, но у Сони не было желания потакать его желанию быть всеобщим героем. — Ты не должен этого делать, в том-то и секрет, Соболев! У тебя натуральный синдром спасателя. — Ты когда такая умная стала? От мужика своего научилась? Внутри нее все вспыхнуло, злость адским пламенем зажглась в грудной клетке, заставляя Соню прерывисто задышать. Влад ничерта не знал. Все как всегда. — Не приплетай его сюда! — Нет, Соня, я буду его сюда приплетать, потому что ты в нем тонешь, и меня это заебало. Если у меня синдром спасателя, то ты впала в зависимость от мудака, поздравляю! — Знаешь, если бы ты был настоящим другом, ты не стал бы начинать с истерик, ты бы подошел и спросил, почему блять я не выходила на связь! У меня проблемы, Влад! — и дело правда было далеко не в Арсе, с ним они разберутся, наверное, а если нет, то она переживет, наверное. Но Соболь не видел дальше своего носа. Его идиотская ревность застилала ему глаза, и у Сони чесались руки ему их протереть. — Настоящим другом? Белова, очнись, мы нихуя не друзья! Дружба — это не игра в одни ворота. Дружба — это вообще уже давно не про нас с тобой. Ты дружить не умеешь, ты эгоистка. И плевать я хотел на твои проблемы, они у всех есть, ты — не особенная. Наверное, лучше бы он выплеснул ей в лицо кислоты. Это было бы не так больно, как эти слова и этот взгляд, полный отвращения. Соболев никогда прежде... Никогда не смотрел на нее так. Что бы она ни делала, что бы ни говорила, он всегда видел в ней только хорошее, он всегда видел в ней только любовь. Молодой человек развернулся на пятках и пошел прочь. — Влад, стой! — она попыталась остановить его, перехватив его руку, но он дернулся, будто от огня, и отбросил ее ладонь. В карих глазах парня мелькнула обида, вперемешку с болью, что крошила сейчас и его сердце. Но это всего на секунду. Потом все снова занял гнев. — Я не собака на привязи, — выплюнул он. — Отъебись, уяснила? Ника была права. Во взрослой жизни если и происходит крах, то всего и сразу. Белова сорвала куш. Семья, отношения, дружба. Если бомба прилетит еще и в карьеру (что, учитывая обстоятельства с Димой не было уж так невозможно), то, наверное, можно смело ложиться в деревянную коробку и просить заколотить крышку понадежнее. Однако увидев Катю, весело спускающуюся с крыльца, Соня выпрямила спину и приспустила с глаз очки. Нет, ложиться в гроб еще рано. Она еще поборется. Тупейшее счастье (оно буквально не могло не бесить) спало с лица молодой учительницы, когда она заметила стоящую посреди зеленого школьного двора дочь Саши — всю в черном. А вот Белова наоборот расплылась в притворной улыбке, двинувшись навстречу папиной любовнице. Катя была красивой. Естественно, была. Светлые вьющиеся локоны, как из рекламы шампуня, голубые глаза, цвета летнего неба, не доебешься. А фигура… Мечта. Тонкая, хрупкая. Соня бы с радостью переломила ей хребет. Но вместо этого, продолжая улыбаться, подхватила блондинку под локоть. Та дернулась, но Белова до того впилась в ее руку в дорогущей шифоновой белой блузке, что Катя пискнула. — Заткнись, и пойдем, — процедила она сквозь зубы. — Прогуляемся. — Я закричу, — наверное, это было правильно, если тебя выследила дочь твоего любовника — есть шанс, что она может пырнуть ножом. Соня Белова выглядела как человек, который на такое способен. — Это я закричу. На все социальные сети. Что ты ебешься с женатиками. Такой себе пример для подражания, родительский комитет будет в ярости. — Моя личная жизнь — не их дело, — отрезала Катя, но перестала вырываться. Соня выразительно закатила глаза. У учителей не было буквально никакой свободы, они все шифровали татуировки, тусовки, даже элементарные поездки на море — не дай боже кто увидит фото учительницы в купальнике. Так что Катюша блефовала. — Их. И мое. Потому что ты трахаешься с моим отцом, и мне это не нравится. Идем-идем, — Соня уверенно потянула ее в сторону невысокого забора. Недолго они шли молча, и София натурально наслаждалась тем, как бешено и громко бьется сердце Кати, какой маленькой и незначительной она ощущается в ее руках. — Соня, я понимаю, ты злишься, ты не ожидала увидеть нас тогда в Питере… — Белова держалась из последних сил, чтобы не вцепиться белокурой идиотке в волосы. Катя не имела никакого права читать ей нотации. Эти училки вечно думают, что умнее всех, но это заблуждение. — Но твой отец — взрослый человек. И тебя не касается… — Это тебя не касается... — отойдя от школы, Соня буквально швырнула девушку подальше от себя. Не устояв на каблуках, Катя чуть пошатнулась, в ее глазах мелькнул ужас. — … моя семья. Мой отец любит только мою маму. Ты для него — просто развлечение. И мне бы тебя пожалеть, но ты меня жутко бесишь. — Ты ведешь себя, как ребенок. — А я и есть ребенок! Ребенок своих родителей, и ты рушишь мою семью, раздвигая ноги, как последняя проститут… — Не смей! Не смей меня так называть. Я не позволю… — Соня снова закатила глаза, однако прикусила язык. Просто из какой-то женской солидарности. В конце концов, ее отец тут тоже виноват, но с ним она потом разберется. — Боже, Саша тебя избаловал. Тебе двадцать три года, а ты ведешь себя, как подросток… Это был финиш. Она ничего не знала ни о ней, ни об их отношениях с папой, и она не смела раскрывать сейчас свой рот. Белова шагнула к ней, Катя сделала шаг назад. Это повторилось снова. Где-то внутри Соня бы хотела оказаться сейчас на шоссе, чтобы эта сука сделала еще шаг назад. К сожалению, они были на пустом тротуаре в полной безопасности. — А тебе сколько лет? — Соня не кричала, но говорила с таким давлением, что никто бы сейчас не решился ее перебить. — Двадцать пять? Ты трахаешься с пятидесятилетним дяденькой, дай угадаю, у тебя отца не было, бросил вас с матушкой? Не долюбили? Или что с тобой блять не так? Катя оскорбленно вскинула подбородок. Голубые глаза стали чуть влажными, но Соня видела, как она, закусив щеки изнутри, подавила желание расплакаться, сглотнув ком в горле, что, вероятнее всего, ощущался, как наждачка. Беловой никогда прежде не было приятно видеть чью-то боль, но сейчас она ей наслаждалась. — Я его люблю. И ты ничего с этим не сделаешь. Она не стала никак оправдываться, не стала говорить, что ее отец погиб в автокатастрофе, что у нее была только мама. Не стала говорить, что все детство она провела одна, потому что между тем, чтобы приласкать дочь и прокормить ее, Елена Назарова выбрала второе. Катя знала, что Соне плевать на ее прошлое, что она вцепится зубами в болевую точку и разорвет в мясо только чтобы защитить семью, которой, как считала сама Екатерина, уже давно не было, чтобы остаться правой, чтобы не рушить иллюзии, в которых жила все это время. Соня Белова была чертовски капризным ребенком, и не Кате было с ней разбираться. Она непременно все расскажет Саше. — Мне вообще похуй. — Нет, — Катя шмыгнула носом. — Если бы это было так, ты бы сюда не пришла. В этом она, безусловно, была права. Соне плевать было на наследство, она старалась быть расчетливой сукой и беспокоиться только о балансе на свой карточке, но вовсе не это царапало изнутри душу, не давая спать по ночам. Тем более, Белова прекрасно знала, что не останется без денег даже если папа заведет новую семью на Луне и для этого ему понадобится ее купить. В глубине души Соня боялась, что эта любовь действительно существует, что это не погоня бедной учительницы за лучшей жизнью и не больной каприз ее отца. Она боялась, что все рухнет, что мама с папой разведутся, что у него будут другие дети, что они перестанут быть семьей. В таком случае она потеряет свою гавань. Свое место. Соня всегда четко и прочно ощущала себя частью семьи. Где бы она ни жила, что бы ни делала. И она не знала, как существовать без этого тыла за спиной. Соня боялась, что если это случился, то она вряд ли найдет в себе силы простить папу. И больше всего она боялась, что он исчезнет из ее жизни. Так что Соня надеялась, что отец просто оступился. Что он заслужит второй шанс. И если мама ничего не собиралась с этим делать, сделает она. — Короче, — выдохнула Белова, теряя терпение. — Заканчивай эти «отношения», — она нарисовала в воздухе кавычки, — пока мама не вернулась из Америки. Иначе все узнают, что ты беспринципная тварь, тебя уволят, и пойдешь в магазин торговать овощами. — Я ничего не боюсь. Тебя — уж точно. Саша меня защитит. Катюша, как они с Никой и предполагали, собралась сесть отцу на шею и свесить ножки. Никому не хочется убивать молодость, обучая чужих спиногрызов. — Он тебя бросит и забудет о тебе, едва мама вернется. Блять, ты вообще в каком веке живешь? Нельзя полагаться на мужика, идиотка, все надо делать самой. — Если ты еще раз меня обзовешь… — Папочке нажалуешься? Так твой тебя бросил, а мой будет на моей стороне. И Катя вдруг сократила это безопасное расстояние между ними, которое все это время старалась сохранять, ощущая от дочери Саши угрозу, и влепила Соне пощечину. Обжигающую, хлесткую, такую, от которой у Беловой из груди вылетел весь воздух. Ее никто никогда не бил. Она ахнула, схватившись за горящее огнем место удара и машинально повернулась к обидчице. Та выглядела ошарашенной, прижимала ладонь, которой наотмашь въебала Соне по лицу, к груди, будто боялась, что Белова сейчас отгрызет ей руку по локоть. Как минимум. И она бы рада. София даже сделала шаг вперед, не совсем осознавая, что на самом деле будет делать — бить или кусаться, но вовремя себя остановила. Зеленые глаза горели таким адским огнем, что сжирали Катю даже на расстоянии, девушка едва не облизывалась. — Тебе пиздец, Катюша, тебе просто пиздец, — пообещала она, все еще держась за щеку. Соня была уверена на тысячу процентов: папа ей этого не простит. Именно поэтому Белова себя сдержала и не дала сдачи, хотя так хотелось. И той же ночью, впервые поговорив с отцом по телефону и, естественно, все ему выложив, она отмечала победу в гордом одиночестве на пепелище своей жизни (многие бы не прочь посидеть на таком пепелище в шикарной квартире в центре Москвы). Соня пила вино и без особого внимания смотрела очередную серию «Зачарованных», когда ей пришел рубль в банковском приложении с комментарием. «Я в Москве. Встретимся? А.» *строчки из песни Oxxxymiron (признан иноагентом) – Кто убил Марка.