***
Острова Наха. Восточно-Китайское море Пробуждение юноши можно считать неожиданно комфортным и даже каким-то привычным, если бы не одна странность: Мичи слышит приглушённые звуки, доносящиеся из-за стенки. Неспешно накинув турумаги поверх пижамы, омега медленно направляется к источнику звука, по мере приближения понимая, что это озорная мелодия «табата». Но сопровождающие её чуть скрипучие, с одышкой звуки принадлежат человеку. Наверное, увидеть ритмично подпрыгивающего и энергично размахивающего руками мастера Ёсихара — это удел избранных, и почему Мичи попал в этот список, он не понимает. Но факт налицо: Ёсиндо Ёсихара в серых спортивках и растянутой розовой футболке лихо отплясывает перед телевизором под ритмы «табаты». Юноша замирает, не зная, бежать ли ему обратно в комнату или пройти мимо с невозмутимым видом, мол, «Ничего не вижу, ничего не слышу». Но мастер сам его замечает, оборачиваясь с озорной улыбкой. — А-а-а, Мичи, проходи, давай-давай… Присоединяйся. Очень… бодрит, — чуть задыхается старый мастер, продолжая подпрыгивать. — Да? — юноша нервно улыбается, но семенит неуверенно к телевизору. Рисованные лисята бойко и грациозно выделывают движения под мелодию, а внизу экрана горящими буквами появляется текст. — Давай-давай, смелей! — Ёсихара подмигивает, не снижая темпа. Был бы у него рыжий хвост, как у рисованных лисят, и им бы помахивал в такт. В сознании юноши полная каша. Он не может связать воедино образ легендарного мастера-мечника и этого озорного старикашки в розовой футболке. Но, может, и не надо ничего понимать? Может, это и есть гармония, от которой рождается невероятный баланс жизни? Кто сказал, что кузнец, создатель смертоносных мечей, должен быть хмурым и серьёзным? В жизни всегда есть место несовместимому, так почему бы и юноше не принять этого? И Мичи улыбается широко и ярко, как не улыбался давно. Улыбается старому мастеру, сбивчиво подпевающему песне и радостно машущему руками. Мичи и сам подпевает, сначала тихо, несмело, а потом всё громче и звонче. — Громче, Мичи, громче! И омега почти кричит, взмахивает руками, притопывает ногами, крутит бёдрами, и рыжие лисички смешиваются в яркий водоворот перед глазами… Как и вся его жизнь.*
Вкусный чай и пышные лепёшки от тётушки Ри из посёлка кажутся самыми вкусными на свете. И утро на острове, начавшееся так необычно, — лучшее в его новой жизни. Ёсихара много говорит и многое показывает. Юноша жадно ловит каждое слово, подмечает каждую интонацию и каждую чёрточку лица мастера и сам отвечает охотно на все вопросы. С водружёнными на спину плетёными корзинами они вместе поднимаются выше к водопаду и, минуя его источник, углубляются в молодые заросли бамбука. Так ярко и так сочно он растёт только на такой высоте. Внизу простирается реликтовый лес, такой густой, что даже солнечные лучи еле проходят сквозь него. Тёплый мелкий дождь настигает их трижды, начинаясь и заканчиваясь неожиданно, падая тёплыми каплями по лицу, плечам и волосам. Мичи, как ребёнок, высунув язык, пытается ловить раскрытым ртом прозрачные капли, морща нос, если попадает не туда. — Мичи, хватит заниматься ерундой, — ласково ворчит мастер. — Ты хоть знаешь, что глотаешь? Состав осадков в центральной части островов Восточно-Китайского моря не самый полезный: натрий, магний, кальций и калий, хлор, гидрокарбонат-ион, сульфат-ион, причём примерно в десять раз больше, чем в составе солей океана. Ты правда хочешь, чтобы всё это было у тебя в желудке? — Нет, мастер, — радостно кричит омега. — То-то, — довольно кряхтит мечник. — А вот для глины — самое то! Мы пришли. Чуть оплывший от прошедшего дождя край земляного холма мутно желтеет влажной глиной. Из плетёных корзин оба путника достают небольшие лопатки. — Для тебя эта глина вся однотипна и однородна. Хотя это далеко не так, — мастер орудует лопаткой, сидя на коленях прямо на влажной земле. — Смотри, маленький омега, — старик зажимает в широкой ладони ком глины, которая пластично формируется в округлый след его кулака. — Это то, что осталось от скальной породы за миллионы лет. Время и ветер делают её такой. Но, как и скала, так и глина различаются по структуре. Нам нужна нижняя и верхняя её часть. — Я знаю, мастер, — живо откликается Мичи. — В скальных породах содержится полевой шпат и силикат. Именно они делают глину такой. — Да, правильно, маленький омега. И нам нужна нижняя часть пласта, где наибольшее содержание песчаных частиц и меньшее количество ионов алюминия. Поэтому мы остановились именно здесь, не выше и не ниже скалы. Поднимемся выше — будет один сплошной каолин и оксид алюминия, а это нам совсем не нужно. Ниже — зернистая масса, что при нагревании слепится комом. А нам нужна хорошая глина для хорошей ковки. Корзины наполняются быстро, и Мичи замечает, что мастер кладёт к нему гораздо больше, чем к себе. Мужчина не особо волнуется, что нести её будет юный омега. — Ты молод, а я стар, — немного назидательно отвечает Ёсихара на безмолвный вопрос в глазах юноши. — А то, что ты омега, не уменьшает твоих сил и сноровки. — Да, мастер, — только и говорит Мичи, неся за спиной корзину, полную глины, благодаря богов, что приходится спускаться, а не подниматься в гору. Мичи и правда ожидает, что процесс ковки меча будет как в фильмах о древних самураях: в кузницах с пылающим горном, молотом и наковальней. Молот и наковальня и правда были, но всё остальное поражает юношу довольно приятно. То помещение, которое Мичи, введённый в заблуждение Саном, принял за кухню, вообще не имеет ничего общего к делу изготовления меча. — Это всё для антуража, — устало отмахивается мастер в сторону старой кузницы. — Для туристов и приставучих журналистов, чтоб их, — ворчит старик. — Ходят тут, выспрашивают, фотографируют… Им бы только чтоб поэффектнее было, чтоб как на старинных гравюрах: пылающие угли да постукивания молота по раскалённому клинку, и я в кожаном переднике голыми руками достаю кусок стали из огня. Юноша и охает, и хохочет одновременно, когда перед ним нажатием пульта открываются рольставни кузницы. Внутри, правда, угли и плавильный горн, но всё столь современное, с целой системой проводов и желобов, газовой горелкой, электронным приводом молота и наковальней. Они работают весь день с перерывом на перекус. Ёсихара и так не выглядит как пожилой и немощный человек, а тут словно силы его удесятеряются, и движения его невероятно точны и выверены. — Нам многое предстоит, малыш, но и торопиться мы не будем. Создание меча — это тонкий процесс. Здесь важно не только мастерство, но и состояние души. — Да, мастер, — снова послушно кивает юноша, но у самого в сердце что-то клокочет тихо. Волнение охватывает его. Ёсихара вздыхает немного обречённо, на юношу не смотрит, да и слова не выходят из горла. — Я понимаю, для чего тебе этот меч. У меня ведь в основном заказывают катаны и танто, как дорогие игрушки, чтобы похвастаться перед гостями настоящими клинками мастера Ёсихара. — Я… — Мичи запинается, не хочет расстраивать мастера, но и обманывать его — последнее, на что он способен. — Для меня он не игрушка, и мне не перед кем хвастаться, мастер. Он нужен мне! Моя катана будет воплощением моей мести. Ёсихара молчит, лишь снова вздыхает устало. Он смотрит на кусок стали перед собой, словно сомневается, прикасаться ли к нему или нет, но решительно вытягивает брусок из связки. — Это сорт тамахаганэ, — почему-то поясняет мастер. — Особый сорт стали для изготовления меча. К нему нужно железо, на ковку стали уйдёт несколько дней. — Да, мастер, — снова послушно откликается юноша. Глина, принесённая ими с горы, разведена водой и залита поверх брусков стали. Мастер щедро посыпает сверху древесной золой и отправляет в раскалённый горн. — Знаешь, что даёт такой жар, малыш? Галька! Обычная речная галька, — поясняет мужчина отрицательно кивающему головой омеге. — Ничто так не нагнетает жар, как этот простой камушек. Следить за мастером диковинно и невероятно интересно, но очень шумно и грязно. Хотя чего ещё ожидать от кузницы, даже столь современной: копоть, серая въедающаяся в кожу пыль, сажа от углей, жара и монотонный шум отбойного молотка. Газовая горелка раскаляет древесный уголь, а ручной привод воздушного лемеха нагнетает воздух в горне. Куски стали накаливаются добела, лишь тогда мастер щипцами вытаскивает их, каждую из них сплющивая отбойным механическим молотом. Таких кусков с неровными краями и разных размеров получается четыре. Каждый из них он быстро окунает в закалочную смесь, поднимая густые и терпко пахнущие землёй пары. Когда гулкое шипение под водой затихает, мастер накладывает их одну на другую и снова отправляет в горн, вновь щедро посыпая углём. Трижды старик проделывает это действие отбойным молотом, сплющивая пласты, разделяя их снова на три отдельных куска, снова отправляя в горн и раскаляя добела и снова сплющивая. Последний пласт он разделяет на четыре куска. — Мы начали с четырёх пластин стали, ты помнишь, малыш? — Да, мастер, — Мичи выдыхает горячий воздух из лёгких, снимая с глаз защитные очки. Волосы его покрыты белой косынкой, а на руках специальные кузнечные перчатки. — Ты ведь умеешь считать, так? Сколько теперь у нас слоёв получилось? — мастер и сам прекрасно знает сколько, просто наблюдает за юношей, и ему нравится слушать звонкий молодой голос. — Сто сорок четыре слоя, мастер. — Пра-а-а-вильно, — растягивает слова старик, довольный ответом. — А теперь смотри, малыш, — он кладёт на стол длинный и округлый металлический прут. — Это «шин-гане» — самый мягкий сорт стали, гибкий и пластичный при ковке. Он будет сердцевиной твоего меча, и слово «пружина» послужит амортизатором при сильном ударе, и меч не разломается на куски. Это секрет катаны-макури — крепкая твёрдая оболочка и мягкая гибкая сердцевина. Совсем как ты, маленький омега. — Я знаю о них, — живо откликается юноша, смущаясь от слов Ёсихары. — У отца… были такие. Я изучал немного, когда были живы родители. Голос омеги становится тише, а взгляд рассеянно блуждает по натопленной кузнице. Ёсихара замечает отрешённость юноши, понимает, что снова всколыхнул приносящие боль воспоминания. Но без этого никуда. Это часть его жизни, которую он будет помнить. Другой вопрос, что из этих воспоминаний извлечёт омега для себя: ярость и месть от боли потери или светлую память и новую жизнь. Гадать здесь не нужно — старый мастер собственноручно куёт для него меч, и другого ответа здесь нет. И всё же Ёсихара откладывает куски стали на стол и смотрит в глаза поникшему юноше, мягко обхватывая его за плечи. — Твой меч будет совершенным, как и ты сам, мой мальчик. Редко я видел такую красоту, как у тебя, а, может, никогда и не видел, — Мичи распахивает свои глаза, изумлённо смотря на старика, а сам кузнец мягко гладит его голову поверх косынки. — И совершенство это не только во внешности, но и внутри: в твоём добром сердце и прекрасной душе. И я буду молиться небесам и духам предков, чтобы эта красота была не только на твоём светлом личике, но и в сердце. И потому, мой мальчик, уважь старика, когда будешь смотреть, как раскаляется и куётся твой меч, не думай о том, чьё горло он перережет и чьё сердце проткнёт, а думай о том, как он будет сиять в твоей руке, как он оживёт от твоих отточенных движений. Представляй себе, как радостно на тебя смотрели бы глаза твоих родных, видя твоё мастерство. Думай о том, кому посвятил бы свой меч. Мастер отходит, оставляя юношу в раздумьях, машинально накладывая пласты стали один на другой, а ровно посередине кладёт прут. Он понимает, что посеял в сердце юноши сомнения. Возможно, ему даже удастся отговорить столь юное и хрупкое создание от страшного и грязного дела — мести. Это разъедающее чувство уничтожает всё светлое в душе человека. — Так сколько всего у нас слоёв получилось? — мастер отвлекает омегу от раздумий своим вопросом. — Сто сорок пять, — безэмоционально и тихо отвечает Мичи, словно в прострации видя, как Ёсихара отправляет приготовленные стопки в горн. Он машинально подходит ближе к разгоревшемуся огню в горне, глаз с него не спуская. Мичи видит, как сначала краснеет сталь, а затем медленно, но верно белеет тем самым характерным для металла цветом. Юноша чувствует себя точно так же: накаляющимся до предела и побелевшим от чувства ярости внутри него. Но на самом пике кипения мастер одним ловким движением вытаскивает за длинный торчащий прут уже слипшиеся пластины, тут же отправляя под удары механического молота. Эти действия и этот шум заставляют юношу прийти в себя, отринуть мысли и послушаться совета мастера, думать о том, кому он посвящает свой меч. И сознание, и сердце буквально кричали только одно имя — Ичиро — «защитник»! Его старший брат — тот, кто вложил в него столько знаний, опыта и умений. Его душа достойна быть воплощённой в остром мече. И если этот меч отправит кого-то на небеса, то это будет месть и его старшего брата. Мичи старается думать о светлой памяти своих столь жестоко погибших родных, но всё равно его мысли перекрывают совсем другие. Сознание само собой подкидывает картинки, как омега изрежет на куски бывшего босса Чайна-тауна и вырежет с его кожи крадущегося тигра. Чон Такео умрёт первым! А вслед за ним уйдут все, кто был в особняке Хару Киро в день его помолвки. Все до единого. Он убьёт Таканэки. Убьёт каждого, в ком есть хоть капля проклятой крови Масахито! Шипение, сравнимое с клокотанием пасти дракона, вновь отвлекает юношу: Ёсихара опускает раскалённую сталь в закалочную жидкость. — На сегодня хватит, — как-то устало выдыхает мастер, снимая очки с глаз. — Можешь отправиться к источникам и там искупаться. Но, если хочешь, можно просто в душе. — Хорошо, мастер. Благодарю Вас. Юноша медленно бредёт от хижины к югу, именно там находятся три горячих термальных источника, каких немало по всему острову, но именно эти принадлежат лично Ёсихара, так что любопытный турист сюда не забредёт. Сам мастер печально смотрит вслед удаляющемуся юноше. Он специально прервал ковку, понимая, что у него не получается убедить омегу не думать о мести. В красивых глазах Мичи лишь огонь… Страшный и жестокий огонь мести. Старый мастер даже представлять не хочет, о чём именно думал юноша, глядя на раскалённую сталь. Видимо, о том, как будет расчленять чей-то труп и пускать реки крови. Значит, не сейчас, не сегодня. А он подождёт, им торопиться некуда.*
Вечером, когда оба возвращаются в дом мастера, обнаруживают на столе много еды. Вероятно, госпожа Ри приносила для них и обед, о котором они благополучно забыли, и ужин, что ещё был тёплым. Только увидев и почувствовав запах еды, Мичи осознаёт, насколько голоден. Молча они поглощают всю еду. Мичи почему-то не может смотреть в лицо мастера, тяготясь странным чувством, словно он в чём-то разочаровал его, но Ёсихара желает ему хорошенько отдохнуть голосом, полным отеческой участи. Мичи хочется расплакаться от чего-то. Наверное, от того, насколько по-доброму этот старый альфа смотрит на него, словно он ему отец родной или очень-очень старший брат. И юноша вздрагивает, когда его волос касается морщинистая и сильная рука. — Не думай ни о чём, малыш. Не получилось сегодня — получится завтра. Как ни странно, Мичи засыпает мгновенно, без мыслей и сомнений, усталость всё же сказывается и на нём. Глубокий сон поглощает его, да так, что даже рассветные лучи, пробирающиеся сквозь занавеси окна, не будят его. Из кузницы уже доносятся ритмичные постукивания молотка, когда юноша еле разлепляет глаза, улавливая краем сознания, что мастер уже работает в кузнице. И тут же засыпает снова. На этот раз ему снится сон… Чикара приходит к нему прямо в дом старого мастера: бесшумно заходит, отодвинув сёдзи, и пробирается в комнату к юноше. Тот словно ждёт его, только встать с футона почему-то не может. Юноша протягивает руки к альфе, смотря на него взглядом, полным тоски, а мужчина опускается рядом на стёганый матрас, тут же захватывая протянутые руки в свой тёплый и нежный плен. — Мой маленький, — альфа целует руки омеги. Мичи хочет выкрикнуть имя мужчины, сказать о своей безумной тоске по нему, но понимает, что не может говорить. — Не бойся, ты заговоришь снова, как только я уйду. — «Не уходи!», — кричат глаза юноши, а пальцы судорожно сжимают руки. Залитый слезами взгляд блуждает по до боли родным и любимым чертам, и сердце сжимается от ответного глубокого карего взгляда альфы. Чикара всё тот же — статный и красивый мужчина с тонкими аристократическими чертами лица, всё такой же любимый и невероятно желанный. — Это невозможно. Сейчас каждый из нас там, где мы и должны быть. Это последняя наша с тобой встреча, мой маленький. Дальше ты идёшь сам. Безмолвные горькие слёзы катятся по щекам юноши, а широко и испуганно распахнутые глаза буквально кричат о несогласии со словами мужчины. — Да, сам, мой маленький, но не один. С тобой будут те, кому ты очень дорог. — «Не хочу никого! Не хочу!» — Он обещал мне… что с тобой всё будет хорошо. Только, Мичи, и ты должен пообещать. Мичи и не знал, что можно рыдать вот так, без криков и всхлипов, выражая своё отчаяние лишь взглядом и силой сжимаемых рук. Что можно так отчаянно желать самому себе смерти, лишь бы не отпускать призрак, сидящий рядом с тобой. — Пообещай, что в тот самый момент… ты остановишься и взглянешь в глаза своей судьбе. — «Чикара!» — юноша в немыслимом отчаянии сильнее сжимает пальцы мужчины, давясь собственными слезами, не в силах озвучить ничего из того, что раздирает его сердце. — Обещай, мой маленький, — Чикара склоняется ниже, а юноша чувствует, как буквально исчезают в его хватке руки мужчины. Он пытается сдвинуться с места, хоть как-то остановить альфу, прижать к себе, но видит, как сквозь фигуру мужчины просачиваются утренние лучи солнца, и Чикара словно испаряется на глазах. — Обещай, что остановишься… Обещай! — «Обещаю!» Мичи крепко жмурит глаза, вытапливая горючие слёзы, когда мужчина склоняется к его лицу, припадая поцелуем ко лбу юноши. Но в тот самый момент Мичи чувствует, как его пальцы сжимает тёплая и вполне осязаемая человеческая рука, и резко распахивает взгляд. Но лучше бы и не смотрел никогда. Лучше бы ослеп или умер, чем видеть перед собой лицо этого человека… Чёрные лисьи глаза смотрят глубинным огнём, резко выделяясь на бледном лице. Тонкие розовые губы решительно сжаты до играющих желваков под кожей, черты лица заострены и в невероятном напряжении, словно мужчина прямо сейчас стоит перед решающим в его судьбе выбором. Но главное — волосы альфы чёрные, как самая тёмная ночь, делая его похожим одновременно и на ангела, и на жнеца смерти. Мичи и сейчас не может произнести ни слова и не может отнять крепко схваченных рук. Но если бы взглядом можно было убить, мужчина перед ним извивался бы в предсмертных конвульсиях. — Обещаю, — резко звучит из уст альфы… … а Мичи просыпается с криком, разрывающим лёгкие. Юноша дышит загнанно, пальцами вцепившись в покрывало. Ресницы мокрые от слёз, а сознание мечется в непонимании: сон был это или явь. Требуется несколько долгих минут, чтобы Мичи пришёл в себя и заставил себя встать с постели. Глядя на себя в зеркало ванной, юноша видит не своё отражение, а горящие огнём лисьи глаза. Он силится отогнать от себя мысли об альфе и желание назвать его имя, но юноша в полном недоумении: почему этот мужчина пришёл к нему во сне и почему тоже обещал? А может, это был вовсе не он? У того были выбеленные волосы, а у пришедшего к нему во сне — глубоко чёрные. Но отрицать бессмысленно, вслед за Чикарой пришёл Юдзуру.*
Месяц спустя Сегодня Ёсихара устраивает для них выходной, и юноша, сидя в одиночестве на кромке леса, невидящим взглядом смотрит на группу людей, «атакующих» дом старого мастера. На остров прибыла новая «порция» туристов, и одной из «достопримечательностей» туристической тропы является кузница мастера. И потому омега, отсев в стороне от шумной толпы, с улыбкой бездумно наблюдает за снующими туда-сюда людьми. Сам Ёсихара, облачившийся в традиционное кимоно из серого сукна с белоснежной косынкой на голове, широко и демонстративно улыбается в непрерывно щёлкающие фотоаппараты и камеры. Как и говорил мастер, сарай, адаптированный под кузницу, служит великолепной декорацией для атмосферных фотографий. Юноше кажется, что старый мастер будет недовольно ворчать и отмахиваться от туристов, но тот с удовольствием позирует, отвечает на вопросы и энергично, но всё же немного театрально показывает искусство кузнечного дела. Вечером, когда до краёв наполненная впечатлениями толпа отхлынула, Ёсихара и Мичи сидят на пороге дома, устало выдыхая весь сегодняшний день. — Завтра ты будешь мне нужен в кузнице. Поможешь? — Конечно, мастер. — Я буду придавать форму мечу и длину рукояти, и здесь будут нужны твои ручки, — мило улыбается старик, обхватывая ладонь омеги. — А также твой вес и рост. Это очень важно для обладателя, то есть для тебя. — Я обязательно помогу Вам, мастер. Мне нравится всё то, что Вы делаете, и как Вы делаете. — А знаешь, мне тоже нравится! — тихо смеётся старик, сотрясая свои могучие плечи. — О, ужин подоспел, — Ёсихара замечает госпожу Ри, семенящую к их дому с плетёной корзиной. Вечер мягко и красиво перетекает в ночь. Вокруг дома горят маленькие фонари, и тихий шум цикад складывается в невероятную мелодию. В такую ночь мечтается и думается по-особенному, и проводить их нужно под открытым небом, смотря на полную и ясную луну. Мичи раскладывает матрас на террасе, решая заночевать под открытым небом, но ещё долго он слышит, как мастер, что-то тихо напевая себе под нос, скребёт точильным камнем по стали. На мгновение в сердце юноши прокрадывается малодушное желание остаться на этом острове, рядом с этим добрым стариком, к которому он чувствует тепло, как к своему родителю, и так прожить в тиши и безмятежности всю свою жизнь, забыв обо всём. Но Мичи так пугается этой мысли, что вздрагивает. Он нервно переворачивается на бок, тем самым пытаясь переменить и свои мысли. Был бы здесь Сан, у юноши никогда не возникло бы таких глупых желаний: прожить в тишине и спокойствии до конца своих дней. А альфа словно и чувствует омегу: в тот же миг загорается экран самого обычного кнопочного телефона. Сан запретил держать смартфон или ноутбук, опасаясь, что через них могут и выследить. Юноше было довольно непривычно, но и здесь он быстро разобрался, открывая сообщение. — «Нужно поторопиться». Мичи всматривается в буквы, будто они скажут что-то большее. Но секунды спустя приходит ещё одно: — «Что-то явно назревает, а мы не можем этого допустить. Поторопи мастера. Я заберу тебя».***
Район Канадзава. Йокогама Попасть к матери удаётся не сразу. Приходится надолго застрять в Канадзава, решая проблемы своей группировки. Главный вопрос, что стоит перед альфой, — создавать ли свой собственный клан и тем самым официально заявить о себе в преступном сообществе Йокогамы. Юдзуру, будучи вакагасирой клана Таканэки, а до этого находясь в роли его наследника и помощника, многое изучил и многое понимал, как и то, что, объяви он себя главой нового клана, сразу же попадёт под «огонь» Якудза. И здесь без союзников ему не обойтись, а других крупных группировок после переворота Таканэки в префектуре не осталось. Канули в Лету «Хангурэ», практически уничтожены «Босодзоку», а Чайнатаун принадлежит теперь новому Большому Боссу. Минги хорошо потрудился в отсутствие Юдзуру, он отличный помощник, и альфа ни разу не пожалел о своём выборе, сделав его своей «правой рукой». Альфе удалось сохранить значительную часть бригады Айкава, чуть больше трёхсот человек, но это ничтожно мало по сравнению с силами Якудза. Остаётся только одно решение: набирать молодых бойцов, обучать и готовить к противостоянию, что по-любому неизбежно. Но это требует времени, долгой и упорной подготовки, а это то, чего Юдзуру не может себе позволить. Пока «подрастёт» молодняк, Таканэки будет становиться лишь сильнее, их могут просто задавить в зародыше. — Господин, — Минги отвлекает альфу от своих раздумий. — Всё готово. — Да. Выезжаем, — коротко бросает Юдзуру, решительно поднимаясь с кресла. Ночь уже опускается на город, зажигая огни домов и фонари улиц. А здесь, в портовом Канадзава, в тёмное время суток особенно красиво. Залив весь искрится огнями и переливается бликами от проплывающих кораблей и барж. Порт бурлит жизнью круглые сутки, выпуская из своих недр огромные пароходы, быстроходные паромы, грузовые баржи и вновь «поглощая» в себя новоприбывшие корабли. Юдзуру нравится любоваться портом, это помогает ему, как ни странно, сосредоточиться, находя в вечном движении судов и кипении портовой жизни некое умиротворение и покой. Но сегодня нет времени на любование красотами и философствование: они покидают город. Но прежде чем сделают это, Юдзуру хочет навестить одно место.*
Чайна-таун с некоторых пор недружелюбен к незваным гостям. И Фань крепко держит квартал в своём кулаке, и, как он и обещал, улицы Чайна-тауна заполонили игровые залы, ночные клубы с «бюджетными» борделями и несколько крупных казино. Но всё же своей резиденцией И Фань оставил «Ukiyo-E» — клуб, который раньше принадлежал «Вошинво» и лично Чону Такео. В этом новый Большой Босс находит некий символизм — клуб как трон нового короля, свергнувшего старого. И всё же для бывшего наследника «Яматэ» двери здесь открыты. Об этом позаботился Бо — главный омега-смотритель квартала. И сейчас он почтительно кланяется вошедшему в «Ukiyo-E» Юдзуру. — Молодой господин, добро пожаловать, — но как только Бо поднимает свой взгляд на мужчину, изумлённо выдыхает, комично округляя рот. — О-ох, господин, Вас и не узнать! — А вот тебя я везде узнаю, старина Бо, — Юдзуру улыбается широко, кажется, впервые за долгое время. — Ты всё также ослепительно красив. — Ой, льстите, господин, — отмахивается омега, но довольно улыбается во все тридцать два зуба. — Будут ли особые указания на сегодня? Специально для Вас, господин Юдзуру, подберу самых лучших мальчиков, что скрасят Ваш вечер… или ночь? Юдзуру лишь смущённо мотает головой отрицательно, пряча руки в карманах. — Принеси-ка лучше хороший виски, а после горячий чай. — Непременно, молодой господин, — коротко кланяется омега, жестом руки подзывая сразу несколько хорошеньких омег. — Вас проводят в VIP-ложу на ваше именное место. — Всё ещё именное? — Юдзуру удивлён, но он и не сомневается в преданности омеги. — Оно всегда будет оставаться таковым для Вас, господин Юдзуру. — Когда чай будет готов, поднимись на минутку. Переговорим кое о чём, — улыбка альфы становится настороженной, а голос тише. Омега понимающе кивает и отходит, одновременно делая необходимые указания. Клуб всё тот же, хоть И Фань и грозился всё переделать, но, скрепя сердце и зубы, признал: здесь всё идеально. И потому, переставив пару кресел, оставил всё как есть. Юдзуру, улыбаясь и немного ностальгируя, опускается на знакомые диванчики. К нему тут же подсаживается пара хорошеньких юношей, ненавязчиво щебеча и не распуская шаловливых рук. Вокруг пилона извивается третий обольстительный омега, озорными глазами в цветных линзах подмигивая альфе. Миловидная официантка ставит перед Юдзуру напитки и закуски. Альфа лишь сжимает пальцы в кулаке и поджимает губы от горького осознания, что Такео мог быть сейчас рядом с ним, если бы не его ошибка. Многое было бы по-другому, если бы не череда его ошибок. Минги пристальным и настороженным взглядом осматривает зал и подходы к лестнице. Несколько его людей стоят у входа и перед выходом из клуба. Встреча, назначенная его господином, важна, и здесь не должно быть никаких форс-мажоров. Минуты спустя альфа замечает ожидаемый объект и подаёт сигнал хозяину. Да и сам Юдзуру понимает, кто поднимается на VIP-зону. Перед ним на мягкий и в то же время идеально упругий диванчик опускается холёный и надушенный альфа. Его идеально подобранный образ ненавязчив, но и без подсчётов понятно, насколько дорого всё это: от «британки» с выбритыми висками на голове до замшевых хоулкатов на ногах. Аромат Escentric Molecules 02 ощущается двойственно. Начинается словно чистый, легкий и омежий аромат, но в дальнейшем он грубеет и трансформируется до чего-то неожиданно теплого и резкого. Юдзуру нутром чует всю «двойственность» сидящего перед ним альфы, так же как и его искусственный аромат. — Мне передали твоё послание, отпрыск Таканэки, — сразу жёстко язвит И Фань, грациозно закинув одну ногу на другую. — Я не нашёл в нём ничего интересного для себя. — И всё же ты здесь, — Юдзуру смотрит пронзительно, понимая, что его догадки относительно двойственности этого альфы верны. — Значит, тебе есть что мне предложить. И Фань поджимает губы, кося недовольный взгляд в сторону, выглядит немного жеманно, но сталь в голосе не исчезает. — «Коулун» заинтересован в падении Таканэки, но не желает возвышения Айкава Юдзуру. Я пойду на сотрудничество, если восточные районы Йокогамы перейдут под моё влияние. — Никакого сотрудничества, а уж тем более союза между мной и «Коулуном» не будет, — спокойно отрезает Юдзуру. — Так же, как и дележа территорий не произойдёт. Чайна-таун останется в тех же условиях, что и сейчас, но вместо «Якудза» в Йокогаме будет другой хозяин. — Ты что ли? — откровенно насмехается китаец, звеня платиновыми браслетами на тонких запястьях. — В ближайшие несколько лет ни у кого из группировок нет таких сил, чтобы противостоять Таканэки, а тем более у того сброда, что остался от твоей бригады. — Ты прав, — жёстко цепляет взглядом своего собеседника Юдзуру. — Но только лишь в том, что понадобится время. — Что ж, удачи желать не буду, но проигрыша тоже. Надеюсь больше не увидеть ни одного из вас на моей территории. Юдзуру салютует И Фаню бокалом виски, пока тот уверенно и грациозно поднимается с дивана. Он долго смотрит вслед уходящему альфе, краем сознания отмечая, что за всё это время к Большому Боссу не подсел ни один омега, да и глаза китайца ни разу не задержались ни на одном смазливом личике вокруг. И теперь Юдзуру задумывается: не показалось ли ему, что взгляд И Фаня застрял на поджарой заднице Минги? Крепкий и горячий чай поспевает вовремя. Бо садится рядом, брезгливо минуя место, где ранее сидел И Фань. — Терпеть не могу этот его цветочный аромат, — ворчит старший омега. — Воняет здесь вокруг, хоть нейтрализатор распрыскивай. — А мне его духи показались отличными. — Духи? — Бо жеманно вытягивает лицо, показывая полную неприязнь к предмету их обсуждения. — Это его природный аромат — дешёвые приторные цветы, вот и маскирует их элитными духами. — Ты слишком дерзко высказываешься о своём боссе, — усмехается Юдзуру. — Он мне босс, но не господин и таковым никогда не станет. А насчёт дерзости — имею полное право. Я назначен на это место штаб-квартирой Триады, а не главой «Коулуна», и не ему указывать мне, как вести дела. Юдзуру лишь хмыкает, но более об И Фане не говорит. — Как там мой дорогой и самый любимый господин? — Бо в одно мгновение превращается из большой стервы в большую мамочку. — Скучаю по нашему дорогому Боссу. — С ним всё в порядке. Ты же знаешь, по-другому с Такео и не бывает. Одно только его имя решает сотни вопросов. А как Эджи? Он всё ещё в «Marin Rocket»? Я бы хотел повидаться с ним, он ведь омега Такеоа. — Эм… — Бо зависает на секунду, — Нет, его там больше нет. Он переехал. — Куда? — непонимающе смотрит альфа. — Так скажем, на учёбу, — поджимает губы старший омега. — Но я всё также приглядываю за ним. Я уважаю выбор моего господина, Эджи — его омега, раз уж он так решил. — Это похвально, — кивает Юдзуру, только не уточняет, что именно: что омега пошёл учиться или то, что Бо приглядывает за ним. — Передай Эджи моё почтение и то, что он всегда может рассчитывать на меня. — Непременно, господин Юдзуру. И о нас не забывайте, я всегда буду рад вам… и вашим близким. Альфа тепло улыбается омеге. Редко сейчас встретишь таких людей, как Бо: сильных, жёстких, невероятно умных и проницательных, и в то же время преданных. — Передайте и моё глубочайшее почтение госпоже Аси-сама… и вашему омеге, — Бо кланяется почтительно, но не сводит пытливого взгляда с лица альфы. — Я несказанно рад, что у столь достойного альфы появился знак «ран», — Бо кивает взглядом на татуированную метку на шее мужчины. — Значит, этот омега необычаен. Юдзуру улыбается ещё шире, опуская смущённый взгляд, и выдыхает: — Он совершенен.*
Порт всё также гудит и горит огнями, только теперь в лучах предрассветного солнца, когда быстроходный катер принимает на борт людей Айкава, готовясь отправить их на остров. Всё же решение принято. Новому клану быть, и Юдзуру объявит об этом в своё время.***
Остров Якусима. Восточно-Китайское море Аси постоянна — хранит верность своим привычкам и истинно женским традициям: неизменный лакированный табако-бон с бамбуковой трубкой кисэру, шёлковое кимоно, ярко накрашенные губы. Правда, от одной довольно пагубной привычки она всё же отказалась. В её минка теперь не найдёшь саке — столь излюбленного ею горючего напитка. Сейчас она предпочитает чай разных сортов и вкусов, хотя это неравнозначная замена рисовой водки. Рассвет наступает быстро, а остров, кажется, и не засыпал вовсе. Сегодня решающий день: в её доме соберутся все те, кто, по её замыслу, должны стать союзниками. Всё давно продумано, важные ходы уже сделаны, но остаётся главное, и это страшит женщину больше всего. Рэн бесшумно появляется рядом с женщиной. — Твой муж приехал? — Аси знает о прибытии сенатора, но хочет слышать голос Рэна, когда он заговорит о своём альфе. — Да, он уже здесь. Осталось только дождаться Мичи, — ожидаемо голос дрогнул. — Рэн, присядь со мной. Давай вместе подождём. — Я страшусь этого ожидания, хоть невероятно соскучился по моему маленькому омеге, — Рэн опускается на корточки, шелестя подолом длинного кимоно из мягкого хлопка. — Очень хочу увидеть Мичи. — Ты прикипел к нему сердцем, как к собственному ребёнку. — Да, — омега улыбается, опуская печальный взгляд на свои руки. — Я был бы счастлив иметь такого сына, как он. — Ты хотел детей? — Я и сейчас хочу. Да, видимо, не судьба. — Не загадывай наперёд. Твой альфа ради тебя готов на многое. А уж сделать тебе ребёночка для него — истинное счастье. — До этого времени Такеши не считал наличие детей таковым уж счастьем. — Так это он отказывался от детей?! — Аси выглядит крайне изумлённой. — От такого омеги, как ты? Невероятного и пахнущего, как небесный ангел? Не хотел детей? Сенатор Накамуро — настолько же глупый альфа, насколько проницательный политик. Я в очередной раз в нём разочарована. — Моя госпожа, они прибыли! — голос вошедшей прислужницы приводит этих двоих в невероятное волнение. — Мичи здесь. Идём, Рэнни, — от радости Аси позволяет себе обратиться к омеге столь неформально. Глаза омеги вмиг выхватывают тонкую фигуру юноши, и сердце начинает гулко биться в груди. Рэн в полном ощущении, что это его ребёнок, возвращается после долгой разлуки, и улыбка расплывается на пухлых губах. За своей спиной он чувствует присутствие Такеши, что вышел на террасу, смотря на приближающихся юношу и альфу. Мичи идёт по выложенной камнями тропинке, чуть озираясь по сторонам, краем глаза примечая обстановку вокруг. Левая рука юноши крепко сжимает рукоять катаны через ткань турумаги. Теперь этот элемент одежды — неотъемлемая часть одеяния молодого омеги, чей свободный крой и развевающиеся полы скрывают очертания смертоносного оружия. Но под боком, на привычном месте, находится уже практически родной Ruger — пистолет, идеально ложащийся в руке омеги. Впереди немного горделиво вышагивает Сан. Он словно ведёт своего лучшего ученика на бой, хотя всего лишь сопровождает гостя к хозяйке. Но и он нет-нет да оглядывается на напряжённого юношу, выдавая и своё волнение. Присутствие на острове сенатора Накамуро неспроста, и здесь явно ожидают ещё кого-то. Ещё издали остров кажется юноше каким-то нереальным: чёрная гранитная скала посреди острова сразу привлекает взгляд, древний реликтовый лес отливает глубоким изумрудным цветом, а море вокруг — невероятной голубизной. И сейчас, ступая меж тысячелетних сосен, покрытых вековым мхом, у юноши ощущение, что он попал в какой-то параллельный мир. Карие глаза не могут скрыть восторженного взгляда, в котором любопытство переплетено с неким детским страхом: вдруг с ветки на него прыгнет кодама, или из кустов на них поглядывает кицунэ? Минка, возникшие перед ними, не смотрятся чем-то чужеродным, скорее, они как продолжение всей природы вокруг, как и все постройки в этой части острова. Никаких искусственных водопадов и прудов, только то, что создала сама природа. Даже великолепный, пусть и небольшой сад был создан в полной гармонии с окружающим лесом. Но все красоты становятся призрачными, когда Мичи видит Рэна. Он так давно его не видел, кажется, годы прошли, хотя всего лишь месяц. — Семпай! — вырывается у юноши, и ноги готовы пуститься в бег, но лёгкое движение руки Сана и чуть строгий взгляд сдерживают его. Вот только сам Рэн не думает сдерживать себя. Подлетает, шелестя длинными одеяниями, и обнимает крепко своего мальчика. — Мичи! Хвала небесам, что вновь вижу тебя. Я очень по тебе тосковал. Ты так изменился. — И я скучал, семпай… Очень, — юноша широко улыбается, и глаза блестят от подступающих слёз. — Это ты изменился! Ты такой… невероятный! Хотя и всегда был таковым. — Спасибо, мой мальчик. Я надеюсь, что больше нам не придётся расставаться. Мне было тяжело без тебя. — Как и мне, — Мичи снова утыкается лицом в грудь старшего. — Мичи, — Аси выжидает за спиной Рэна терпеливо, хотя самой же хочется побыстрее протянуть руку к яблочному омеге и посмотреть в его чистые глаза. — Добро пожаловать, мой мальчик. Рада приветствовать тебя здесь. — А я не рад, — резко отвечает омега, холодно смотря на женщину. — Сан привёз меня сюда, сказав, что здесь я найду Рэна, иначе ни за что не приехал бы. — Мичи, — Рэн мягко обнимает юношу за плечи, этим жестом прося о терпении. — Госпожа Аси — наш с тобой друг, в этом я мог убедиться лично. Прояви к ней немного уважения, хотя бы ради меня. Мичи упёрто молчит. Смотрит то на Сана, то на Рэна и, наконец, кидает хмурый взгляд на взволнованную женщину. — Благодарю за гостеприимство, — коротко кивает он, — и за то, что позаботились о Рэне. Рэн ощутимо выдыхает и с улыбкой, всё также обнимая юношу за плечи, уводит в дом. Сан остаётся стоять у входа, но глаз не спускает с Мичи, пока его сажают на подушки, предлагая ароматный чай. Увидев Такеши, юноша непонимающе смотрит на старшего омегу, но Рэн лишь снова мягко улыбается, тихо шепча: «Так надо». Сам альфа сдержанно приветствует юношу, кидая на замершего у входа Сана пронзительный взгляд. Этот альфа с морозным ароматом не внушает ему никакого доверия, как, наверное, и он сам ему тоже. — Мичи, — осторожно начинает старший омега, а юноша уже напрягся. Он помнит слова Сана о том, что «что-то назревает», но не думал, что здесь, на острове Аси Масахито. — Мы долго к этому готовились и многое для этого сделали. И сейчас можем открыто говорить тебе об этом. — Мой мальчик, — Аси говорит мягким, вкрадчивым, чуть прокуренным голосом, пытаясь успокоить и юношу, и самих себя. — Прошу только одного: запомни: все находящиеся здесь люди — твои друзья. И каждый из нас будет действовать, прежде всего, в твоих интересах. — Возможно, я смогу прояснить ситуацию, — Такеши выступает вперёд, привлекая к себе внимание: непонимающее Мичи и настороженное Сана. — Госпожа Аси любезно посвятила меня в свои планы, и они великолепным образом совпадают с моими. И я, как официальное лицо в должности окружного советника, одобряю и всячески поддерживаю её в стремлении достичь справедливости… — Сенатор Накамуро, — Аси немного укоризненно смотрит на альфу. — Мичи — ребёнок, нечего пудрить ему мозги заумными словами. Мой мальчик, — женщина теперь обращается к юноше. — Скоро мы переедем в столицу, и там сможем осуществить задуманное. — Мы? — Мичи сжимается весь, словно готовится к удару. — Да, — осторожно кивает женщина. — Я бы хотела, чтобы и ты был рядом с нами. Ты своими глазами увидишь, как будет наказан убийца твоей семьи. — Наказан? — ещё больше ощетинивается юноша. — Вы будете наказывать его? — Мы осуществим правосудие, — вновь вступает Такеши. — Таканэки-глава мафии и Таканэки-политик — это не одно и то же. Но кем бы он ни был, он навсегда останется преступником. И если нам и не удастся раскрыть его как главу организованной преступной группировки, то сможем подвести его к правосудию как главу политической партии. В этом и состоит суть нашего замысла. Таканэки станет публичным человеком, который будет окружён журналистами и телевизионщиками круглый год. Когда-нибудь он совершит промах, а мы его к этому подтолкнём. — Мичи, это единственная возможность одолеть моего брата, — голос Аси звучит мягко, но взгляд смотрит цепко. — Я обещаю тебе, над ним обязательно свершится суд, где откроются все его деяния, в том числе и гибель твоих родных. — Вы собираетесь отправить поганого Таканэки в тюрьму? — наконец-то Мичи понимает, к чему его подводят, хмурым взглядом смотря на каждого, кто находится в комнате. — В этом будет ваше правосудие? Этот убийца будет отдыхать в тюрьме, управляя своей преступной империей из места заключения? Рэн открывает рот, чтобы продолжить, но так и замирает, круглыми глазами смотря на Мичи. Аси тоже молчит, впервые за это время не зная, что сказать. Она смотрит на Сана, безмолвной тенью стоявшего у входа, и в глазах своего преданного человека видит лишь настороженность. — Я не соглашусь на это, — Мичи машет головой в подтверждение своих слов и собирается уйти. — Наши с вами планы нисколько не совпадают. Вашей гуманной идеи сохранить жизнь убийце я не разделяю. На этом закончим. — Постой, Мичи, ты не услышал главного, — Аси позволяет себе встать на пути у юноши. — Прошу, послушай меня. Мичи вскидывает свой взгляд на Сана. Тот явно напряжён. Мужчина ещё не понимает, что именно не так, но весь его облик говорит о готовности обороняться и нападать в случае необходимости. Лёгким кивком руки Сан даёт знак юноше отходить ближе к нему. — Мичи, мой мальчик, я понимаю твою боль… — Вы никогда не сможете это понять! Не смейте сравнивать нас! — Мичи, ты не прав, — Рэн подходит медленно, понимая, что юноша на взводе. — Госпожа Аси знает, о чём говорит. — Молчи, семпай! Ты тоже предатель! Вновь нашёл своего альфу, и я тебе больше не нужен!.. — Нет!.. — Возможно, ты сомневаешься в наших силах, но у нас есть козырь — человек, который знает о Таканэки всё. Тебе нужен сильный союзник. Такой, которому можно доверить всё, даже свою жизнь. Мичи снова хмурится, морщится непонимающе, всем своим омежьим чутьём осознавая: надо либо бежать, либо падать на колени. Даже усиливающийся озоновый аромат Сана за спиной не помогает, юноше тяжело вздохнуть. Чужой альфий феромон пульсирует вокруг омеги. Мичи помнит: такое с ним было лишь раз на приёме в честь дня рождения Ичиро, когда он впервые увидел… Он и сейчас видит… альфу, который выходит из тени и медленно идёт к нему, смотря такими глазами, будто съест его — целиком и сразу. А может, это не он? У того были светлые выбеленные волосы, а у этого — чёрные рваные пряди. И будто лицо другое… Нет, не лицо, взгляд другой: пронизывающий и обволакивающий, а в глубине такая нежность, которую омега никогда ни у кого не видел. — Мичи, — альфа опускает голову в знак приветствия. И всё же это он — Юдзуру Айкава. И взгляд его, каким бы ласкающим ни был, и облик его, каким бы обманчивым ни стал, не смогут ввести его в заблуждение. Так вот, какого «сильного союзника» ему пророчат? Этого альфу они называют «верным»? Решение приходит сразу. Никто и опомниться не успевает, когда рука юноши легко вскидывает пистолет прямо в лицо мужчине, и три оглушительных выстрела разносятся по всему дому.