Дочка аббата

— Батюшка, — прошептала Мэрион, смотря на отца большими глазами. — Не надо розги…       Рене незаметно тяжело вздохнул. Он по-прежнему был зол на малышку и понимал, что она заслуживает сурового наказания, но ее испуганный вид царапал и пронизывал его сердце острой болью, заставляя ощущать себя жестоким чудовищем. Ему пришлось несколько раз повторить про себя, что он должен проявить твердость и суровость из лучших побуждений. Его девочка зашла слишком далеко, и он обязан убедиться, что она впредь не повторит подобного безрассудства. — Ступайте на кухню, Мэрион, и возьмите розги, — повторил он спокойно. — Может… — тихо начала малышка и закусила нижнюю губу, — может… я возьму расческу из вашего сундука? — Мэрион, достаточно. — Послав дочери строгий взгляд, аббат сел в свое кресло. — Вы лишь откладываете неизбежное. Я не изменю своего решения вас высечь, что бы вы ни сказали. Шутка — когда смешно, а то, что натворили вы, совершенно не похоже на веселье. Ступайте, Мэрион. Я жду.       Мэрион послала отцу жалостливый взгляд, но тот отвернулся от нее и посмотрел в окно.       Пока малышка ходила на кухню, Рене закрыл глаза и постарался окончательно успокоиться и взять себя в руки. Он накажет ее в трезвом уме, без гнева и жестокости, как велят священные писания. Боже, но как же это сложно… — Батюшка, вам плохо? — раздался тихий голосок.       Рене открыл глаза и увидел перед собой бледную девочку с двумя длинными прутьями в правой руке. — Нет, — ответил он и протянул руку.       Мэрион вздохнула и вложила в раскрытую ладонь батюшки розги. — Ваша так называемая шутка, моя девочка, — заговорил аббат, — сорвала воскресную мессу и привела к панике жителей Нуази. Когда прихожане услышали тревожный звон колоколов, то на их лицах не было ничего кроме ужаса. Вы понимаете это, Мэрион?       Девочка кивнула и утерла ладошкой покатившуюся слезу. — Понимаю… Я так больше не буду. — Разумеется, вы так больше не будете. Мне интересно, откуда вы узнали, как звонить набат? — Не скажу, — почти шепотом ответила Мэрион и низко опустила голову. — Вот как, — протянул Рене. Он поднялся и приподнял голову дочери за подбородок, заглядывая в ее блестящие от не пролитых слез ореховые глазки. — Вам рассказал кто-то из монахов, но вы решили его прикрыть, опасаясь, что я его накажу, верно?       Мэрион промолчала, но смотрела прямо в глаза настоятеля. — А если я решу наказать всех монахов, вы станете молчать? — Вы этого не сделаете, батюшка. — Почему вы в этом так уверены? — У вас слишком доброе сердце, — просто ответила Мэрион. — Лучше меня накажите строже, потому что я обманула монаха. Я расспросила его обо всем, но обещала, что ничего делать не буду. Сказала, что мне просто интересно…       Рене выпустил подбородок дочки и указал на свою кровать. — Хорошо. Строже, значит, строже. Ложитесь и поднимите юбку. Что же у нас выходит, Мэрион? — продолжил он, пока малышка выполняла его приказ. — Вы сорвали мессу, поставили на уши весь город и еще обманули доверчивого монаха. Три больших проступка за один раз. — Простите меня, батюшка, я больше так не буду. — Девочка уткнулась носом в подушку и сжала в кулачках синее покрывало. — Я просто пошутить хотела, я не желала никому зла… — Я знаю, дитя. — Рене встал возле кровати и посмотрел на маленькую жавшуюся фигурку, и его сердце вновь облилось кровью. — Но мы с вами уже прояснили, что шутки должны быть смешными, а не страшными. Научитесь думать, прежде чем что-то делать, Мэрион. Я дам вам по два удара за каждый проступок, но учтите, если вы еще раз сорвете мне мессу, то получите в два раза больше. Понятно? — Угу.       Рене решил, что разговоров достаточно, и перешел к действиям. Он отбросил один прут в сторону и невысоко замахнулся одной розгой, сократив силу во много раз, но оставил достаточно, чтобы девчонка помнила этот урок до самого вечера. Малышка громко охнула после первого «хлесть» и задрыгала ногами на втором. На третьем тихонько заплакала и попыталась, как и в прошлый раз, прикрыть попу руками. — Уберите руки, Мэрион, — сказал Рене. — Очень больно, батюшка, — захлюпала носом Мэрион. — Так и должно быть, моя девочка, если не желаете сталкиваться с болезненными укусами розог, то впредь думайте головой, а не вот этим местом. — Он похлопал прутом по обтянутой белыми штанишками попе малышки. — Уберите руки. Осталось три.       Мэрион всхлипнула, но руки убрала и вцепилась в подушку. На четвертом «хлесть» девочка разревелась на всю келью и опять прикрылась руками, так что Рене пришлось нагнуться, одной левой рукой придержать ее руки и закончить порку двумя ощутимыми ударами по сидячим местам. — Ну все, моя девочка. — Рене выкинул прут в сторону и поспешил утешить дочку, которая первые мгновения после наказания была безутешна в своих страданиях, заливая его сутану крупными слезами. Рене не обратил внимания на то, что она снова вытерла лицо и нос сиреневой тканью, он просто укачивал ее в своих объятиях и что-то тихо нашептывал в ее маленькое ушко, кончик которого все еще был слегка красноватым. И утешал до тех пор, пока малышка не успокоилась и не заснула.       Тяжело вздохнув, аббат поднял дитя на руки и отнес в ее келью, уложив спать под одеяло. Он вышел из кельи дочери, решив на всякий случай приказать нескольким монахам отправиться в Нуази и посмотреть, нет ли среди жителей ненужной паники и лишних разговоров, и если необходимо, то успокоить народ. После чего вернулся к себе, устроился в кресле и задремал, ощущая себя невероятно уставшим и опустошенным.