Помощность

— Я поступил, — тихо-тихо, со слезами на глазах, выдыхает Изуку Мидория, замирая в коридоре в своей квартире. Его мать и сестра синхронно прикладывают руки к лицу. У Инко на глазах слезы выступают, она обнимает сына и что-то причитает, Иоко почти не запоминает этот момент. Только то, что брат улыбается довольно, немного рассеяно, смущенно. — Изуку, — когда подходит ее очередь, Иоко аккуратно встает на носочки, выдыхает вопрос в ухо, — ты ведь будешь на факультете общего образования, верно? — На геройском, Иоко, представляешь? Я прошел, — гордо сообщает Изуку, треплет сестру по волосам. — Я схожу за тортом? Отпразднуем? Иоко вглядывается в его веснушки. В добрую улыбку. В горящие верой глаза. И почти не слышит себя. Оказывается, она радостно подскакивает на месте и как заведенная сама собирается в магазин, улыбается жалко, что видит Изуку, но не успевает ее остановить. Уже на улице младшая Мидория делает выдох и утирает слезы. Те бегут и бегут, чертовы эти слезы, слабость та еще, но поделать она ничего не может. Быть героем опасно. Смертельно опасно. Почему же она, младшенькая, понимает, а ее самый умный, самый лучший брат — нет? За последний год Изуку стал намного скрытнее, отдалился, но не могла же проявиться у него причуда? Или все же… В магазине опять ломается кондиционер, Иоко чувствует это сразу, как входит. Духота невыносимая, девчонка фыркает, мысли о брате все еще бьются и бьются. У Изуку должна быть причуда. Он не может на силе своей вере просто поступить в UA. Но почему тогда… У нее нет ответа, но есть небольшой торт в руке и странное предчувствие, будто брат вот-вот навсегда их покинет. В самом плохом смысле. Перед глазами и так пролетают картинки, как его режут, бьют, топят, ломают, скидывают с высоты, заставляют задохнуться, сжигают… — Эй! — кажется, уже в третий раз окликает ее кассир, женщина, явно обладающая причудой самого недовольного лица в мире. — Ты очередь задерживаешь, нечем платить, проваливай, плакса. Иоко пару раз моргает, удивленно понимая, что действительно плачет. Позади раздаются смешки, Мидория тут же достает кошелек. — Простите, — мямлит Иоко, отсчитывая наличку. — Быстрее, — шипит на нее кассирша, наблюдая цепким взглядом. — И за пакет еще. — А ты ей пакет-то дай, — замечает кто-то рядом, Иоко даже вздрагивает от знакомого голоса. У них начинается своя перепалка, кажись, она называют Бакуго невоспитанным индюком, тот огрызается нецензурно, но Иоко старается не вслушиваться. Кто-то из его дружков фыркает, когда она проходит мимо, сжимая лямку пакета крепче. Летит в спину оскорбительное «беспричудная», и Иоко покидает магазин, утирая лицо от не прошеных эмоций. Может, она накручивает, ну проучится Изуку пару месяцев, увидят они, что брат ее немного не герой по причудам, да и выгонят. Правда, в душе-то Изуку тот еще герой. Он жил этим, живет и будет жить. Но, возможно, недолго. — Что-то случилось? — раздается вопрос рядом, и Мидория с ужасом понимает, что Кацуки затормозил ее. Его пальцы больно врезаются чуть выше ее локтя, а сам он, сжимая в руке подтаявшее мороженое, хмурит брови. — Нет, — гордо фыркает в ответ Иоко и скидывает руку придурка с себя. — Тебя заждались. — Мелочь, я тебя по-хорошему спрашиваю…, — угроза в его голосе вполне ощутимая. Иоко быстро прикидывает, стоит ли сообщать Кацуки такую приятную весть. И точно решает, что нет. — Знаешь, у женщин бывают такие дни…, — усмехается ядовито Иоко, внимательно наблюдая, как на лице Бакуго проявляется сначала значок загрузки, отрицания, брезгливости и принятия. — Ясно, — выдыхает Кацуки, отходя на шаг. Он уже поворачивается обратно к ожидающим его дружкам, как Иоко, проклиная себя за любопытство, задает вопрос: — Ты поступил в UA? Бакуго чуть оборачивается, усмехается и протягивает естественно. — Поздравляю, — выплевывает Иоко, сжимая лямку пакет сильнее. — Тогда не помри уж просто так. Она разворачивается на пятках и так быстро удаляется, как может. Возле своего подъезда еще пару секунд усиленно дышит, чтобы не расплакаться, как только увидит Изуку. Тот встречает ее в коридоре, принимает торт и внимательно глядит так, прямо в душу. — Сестренка, — тихо-тихо окликает Изуку, пока Иоко скидывает обувь, — не беспокойся обо мне. — Проще сказать, — тянет гласные младшая Мидория, устало приваливаясь к входной двери. — Что с тобой происходит, а? Изуку неловко чешет затылок, Иоко успевает заметить, что он хочет рассказать. Но почему-то не рассказывает. Просто убеждает, что он не сдастся. Что станет хорошим героем, при виде которого все будут улыбаться. А потом Иоко узнает правду и решает, что будет отличным врачом для героя, который будет улыбаться другим.

***

— Что с тобой происходит? — Изуку глядит на нее этими своими распахнутыми глазами до того наивно, что Иоко облизывает ложку и бьет ей брата по лбу. — Реакции ноль, вы провалили тест, — сообщает она, усаживаясь обратно на место. Изуку с обидой потирает ушиб, но улыбается, ждет ответа. — Я тут вспомнила, как узнала, что ты поступил на геройский факультет. — А, — Мидория понимающе кивает, отпивает из большой кружки горячий зеленый чай. В доме мамы всегда полно сладостей и вкусного чая. Иногда дети, уставшие от взрослой жизни, приходят к ней зализывать раны, прямо как сегодня. Сама Инко уже давно спит, накормив своих героев плотным ужином и раздав чистое белье. А те чаевничают, объедаясь вареньем и сладостями. — Торт напомнил? — усмехается Изуку и закидывает в рот сладость. — Да и не только, — Иоко складывает руки перед собой и упирается в них лбом. — Что-что? — хмурится Изуку, пытаясь расслушать тираду сестры. — Я говорю, — выдыхает младшая сильнее, морщась от света. Старший встает и приглушает свет, оставляя один светильник в кухне. Становится темнее и привычнее, Иоко благодарит и утыкается взглядом в чай. — Я говорю, что всегда беспокоилась о тебе, — хмурится Мидория. — Всегда боялась, что ты однажды будешь на месте Бакуго сейчас. — Он поправится, — уверенно заявляет Изуку. — Он впал в депрессию, — кивает Иоко, — дальше должно последовать принятие. Тогда и можно работать. — Ты можешь помочь ему выйти из этой стадии быстрее, — напоминает Изуку. — А то новый доктор ему явно не нравится. Вчера я слышал, как он послал его. — Ты вчера был в больнице и не зашел ко мне? — почти театрально обижается Иоко, отворачиваясь в другую сторону. — Да я на минутку, получил обычное его «съеби, Деку, я хочу побыть один». Иоко соскакивает со стула и идет к плите, ставит еще чайник и усаживается обратно. — Это же Каччан, он сам должен прийти к мысли о том, что не все потеряно и люди с инвалидностью такие же, как и мы с тобой. Изуку согласно кивает, но взгляда не отводит. — Я знаю, что ты хочешь сказать, — морщится Иоко, допивая остатки чая. — Мой ответ — нет. — Это может помочь. — Или убить его. — Он согласится на риск. — Лучше пусть он согласится на терапию. Хитоши уже рассказал ему об этом чудном непродуманном плане, потому-то я и отказалась его вести дальше. Изуку усмехается, глядя очень уж прозорливо. — А я думаю, ты ждешь, когда он сам тебя позовет. — Заебусь ждать, — фыркает Иоко и отставляет от себя чашку. — Что? Только не нотация о моем злословии. — Да и я не…, — отмахивается двумя руками Изуку. Влияние Кацуки уж больно заметное, Изуку давно понял и в какой-то момент смирился. Он даже толком и не помнит, в какой. Может, когда застал лучшего друга и свою сестру за каким-то личным разговором или позже, когда через пару лет случайно застукал их за поцелуем на лестничной клетке. В любом случае, Мидория-старший не противится ни злословию, ни профессии Иоко, ни ее выбору. Сестра для него никак не ребенок, скорее, друг и соратник, близкий человек, которому он полностью доверяет. Потому и сообщает прекрасную новость ей первой. — Беременна, серьезно? — подпрыгивает на стуле сестра и пулей летит обниматься. — Господи, ты станешь отцом, я даже не верю, как здорово… — Да один тест пока показал, — неловко отбивается Изуку. — Завтра Урарака едет в больницу, я и хотел тебя попросить… — Сделаем все в лучшем виде. А ты, кстати, почему не с ней? И тут Мидория спотыкается. Глядит на Иоко затравленно, перебирая в изломанных пальцах чайную ложечку. — Мы поссорились. — Нашел время, Изуку, серьезно, — хмурится сестра и успевает выключить чайник до характерного пиликания. — Да я-то как раз не причем, — обреченно выдыхает герой. — Она не готова пока к детям. Хочет побыть героиней, спасать жизни. Иоко замирает с чайником в руках, моргает несколько раз, осмысливая информацию, и тяжело вздыхает. — Но она и так героиня, да и спасла она много людей, даже очень. Но все равно рвется в бой, будто мало ей… меня? — Не думаю, что дело в тебе, — честно признается Иоко. Изуку смотрит в упор, ждет продолжения, пока сестра судорожно подбирает слова в голове. — Вы ведь недавно женаты, Изуку, только жить начали, по большому счету. Шигараки пусть и побежден много лет назад, но другие злодеи не спят, вон, воспряли духом. Думаю, Очако хочет еще пожить для себя, мир посмотреть. — Ага, и себя показать? — Не будь таким собственником, — фыркает сестра, и второй раз бьет ложкой по чужому лбу. — Дети — это большая ответственность, и к ней нужно подходить с умом. Возможно, в чем-то она права и вам пока рано. Изуку дуется и дует на горячий напиток. Иоко наблюдает за ним с усмешкой ровно до того момента, пока брат не бьет по больному. — Не знаю, я пока тоже к детям не готова. Кстати, Хитоши хоть и хочет, но, радость какая, не настаивает. — Хитоши будет хотеть то, чего будешь желать ты. — Этим он тебе и нравится? — Я не считаю его плохим, — пожимает плечами Изуку. — Но, если мы представим, что отец твоего ребенка будет другим человеком… — Например? — напрягается Иоко. — Каччан? Это как пример, Иоко, не рычи. Сестра пожимает плечами, задумываясь. Изуку внимательно наблюдает за ней, за образовавшейся морщинкой на лбу, означающей, что доктор в глубоких раздумьях, за плотно сжатыми губами — не нравятся ей эти мысли явно. — Он — герой, и будь мы сейчас в нынешних реалиях, думаю, да, — кивает Мидория-младшая, усмехаясь своему выводу. — У вас работа с риском сопряжена и я бы хотела если не задержать его дома, то сохранить его частичку возле себя. Но когда в семье два героя, это работает по другому. — Я понимаю, что ребенок может остаться сиротой, — кивает Изуку. — Но это наш ребенок, Иоко. И я уже люблю мысль о том, что у меня он будет от Урараки. Иоко улыбается, кивает брату, но тему сворачивает. С утра она звонит Очако сама, паркуясь возле больницы. — Изуку рассказал, да? — Да, но не волнуйся, сдашь кровь и все хорошо, — отстегивает ремень безопасности Иоко. — Приезжай в нашу клинику, я постараюсь ускорить процесс, узнаешь сегодня. — И Изуку тоже узнает сегодня? — Это ты сама решишь. Иоко задумывается, сможет ли хранить от брата такой секрет. Скорее всего, нет. Пусть и секретов от него накопилось предостаточно, но все они связаны исключительно с самой Мидорией. Лифт распахивается на втором этаже, выплевывает в поток людей в белых халатах и больничных пижамах, Иоко ловко маневрирует между ними, пока возле знакомой палаты с визгом не выносится кресло-коляска, немного дымящаяся, и не врезается в стену напротив. Пару секунд Мидория слушает вполне гневную и живую тираду Бакуго по ту сторону открытой двери, смысл которой отправить как можно больше людей в пешее эротическое. Коляска еще пригодная, потому Иоко отодвигает ее от стены и толкает обратно в палату. Доктор при виде Мидории улыбается даже, приветствует рвано и тут же ретируется из палаты, пока запыхавшийся Кацуки не пульнул в него причудой для ускорения. — Нет, — сразу же отрезает герой, стоит ему заметить посторонний объект. — Бакуго… — Нет, нахуй, даже не начинай, Мидория. Скинь эту хренотень или отдай инвалиду, а я в нее не сяду. Иоко тяжело вздыхает, подкатывает кресло ближе, глядя, как щеки пациента багровеют от злости. Он молча наблюдает, как доктор усаживается в кресло, скидывает кроссовки и вытягивает ноги рядом с ногами Кацуки. — Как самочувствие? — Охренительное, по мне не видно? — Вижу, что настроение стало лучше, — усмехается с пониманием Иоко. — Оказывается, надо было только транспортное средство подкатить. — Не провоцируй меня, Мидория, — звучит вполне понятное и простое, означающее для них двоих, что Иоко не к месту. Когда-то они даже договорились о том, что если будут бесить друг друга до применения причуды, обязательно сообщат об этом. И пусть ни разу такого не было, по крайней мере, намеренно, Иоко свою тактику меняет. — Я понимаю, Бакуго. — Ни-ху-я, — тут же по слогам выплевывает Кацуки, сжимая одеяло крепче. То, под воздействием чужой причуды, начинает слабо дымиться. — Никто из вас, нахрен, не понимает, что это такое, ясно? Вы с братом только и можете жалостливое хлебало строить и говорить, что все образуется. Не образуется. Иоко с достоинством выслушивает тираду, чуть склонив голову. — А ты решил сдаться? — Я не сдаюсь, — шипит раскаленными углями Бакуго. — Ты на пути к этому, Кацуки, — Иоко редко зовет по имени, и это действует. Ненадолго Бакуго заткнется и недовольно будет пыхтеть. — Ты не собираешься ничего с этим делать. — Я и не должна, прогресс зависит полностью от тебя. Я могу помочь тебе терапией, но не причудой. — Да, блять, почему? Сломай позвоночник и срасти заново, в чем проблема? — В том, что это может не помочь тебе, — в пятый раз повторяет Иоко. — Моя причуда по-другому устроена, я не сращиваю кости, я лишь ускоряю этот процесс, твой организм все делает сам. И он может срастить их неправильно. Кацуки фыркает, впиваясь яростным взглядом в, как ему кажется, бесстрастное лицо. Иоко перед ним держится бодрячком, не реагирует на его выпады и голос не повышает, будто она уже чертов архат и вот-вот вознесется. — Почему бы не попробовать стандартную терапию? — философски замечает Иоко. — Я помогу тебе… — Нет уж, нахрен, спасибо, сам справлюсь, — бурчит Кацуки и почти демонстративно поворачивает голову в сторону окна. Разговор почти закончен. Иоко тяжело поднимается, подкатывает кресло к изножью койки и замирает, глядя на такое чистое голубое небо. — Мы могли бы выйти на улицу и подышать воздухом. — Съеби, Мидория, — уже более устало выдыхает Бакуго, будто фраза эта мозолит ему язык не первый год. Впрочем, так и есть. Иоко не обижается и плотно закрывает за собой дверь, оставляя героя одного. Снова.