Дочка аббата

— Пора просыпаться, маленькая соня. — Рене присел на край кровати дочери и легонько коснулся ее плеча. — Мэрион. Просыпайтесь, а то ночью будет трудно уснуть. — Не хочу… — проворчала малышка и повернулась к отцу спиной, плотнее закутываясь в мягкий кокон одеяла.       Рене вздохнул и закатил глаза. — На вечерней трапезе будет много фруктов и десерт из свежих ягод, мед и орехи. — Он улыбнулся и пощекотал бок малышки. — Неужели откажетесь от такого удовольствия? — И финики? — Из кокона показалась растрепанная светлая головка девочки. Она села и потерла глазки, смотря на отца. — И финики, и ваш любимый миндаль, — кивнул Рене. — Как вы себя чувствуете, Мэрион? — Хорошо. — Мэрион быстро заморгала, пытаясь окончательно проснуться, и вдруг громко воскликнула: — Хотя нет! Плохо! — И повалилась обратно на кровать, перевернулась на живот и накрылась с головой одеялом. — Попа болит… — Не верю, — хмыкнул Рене. — Секунду назад вы спокойно сидели и, судя по вашему довольному виду и ответу, даже забыли о том, что случилось днем. Так что не притворяйтесь, моя дорогая девочка.       Мэрион вздохнула и выползла из-под одеяла, встав перед настоятелем. — Но мне правда немного больно, батюшка. Вот столечко. — Она показала щелочку двумя пальчиками, но ее губы подергивались от рвущихся наружу смешинок, и через секунду рот малышки растянулся, освещая келью широкой беззубой улыбкой. — Ну и очень хорошо, — ответил Рене. — Будет вам небольшое напоминание о вашем не самом лучшем поведении. А теперь принесите мне расческу. — Зачем? — Я вас заново причешу. Косички совсем разлохматились, — улыбнулся аббат. — И мы пойдем ужинать.       На следующее утро сразу после мессы Мэрион радостно носилась из своей кельи в келью отца, с нетерпением ожидая прогулку на ее любимой Ягодке, где отец обещал провести новый урок езды в женском седле. — Батюшка, вы еще долго? — в какой раз спросила девочка. — Если вы не будете отвлекать меня каждую минуту, то я закончу меньше чем через четверть часа, — спокойно ответил Рене, дописывая проповедь для вечернего богослужения. — О-о, ну это так долго, — протянула Мэрион. — Можно я посмотрю флакончики в вашем сундуке? — В них миндальное масло. — Ну тогда можно я его понюхаю? — Можно, — вздохнул аббат.       Рене дописывал последний абзац, и вдруг раздался звон бьющегося стекла. — Ой! Я нечаянно, батюшка! — Мэрион послала отцу виноватый взгляд. — Я уберу… — Оставьте. — Рене потер переносицу. В келье появился насыщенный аромат миндального масла. — Ступайте в конюшню и попросите кого-нибудь из монахов седлать для вас пони, а для меня — моего коня. — Хорошо. А вы не сердитесь на меня? — Нет, Мэрион, не сержусь. Ступайте, дитя, я скоро приду.       Когда десятью минутами позже Рене закончил проповедь и спустился во двор, то у конюшни стоял один его конь, а Мэрион и пони не было. — Где Мэрион? — спросил он у проходящего мимо монаха. Тот катил перед собой тележку, полную овощей. — Уехала кататься, отец, — ответил монах. — Что значит уехала кататься? — Рене почувствовал волнение и гнев. — Кто позволил ее выпустить?! — Но… — растерялся монах, — девочка сказала, что вы разрешили ей прокатиться вдоль дороги. — Проклятье! — Рене выругался и побежал за ворота, где паслась Ягодка без своей маленькой наездницы…