Сбыточные грёзы

Хруст опавших ветвей под ногами тонул в неразборчивом бормотании совершенно недовольной интонации, шелестом сжимаемых в руках листах и тонной звонких мыслей в голове. Большое количество размышлений оказалось тяжко переносить, словно в центре мозга упорно били в церковные колокола, в приготовлении к ежедневным молитвам. И сам Зандик был готов уж пасть на колени, заливаясь одой всем существующим богам, лишь бы скинуть немного от накопившегося за долгое время напряжения. Нет, мозг гениального учёного всегда должен быть в работе, это факт; однако, после появления в его повседневности новой переменной в виде этого ходячего трупа всё стало намного запутаннее. И время не щадило, заставляя необъяснимое чувство в груди вспыхивать с невероятной силой, разрывать изнутри, до тошноты в горле и гудения в ушах, до трясущихся рук и широко раскрытых в панике от собственных желаний глаз. Студент с детства понимал, что чем-то отличается, что картины, приходящие к нему во снах, не всегда являются нормой, что его характер был невыносим почти каждому "адекватному" представителю отвратительного человеческого рода, что без капли жалости и раздумий сворачивать шеи раздражающим кошкам, впрочем, принято считать в большей мере аморальным поступком. И всё было для него в порядке, ведь обычному глупому человеку никогда не понять гениального совершенства, пока судьба не сыграла злую шутку, подбросив именно на его путь преграду в виде несчастного Бая. Учёный не испытывал жалости как таковой, ни к сложной судьбе, ни к его трагичной смерти и не менее потерянного настоящего, но научный интерес переходил все грани дозволенного, заставляя теряться в собственных решениях, сбивая с толку, меняя его планы от одного к другому с небывалой скоростью. Существо сводило с ума одним своим видом, его хотелось истязать, как тех бедных котят, попавших под горячую руку, хотелось вырвать каждый орган, нежно-нежно смотря в не впервой застывающие в бесконечности времени жёлтые радужки глаз, а после извлечь их из черепной коробки - очередной залитый формалином в стеклянной банке трофей. Но хотелось и наблюдать до скончания веков, запереть в большом красивом аквариуме, навещать изредка, говорить и любоваться, видеть, как он будет сломлен в неволе, как отреагирует на рассказы о грязных мечтах, где он в главной роли, зная, что не сможет сбежать и вынужден слушать всё от начала до конца, заставить пересказать это, с упоением улавливая мельчайшую смену эмоций на бледном лице, запечатлеть его печальную красоту в своих руках, как драгоценный сувенир. Так интересна его реакция, был бы он смущён, рассержен, быть может, удивлён или шокирован, менялись бы они с течением суток? А если бы ему понравилось, если бы он поддержал эти фантазии, отнёсся с тем же пониманием, с каким смотрел на все ранее раскрытые безумные идеи доктора, или, может, смиренно бы молчал, осознавая своё полностью безвыходное положение? Столько эмоций хотелось увидеть, и это пугало по-настоящему - ведь Зандику ранее в голову и не приходило то, что он вдруг возжелает быть в такой близости с другим человеком, вплоть до живого общения, что являлось для него сущей дикостью. Только и Бай не был человеком, чёрт бы побрал эти русальи чары! И ведь к ним студент сейчас был опасно близок, обходя уже сотню раз успевшие надоесть раскидистые лесные деревья, на пути к привычной встрече у тихого водоёма. Всего шаг, два, и вот... ...Ничего? Зандик осмотрелся. Бай всё ещё не мог отходить далеко самостоятельно, каждый раз ожидая своего друга у воды, но сейчас зелёной макушки не было видно нигде. Что ж, либо тот забыл обо всём на свете, оставшись плавать в своих глубинах, что в целом было бы в духе мертвеца, либо произошло что похуже. Последний вариант показался настолько маловероятным, что учёный решил откинуть все задние мысли о краже его подопытного, устроился на берегу, и мирно продолжил работу над всё ещё не до конца завершённым проектом для академии. И упоминания не стоил тот факт, что не закончен он именно благодаря путанице в голове, которая начинала существенно мешать, уводя сознание от элегантных, искусно выполненных механизмов к бархатному смеху, клыкастой улыбке и блестящим при свете луны украшениям в сложной причёске, которые решили внезапно испариться в этот день без предупреждения. Первые минут двадцать было терпимо, ещё через пять блокнот покинул руки своего владельца, будучи отложенным куда-то в сторону, через две - учёный уже пристально вглядывался в водную гладь в ожидании чуда. Он придвинулся к берегу в упор, концы ботинок уже с периодическими дуновениями ветра омывало озеро, взгляд отмечал малейшие изменения на поверхности. Ещё с неделю назад его помешанность была гораздо более контролируемой, а сейчас хоть бери, да веди русала в собственный дом и пусть в купальне плещется сколько душе угодно, лишь бы всегда был на глазах. И это вызывало только лишнее раздражение и непонимание, что нужно сделать, дабы почувствовать себя легче, убрать этот лишний груз с души. Хоть и в данный час было бы неплохо узнать для начала, где пропадает его нерадивый товарищ. Где-то в чаще послышался грохот. От резкого звука разлетелись стаи птиц, с причудливым гоготом выбирая себе новое тихое место для отдыха, всколыхнулись тяжёлые кроны деревьев от созданного напряжения вокруг. Шум привлёк к себе внимание, но источник его остался скрыт, за густой листвой едва ли было возможным разглядеть что-то внятное. Зандик уже собирался подняться и направиться к нарушителю лесного умиротворения, конечно же предполагая, кем он может оказаться, как почувствовал неестественную тяжесть в районе лодыжек. Обзор вновь пал на озеро, и первым делом учёный заметил массивную тень, детали которой разглядеть казалось невозможным, а уже после - пару рук из неё, что своими изящными пальцами крепко сжимали его ноги на манер кандалов. Крепких, стоит отметить, кандалов, ладони полностью зафиксировали его в одном положении, все попытки высвободиться оказались безуспешны, оставляя доктора в немом удивлении. — Бай?.. Тотчас руки потянули его в пучину с точно нечеловеческой силой. Сколько не пытался тот остаться на суше, хватаясь за редкие выступающие камни, за саму землю, что уже стремительно уходила из под ног, всё было тщетно, и единственное, что успел предпринять Зандик - задержать немного воздуха в лёгких перед погружением и машинально закрыть глаза. Вода была всё такой же прохладной, пронизывала каждую клетку тела, нагло забираясь под второпях накинутую лёгкую одежду. Чужие руки переметнулись с лодыжек за спину, прижимая одной рукой тело доктора к себе, а вторая проскользила вверх по груди, прошлась когтями по шее и щеке, чтобы в итоге остановиться на носу, аккуратно зажав крылья между пальцев. Тело ощущалось сплошным комом из натянутых как струны нервов, все чувства обострились, как никогда, и даже при умении плавать тот не смел предпринимать попытки побега, находясь под контролем внезапно сильного русала. Зандик лишь зажал глаза плотнее, ухватившись за нечто перед собой, чьи уже выученные формы определённо ни с чем не спутать, и внутри головы раздался не менее знакомый бархатный голос. "Зандик, расслабься, открой глаза. Я ведь не дам тебе утонуть." Слова его лились подобно песне. Каждая нота мягкого тембра рассыпалась мириадами крупиц, обращенными в невесомые касания вдоль всей кожи. Мелодия убаюкивающе обнимала со спины, трепетала волосы, проводя нежными ладонями вдоль торса, предварительно забравшись ими под мокрую ткань рубашки. Вода ощущалась бесконечностью космоса, всё вокруг - мерцающими созвездиями, которые тянули Зандика за собой в мрачное небытие. И он послушался, в расслабленных чувствах едва разделяя края собственных век. Все картины из головы были пусты по сравнению с тем, что он лицезрел перед собой наяву. Лицо русала находилось в непосредственной близости, на нём сияла полуулыбка, добрая и невероятно человеческая, с розоватым румянцем на щеках, блестящей идеально бледной кожей, обрамлённая как никогда яркими локонами послушных волос. Ракурс обзора позволил отвести взгляд от него, пройтись вдоль шеи, тонкой спины, отмечая свою же руку в районе пояса, что теперь лишь портила вид грубой натурой, и остановиться там, где начинал струиться рыбий хвост почти в цвет зелены прически, а длиной с полный рост доктора. Он опустил руку ниже, на бедро, ощупывая плотную чешую, рассматривал сияющие плавники, и дивился, насколько глубины были наполнены светом, которого не хватало на суше, пока воздух в лёгких не стал стремительно опускаться до нуля. Вода работала словно эликсир жизни для Бая, придавая ему столько человечного великолепия, коего не было ни у одного другого существа на этой планете, но всё ещё производила обратный эффект на студента, что не имел жабр и, кажется, не планировал умирать так скоро. Наваждение спало всего на минуту, доктор прикрыл веки, невольно дёрнувшись с желанием всплыть на поверхность, к такой нужной сейчас доле кислорода, но обнимающие руки не желали отпускать его так скоро. Зандик кинул мутный недоумевающий взгляд на умиротворённого русала, пока пальцы того медленно переместились на чужой затылок, наклоняя ближе к себе. Студент прощался с бытием, а губы существа ложились на его собственные в подобии поцелуя. Из последних сил хватаясь за Бая, что настойчиво раскрыл сжатую челюсть, он почувствовал, как задышал, вновь расслабляя мышцы в этой изящной морской сети. В ушах тёк сладкий звон и плач прекрасной скрипки, меланхоличные клавишные и измождённый голос солиста, громко и едва ли слышно, в одинокой партии, что увлекала гостя за собой в хаос скрытых от посторонних глаз секретов подземелья. Зандик не сразу заметил, как русал потянул их двоих на поверхность, не разрывая физического контакта. Только холодный ветер, затронувший чувствительную влажную голову, заставил протрезветь, отстраняясь от существа. Тот с улыбкой подтолкнул студента к берегу, пока сам вновь нырнул ненадолго, возвращаясь уже со своей накидкой на плечах и вдоль таза. Друзья тихо сели рядом, обращая взгляд к открытым участкам звёздного неба, что ещё никогда не казалось так близко, как в омуте этого чёртового озера. — Не ожидал от тебя такой подлости. — А иначе ты бы и не согласился. Молчаливое согласие было показано долгим взглядом на собеседника, который с прежним выражением лица всё так же изучал мрачное окружение, словно видел его впервые. Здесь он совсем другой. "Интересно, а какие русалки на вкус?"