Путь в небо

      Медикаментов на корабле Мугивар оказалось в достатке - маленький доктор выполнял свою задачу прекрасно и, едва Трафальгар заикнулся хотя бы о паре помощников, оленёнок уверенно предложил Робин - уже знал, кто из его накама мог помочь с его обязанностями.       - Большую часть времени ты будешь спать и ничего не почувствуешь. - успокаивающе и совершенно уверенно заявляет Чоппер под тихий шелест из маленькой ступки. - Но велика вероятность, что ты проснёшься, когда мы будем ломать кости, чтобы исправить их положение. Мы с Робин будем рядом, чтобы удержать тебя на месте, если это случиться, к сожалению, у нас не будет возможности усыпить тебя снова. - голосок его тихий и напряжённый, Санджи может только кивать, ёжась неуютно под взглядом брюнета, сверлящим его обнажённую спину. - Чтобы сломать в правильных местах, нужно ударить достаточно сильно и точно, это сделает Трао, тебе не о чем беспокоиться, я уверен.       - Если он навредит тебе, будь уверен, мы разберёмся с этим. - раздаётся рядом мягкий голос археолога, Санджи улыбается её словам, подхватывает бережно лежащую на кровати тонкую ладонь и касается губами обратной стороны.       - Надеюсь, это не составит вам большого труда, прелестная Робин-чан. - мурлычет блондин, будто совсем позабыв о страхе и Чоппер улыбается.       - Если ты готов, Санджи, мы можем начать! - заявляет младший, процокав звонко копытцами в сторону кушетки, протягивает севшему блондину стакан. - Ты уснёшь через пять-десять минут и мы сразу начнём, чтобы успеть сделать как можно больше прежде, чем ты проснёшься.       Винсмок кивает, опрокидывает в себя пряно пахнущее, с горьким травяным вкусом содержимое стакана и, подгоняемый нежными руками Робин, ложится обратно. Наблюдает за тем, как Чоппер с Трафальгаром выискивают и промывают инструменты, как старший, закатав по локоть рукава, отмывает забитые татуировками руки, пока Робин продолжает сидеть рядом и успокаивающе, будто ребёнка, гладит по светлым волосам.       - Он уснул. - объявляет спокойно женщина, поднимаясь с края больничной койки. Вдохнув поглубже, Ло берётся за скальпель.       Кожа под жёсткими перьями была такой нежной, лопалась под острым лезвием и от этого впервые в жизни становилось страшно, казалось, дрожат руки, ведь то, что оказалось в его руках, казавшееся всю жизнь таким недостижимо сильным, возвышенным, оказалось под острым лезвием самым нежным и хрупким, чего хирург когда либо касался.       Трафальгар даже не сразу замечает, когда Чоппер передаёт щипцы. Осколки вросли в плоть, белёсой окровавленной дробью рассыпанные в мясе, как, должно быть, больно было жить с этим столько лет. Брюнету трудно представить, какого это, ещё труднее не думать о том, что Санджи, кажется, несмотря на глубокий от медикаментов сон, всё чувствовал с этим почти агоническим выражением на бледном, едва не посеревшем от боли лице.       - Это всё? - с надеждой интересуется тихо Чоппер спустя несколько часов кропотливой работы, наблюдая за тем, как старший ощупывает каждый сантиметр огромных чёрных крыльев, ровно и аккуратно исполосованных скальпелем.       - Осталось вправить. - кивает несколькими минутами позже хирург, какой-то слишком хмурый и задумчивый, как показалось Робин.       - Мы можем хотя бы частично сделать это с помощью твоей силы? - интересуется оленёнок, откладывая сброшенные на салфетку осколки костей. - Хотя бы переместить их на место? После произошедшего с Кинемоном я не совсем уверен, что кости действительно срастутся, но хотя бы вправить?       - Если ты хотел попросить меня сделать это так, почему не сказал с самого начала и не мучить его? - интересуется брюнет и докторёнок обиженно дуется.       - Я не мучил его! Я не хотел пользоваться тобой, потому что чрезмерное использование способностей фрукта наверняка может быть губительно для тебя, но сейчас я беспокоюсь за Санджи! - отзывается младший. - Каждая его часть тела, покрытая перьями, чрезвычайно чувствительна, и если на спине и под хвостовыми перьями чувствительна только кожа, его крылья - сплошной нерв и внутри, и снаружи. Просто представь, какую боль он будет испытывать!       Лицо брюнета нечитаемо, Чоппер смотрит в его глаза не то умоляюще, не то обиженно.       На самом деле после слов младшего сделать это собственными руками хотелось только больше. Этот больной садистский интерес, укоренившийся в его голове ни то от травмирующих детских воспоминаний, ни то от долгого нахождения рядом с Дофламинго, ни то от трудной и долгой жизни - он не давал покоя мыслью о том, что вот он, его шанс забраться под кожу, каждую хрупкую по птичьи косточку разломить собственными руками, рассмотреть залитые костным мозгом полости, узнать, насколько на самом деле хрупко прекрасное.       Он не замечает напряжённого хмурого взгляда Робин и растерянности на мордочке докторёнка, не обращает внимания на гробовую тишину за дверью, не прерываемую даже дыханием за ней сидящих с самого начала операции, стараясь побороть нездоровую, так невовремя напомнившую о себе часть рассудка.       - "Комната" - глухо раздаётся в долгой и мрачной тишине лазарета.