Лев и старый солдат

Весь фестиваль Андрей липнет к Михе без остановки. Поначалу он честно старался сдерживать свои буйные, вызванные подростковыми гормонами порывы. Он притирался боком, подобравшись под чужую руку, когда ребята делали перерыв во время коротких репетиций в полевых условиях и так же быстро отстранялся. Незаметно опирался о плечо Миши, когда они стояли в толпе со всеми, наблюдая за выступлением других исполнителей, а потом рядом раздавался чей-то громкий крик и выдёргивал его из оцепенения. На второй вечер фестиваля, когда его окончательно развезло от пива, он, не задумавшись, совершенно спокойно закинул ноги на колени сидевшего рядом Горшенёва. Миша ничего не сказал, машинально положил свою ладонь сверху, а Андрей, осознав, что делает, вдруг вскочил и направился из шатра на выход, бросив короткое «я курить» остальным. А потом понял, что Миха ведь совершенно его не отталкивает. Подобное вселяло надежду и заставляло юношеское нежное сердце биться чаще. Поэтому на третий день фестиваля, почувствовав веру в себя, Андрей с камерой наперевес материализовался прямо перед Горшенёвым и заговорщически зашептал: — Мих, а пошли мы с тобой интервью снимем? — Чего? — хохотнул Миша, но по-доброму, было видно, что алкоголь уже начал своё действие на мужчину. Сегодня они отыграли концерт, и это было просто умопомрачительно. Конечно, до сих пор было немного обидно, что Андрей не был там, на сцене, вместе с ребятами, но всё же это лучше, чем если бы его здесь не было вовсе. В общем, теперь ребята могли позволить себе расслабиться, не торопились возвращаться домой и преисполнялись послеконцертным драйвом. — Мне этих журналюг хватило по горло, и ты ещё… Ну какое интервью, Княже? — Персональное. Ну пошли. Пошли! — нагло канючил Андрей. А потом, решив действовать радикально, попытался придать лицу томное выражение и, словно кокетничая, потрепал пальцами свою серёжку в левом ухе. Не знал, как надо правильно флиртовать со взрослыми, двадцадевятилетними мужиками, но честно старался. Миха поплыл очень быстро и пьяно улыбнулся в ответ. — Ты, Дюш, мёртвого заебёшь, — Князев счастливо рассмеялся, радуясь тому, что добился своего. — Ну пошли-пошли, чё там удумал? А удумать Андрей ничего не успел. Просто хотелось утащить Миху из этого душного шатра и от этой душной толпы подальше. После той ночи, когда на чужой щеке остался невинный поцелуй, Горшенёва было постоянно катастрофически мало. Хотелось безостановочно упиваться чужим вниманием, поэтому Андрей и вис на Михе как обезьяна, безбожно лип к нему и мелкими-мелкими эпизодами тактильности, по случаю и без, подкармливал нежное чувство, разрастающееся внутри с каждым днём всё сильнее и сильнее. Оказалось, любить Мишу было не так уж и сложно. И никакие помехи вроде гигантской разницы в возрасте и то, что оба были мужчинами, его не смущали. Вон и самого Горшка, кажется, в этой жизни вообще ничего не смущало. Так и Андрею зачем париться? — Смотри, — залепетал Князев, усаживая Миху на какую-то лавочку, которая выглядела очень нелепо, стоявшая вот так в одиночестве от шатров и палаток, посреди почти целого поля, где проходил фестиваль. — Закуриваешь, смотришь в камеру и отвечаешь на вопросы. — А курить-то нахера? — со смешком отозвался Горшенёв, но послушно достал сигарету из пачки, следом щёлкая зажигалкой. — Для антуражу, — как-то неоднозначно и высокопарно отозвался парень, сам же прыснув со своих слов. — Готов? Миха поднял на Князева свой магический взгляд, и Андрею вдруг стало очень тепло в эту прохладную, весеннюю ночь. Он раскрыл камеру, включил запись и направил её на Горшка. — Представьтесь, пожалуйста. — Михаил Юрьев… — на автомате начал Горшенёв, а потом сплюнул куда-то в сторону. — Ёпт, Дюх, ну херню не гони! Андрей звонко рассмеялся. — Ладно, давай по-другому. — Как по-другому? — А вот так. Блиц-опрос, отвечать надо быстро, и не задумываясь. Готов? — повторил свой вопрос и поправил камеру в руке. — Готов, — кивнул Миха, поелозил на лавочке жопой, видимо, устраивался, чтобы подготовиться ко всему, что предлагал ему Андрей. Князь удобнее перехватил камеру в руке и начал допрос. — Время суток? — Ночь. — Музыкальная группа? — Bad Religion. — Алкоголь? Горшок посмотрел на него как на дурака. — Пиво, конечно! Андрей понятливо хмыкнул и продолжил заваливать мужчину глупыми, короткими вопросами, на большинство из которых и так прекрасно знал ответы. Когда идеи в голове начали заканчиваться, Князев забегал глазами по чужому лицу и вдруг выпалил то, что на самом деле не думал даже спрашивать. — Первый раз? — Чё первый раз? — переспросил Горшок, искренне не понимая, о чём идет речь. — Ну, секс. Когда был первый раз? — с кривой улыбкой пояснил парень, чувствуя, как краска заливает щеки. И зачем он только это спросил? — В пятнадцать лет, — спокойно ответил Миха, не замечая или просто не заостряя внимание на чужом смущении. — Мм, — многозначительно отозвался Андрей и, облизнув внезапно пересохшие губы, понял, что не может остановиться. — А последний? В этот раз Горшенёв уже не переспрашивал, только хитро щурил глаза. — Месяц назад, — брякнул он и потряс сигаретой в руке. Князев задумался, пытаясь вспомнить, что было месяц назад. В памяти тут же всплыл образ темноволосой девицы, которая сидела у Михи на коленках в гримёрке, где они бухали всей дружной компанией после очередного концерта. Девица игриво водила пальцами по груди Горшка и очень притворно, мерзко хихикала, чем ужасно бесила Андрея. — Давно, конечно, — зачем-то пролепетал он, не зная, как скрыть свою нелепую, неуместную здесь ревность. — А ты? — с такой же лукавой, как и прищур его глаз, улыбкой неожиданно задал встречный вопрос Миха. — Первый или последний? — зачем-то уточнил Князь, чувствуя, как бухает в груди сердце. Во рту стало сухо, глаза немигающим и долгим взглядом теперь глядели на Горшенёва не через призму видеокамеры, а прямо поверх нее. А тот, сверкнув зубастой улыбкой ещё раз, выдохнул плотный, густой дым через нос, выкинул сигарету и протянул Андрею раскрытую ладонь. Князев, ни секунды не раздумывая, покорно вложил в неё камеру. Миха хлопнул крышкой, нажал кнопку «стоп», отложил электронику на лавочку и с тихим кряхтением поднялся с места. Посмотрел с высоты своего роста прямо в глаза и сказал: — Знаешь, кто ты, Дюш? Ты лев из страны Оз. — Почему? — хриплым голосом отозвался парень. Непонятная волна паники вперемешку с адреналином, что поднялась откуда-то изнутри, вынудила его вцепиться пальцами в рукав чужой кожанки. Как будто Миша мог сейчас куда-то уйти, испариться, оставить Андрея здесь одного гадать, чем же он похож на какого-то льва из детских рассказов. — Потому что красивый, — хмыкнул Горшок и перехватил ладонь Князя, крепко сжимая его руку в ответ. Глаза удивлённо распахнулись, когда он понял, что чужие пальцы тоже немного подрагивают. — Вот только храбрости не хватает. А затем Миша склонился к нему и поцеловал. Нормально, прямо в губы, а не как Андрей тогда – коротко в щеку. Это был не первый поцелуй парня в его жизни, но определённо самый горячий и лучший. Грудную клетку вдруг затопило не просто приятным теплом, а настоящей лавой. Она пенилась, бурлила внутри, плавно перетекала из одной части тела в другую, дошла до самых кончиков пальцев и резко опустилась вниз, касаясь паха. — Миш, Миша, — заполошно забормотал парень, цепляясь руками уже за плечи мужчины. Не сдержавшись, осторожно лизнул чужие губы, и Миха, шумно вздохнув носом, втянул его язык в рот и жадно мазнул своим поверх, тут же отстраняясь. Голова упала на широкую грудь. Князь тяжело дышал и не мог поверить, что всё это – взаправду, а не сон и даже не больная фантазия его воспалённого сознания, что было заполнено мыслями только об одном человеке. — Мих… а я… — Да понял я, что ты, — спокойно отозвался Горшок сверху, а затем вдруг смачно загоготал, и его грудная клетка запрыгала в такт, от чего Андрею всё же пришлось отнять свой лоб и поднять голову, несмело заглядывая в чужое лицо. — Прикалываешь? — недовольно выпалил, не понимая – неужели Миха смеётся сейчас над его чувствами? А зачем тогда целовал? Это ведь что-то да значит? Или нет? — Нет, Княже, — отсмеявшись, Горшенёв положил ладонь ему на щеку, и Андрей быстро притёрся к ней, желая отхватить как можно больше тепла. Сердце ёкнуло, сделало кульбит и пригрозило вот-вот выскочить из грудной клетки, прыгая прямо в руки Горшку. — А чё, ты думал, я за тобой бегаю… камеру вон под нос пихаю, чтобы ты херню всякую снимал и не думал от нас свинчивать, раз с выступлениями пока никак не получается. — Я и не собирался! — Ты дослушай! — тихо рыкнув, оборвал его Горшок, и Князев послушно примолк. Надо было и правда послушать до конца. — Мне просто сложно немножко, Дюш. Я же всё равно старше, и вообще… влюбиться в малолетку, это ж ёмаё…. И стоило бы обидеться на слово «малолетка», но Андрей вдруг резко потерял всякий контакт с землёй, обретая новую, непрерывную связь с космосом. — Мих, — тихо позвал он, не сдержавшись. Срочно нужно было объясниться, показать всю серьёзность своих намерений. — Всё хорошо, правда. Я ведь уже давно, в тебя, ну, то самое. И почти с первого взгляда. Горшенёв улыбнулся шире, отнял ладонь от щеки Князя, но прикосновение не прекратилось, вместо этого Миха принялся чесать затылок Андрея. — Это хорошо, — спокойно отозвался Горшок, но по его сияющему взгляду и улыбке Князев понял, что не его одного сейчас переполняла гамма эмоций. — Очень хорошо. — А ты? — резко подкинулся Князев, чувствуя себя теперь уже куда смелее и увереннее. Дорвавшись до желаемого, он теперь не мог не торопиться, хотелось поскорее выяснить, выпытать, прочувствовать и расставить все точки над «и». — А я… — мужчина разом весь подсобрался, лицо его выражало задумчивость и даже некую строгость. Андрей подумал, что Миша, странный, непонятный и непохожий на всех остальных, действительно был взрослым человеком. Но это ощущение быстро сошло на нет, когда Горшок продолжил говорить. — А я старый солдат и не знаю слов любви! Но когда я впервые увидел вас, донна Князь, я почувствовал себя утомлённым путником, который на склоне жизненного пути… — Да Миха, блять! — недовольно застонал Князев и, поддавшись порыву, укусил Горшенёва за подбородок. А затем, оторвавшись ногами от земли, напрыгнул на мужчину, не зная, что ему хочется сделать больше – укусить Горшка ещё раз или крепко поцеловать. Миша хохотнул, пошатнулся и упал в траву, придавленный сверху молодым стройным телом. — Лев! — продолжая давиться смехом, выпалил Горшенёв. — Кусучий, блин! Андрей даже игриво зарычал, вторя словам Михи, слишком много эмоций бурлило внутри. Но уже через минуту они смеялись вместе, крепко сжимая друг друга в надёжных объятиях. А потом Князев опустил взгляд на губы Горшка, тот скользнул ладонями по бокам Андрея, и они, синхронно вздохнув, потянулись друг другу. В этот раз поцелуй был не острым, быстрым, разжигающим всё внутри, а медленным и терпким. Долгожданным. Когда ветер начал неприятно задувать под полы одежды, а на земле стало холодно и неудобно, они оторвались друг от друга и уже молча, ничего не говоря, а только обмениваясь улыбками, встали и неспешно направились вдвоём обратно, в сторону сияющей во тьме россыпи фестивальных шатров. И за камеру, что осталась забытой лежать на скамейке, утром получили пиздюлей от Маши тоже вдвоём.