Помощность

— Может, скажешь чего? Мидория, та, которая мелкая, возвышается над ним, хмурит брови. Проводит металлической палочкой, колесом Вартенбергапо пяткам, но что говорить, когда ты ничего не чувствуешь? Вот и Бакуго предпочитает молчание. Отворачивается, смотрит в окно на безоблачное небо. Виднеется верхушка дерева, усыпанного зелеными листьями. И больше нихрена. Он и видеть чего-то не хочет. Она откидывает одеяло, ведет колесом чуть выше до колен. Сначала правую, затем левую голени постигает участь. Поднимается выше. Кацуки молчит, лишь краем глаза наблюдает, как доктор (вот же не повезло) делает заметки в планшете, затем снова начинает эти бессмысленные передвижения. Выше и выше, ничего и ничего, пока не добирается до середины бедра. Бакуго чуть хмурится. Смотрит на эту точку, где застыл металл. — Здесь, — голос хриплый, сорванный, не его. — Хорошо, — кивает профессионально, проделывает ту же манипуляцию с другой ногой, на что получает легкий кивок. — Возможно, в скором времени вернется частичная чувствительность и тогда… — Я не смогу ходить, — пустым ровным голосом оповещает Бакуго. Мидория горестно вздыхает и совсем уж бесцеремонно садится на край кровати. Прижимается к его боку своей поясницей, отчего Кацуки в общем-то все равно. Ему вообще на все плевать. — Если ты опустишь руки, то точно ходить не сможешь, — бубнит себе под нос, что-то листая в планшете. В ответ обычное молчание. — Нужно подождать, пока твоя спина окончательно заживет, а там видно будет, — пытается достучаться, да без толку. Иоко смотрит прямо, смотрит в лицо, на профиль, знакомый и выученный, снившийся ей ни один год. Она тянется к чужому лицу, касается скулы, мимолетное желание одернуть руку быстро пропадает, когда пациент чуть прикрывает глаза. — Мы справимся, — утешает скорее себя, чем его Иоко, — ты справишься. — Иоко, — в дверь в палату сначала стучат, и только потом входят. Этого хватает, чтобы бывшая Мидория успела одернуть руку и встать. На пороге застывает господин Номура Хитоши в своем идеально отглаженном белом халате. Он прячет руки в глубоких карманах, скрывает поблескивающее золотом обручальное кольцо, такое же, как на пальце Иоко. Взгляд серых глаз скользит сначала по жене, затем по пациенту. Но тот головы не поворачивает, даже когда слышит ровное, безэмоциональное приветствие. — Привезли героя, — сообщает доктор, — тебе стоит поработать с ним. Мелкая Мидория напрягается. Кацуки не видит ее лица, но чувствует, как тяжелая атмосфера повисает в воздухе. Пиздуй уже чуть не вырывается, Бакуго устало прикрывает глаза, слышит, как тихо закрывается дверь. И понимает, что нихрена не один остался. Только не это. — Не знаю даже, радоваться мне или нет, — хмыкает противный для Бакуго голос. Плевать, что скажет этот задрот. Ему на все плевать. Лишь бы оставили его один на один со своими ногами. — Выглядишь жалко. — Съеби, Номура, — приказывает Кацуки, но голос подводит, остается тихим. — Не догонишь же, Бакуго, — усмехается доктор. — Причуда все еще при мне, урод, — открывает глаза Бакуго и фокусируется на Хитоши. — А Иоко при мне, — пожимает плечами оппонент. — Но знаешь, раздражает, что даже сломанный, ты все равно отбираешь у меня жену. Бакуго тупо смотрит на него. Ему бы усмехнуться, выплюнуть то, что говорил так много раз, почти язык стер. Но слова застревают поперек. — Злодей, что тебя победил, еще не найден, — с каким-то печальным лицом сообщает Хитоши, — а вот здание начинают восстанавливать. Надо же, тебя остановил строительный мусор. — Я тебе сказал съебать! — И вот ты лежишь в моей клинике, под присмотром моей жены, а я все думаю: почему не ввел тебе тогда, когда ты валялся в коме, воздух в вены? — Хитоши скорбно вздыхает. — Потому что я не способен на убийство. А ты, ты убивал, герой. Так что, Динамит, это лишь карма. Бакуго поднимает руку. Чувствует взрыв на кончиках пальцев, целится точно в лицо этого стремного Номуры, злость с силой возвращается в ладони, но… рука трясется. Усмехается, гасит внутри себя эту неуместную злость и хмыкает. — Да, жаль не ввел воздух, — закрывает глаза Кацуки и удобнее устраивается на подушке. — Хотел посмотреть, как ты мучаешься, но зрелище не впечатляющее, — усмехается Номура и двигается в сторону выхода. — Я бы предложил переломать тебя снова и воспользоваться причудой Иоко, но жена не согласится. Кацуки чуть поворачивается, встречаясь с безразличной серостью. — Боится причинить тебе боль. Как трогательно. Дверь захлопывается и Кацуки, тяжело выдыхая, остается один на один со своими конечностями.

***

Этот день — праздник симпатий. Бакуго особо его не любит, да и какая девчонка в здравом уме подарит ему шоколад? Ему четырнадцать и все мысли у него о героях и о причуде. Дополнительные занятия по освоению причуд начинают приносить скуку. Он сильнее всех. Он сильнее всех и не скрывает этого. Потому в этот день настроение просто омерзительное. Сильнее всех — значит лучше всех? А если ты лучший, то и любить тебя должны. Бакуго, по большому счету, плевать на всю романтику, но от шоколада бы он не отказался, положа руку на сердце. Просто чтобы потешить свое самолюбие. И утереть нос выскочке Макото, светловолосому обладателю бесполезной причуды, от которого сходят с ума девчонки с его класса, класса помладше, постарше и даже некоторые учителя. Макото хоть и пытался поначалу подружиться, но таких придурков Кацуки видел издалека. Даже Мидория его так сильно не бесит сегодня, как Макото, улыбающийся уже пятому шоколаду. Рассматривает упаковку и вежливо кладет себе в рюкзак. Вот же… — Эй, Бакуго, — зовет его одноклассник, улыбаясь, — чем займешься после школы? — Курсы, — Кацуки знает, что они все вроде собирались прошвырнуться по торговому центру. Но дело не только в курсах. После них у него (мать настояла) уроки музыки. Вот куда он точно не хочет идти, благо, стучать в барабаны оказывается куда проще, даже приятно. Так что и мать мозги не ебет, и Бакуго занимается тем, что она хотела. После звонка, зевая во весь рот, Кацуки чешет макушку и толком не вслушивается в треп двух его друзей. Впереди него маячит спина Макото, и тот так неожиданно тормозит, что Бакуго чуть не врезается. Матерясь, обходит придурка, не забывая ему об этом напомнить, и застывает, глядя на раскрасневшуюся Мидорию. Та протягивает шоколад Макото и мило улыбается, полностью игнорируя маячившего Кацуки. Ну нихрена же себе… — Мелочь, хах, — у Кацуки непроизвольно вырывается, он даже сам удивлен, как делает шаг вперед, — не рановато-то? — Отвали, Бакуго, — рычат в ответ и на него, наконец, смотрят. — С хера ли? Такое унижение пропускать, — пожимает плечами Кацуки, усмехаясь. — Даже интересно становится, как сильно ты, беспричудная, будешь цепляться к людям с причудами. — Ты чего несешь, ненормальный? — хмурится Иоко и, фыркая, гордо стряхивает с себя чужой взгляд и снова улыбается Макото. — Прими, пожалуйста, шоколад. Макото, удивленный, но смеющийся, шоколад забирает. Вертит его, пока Иоко, довольно глядя на свою симпатию, переводит взгляд на Бакуго. — Знаешь, Иоко, — тихо, но уверенно, начинает Макото, вертит в руках злосчастную плитку, — а Бакуго ведь прав. Ты беспричудная, да и шоколад галеный. И плитка летит на пол. Макото по-дружески хлопает по плечу Бакуго, кажется, будто полшколы следит за этим спектаклем. — Пойдешь в торговый центр, Бакуго? — улыбается приветливо Макото, но, не дожидаясь ответа, ретируется. Мидория потерянным взглядом смотрит на валяющийся шоколад, сжимая и разжимая кулаки, а Кацуки смотрит ей в лицо и у него чуть не вырывается неуместное извинение. — Ненавижу тебя, — резко вскидывается Иоко и Бакуго, кажется, впервые верит ей. Что-то в зеленых глазах полыхает, да так, что Кацуки невольно делает шаг назад, пропуская ее сквозь толпу. Она явно побежала плакать. Ну и дура. Нашла кому дарить шоколад. Рядом кто-то хохочет, кажется, обзывает Иоко идиоткой. Кажется, этот кто-то получает по зубам, потому что у Бакуго горит кулак, когда он идет сквозь толпу и находит Макото на заднем дворе. Тот принимает черт знает какой по счету шоколад. Принимает, улыбается какой-то девчонке со странной синей кожей и оборачивается, получая по лицу. Кажется, Кацуки слышит, как хрустит нос этого придурка. Тот оседает на пол и начинает так плакать, причитая, за что, за что ты так, Кацуки. — Тц, ты меня просто бесишь, — фыркает Бакуго и, крепко удерживая свой рюкзак, спешит покинуть школу. Уверен, что завтра родителей снова вызовут в школу. Плевать, разбитое лицо Макото лучшее, что случилось сегодня. В толпе он замечает лицо Мидории-старшего, они сталкиваются взглядами и Изуку кивает ему. Кивает, хах, это не ради твоей истеричной сестренки, просто его Макото бесит. К тому же, врезать самому себе за язык Кацуки не может. Он сталкивается с мелкой Мидорией на дополнительных уроках по музыке. У нее в руках чехол для скрипки, Бакуго видит эту картину второй год к ряду. Скрипачка, великий Всемогущий, кого-то ждет и Кацуки спешит спуститься по ступенькам прежде, чем его заметят. — Эй, — явно летит именно ему в спину, но Бакуго внимание не обращает. Плеер вот-вот заиграет, наушники уже на положенном месте, он спокойно останется с музыкой наедине, дойдет до дома, выпьет ромашкового чая и уснет, потому что день бешенный. Ах, да, еще от маман выслушает, какой он ужасный ребенок, но это ладно, это не страшно, это почти норм… — Слышь, Бакуго, — у него вытаскивают наушник, заставляя уровень гнева подняться до золотистых искр в ладонях. — Че надо, мелочь? — рычит Кацуки, не сбавляя темпа ходьбы. — Хотела поблагодарить, но тебе, видимо, моя благодарность не всралась, — в спину шипит Иоко, заставляя Кацуки притормозить. — Ты права, поздравляю, — сквозь зубы выплевывает будущий герой, с удивлением замечая, что на них сыпется белая пудра. Снег, конечно. Холод щиплет за нос и заставляет двигаться быстрее. Бакуго и пролетает пару шагов, прежде чем тормозит и скорбно вздыхает. — Идешь или жопу морозить будешь? Иоко усмехается, он слышит, и спешит его нагнать. Они идут в относительно быстром молчании, пока мелкая Мидория не начинает расспрашивать о плеере. — Не твое, нахрен, дело, — шипит Бакуго и вставляет наушник в левое ухо. — Что, вкус настолько галеный, что стыдишься? — Слышь, мелочь, я и тебя отхерачить могу! — Или можешь просто дать послушать, представляешь? Они смотрят друг на друга, дышат облаками пара, и Кацуки, фыркая, протягивает наушник. Иоко затыкается и не говорит ни слова почти до самого конца. Почти до ее подъезда. — Нужно будет попробовать, — выносит она вердикт и отдает наушник владельцу. — Что? — Сыграть эту мелодию вместе, там и барабаны, и скрипка… — Нет, — отрубает Бакуго и, засовывая руки глубже в карманы, уходит. — Тебе понравится, — летит ему в спину, но Кацуки только фыркает и вставляет второй наушник. Он, наконец, один на один за своей музыкой.