Там, где мы с тобой

      Лёша в школе не появился. Не появился и на следующий день. И через день… Миша сначала не придал этому большого значения, подумаешь, один день не пришёл, пообижается, успокоится и вернётся. Но потом заволновался, ведь Лёша был не из тех людей, которые могут прогуливать целыми неделями. Удивлялись и учителя. Они безжалостно закидывали вопросами и без того встревоженного парня.       — А где это Котаков? Миша, ты не знаешь? Он не заболел? Всё у него в порядке?       — Не знаю, не знаю, не знаю, — твердил в ответ Миша, опуская глаза и хмурясь.       Это казалось ребячеством со стороны друга, глупой провокацией. И хотелось только злиться. Но вот это вечное «а вдруг…» не давало покоя.       Миша несколько раз звонил ему, даже сходил к Лёше домой, в попытках отыскать. Дверь открыл Виктор, и парень сразу понял, что друга дома нет.       — А Лёша? — всё же спросил он.       — Нет его, — хрипло ответил Виктор.       И выпустил клуб сигаретного дыма, что заставило Мишу раздражённо поморщиться.       — А когда и куда ушёл?       — Да хер его знает. Я ему не мамка нахуй, следить за ним. Шляется где-то. Тебе надо, ты и ищи нахуй.       Как же Миша ненавидел этого человека. Ужасно чесались руки поучить его. Хотя тут он скорее получил бы сам. Всё-таки Миша был ещё подростком, но он не то чтобы боялся. Бывали такие моменты, когда он уже ничего не боялся. Главное разозлиться.       — Понял.       Они смотрели друг на друга. Виктор с тупым равнодушием, Миша — с неприязнью.       — Чё уставился?       — Ничего, — процедил Миша сквозь зубы.       — Ну так давай проваливай нахуй. Зря базаришь. А у меня, блять, терпение не железное.       Миша бросил на собеседника взгляд исподлобья и собирался резко ответить, но дверь уже захлопнулась, оставив юношу наедине с застрявшим в горле потоком ругательств. Миша был смелым и отчаянным, но не настолько, чтобы по своей порой неразумной вспыльчивости, ввязываться в драку с этим действительно опасным человеком. Да что бы изменилось? Кому от этого станет легче? Бессильная злоба… Кажется, так это чувство называют в книгах.       Когда Миша вернулся, Люда увлечённо разговаривала с подругой.       — Так я же и выгнала, Лен, — взволнованно говорила она в трубку, накручивая провод на палец. — Что он мне тут творил! Не выдержала, выгнала. Затем, слышишь, явился. И прощение на коленях просил, в любви клялся и всего обещал. А я как дурочка уши развесила. Не выдержала, пустила. Вот, живём как-то.       «Всё жалуется», — с горечью подумал Миша, до которого долетали отрывки фраз, и вздохнул. Тяжело вздохнула, слушая голос на другом конце провода, и Люда.       — Так конечно, Лен! У неё же мама в магазине работает и муж на комбинате. Так и всё у них есть, живут припеваючи. И детей маме скинуть можно. А я всё сама, всё сама.       Нинка, которая крутилась возле матери, озадаченно уставилась на Мишу своими большими, детскими глазами и закричала:       — Мишка пришёл, Мишка пришёл! Ты без Лёшика? — разочарованно протянула она. — А почему он не приходит?       — Да не знаю я, блять! Чё вы все прицепились?! И так плохо, ещё вы! Ника испуганно поджала губы и захныкала, отчего Люде пришлось оторваться от разговора.       — Ой, Лен, подожди минутку… Вы мне разговаривать мешаете! Миша, не кричи на сестру! Ещё и выражается при ребёнке! По губам получишь, честное слово! Понабирались! Что однин, что второй, — это она, видимо, имела в виду Виталика. — Прости, Лен. Дети разошлись. Мишка мой совсем. Ага, переходный возраст. А что Сергей, что он сделает? Только хуже сделает. Ой, и не говори…       Миша виновато уставился в пол. Затем присел рядом с Нинкой и осторожно погладил светлые волосы.       — Эй, Нин, ты прости меня… Не хотел, правда.       — Ты плохой… — всхлипывала Нинка, отталкивая его руку.       — Да. А ты? Ты вон какая красивая. Когда не плачешь. Ну, не дуйся. Хочешь я тебя покатаю, а?       Шморгая носом и хмурясь, Нинка задумалась.       — Хочу.       И Миша широко улыбнулся, подхватил сестру на руки, закружил по комнате под её восторженный визг. Но веселье длилось недолго. Люда снова запричитала, что они шумят, пришлось успокоиться. Да и Миша вспомнил о встрече с друзьями и, пообещав Нинке обязательно ещё её покружить, убежал.       Саня Бык — высокий, крепко сбитый, наглый, дерзкий, слишком самоуверенный. Симпатичным его никак нельзя было назвать, однако опыта в делах любовных у него было больше, чем у всех друзей вместе взятых. Он был везде, где случались драки. Где не случались, устраивал. Ездил на непонятно где взятом мотоцикле, носил кожаную куртку, слушал тяжёлый рок, слыл своего рода авторитетом. Его все знали и побаивались.       У Валерки светлые волосы и длинная чёлка, постоянно падающая ему на глаза. Парень то и дело движением головы откидывает чёлку и считает, что это выглядит очень круто. Впрочем, так считают почти все. Семья у Валерки можно сказать примерная, с хорошим достатком, отец военный. Как парень попал в такую компанию, для некоторых оставалось загадкой.       — Хэви металл! — громко поздоровался Бык, поднимая руку с «козой».       Все поздоровались в ответ, все были на месте. Кроме Алёши.       — Ну что, на дискач пойдём сегодня? — в ходе разговора предложил Серый.       — Бухать не будем, а то у меня соревнования, — предупредил Саня, больше сам себя.       — Поняли. Куда идём? На сосновку, а? — весело спросил Славка.       — Это вас там побили в прошлый раз?       — Бля, да, нам тогда с Валеркой эта, не помню как её, девчонка одна говорит, пойдёте на дискач на сосновку? — начал в очередной раз рассказывать Славка. — Мы говорим, не, нас там побьют. А она говорит: боитесь что ли? А мы ей, нет, не боимся. И пошли. Ну, нас побили, конечно.       — Так потому что вы вдвоём туда сунулись, — проговорил Миша.       — Да, они ж отморозки, сосновские, всей толпой лезут, — подтвердил Серый.       Валерка кивнул и привычным жестом откинул назад чёлку.       — Э, чё меня там не было? — встрял в разговор Бык.       — Я откуда знаю. Кстати, Мих, а ты где Лёшу потерял?       Все уставились на Мишу.       — Да он… — Назаренко замялся. — Я ему звонить собирался. Узнаю.        Парни ещё что-то активно обсуждали, но Миша уже задумался о своём. «Отвлечься было бы хорошо, — решил он. — А я то я сегодня только бегаю туда-сюда как заведённый. Дурацкий день. Сколько времени прошло? Много, наверное… Может, вернулся уже?»       — Ага, вернулся батя короче, сегодня домой в хлам. Ну, ночь уже была. А я под подушкой биту держу, ну так, на всякий, учить его иногда, — рассмеялся Славик, рассказывая очередную историю из своей жизни, и подмигнул присутствующим.       И откуда только в нём столько оптимизма? Отец у него и правда постоянно что-то устраивал. Тут даже Муталков казался не таким уж и плохим. А мать добрая-добрая, кроткая, безропотная, покорная своей судьбе. Миша иногда видел её, когда заходили к Славке за чем-нибудь. Она всё робко пыталась угостить их чаем. Такие же восточные черты в лице, как и у друга. За что им это?       Миша очнулся, посмотрел на всех, проговорил громко, чтобы его услышали:       — Слушайте, я пойду позвоню. Надо кое-что… Увидимся.       Он поспешно попрощался и отправился к телефону-автомату. Если стукнуть под определенным углом и обязательно легонько, то звонок пройдёт. Вообще способов сэкономить свои кровные было много. Миша не раз видел, как некоторые хитрицы опускали в автомат монетку на леске, а потом вытаскивали. Но это слишком запарно.       «Хоть бы поднял», — мысленно взмолился Миша.       Лёша действительно был дома. Он остался один и теперь мог спокойно предаваться своим мыслям. Лёжа на кровати, Алексей всматривался в недавно написанные строки. Прочитал ещё раз: Если б мне было позволено С губ твоих собирать росу. Я тебя нечайно касаюсь И чувствую в сердце грозу. Если б мне было позволено Вкус твоих губ узнать… Закрывая глаза, представляю, И сладкая дрожь опять. О, если б мне было позволено Чтоб, сгорая, всего обласкать… Убегаю снова и прячусь — Мне нельзя тебя осквернять. Если б мне было позволено. Я готов на коленях стоять! Я хочу тебя до безумия Целовать, целовать, целовать…       Глубоко вздохнув, отбросил тетрадь и прикрыл глаза.       «Целовать… Какая глупость. Тут даже видеться тяжело, — горько подумал Алёша. — А, к чёрту всё, не могу, пойду к нему, скажу… Скажу, что… Всё скажу! Что я придурок, что неправ во всём, что ревную, что люблю его… С ума сошёл! Нет, нельзя ему такого говорить».       Он представил лицо Миши, если бы тот услышал подобное, и хихикнул. Но улыбка тут же исчезла. Снова невыносимо захотелось увидеть знакомые черты. Они вдруг представились с такой ясностью, вспомнились и тёмные глаза, и улыбка, и руки, и тихое дыхание. И мысли своевольно понеслись куда-то совсем не туда.       Лёша не знал, стоит ли ему бороться с ними, но знал, что проиграет. Так не позволить ли им захватить себя? Что плохого в мыслях? Никто не узнает. Даже если… Да, потом он будет винить себя, будет стыдно. Но это будет потом. Лёша почувствовал себя ужасно жалким. Но руки скользнули вниз и…внезапно раздался телефонный звонок.       С неясным чувством тревоги, краснея, Котаков вскочил с кровати, подбежал к телефону, унимая сердцебиение, и осторожно снял трубку, из который тут же донеслось быстрое:       — Алло! Лёша дома?       — Н-нет, — слабо усмехнулся Алексей.       — Лёшка, Лёш, Лёша-а! — радостно закричал Миша и тут же помрачнел. — Ты совсем придурок, да?! Совсем?! Я тут чуть с ума не сошёл, бегал блять, искал! Я вообще-то волнуюсь, а ты.!       Каким родным был голос Миши, даже если отчитывал.       — Прости… Миш, я правда. Я… Ты меня искал? Ох… Я не прав. Ты просто сказал тогда, что не хочешь меня видеть, — начал оправдываться Алёша.       — Что-о?! И что? Подумаешь. Я же не серьёзно. Тебе как вообще такая херня в голову пришла? — Миша громко ругался, совершенно не обращая внимания на случайных прохожих.       — Не знаю… Не хотел вам мешать… — тихо проговорил Лёша.       — Алексей, что ты несёшь? Серьёзно, я не понимаю. Кому это нам, кому мешать? Ты никогда мне не мешаешь. Что с тобой происходит?       — Ничего! Я просто, может, ревную! — выпалил Алёша и прикусил губу, но было поздно.       — Подожди, ты…ревнуешь? — удивлённо переспросил Миша.       — Нет, — Лёша громко выдохнул, лихорадочно соображая, что сказать. — Да. Я про Надю. Ты постоянно говоришь о ней. И проводишь с ней много времени. И… Ну… Как будто друзья тебе больше не нужны.       Объяснение казалось логичным. Но врать Мише… Так нагло врать самому дорогому человеку. Докатился. С другой стороны, разве не тоже самое он делал последние несколько лет?       Миша долго молчал. Таких обвинений он точно не ожидал услышать.       — Это же неправда, Лёш, — наконец проговорил он, понизив голос. — Я провожу с тобой больше времени, чем со всеми.       — Но… — Лёша хотел возразить, но не нашёл для этого слов и фактов. — Ладно. Я опять сморозил глупость. Прости.       Снова неловкое молчание. Миша прокашлялся.       — Ладно. Забей. Мы на дискотеку собираемся сегодня. Пойдёшь?       — Нет, не хочу.       — Ну, как хочешь… Но ты больше не пропадай вот так, хорошо, Лёш?       — Да, я не буду. Это была глупость. Я зайду к тебе потом. Прости.       — Да хватит извиняться, — раздражённо прервал его Миша и замер от далёкого выдоха в трубку.       — Миш…       Это прозвучало так странно, как будто Лёша собирался с духом, чтобы сказать что-то очень важное, то, что терзало его всё время.       — М?       — Нет, ничего, — только пробормотал друг. — До встречи, Миш.       «Передумал говорить?» — разочарованно подумал Миша. А ведь он даже дыхание затаил.       — Ну… До встречи.       Лёша положил трубку и устало закрыл лицо руками. Как так вышло, что он чуть не проболтался? А может и хорошо было бы… Во всяком случае избегать друга больше не получится. Не выход это, совсем не выход. Тот ведь действительно волнуется. Разве Алёша не знал, что так будет? Знал ведь, где-то в глубине души знал.       «Эгоист и дурак. Разве надо было заставлять его волноваться? Доволен теперь?» — с сожалением думал Лёша.       Завтра он обязательно сходит к Мише. И даже если ничего не скажет, то хотя бы будет рядом. Всегда будет рядом, пускай в качестве друга, пускай в качестве кого угодно. И может быть, он сможет всё распутать.