Первый год войны

Мирский взял похищение инженера под свой контроль, а вскоре полностью руководил всей операцией по поимке диверсантов. Но не только диверсанты участвовали в похищении, проявил себя и предатель, которого давно искали и который дал возможность почти состоятся похищению инженера, ведавшего военные тайны. Как оказалось именно выявлением этого предателя занимался приехавший месяц назад бригвоенюрист Мирский и опосредованно этим занималась и Светлана. Именно этим очень важным делом она была занята последние дни. Допросы, задержания причастных и всё же нашли, выследили этих немецких диверсантов, засланных как оказалось уже давно. НКВД и прокуратура стали их брать. Перестрелка. Хаотично мечущиеся осколки кирпичной кладки от рекошеиящих пуль. Солдаты, прятавшиеся за углами, острый взгляд пытался поймать в прицел фигуру врага. А напротив них, так же за стенами домов и их развалин — диверсанты, ищущие любую возможность сбежать. Между домов улицы гулял эхом треск от выстрелов автоматов и пистолетов. Света как всегда была там, где сильнее всего свистели пули. И не зря, тот самый предатель, которого она с Николаем так долго выискивала, решил сбежать под шум пальбы. Светлана не раздумывала чтобы побежать следом за ним и всё же арестовать. Ну или по крайней мере не дать ему уйти с секретными документами в портфеле, который он прихватил с собой. Она бежала за удирающим предателем, а тот петлял среди развалин домов на окраине. Если бы у него было оружие, он наверняка ещё и отстреливался бы. Но Елагина оказалась ловчее не произведя пока ни одного выстрела в него. Застигнутый в тупике очередного поворота предатель заметался, Елагина приказала ему не глупить и сдаться. — Светлана Петровна, я знаю, вы человек не глупый, вы хорошо понимаете ценность того, что у меня с собой. Но я предлагаю вам этот портфель обменять на бесценное для вас — на жизнь вашего мужа. Да, да, он жив! Просто в плену у немцев. Я ж поинтересовался вами ещё после первого вашего визита ко мне. Как оказался не зря. Мои кураторы не против такого обмена, если будет случай. И вот этот счастливый случай перед вами. — неожиданно стал торговаться раскрытый предатель, он напряжённо пытался улыбнутся, добродушно говорить. Обменять портфель с бумагами на то, чтобы Ваня оказался на свободе… Нет! Свете не нужно было долго рассуждать, чтобы сразу понять, что предатель просто блефует. Немцы никогда на такое не пойдут, даже если Ваня действительно в плену. Её сейчас откровенно пытаются купить надавив на самое больное. Но, он серьёзно просчитался! Елагина подняла пистолет выше, взгляд стальной, хватка крепкая, а голос ещё твёрже повторил: — Положите портфель на землю иначе я стреляю! — мушка пистолета замерла на фигуре предателя. — Выбор не верный, Светлана Петровна. — ответил мужчина и резко кинулся в сторону. Света в последний момент услышала, что позади неё кто-то бежит. И бежит сюда, в этот проулок. Она обернулась и прозвучал выстрел. Не её, а в неё. Правое бедро мгновенно обожгло искрящейся по всему телу болью, казалось ногу словно бы насквозь прокололо. Света повалилсь на землю зажмурившись до слёз от этой боли. А диверсант в форме НКВД присоединился к удаляющемуся в костюмчике предателю. Жуткая боль в ноге, что только нарастала, перед глазами всё быстро темнело. Казалось, что вот-вот всё закончится. Света разомкнула веки. Мелькнули сапоги и ботинки, убегавших всё дальше. «Уйдут! Уйдут!» — сквозь боль и страх за себя просочилась мысль. Света из последних сил, что только ещё она могла найти в себе, вскинула пистолет и, сжав как можно сильнее рукоятку похолодевшими пальцами, всё же выстрелила. Рука, когда-то давно натренированная Николаем, не дрогнула и на этот раз. Наповал был сражён предатель. И увидев, как упал враг, на вытянутую руку голову уронила и Света. В тот момент, когда эхо выстрела ещё металось между домами, сюда, в проулок, вбежали взволнованные Мирский с Шиловым. Переодетый диверсант, завидев погоню, стал отстреливаться. Первым в проулок вбежал Егор — он первым и попал под пули; несколько грамм свинца вонзились в его левую руку. Однако это не помешало ему ответить и не дать диверсанту выстрелить ещё раз в Свету, в себя или же выстрелить по Мирскому. Меж домами лежали поверженные враги. Мирский, стоило только увидеть лежущую на земле и держащуюся за ногу Свету, сразу же бросился к сестре. Её сознание было уже на грани, сама она заметно побледнела; её ладонь пыталась хоть чуточку прикрыть рану, остановить кровь, но это не помогало, меж тонких пальцами сочились алые горячие линии. — Ох, Светка, бедовая моя!.. Всё, отправлю в тыл, карманников ловить! Или за шпаной бегать! — то ли ругал, то ли грозил, то ли просто прятал за такими словами свой страх за жизнь Светы Николай. Он сильнее стягивал ремнём, как жгутом, ногу. Руки его несколько дрожали, как и голос; всякое случалось со Светой, из разных передряг доводилось вызволять её, но ещё никогда не случалось ему перевязывать сестру. А Света впервые вновь ойкала, жаловалась, что больно и вела себя почти как та самая восемнадцатилетная Светка, которая только пришла на службу в милицию. Как только рана была перевязана платком, а кровь на время остановлена, Николай взял сестру на руки и понёс к машине. Света слабо обхватила шею брата и ткнулась носом в его плечо. Мирский как мог спешил. Туда же зашагал и Шилов, который сумел сам себе немного помочь, благо пуля не зацепила кость, только кровь сочилась из раны.

***

Носилки, врачи, медсёстры, лампы и запахи стерильной операционной. Последнее, что запомнилось Свете до того, как всё же потеряла сознание — холодный блеск и звон стали инструментов у оперционного стола и слова хирурга стоящего над ней в марлевой повязке: «Готовьте кровь для переливания». Света пришла в себя когда операция давно закончилась, и она спокойно лежала в тёплой большой палате. Вокруг множество коек. Монотонное разноголосье, шуршание газетной бумаге, разные запахи от лекарств: камфоры, спирта, валериана. Постепенно она стала чувствовать всё тело, поняла, что сил очень мало, глаза норовили вновь закрыться. Это сказывалась кровопотеря. Заныла и раненая пулей нога. «Ну вот опять госпиталь!» — с сожалением прикрыла всё-таки тяжёлые веки Света, вновь оказаться в этом месте ей совершенно не хотелось. Она хотела повернуться на другой бок, но на правой руке оказалась карельница. Пришлось ещё лежать, то ли просто с закрытыми глазами, то ли в некоторой полудрёме, покрытой очень тёплым одеялом, что обняло её своими уютными руками-краями.

***

Несколько дней Светлана лежала, потом разрешили ненадолго вставать, прогуливаться. И тут оказалось, что без костылей ей не ступить и шагу. Света никогда не любила показывать себя слабой, беспомощной. Костыли же были тем самым символом непереносимой ею беспомощности. Ругая себя, ругая врагов, она всё же брала их и шагала туда, куда требовалось. Помимо раздражающих её костылей, её расстраивало то, что на теле стало на один шрам больше. Одно утешило — его под формой не видно. Николай часто навещал сестру, что-то привозил в угощение — от себя, от Федоренко. Даже Егор что-то с ним передавал, но вот сам не появлялся, несмотря на то, что лежал в другом крыле госпиталя. А Света вправду пока не хотела видится с ним, хоть и знала, что ему в той перестрелке тоже досталось. Лёжа подолгу на койке под тяжёлыи одеялом, Света очень много думала о произошедшем между ней и Егором в последние дни. Думала о том, как после всего того, что было может быть дружеское общение. Потом вспоминала, как её спасал Егор, если бы не он — давно б убило шальной пулей или осколком. Вообще, Света в эти дни много думала о жизни, о том, как быстро с ней можно расстаться и сколько раз она сама была на грани такого расставания. И где-то среди этих мыслей о войне обязательно был и Ваня, который уже скоро как год был пропавшим, ни слова, ни полслова от него нет, ни короткой весточки. Живой он, нет — не известно. Но в Светиной душе всё ещё мерцал огонёк надежды. Такой же огонёк, какой вспыхивал на той зажигалке, что привёз Коля. Эта зажигалка теперь для Светы стала свечой надежды. А вместе с этим и свечой любви. В один из вечеров раздумий, когда к ней приехал ненадолго брат у них всё же зашёл разговор о том, что их всех ждёт дальше. И Света произнесла то, что давно лежало на душе: — …Знаешь, Коль, а я уже мало кому верю. Если человек, которого я считала за друга, пошёл на подлог только чтобы получить от меня взаимности… Чего уж ожидать от чужих! — Ты слишком категорична. Хороших людей больше. — поспешил возразить Николай. — Коль, давай только себе ты лгать не будешь. Сколько ты помнишь тех, кто без зазрения совести продавал друзей, коллег, родственников ради личной выгоды? А теперь вспомни тех, кто этого не совершал… Мне кажется, вывод тут очевиден. — скрестив руки на груди и сидя на большом подоконнике в больничном халате ответила Света. Мирский подошёл и приобнял Свету за плечи. — Светка, хорошая моя. Поверь, честных и порядочных больше. Сейчас идёт война и от этого в одних доброе и правильное проснулось, а в других — все пороки и слабости их… Когда всё это закончится, о вторых забудут. А вот первые будут строить новый мир, мирную жизнь. И вот увидишь, их будет гораздо больше! — Когда-нибудь… — произнесла Света и ткнулась в плечо брата, — Когда только это будет? — она так уже устала от этой войны, которой не видно ни конца, ни края. Николай не знал что ответить, но понимал, что сестре очень нужна другая обстановка, хотя бы ненадолго. — Светик, а пойдём-ка в зал. Там пионеры сегодня концерт небольшой дают. Небольшой, но очень хороший. — позвал Николай уже с улыбкой. — Концерт? Не знала… — на её похудевшем и одновременно повзрослевшем лице проглянула тонкая улыбка, — Ладно, веди на свой концерт. Посмотрим, что там покажут. — и вправду, от чего не сходить; Света понимала, что ей нужно развеяться, с концерт, тем более от ребят, отличный вариант. Опираясь на костыли, с помощью брата, Света прошла в небольшой зал, где мальчишки и девчонки с алыми галстуками уже ждали всех желающих посмотреть их концерт.

***

Лавки, стулья — всё битком. Но солдаты были готовы и стоять жадно слушая, как пел под гармошку частушки мальчик Боря из пятого класса, потом как на скрипке играла Таня из шестого. Душа так истосковалась по чему-то мирному, далёкому от ужасов войны. Станцевали под балалайку и гармошку две девочки четвероклашки, танцевали какой-то народный танец. В зале стояли бурные аплодисменты. Закончив танец, девочки с улыбкой махнули узорными платочками и ушли, чтобы начался следующий номер. Свете, как даме, да ещё и с костылями, уступили место в первых рядах и ей стало всё очень хорошо видно. Она с большой радостью смотрела на то, как ребята не унывали, пели, танцевали, играли чтобы порадовать раненых. На импровизированную сцену, обозначенную лишь большим бордовым отрезом ткани на подвесе, вышел худенький темноволосый мальчик, со вздёрнутым носиком и круглым лицом. Он волнующимся взглядом посмотрел на зрителей, потом поправил свой алый пионерский галстук, выпрямился и невероятно детским голосом, для своего серьёзного вида, объявил: — Константин Симонов. Стихотворение «Жди меня». Читает — Щербаков Иван, ученик пятого «Б» класса. Света замерла в ожидании. Стихи, она давно их не слышала. Мальчик ровно, серьёзно, с выражением начал читать строчку за строчкой: — Жди меня, и я вернусь. Только очень жди, Жди, когда наводят грусть Желтые дожди, Жди, когда снега метут, Жди, когда жара, Жди, когда других не ждут, Позабыв вчера. Жди, когда из дальних мест Писем не придет, Жди, когда уж надоест Всем, кто вместе ждет. Чем дальше шёл стих, тем больше слёз проступало на Светиных прежде потухших зелёных глазах. И сердце чаще гулко отдавало в груди. Но она продолжала недвижимо сидеть и слушать. — … Жди меня, и я вернусь, Всем смертям назло. Кто не ждал меня, тот пусть Скажет: — Повезло. Света повторяла про себя, словно молитву, каждую строчку которую слышала. — …Как я выжил, будем знать Только мы с тобой, — Просто ты умела ждать, Как никто другой. Мальчик закончил, поклонился. Несколько секунд стояла полная тишина. А после зал взорвался аплодисментами. Многие вставали, смахивая слезу и всё хлопали и хлопали этому мальчишке, который робко стоял по середине зала, и смотрел на зрителей большими зелёными глазами. Света тоже стояла и аплодировала. О стихах она давно уже забыла, не притрагивалась к ним с того самого момента, как пережила тяжкие потери. А этот мальчик и это стихотворение всколыхнули всё внутри неё, заново воскресив это желание — писать.

***

После концерта Света долго лежала в палате без сна, постоянно переворачивалась с боку на бок. Все соседи и соседки уже давно спали. А ей не давало покоя то услышанное от парнишки стихотворение. «Жди меня и я вернусь» — повторяла Света про себя эту фразу из раза в раз. Она прикрывала глаза, а перед ней появлялся Ваня и произносил это: «Жди меня! И я вернусь!». Тогда Света вновь открылась глаза, смотрела по сторонам и тревожно смотрела в ночь. В конце концов она не выдержала и резко (на сколько позволяла раненая нога) поднялась. Внутри, на душе, лежало столько невысказанного, что это должно было где-то всё же оказаться. Хоть в каком-то виде. Чтобы стало хоть немного легче, чтоб эти все мысли освободили голову и так перегруженную размышлениями. Света, вновь помогая себе костылём (и про себя в который раз проклиная своё ранение), поковыляла к сестринскому посту. Но её, крадущуюся по пустому коридору глубокой ночью, быстро заметили. — Елагина, почему вы ещё не спите? — первым делом спросил мимо проходящий врач. — Чего по коридорам гуляем? — Извините, а есть где-то листок и карандаш? Очень нужно. — Письма утром будете писать, а сейчас — покой и сон. — врач дал ясно понять, что ничего искать не собирается и Свете нужно обратно в палату. Она стала ковылять обратно, но оглядываясь на врача. Тот не стал контролировать исполнение собственных слов про покой и сон, ушёл дальше по своим делам, мелькнув за поворотом коридора белоснежным халатом. Тогда, отстаив к стене костыль, Света, вопреки запретам, ступая на обе ноги, добралась до стола, где обычно была медсестра и немного похозяйничав там, нашла чистый лист и огрызок карандаша. Спокойно вернувшись в палату, Света устроилась у окна, где было заметно светлее. И она стала рассказывать, строчками на бумаге, где-то ждущему её Ивану обо всём накопившемся в её душе, о той любви, которую не успела высказать глядя в его глаза. Листок постепенно заполнялся тонкими строчкам букв, слов, фраз. И за каждой можно было почувствовать нерушимую никакими расстояниями и обстоятельствами любовь.

***

День выписки. Света очень ждала этот день. Костыли она сменила на аккуратную трость, которую впрочем тоже стеснялась и нелюбила. Чувствовать себя инвалидом ей совершенно не хотелось, но и без неё нельзя было без боли ступить и шага. Поступил приказ о том, что Света переводится в Москву. Она знала чьи это старания — это Коля. После всего того, что с ней тут происходило, он не мог больше её оставлять тут одну. И вот сегодня она уезжает. Машина с бессменным шофёром Федоренко уже ждёт во дворе госпиталя. Мирский вышел вместе со Светой. — Доброго утречка, Светлана Петровна! — с широкой улыбкой встретил её Григорий Иванович, он уже не помнил, когда так «доброе утро» желал ей. — И вам, Григорий Иванович! Заскучали поди без меня! — в ответ улыбнулась Света, она так рада была вновь увидеть Федоренко, соскучилась по нему, родным стал ей. — Ещё как, Светлана Петровна! — услышала она в ответ от шофера. И тут из-за машины показался Шилов. Его Света не ожидала тут увидеть. А он ждал этой встречи с ней. — Привет. — тихо поприветствовал он. — Здравствуй, Егор. — переминаясь с больной ноги на здоровую ответила Света. Николай под каким-то предлогом отошёл с Федоренко в сторону. У машины остались только Света и Егор. — Давно ждал? — спросила Света чтобы заполнить вакуум тишины между ними. — Нет. Только пришёл. — голос Егора был спокойный, ровный. — Как твоя рука? — опираясь сильнее на трость, указала Света на левую руку Егора, которая была уже без косынки. — Хорошо. Даже не болит. — улыбнулся Егор, руки и правда не болела. — Ну хорошо. — Уезжаешь? — Да. Переводят. А ты? Всё так же стаёшься здесь? — Нет. Сегодня вечером отбываю с дивизией на фронт. — Тогда удачи тебе там. Ни пуха, ни пера! — К чёрту! Надеюсь, мы ещё с тобой увидимся. — Может быть. — многозначительно произнесла Света, потом вздохнула, выпрямилась и уже с дружеской улыбкой сказала, — Я поеду, Егор. Мне пора. — Свет, — оставил её Егор, — если я там, на фронте, вдруг встречу Ивана, я обязательно передам ему, что ты его ждёшь. И очень любишь. Обязательно передам. — Спасибо! — и сейчас улыбка её стала по настоящему светлой, сейчас она верила словам Егора. — И вот ещё. Тебе, на память. Ну и чтобы дорога не такой скучной была. — он протянул из полевой сумки свою коробку с монпансье немного улыбаясь. Светлана взяла её в руки, посмотрела, вновь улыбнулась — всё же, столько хороших воспоминаний было связано с этой жестяной цветной коробочкой. Но неожиданно для Егора, она потянула коробку обратно. — Спасибо, конечно. Но я уверена, тебе она ещё пригодится, там, на фронте… Девушки любят, когда им конфеты дарят. — последнее Света произнесла с улыбкой. Шилов, не выдавая своего небольшого расстройства, взял коробку, убрал в сумку и произнёс: — Ну тогда, до встречи? — До встречи. После победы. — Хорошо, договорились. Встретимся после победы. — повторил с улыбкой Егор так, словно бы они договаривались встретиться в какое-то конкретное время на днях, хотя каждый знал — неизвестно, когда будет эта самая победа. Шилов помог Свете сесть в машину и вскоре она тронулась в путь. Шилов стоял возле госпиталя и смотрел ей вслед. Сожаление и смирение было в его взгляде. Но Свету он отпустил с мыслью — если для неё счастье это несмотря ни на что оставаться верной своему мужу, значит пусть так оно и будет. К чему пытаться заставить полюбить себя. Насильно никогда счастливо не будешь. С такими мыслями он вскоре отправился к вокзалу, где через несколько часов отходил эшелон в на фронт.

***

Светлана покидала Ростов с чувством упавшего с души камня, даже некоторого удовлетворения тем, что её больше нет в этом городе. Лишь только где-то в глубине её сердца всё болели те раны от потерь, которые она пережила здесь в эти долгие полгода. Но теперь, в солнечное начало мая, она покидает его. Она надеялась, что навсегда.

Прощай, Ростов!

Надеюсь, мы больше никогда не увидимся.

И это точно к лучшему.

P.S. Егор, после отъезда Светланы в Москву, ещё дважды присылал ей небольшие письма. Они были по настоящему дружескими, в них было даже что-то из того далёкого, довоенного. Света сразу же на них ответила. Последнее его письмо пришло в конце июня сорок второго. После же от него перестали приходить какие-либо известия. Следователь Егор Шилов пропал без вести где-то между Доном и Волгой жарким июлем 1942 года.