***
На утро Света была подавлена, взгляд разом потух и совсем опустел. Казалось, она даже в прокуратуре не появится, но всё же она пришла, пересилив себя. К изумлению Шилова на службе она не проронила ни слезинки и со стороны, сложно было догадаться о том, что в душе она абсолютно разбита. Разве что только по необычно частому её молчанию это можно было уловить. Федоренко узнал от Мирского о том документе, Николай не хотел, чтоб Света пересказывая такое известие (а он был уверен, что она скажет Григорию Ивановичу всё) вновь растревожила свежую, ещё кровточащую рану души. Выслушав Николай Трофимовича, Федоренко, было видно, с трудом сдержал своих слёз слушая всё рано по утру, когда приехал за Светланой и Шиловым (он всегда утром ехал всем с ней). Сам Шилов достаточно спокойно занимался служебными делами, Свете давал лишь малость от всей той кипы, что накопилась у них. Однако она специально просила себе больше работы.***
Налёты на город стали происходить чаще. С первым воем сирены прерывалась любая работа, в небе рацветали чёрные бутоны взрывов от снарядов зениток, расчерчивали его косые линии трассирующих пуль. Белыми лентами тревожно скользили в ночи прожектора́. Очередной налёт. Гулом стаи бомбардировщиков, штурмовиков и истребителей затягивало ночное небо. Елагина как обычно в такое время не спала, услышав сигнал воздушной тревоги, сразу же накинула шинель и спешно спустилась во двор. Бомбоубежище за поворотом фасада общежития, туда уже спешили жильцы: кто в ночном белом белье, из формы только сапоги, кто в распахнутой шинели, кто более-менее одетый. Первые разрывы бомб легли близко с улицей, на которой стояло общежитие. Зазвенели и так редкие в домах стёкла. Очередной разрыв — у самой стены противоположного дома. И ударной волной бежавших в другом конце двора командиров разметало в разные стороны. Среди них была и Елагина. Вначале тишина. А потом боль в ушах, боль по телу и осознание, что лежишь на холодной, немного мокрой земле. Перед глазами расплывались лежащие и мечущиеся фигуры. Откуда-то возникло взволнованное и испуганное лицо Шилова. Потом она поняла, что он что-то говорит, а после Егор поднял на руки и всё же донёс до бомбоубежища. В себя Света немного пришла в полумраке подвала. Сновали между ранеными две санитарки с пухлыми сумками, мелькали бинты, пахло спиртом, слышались болезненные стоны. Елагина лежала на жёсткой койке. Своим платком, смоченным спиртом, Шилов стёр кровь сначала с немного разбитого лба, а потом стирал кровь на её коленях и повторял из раза в раз: — Ох, Светик, ох и невезёт тебе… Что ж тебя так угораздило опять… Не бережёшь себя, Светик. Света чувствовала, как бережно он старался касаться её сбитых коленей. Было, конечно, больно, но не так уж и сильно. Сильнее раскалывалась немного контуженая вновь голова. Перед глазами вновь вставала та картина, всплывали те ощущения и чувства, что были с ней уже полгода назад. — Светик, как ты себя чувствуешь? — вскоре спросил Егор склонившись над ней и натянув на лежащую Свету её шинель. Сумрачно, прохладно, монотоный шум в укрытии от голосов прятавшихся здесь. Откуда-то сверху доносились глухие разрывы, гул моторов и треск зениток. Света лежала, глядела на Шилова — обеспокоенный взгляд, тревога в движениях, волнение в голосе. Однажды она уже видела такой… У Вани. — Нормально… Колено и голова немного болит. — тихо произнесла она спустя долгую паузу. — Налёт закончится и отвезу тебя в госпиталь. — Не надо. Отлежусь и пройдет. — Нет, Светик, не спорь! Контузия не шутки. — Егор, я правда нормально… — и вновь Света пыталась повысить голос, однако раскалывающаясь голова не дала это сделать, голос сорвался и она тише договорила, — Само всё пройдёт. Завтра я буду нормально. Она лежала на этой койке, Егор сидел рядом, обнимая одной рукой её плечо, обнимал весьма нежно для друга. И также слишком обеспокоенно для друга он всё смотрел на Свету. Она же сейчас мало обращала на это внимания. Просто хотелось лежать и унять боль в голове. Налёт закончился так же внезапно, как и начался. Командиры стали покидать бомбоубежище. Елагина, верная своему упрямству, сама поднялась и вышла обратно. Сегодня, на счастье, никто не погиб, только раненых развозили по госпиталям. Света поблагодарив Егора за то, что помог ей, прихрамывая ушла к себе в комнату, где взрывом выбило в окне все стёкла. Не обращая внимания на это, она прямо в сапогах, форме и укутавшись в шинель вновь легла. Надеялась, так голова к утру перестанет её беспокоить. Однако, она практически не спала. Сами собой стали с новой силой возникать мысли об Иване. Как тогда, в конце ноября сорок первого. «Он никогда не вернётся» — эти слова звучали для неё как приговор к высшей мере. Но за что такое суровое наказание от Судьбы? Чем же так прогневала Судьбу? За что она так с ней жестоко? Сначала разлучила, потом отобрала их ребенка, а теперь уже и самого Ивана. Обида, отчаяние, безысходная тоска по самому любимому человеку теснились в ней. И всё же просочились слезами. Понимание, что разлука с Ваней теперь навсегда родило в Свете такую же вечную любовь к нему; он бесконечно далеко от неё, физически, но в её сердце он всегда был рядом, он всегда обнимал её душу.***
Какая-то обычная суета в коридорах прокуратуры. Елагина и вправду на следующий день была вполне работоспособна. Разве что еле заметно прихрамывала. Но это ей совершенно не мешало продолжать вести одно крайне серьёзное дело о котором даже прокурор мало что знал. Смеркалось. Шилов из окна кабинета приметил Свету долго стоявшую у служебного входа. Сегодня было заметно прохладо, а она в одной гимнастёрке стояла. Егор, взяв её шинель с вешалки, спустился к ней. — Вот, Светик, — накинул он тяжёлую шинель на её плечи, — надень. А то замёрзнешь, заболеешь. И ладони Егора дольше обычного лежали на её плечах. И вновь с той нежностью. Казалось, он очень хотел сейчас обнять её, прижать к себе, как тогда вечером, когда она также вышла покурить, а он принёс то известие. Елагина, чувствуя такие касания, медленно обернула голову к Егору, посмотрела на него. Тот, уловив весьма строгий взгляд Елагиной, всё же спустил с её плеч ладони. Света поправила на себе шинель, затем вынула из кармана пачку сигарет, привычно закурила. — Егор, — выпустив дым заговорила Света, — давай договоримся сразу, — и она полностью повернулсь к Шилову, они столи лицом к лицу, — ты не будешь звать меня «Светик». — Почему? Тебе очень идёт так. — и Егор шагнул ближе и вновь его ладони легли на её запястья, голос делался тише, нежнее, как и его улыбка, — Очень! Ты ведь для меня действительно Светик. Не Светлана, не Света, а Светик. И тут же Елагина выпрямилась, отшагнула от Шилова, взгляд стал колкий, холодный, проглядывал он из напряжённо сведённых бровей. — Егор, я замужем если ты забыл! — Не забыл. — Нет, ты забыл! — голос Елагиной неожиданно немного повысился, а потом почувствовав это, она спокойнее добавила, — Егор, я просто прошу, не надо совершать поступков, за которые потом может быть стыдно. Ты для меня друг, очень давний и близкий… Света хотела сказать дальше о том, что любит она другого и будет любить всегда, как в образовавшейся паузе заговорил Шилов: — Светик, ну нельзя же на себе крест ставить! Наша жизнь продолжается, у тебя ещё не всё потеряно. Неужели не хочется тебе быть просто по женски счастливой? Тем более, когда рядом есть человек, который сделает всё, чтобы ты была счастлива. Слышишь Света, всё! Светлана выслушала всё это. Егор смотрел на неё теперь не как на товарища, друга, а как на… женщину. На женщину, в которую влюблён. Елагина отошли ещё на шаг от него, скинула недокуренную сигарету и ответила: — Между нами ничего не может быть, Егор. Никогда! Она развернулась и Шилов слышал, как гулко и возмущённо стучали каблуки её сапог по половицам первого этажа прокуратуры. Сердце и разум Егора подсказывали ему, что кажется, он действительно сейчас совершил очень опрометчивый поступок. Но было уже поздно.***
Тёмный вечер. Светлана уже почти час сидит в своей комнате при свете керосинки. Перед ней копия допроса, который ей несколько дней назад дал Шилов. Света раз за разом читает его от самого начала до самого конца. Но читает с иным взглядом. После того, что случилось между ней и Егором у входа в прокуратуру, она словно бы другими глазами посмотрела на этот документ. И совершенно иначе его читала. Пробежавший в очередной раз по его строкам, Свету словно бы осенило, яркой вспышкой мелькнула догадка. От яркости и неожиданности этой своей догадки, она быстро поднялсь и прошла к комнате брата. Аккуратный стук в его дверь, потом она заглянула внутрь. — Коль, не спишь? — шёпотом, а вдруг он уже отдыхает. Николай опять работал с какой-то кипой бумаг; увидев сестру, он быстро захлопнул какую-то папку и положил поверх неё чистые листы. — Нет ещё, работаю пока. — ответил Мирский. Тогда Елагина прошла в команту и плотно закрыла за собой дверь. Сев рядом с братом она пристально смотря на него сказала: — Коля, я хочу тебя кое о чём попросить. — Что такое? — тут же поинтересовался Мирский. Светлана развернула данный ей Шиловым документ и протянула брату со словами: — Пожалуйста, выясни всё о том, кто дал эти показания, узнай, точно ли он их давал. Мне это очень важно. Мирский взял документы, окинул его беглым взглядом: — Ты не доверяешь Егору? Светка, он ж, ты сама говорила, друг тебе. — Я не могу тебе сейчас всего сказать. Просто проверь всё, я знаю, ты можешь. Тебе не откажут. Николай поглядел на сестру, с очень настойчивым взгляом, на документ, свернул бумагу и убрав её в карман гимнастёрки ответил: — Ладно, Светка, проверю. Ты ж не слезешь с меня, пока я не сделаю это… Я всё узнаю. — Спасибо тебе! — Света удовлетворённо улыбнулась, посмотрела на брата, потом пожелала хорошей ночи и ушла к себе. Мирский вновь сидел один среди бумаг. В голове его уже вырисовывалась та причина, по которой сестра так просила всё проверить.***
Шилов сразу заметил, как Света категорически отказывается быть к нему ближе чем на три шага, ничего про себя не рассказывает, больше прежнего молчала. Единственное, что в ней не изменилось, так это то упрямство, с которым она занималась расследованиями, бралась за новые дела, как отстаивала свои версии, которые всё чаще оказывались единственно верными. Начальство это рвение давно отмечало и даже ставило в пример. Виноградов как-то раз обмолвился, что подумывает к концу месяца подать документы на её награждение за такое усердие в службе — за Елагиной не числилось ни одного нераскрытого дела, а следствие ведось точно в указанные сроки. И документы все были в порядке. За последнее самому Шилову порой приходилось выслушивать от прокурора замечания. Так прошло ещё три дня. Попытки поговорить с глазу на глаз со Светой каждый раз терпели сокрушительное поражение, Света просто разворачивалась и уходила, сославшись на очень важные дела. Егору казалось, что и так прежде весьма закрытая ото всех Светлана, окончательно заперлась от окружающего мира, от людей, которые были вокруг.***
Мирский постучал в кабинет следователей, а после того, как услышал из-за двери голос Светы, говорящий «Войдите», он оказался внутри и сел рядом с её столом. Никого кроме него и Светы тут больше не было — Я узнал, как ты и просила, всё по этому протоколу. — сразу с главного начал Мирский; Света приметила у брата какую-то папку в руках. — И? — Света сразу оставила свои дела. — Боюсь, Света, что Егор твой не просто тебе наврал, а совершил ещё и должностное преступление. — даже с некоторыми сожалением начал Николай. — Ты хочешь сказать, что он подделал протокол? Всё что в нём — ложь? — Не совсем так… Я нашел дело этого сержанта. — и Мирский показал папку уголовного дела, положил перед сестрой, она принялась его быстро просматривать пока брат продолжал, — Такой боец действительно задерживался НКВД, действительно дал показания относительно своего пребывания на оккупированной территории. Только в подлиннике допроса нет строчек про убитого немцами прокурора, он не называл вообще никаких имён тех, кто с ним вышел из окружения. Более того, Свет. Я нашёл этого сержанта, сам пообщался с ним и он подтвердил мне, что такого не говорил. — Егор получается, приписал эти слова, когда делал копию? — Да. И ты понимаешь, что я теперь обязан возбудить против него дело? Это ведь преступление. — Понимаю… я всё понимаю., — растерянно заговорила Света, услышанное от брата несколько озадачило её, хотя где-то в душе была готова к такому, — У меня просто сейчас в голове не укладывается это… Егор меня обманул, подсунув мне липу… Да ещё в чём обманул! Он же знает, как мне это важно, знал и… Использовал это! Света сидела, смотрела на бумагу, данную ей Егором, смотрела на оригинал из дела. Внутри разожглось и чувство обиды, злости. Но и где-то между ними разместилась радость — значит, Ваня жив! Есть ещё надежда! Но в это собрание чувств примешлось ещё одно чувство, что своими руками подвела пусть и такого, но всё же друга, под статью. — Причина по которой Егор тебе это дал — он влюблен в тебя? — спросил наконец Николай нарушая тишину кабинета. Света кивнула, верно брат догадался, хотя в этом она не сомневалась, что он всё быстро поймёт. Это же Коля! — Что делать думаешь? — Ты можешь обождать с делом? — неожиданно попросила Света. — Обождать? — такая просьба несколько удивила Мирского. — Да. Я хочу вначале поговорить с Егором сама. С глазу на глаз. А потом тогда уже решишь, дать делу ход или нет. — Ой Светка, под монастырь меня подводишь!.. — Коль… Я прошу тебя. — вновь просяще-умоляющим тоном заговорила Света и точно также смотря на брата. — Хорошо. Как ты решишь, так и будет. Пока никто не знает об этом всём. — ожидаемо уступил Николай, поднялся и вышел из кабинета.***
Вечер того же дня. Прокуратура. В коридорах шум никогда не смолкал. Он мог становится то громче, то тише только. И вот наступившую тишину растревожил ритмичный стук сапог. — О, Светка! — радостно смотрел на появившуюся в кабинете Елагину Егор, — А ты чего тут?.. Хотя не надо, не отвечай ничего… Он хотел было уже подойти ближе, что-то сказать про чай, про то, что заскучал по ней, как дверь кабинета показательно захлопнулась, а Елагина прошла в глубь кабинета, к своему столу. — Егор, я по делу. — коротко, строго произнесла она и спустила Шилова из своих мечтаний на землю, он приуныл от такого её тона. — Что случилось? — Нам нужно поговорить. И серьезно при том. — Ну… хорошо. О чём ты хочешь поговорить? — сел рядом со столом Шилов. Елагина села за стол, включала настольную лампу и тоном следователя произнесла: — Об этом. — и перед Шилов показался тот самый лист, который он отдал Свете неделю назад. — Ничего мне про него не хочешь сказать? И Шилов молчал в ответ. Просто сидел и смотрел на Елагину немного потерянным взглядом — он понял, что Света как-то всё узнала, узнала правду. Увидев то, как потерялся сразу Егор, Елагина уверенно продолжила: — Ещё с зимы я стала замечать, что ты позволяешь себе… не совсем дружеское общение. Но я тогда списала всё это на то, что ты просто хотел меня поддержать в трудный для меня момент. Однако чем дальше шло время, тем настойчивее ты становился. И вот после того, как ты мне принёс документ о том, что якобы Ваня погиб, мне стало окончательно всё ясно. Мне только теперь одно интересно — ты и вправду думал, что узнав о таком, я изменю своему слову о том, что останусь верна ему? Егор молчал. Он не находил слов для оправдания. Света своим взглядом, тоном, спокойным, но по истине следовательским, просто припёрла его к стенке совести. Он даже не решался на неё взглянуть, хоть и понимал, что нужно это сделать. Сидя за её столом он всё больше ощущал себя на месте тех преступников, которых так часто она допрашивала. Света же поднявшись и обойдя стол, шагнула к нему и тише произнесла: — Егор, любовь, настоящую любовь, на обмане не сроят. Это уже не любовь будет. И тем более если этот обман про любовь. Ваня был и будет единственным мужчиной в моей жизни. И даже если он в самом деле не вернётся — это не изменит моей верности ему. Шилов продолжал виновато молчать и не поднимать глаз. Света теперь окончательно виделась ему не той юной, немного беззаботной, весёлой, в чём-то неопытной девчонкой. Он видел перед собой женщину, которая никогда не отступится от своих принципов — если она сказал, что будет верна, то она будет верна. Перед ним была не Светка, не Светик, а военюрист Елагина Светлана Петровна, сердце которой было отдано другому. — Прости, Свет. — всё, что произнёс тихо в ответ Шилов, бессмысленно сейчас было рассыпать сотню пустых слов. Света вернулась за стол, взяла в руки тот самый листок, взлянула на него. — Об этом документе знали только несколько человек, — она медленно начала рвать на части лист, — я не хочу чтобы из-за твоей глупости у тебя были очень серьёзные неприятности. Она сбросила обрывки бумаги в пепельницу, достала зажигалку и рыжий огонёк начал съедать вначале первый обрывок, затем поглотил их всё целиком. — Я сделаю вид, что ты никогда не приносил мне это. Но как прежде у нас с тобой уже ничего не будет. Голос был всё также предельно строг и суров. Шилов кивнул на это. Он и сам это понял, как только Света начала этот разговор. Последние надежды были сожжены тем пламенем, которое превратило в пепел бумагу. Без стука, без предупреждения в кабинет вошёл Виноградов и громко, коротко бросил: — Собирайтесь, у нас похищение инженера с военного завода.