Bite me

С самой искренней ненавистью Юнги смотрел на фотографию, лежащую перед его глазами. Со стороны казалось, что он сейчас просто испепелит её взглядом. Фотография выглядела достаточно свежей, а вот личико вампира на ней ни капли не изменилось. Всё такое же миловидное, как и сто пятьдесят восемь лет назад. Ничуть не изменилось, разве что на лице появилось немного косметики. — Отец? — недоумевает Хосок. Если речь о родном отце Мина, то это просто невозможно. Юнги выглядит на один возраст с вампиром на фотографии, да и к тому же… Вампиры просто-напросто не размножаются половым способом. Они могут лишь обращением людей в вампиров поддерживать свою численность. Так что логично было сделать вывод, что родные родители Юнги давно уже мертвы. Тогда о каком отце речь? — Если ты не в курсе, — Юнги поднимает на Хосока взгляд, словно спрашивающий у Чона: «Ты тупой что-ли?» — У вампиров принято считать родителем того, кто их обратил. И… Он сам мне это сказал… Теперь ты можешь звать меня своим отцом, — голос Мина дрогнул, а взгляд бордовых глаз снова опустился вниз, и Чон мог поклясться, что заметил, как они заблестели, наполняясь слезами. — Понял, — Хосок не собирался копаться в прошлом Юнги, расспрашивать его об обращении. Точнее, таковым был рациональный путь ведения дальнейшего диалога, но вот… Что-то внутри Чона так и подговаривало его спросить. Хосок чувствует, что это, наверное, если не самый, то один из самых трагичных моментов истории Мина. Если он с такой ненавистью относится к своему родителю по вампирской линии, может Юнги и вовсе не хочет быть тем, кем является? В таком случае… Он наверняка глубоко несчастная личность, проживающая ту жизнь, которую она не выбирала. Чону даже становится жаль этого вампира. «Нет, стой. Притормози, Чон Хосок, — обращается охотник к себе, — Ты не можешь жалеть его. В первую очередь, он вампир. Убийца. Монстр. Каким бы несчастным он ни был, какой бы трагичной не была его судьба, он остается убийцей и монстром, которому не место в мире людей». Отпив ещё немного кофе, Хосок сказал: — Тогда, раз ты его знаешь, и он твой отец, у тебя наверняка есть ещё много информации о нём. Расскажи мне всё. Начиная именем и заканчивая любимым сортом крови, если, конечно, знаешь его. Юнги вздохнул и ненадолго задумался, структурируя в своей голове все имеющиеся знания о своём отце. — Его зовут Пак Чимин. Возраст его приближается к седьмой сотне лет. Родом… Сложно сказать откуда, но это территория ближе к Пусану. Любит путешествовать, имеет несколько очень крупных бизнесов. Нефтяной, кофейный и… Наркотический, — последнее слово Юнги, кажется, как-то… Промямлил, что-ли? Будто тема наркотиков близка лично ему. Или Хосок просто слегка помешался на идее диагностировать вампиру наркоманию, — А нападать он любит парней лет восемнадцати. Ещё… Увлекается разного рода удовольствиями одного вечера, особенно пристрастен к алкоголю. Так он меня и обратил… — Как? Под алкоголем? — поинтересовался Хосок. Зачем ему эта информация? Зачем копаться в болезненном прошлом вампира, если Чон не собирается его утешать? — Да. Обратил и бросил в подворотне. Потом… Через несколько дней, когда я более-менее свыкся с новым телом и почувствовал задатки голода, я смог найти его в одном из баров. И знаешь что он мне сказал? Что он не знает меня. И что я не его сын по крови. Хотя ему говорили, что от меня пахнет им, но, видимо, алкоголь забил ему обоняние. Он попросил вышвырнуть меня из бара. Конечно, история про первые дни новой жизни Юнги была гораздо более красноречивой. Он мог бы рассказать о всей той боли, которая разрывала его тело и душу, как почти сутки он продолжал лежать в подворотне, залитой недавним дождём, как в первые дни, когда начал наконец-то ходить, Мин пытался убить себя всеми возможными способами, перед этим ещё и умудрился вырвать себе клыки, надеясь на то, что в них лишь вся проблема нового тела Юнги. Клыки отросли с той же адской болью, а Юнги человеком обратно не стал, да и умереть у него не вышло. Мог бы рассказать и о своём первом убийстве…

***

— Я не буду убивать, я не буду убивать… Я не буду… убивать… убивать… не… буду… буду… — мямлил недельный вампир, прячась от дневного солнца снова в какой-то вонючей парижской подворотне, устроившись за забитым мусорным баком. Он весь сжался, чтобы поместиться в тень крошечного навеса, шириной от силы в полметра. Юнги настолько часто повторял слова о том, что не будет никого убивать, что, кажется, сам уже давно потерял смысл этих самых слов, повторяя их как мантру, лишь бы не сойти с ума от адской боли в теле. Его первый голод по крови. Подсознание звало поймать и убить хоть кого-нибудь. Но Юнги даже не мог выйти из тени, боясь боли, которую вызывал солнечный свет. Новоиспечённый вампир сидел у мусорки почти весь день. Даже когда солнце начало садиться, он не покинул своё убежище. Там он чувствовал себя в безопасности, а ещё в безопасности от самого Мина были люди. Вряд ли кто-то зайдёт сюда в ближайшие дни… Недели?.. Может, Юнги сможет умереть хотя бы от голода? Собственная смерть его привлекает гораздо больше, чем перспектива убить человека. Такого же, каким ещё неделю назад был сам Юнги. К несчастью, или же нет, но вскоре о замшелую мостовую застучали чьи-то маленькие каблучки. Всё вампирское естество Юнги тут же встрепенулось. Его самого пугало и завораживало то, как тело само по себе реагирует на нового соседа по подворотне, как обоняние улавливает тончайший сладкий запах крови, а чуткий слух помогает прикинуть примерные размеры жертвы Мина. «Нет!.. Никаких жертв! Я не буду убивать!..» — но внутренний протест Юнги постепенно затухал, как и сознание Мина. Видимо, чтобы выжить любой ценой вампирский организм решил действовать самостоятельно, без помощи глупого разума, пытающегося отправить тело на голодную смерть. Всё произошло слишком внезапно. Не успел Юнги толком сообразить хоть что-то, а он уже вышел из своего убежища, и его взору предстала маленькая девочка. Она с удивлением смотрела на парня перед собой, даже не догадываясь о том, что он будет последним, кого она увидит. — Мальчик… Тебе плохо, да? — с беспокойством спросила девочка, видя бледность Юнги, его заношенную грязную одежду… А в следующий миг Мин уже схватил её за горло и прижал к мостовой. — Прости, я… — Юнги ещё не убил её. Он смотрел на испуганное лицо девочки, не в силах отпустить её. Голоден… Как же Мин голоден, — Я бы никогда… Но… Я… Мне просто надо выжить. Умоляю… Прости. Я… Постараюсь сделать это не так больно… — прохрипел Юнги, захлёбываясь в своих слезах. А в следующий миг его клыки уже проткнули шею девочки. Где-то вдалеке какие-то дети кричали: «Линетт! Ты где?! Мама сказала, что там нельзя прятаться!»

***

И зачем только Юнги это вспомнил? Его тут же бросило в мелкую дрожь, а рука сама по себе забралась в нагрудный карман рубашки, доставая сигареты и зажигалку. — Тебя настолько сильно триггерит воспоминание об обращении? — усмехнулся Хосок, смотря на закуривающего вампира. Нет, всё-таки Чону его жалко. Но пока не до такой степени, чтобы обнять и плакать с ним. Мин, решив принять более удобное для курения положение, поставил ногу на ближайший стул, совершенно не стесняясь того, что ниже рубашки на Юнги было лишь бельё. Рука с сигаретой локтём опиралась о худое колено, пока Мин, смакуя дым, который вдохнул, с непониманием смотрел на Хосока. — Три… Что? — Юнги недоумённо выгибает бровь. Ну конечно… Такой динозавр, как он, вряд ли знает подобные слова, как Хосок мог это упустить? Мин выглядит так молодо, что невольно хочется с ним разговаривать на современном языке, забывая о реальном возрасте этого вампира. — Задевает, — Чон тут же исправился. — Да. Тебе не понять, вряд ли твоя жизнь в один момент полностью улетала под откос без шансов на возвращение в нормальное русло, — хмурится Юнги, затягиваясь. — Ладно, главное сейчас не в этом, — Хосоку, наверное, пора бы уже заканчивать переходить на темы, не касающиеся дела. Но… Личность этого вампира по-настоящему интересовала Хосока, притягивала к себе, — откуда у тебя вся эта информация о Чимине? — Сам искал почти все эти годы, как он меня обратил. Хотел… Отомстить ему. Но судьба распорядилась мной по-другому, — Мин отводит опечаленный взгляд. И снова Хосока одолевают противоречия. Ему хочется отложить обсуждение дела, хочется ещё немного расспросить Юнги. Что же с ним ещё такое случилось, почему он не смог отомстить за себя и стать хоть немного сильным вампиром? «Дело. Сначала дело. Какая разница, какие там травмы у этого кровопийцы?» — думает Хосок, одёргивая себя от этого интереса к личности вампира. Но, как будто бы его травмы на самом деле могут иметь значение… — Ясно, — ответил Хосок, хмурясь, — Теперь позволь мне рассказать тебе о сути дела, — Хосок поставил руки локтями на стол, сцепив пальцы и уложив на них подбородок, внимательно глядя на Юнги. И взор Чона невольно упал на идеально гладкую бледную ногу Мина, часть которой была видна над поверхностью стола. «Красиво…» — подумал Хосок, но заставил себя отвлечься от подобных мыслей, — Чимин любит путешествовать, это ты верно отметил. А ещё последние полгода он очень увлёкся отниманием жизней у детей важных шишек по всему миру. Этот наглец даже не стесняется камер, иногда даже позирует им. Там мы и получили эту фотографию, — Чон косится на фото на столе, — По некоторым данным есть подозрения, что он возвращается в Корею. И мне поручили его убийство, как лучшему в сеульском подразделении Легиона. И ты, мой дорогой вампир, поможешь мне в этом. Это дело сложнее, чем тебе может показаться. Я думаю, помощь клыкастого должника мне ой как понадобится, — Хосок довольно улыбается, глядя на Юнги, — а то, что ты его сын… Ещё более идеально вписывается в мой план. Но вот после убийства Чимина план Хосока получал развилку. В идеале он должен будет убить своего союзника, даже несмотря на обещание, данное им ранее. Потому что Юнги в первую очередь вампир, то есть убийца. Но чем больше Хосок разговаривал с Мином, тем меньше ему хотелось приводить этот идеальный план в действие. «Он хотел тебя убить, помнишь?» — напоминает себе Хосок. Если Юнги попытался убить Хосока однажды, он может попытаться сделать это снова, несмотря на угрозу Чона. А Юнги разрывали другие противоречия. Ему всё ещё более мила смерть, чем перспектива остаться в долгу перед охотником, который, скорее всего, убьёт Юнги после Чимина. Лучше умереть сразу, чтобы потом не быть просто использованным и убитым, разве нет? Но тогда почему тогда Мин отвечает следующее: — Хорошо. Я согласен сотрудничать с тобой. Но при одном условии, — Юнги стреляет требовательным взглядом в Хосока. От этого взгляда сердце Чона пропускает удар, но не от страха, а от того, каким сексуальным быть этот взгляд. «Фу, боже… Даже не смей думать об этом, он вампир,» — думает Хосок, внешне оставаясь невозмутимым. — Что за условие? — с любопытством спрашивает Хосок. — Чимина убью я, — взгляд Юнги меняется, снова став достаточно печальным, — однако… Мне стоит напомнить тебе о том, что я ужасно слабый вампир? Просто… Слабейший для своего возраста, ничтожнейший. Я не знаю, чем я тебе смогу помочь. — Неужели всё настолько плохо? Каковы твои способности? — аккуратно интересуется Хосок, не веря, что у Юнги действительно всё настолько плохо. — Память. Феноменальнейшая память. И относительно неплохая скорость передвижения, когда это нужно, — отвечает Юнги, — по-настоящему гордиться я могу только своей памятью. Хосок несколько секунд задумчиво смотрит на Юнги, пытаясь придумать, что делать со слабостью Юнги. Для начала, её хорошо было бы проверить… — Тогда поступим так. Завтра в это же время я приеду к тебе, а ты к тому моменту соизволь одеться хотя бы, — с усмешкой Хосок посмотрел на колено Юнги. Он даже не стесняется своего вида. «Упырь,» — думает Чон. — И для чего? — интересуется Мин, зажимая сигарету в зубах. — Повезу тебя в то место, где никто не помешает мне тренировать тебя. Но учти, мы можем там надолго задержаться, пока я не доведу тебя до состояния, пригодного для моего дальнейшего плана, — отвечает Хосок. — А если я откажусь? — Я тебя убью. Или… Ещё лучше. Сдам Легиону, — усмехается Хосок, и Юнги понимает, что выбора у него особо нет. Придётся на какое-то время покинуть свою уютную квартиру и отправиться в неизвестность с охотником, что в любой момент может направить дуло пистолета на Мина. Страшноватая перспектива… Но почему она так привлекательна для Юнги?