Дочка аббата

      Кто из вас, имея сто овец и потеряв одну из них, не оставит девяноста девяти в пустыне и не пойдет за пропавшей, пока не найдет ее? А нашедши, возьмет ее на плечи свои с радостью и, пришедши домой, созовет друзей и соседей и скажет им: порадуйтесь со мною: я нашел мою пропавшую овцу… — Настоятель д’Эрбле обвел взглядом собравшихся прихожан по случаю воскресной проповеди и продолжил: — Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии… — Он замолчал, и в этот момент раздался страшный трезвон колоколов. Быстрый и тревожный — звонило сразу несколько маленьких колоколов, а затем разнесся грохот самого большого монастырского колокола. Звон не прекращался ни на секунду, прихожане торопливо повскакивали со своих мест, попутно обмениваясь испуганным взглядом. Несколько женщин в ужасе закричали и заторопились на выход из главного зала монастыря. — Звон набата! Звон набата! — кричали они. — В городе пожар! О, мой маленький сын остался дома! В Нуази пожар! — Или на Францию снова напали! — Война началась! — Господи, спаси нас грешных!       Рене нахмурился и поискал глазами Мэрион, но девочки нигде не было видно. Проклятье! Если это ее рук дело, а он не сомневался, что это очередная проказа дочери, то она дорого за нее заплатит. Даже шалость с грязью в пиве отходит на второй план на фоне той паники, которую подняли звонящие колокола. — Я прошу вас, успокойтесь, — поспешно заговорил аббат, — я уверен, ничего страшного не случилось. Мадам, осторожнее. — Он подхватил запутавшуюся в юбках женщину, чуть не упавшую на каменный пол. — Соблюдайте спокойствие. — Он двигался на выход в толпе прихожан, стараясь всех успокоить, но тщетно: его никто не слушался, все метались из стороны в сторону, толкались и спешили на выход. Звон не прекращался, и чем дольше бил колокол, тем сильнее возрастал гнев настоятеля на маленькое создание с двумя косичками.       Когда Рене удалось пробиться сквозь толпу, он быстро побежал в сторону лестницы, что вела на колокольню. Подбегая к башне, он поднял голову и совсем не удивился, когда увидел там девчонку, весело размахивающую веревками под колоколами. «Ну держитесь, негодница». Рене поднялся на колокольню и схватил дочь за ухо. — Ай! Батюшка! — А ну выпустите веревку! — строго приказал он, не узнавая свой голос: холодный и низкий, он и не знал, что может звучать так рассерженно и отстраненно. — Сначала отпустите мое ухо! — закричала малышка. — Ау-у! — Веревку! — рявкнул Рене, еще сильнее сжимая пальцы на кончике правого уха.       Мэрион зажмурилась и выпустила конец веревки, соединяющий все маленькие колокола. — Живо ступайте в мою келью! — Рене отпустил дочь и спрятал руки за спину, сжимая кулаки. Желание немедленно наказать девчонку было слишком сильным, и он понял, что собой не владеет. — Отец… — В келью!       Девочка убежала, а он отвернулся и встал у края колокольни, наблюдая, как прихожане покидают территорию аббатства. Рене был так разгневан, что не заметил притаившегося между деревьев на коне мужичка в потрепанной одежде… Он несколько раз глубоко вздохнул и сжал переносицу, понимая, что на этот раз дочь заслужила куда более строгое наказание, чем за историю с испорченным пивом. И где, черт возьми, она узнала, как бить тревожный набат? Это тоже нужно обязательно выяснить…       Полчаса спустя, когда д’Эрбле достаточно успокоился, чтобы иметь дело с поведением дочери, а монастырь погрузился в привычную тихую жизнь без прихожан, он вернулся в келью и встал перед малышкой. Несколько секунд он всматривался в ее насупившееся личико, после чего спокойно, но строго спросил: — Довольны своей выходкой?       Мэрион покачала головой и опустил взгляд в пол. — Объясниться не желаете? — Это была просто шутка, — ответила девочка. — Просто шутка, — повторил Рене, ощущая, как гнев закипает заново. — Хорошо… Ступайте на кухню и попросите брата Ноа дать вам розги…