Там, где мы с тобой

      Лёша ещё только успел проснуться, как по квартире неприятной трелью разнёсся телефонный звонок.       «Неужели это Миша так рано?» — подумал он, подбегая к телефонному аппарату и поднимая трубку.       — Алло?       — Лёша, привет. Это Алина, — раздался на другом конце провода приятный низкий женский голос.       — Привет, — плохо скрывая удивление, ответил Алёша.       — Ты не занят?       — Вроде нет, — замялся парень, вспоминая, что собирался сегодня обязательно сходить к другу. — Нет, не занят.       — Я просто хотела уточнить по поводу домашнего, — быстро объяснила Алина свой неожиданны звонок.       — А, да, конечно.        «Вот дура. Ничего получше не могла придумать. Дура, дура!» — ругала себя девушка, слушая, как Лёша терпеливо диктовал совершенно не интересующие её буквы и цифры.       — А, угу, окей, спасибо, — кивнула Алина и поинтересовалась: — А ты был вчера на дискотеке?       — Не.       — И я тоже, — сообщила девушка как-то слишком радостно. — Эм… Лёш, не хочешь погулять сегодня?       Очередной неожиданный вопрос. Зачем этой холодной красотке компания в виде Алёши? Неужели не нашлось никого, кто мог бы пойти с ней гулять? Да и идти ему никуда не хочется.       — Прости, не смогу… Я к Мише собирался. Вот.       «Как же достал этот твой Миша», — раздражённо подумала Алина и вдруг почувствовала, как где-то глубоко внутри вспыхнула обида и уязвлённая гордость. Ей, отказали… Вот так просто, даже не подумав, даже не сомневаясь. «Мог бы хоть предложить встретиться в следующий раз. Так и знала».       — В натуре? А мне просто немного было скучно, — с деланным равнодушием сказала Алина, хотя в её голосе сквозил холод и что-то ещё, как будто лёгкая дрожь. — Ну, чао тогда.       Она резко положила трубку, должно быть, обиделась. Или так просто показалось? Но думать об этом сейчас было некогда.       Почти бегом Лёша добрался до знакомого домика. Сердце учащённо билось от страха и предвкушения скорой встречи. Казалось, что он не видел предмет своей тайной страсти целую вечность.       Встретил его сам Миша и тут же воскликнул с явным укором:       — Явился, блять! Недоделаный…       Не ожидая потока ругательств, Лёша кинулся на шею другу, едва не расцеловав его, куда только можно и нельзя. Мишу даже смутило такое бурное проявление чувств.       — Алёша, блин, перестань, задушишь, — рассмеялся он.       Лёша и сам внезапно смутился своего порыва и поспешил отстраниться, неловко улыбаясь.       — Миш, ну не ругайся… Ой-ёй, что у тебя с лицом?       — Да это вчера мне заехали, — Назаренко осторожно дотронулся до пластыря на переносице. В серых глазах друга читалось беспокойство. Миша подумал, что, несмотря на свой лисий разрез, не такие уж они и лукавые, эти глаза. Многое можно было в них увидеть, хоть и не всегда понятное.       — А, это фигня, перелома нет. Слушай, пошли-ка наверх, там поговорим.       Сердце Алёши тревожно подскочило. О чём поговорим? Зачем? Уже? Нет, нет, нет, он не готов был ни о чём говорить. Ещё недавно Лёше казалось, что всё будет просто, но сейчас смелость покинула его, на её место снова выполз липкий страх.       Наверху, в маленьком царстве Миши, всё было таким знакомым: мебель, постеры на стене, старенькое одеяло… Это одновременно и отвлекало, и заставляло переживать ещё больше.       — Ты чего? Всё нормально? — спросил Миша, заметив на лице Лёши беспокойство, но получил в ответ только неуверенный кивок. Повисшая запутанным комом недоговорённость между ними ужасно выматывала и злила. Миша всегда считал, что понимает друга, а сейчас даже не знал, как подступиться к нему. Но Миша не был бы Мишей, если бы не спросил в конце концов прямо.       — Нет, я серьёзно… Давай начистоту. Тебе Надя нравится?       Лёша оторопел от такого предположения. Его лицо даже вытянулось от удивления.       — Что?! Нет. Сдалась мне твоя эта Надя! Ты что, подумал, что.? Ха-ха-ха, — он не выдержал и залился смехом, до того нелепой показалась эта мысль.       — Да я уже не знаю, что мне думать, — буркнул Миша, совсем не разделяя такого веселья. Он и сам не был уверен, что Лёша испытывает романтические чувства к этой девушке. Но поведение друга и его внезапная ревность наталкивали на подобные мысли.        — А что тогда?       Котаков тут же перестал смеяться и испуганного уставился на Мишу.       — При чём тут.? Мне нравится другой человек…       — Серьёзно? Ты не говорил.       — Ты не спрашивал.       — А ты мог сам сказать.       — Нет, не мог, — тихо ответил Лёша.       — Почему? Это связано с твоим поведением?       — Каким ещё поведением, — Алёша нервно хихикнул и сделал шаг назад, заметно сьёживаясь под внимательным взглядом. — Что ты мне за допрос устраиваешь?       — Твоим поведением. Странным.       «И правда, чего это я? — подумал Миша. — Вон он как мнётся. Как будто я его тут и правда допрашиваю. Просто спросил ведь. Слишком напираю сильно что ли.? Блин… Ещё сбежит сейчас».       — Да всё, забей. Не надо, не спрошу больше. Что ты там стал, как бедный родственник? Иди сюда.       Лёша молча сделал несколько шагов вперёд и застыл перед Мишей. Послышался тяжёлый вздох. Что-то произошло. Что-то произошло, изменилось с ним, с ними. Миша не мог понять, что именно, но смутно ощущал это.       — Миш, не знаю, как сказать. Просто… Ты, может, будешь ненавидеть меня. Но да, я ревную. Только она мне совсем не интересна. Я тебя к ней ревную, понимаешь?        — Так ты это гово…       Лёша протестующе мотнул головой, заставляя его замолчать. Слова давались с трудом, но он быстро вывел дрогнувшим голосом:       — Я тебя люблю.       Брови Миши поднялись вверх от удивления.       — Алексей, не шути так, — серьёзно сказал он после молчания и нахмурился. — Как это вообще понимать?       Он всё ждал, что Лёша рассмеётся, скажет, что пошутил, хотя и знал — всё правда. Люди не говорят о несерьёзных вещах таким тоном.       — Я не шучу, — повторил Котаков. — Я тебя люблю. И не знаю, что мне с этим делать. Всё это время… Ты мне нравишься. Не как друг. Как парень… Как… В общем… Люблю.       От волнения он тараторил, задыхался, говорил не совсем внятно и всё сжимался, прятал голову в плечи, как будто стараясь занимать как можно меньше пространства. Хотелось исчезнуть, испариться, провалиться сквозь землю, только бы не слышать ответа, не видеть брезгливости или ненависти в глазах. Вроде того выражения, с каким смотрел на него иногда дядя. Или ещё хуже… Алёша бы не выдержал подобного взгляда. «Боже мой…»       Котаков всё горбился, опустив голову в ожидая приговора, а Миша…молчал. Так вот что таилось на глубине этих глаз. Теперь не трудно было сложить три плюс два. Объяснилось всё разом. И странное поведение, и ревность, избегание, и стеснение, и нежность, и слёзы, и шутки, и тот разговор. Но как реагировать на это внезапно свалившееся признание?       — Э-э-э… Даже не знаю, что сказать, — пробормотал Миша, растерянный и сконфуженный. — Мне надо подумать над этим…       — Прости меня, пожалуйста… — зашептал Лёша. — Я знаю, как всё это глупо и странно. Но я просто не мог больше молчать. Это было слишком. Вот… Я…правда не хотел тебе говорить. Ты только, пожалуйста, не злись…       Он бессильно опустился на пол, поджимая колени к груди и пряча пылающее лицо в ладонях. Плечи парня тихонько вздрагивали.       — Да нет. Я не злюсь. Просто это, ну, слишком неожиданно, — понизив голос проговорил Назаренко.       Он осторожно сел рядом с другом, не решаясь ничего сказать или подвинуться.       Миша не прижимал его к своей груди, не гладил нежно по волосам, не вытирал слёзы, не успокаивал. Но он находился рядом, выслушал эту маленькую исповедь. Он то смотрел в пол, то с беспокойством поглядывал на Алёшу, молчал, неизвестно о чём думал. Но не прогонял, не перебивал, не смеялся. И этого было достаточно. Тихого присутствия.        Как это Лёша мог сомневаться в нём? Как мог подумать, что тот сразу же возненавидет его? «Милый, милый Миша…» — подумал Лёша и поднял голову, быстро вытирая лицо руками, попросил робко:       — Можно я тебя обниму.?       — Э-э… Ну… Можно.       В глазах Котакова было столько благодарности и преданности, что Миша снова смутился. «Ёпт… Ну чего он так смотрит…»       — Как же я люблю тебя! — громко вздохнул Алёша. — Ты такой…хороший.       — Да ну. Вовсе я не хороший, — возразил Миша.       — Боже, заткнись, — буркнул Лёша в ответ. — Ты лучший человек на свете!       Он продвинулся к Мише и прильнул к нему, неловко обвил его руками. Миша подумал, что это, наверное, теперь должно быть неприятно. Но нет. Не было. Даже наоборот. Тепло… Да и почему? Это ведь всё ещё был Лёша, который всё ещё был ему дорог. Долго-долго они сидели так, не шевелясь, прикрыв глаза и чутко прислушиваясь к дыханию друг друга.       — Лёш… — шёпотом прервал молчание Миша. — И что теперь?       — Я не знаю. Всё, что захочешь… — зашептал Лёша. — Можешь хоть убить меня.       Миша удивлённо усмехнулся, мягко высвобождаясь из крепких объятий:       — Вот же ж придурок. Зачем мне тебя убивать?       — Не знаю…       Лёша пожал плечами и смущённо хихикнул, а затем поднял взгляд, и на лице его расцвела нежная, чуть глуповатая улыбка. Впервые за долгое время он чувствовал себя ужасно счастливым. Как будто после долгого нахождения под толщей воды, он наконец вырвался и сделал глубокий глоток кислорода. Хотелось говорить, говорить. О Мише, о своих чувствах, о чём угодно. Но как же трудно порой найти нужные слова, всё они кажутся скупыми по сравнению с ураганом эмоций и стуком сердца.       Ресницы Лёши дрогнули, опустились, мимолётный взгляд упал на губы парня и зацепился за них. Миша вдруг понял, понял не головой, а больше интуитивно, промелькнувшую между ними мысль. Он резко отпрянул, испуганно заморгав. Лёша же закусил нижнюю губу и густо покраснел. Но, отодвинувшись на безопасное расстояние, вдруг уткнулся лицом в кровать, возле которой они сидели, и...расхохотался.       — Ну у тебя и выражение лица, — проговорил он, когда успокоился.       — Да ну тебя, видел бы ты своё, — отмахнулся Миша, пряча невольную улыбку. Да, наверняка, со стороны они выглядели смешно. Оба задумчиво притихли. И несмотря на то, что оставалось ещё много вопросов, молчание это совсем не тяготило, даже наоборот, было чем-то естественным и необходимым, как лучик солнца после затяжной бури.