Who could deny these butterflies?

      Тех денег, что Се Лянь получил от Хуа Чэна за уроки музыки, уже хватило бы на то, чтобы выкупить его пианино. Но отчего-то юноше даже мысли в голову не приходит о том, чтобы закончить их занятия.       Сегодня Сань Лан необычайно молчалив. Се Лянь пробует пошутить в дороге, но в ответ издают короткий смешок и дальше продолжают внимательно вести машину. И не только он удивляет сегодня. Хуа Чэн встречает его с болезненным видом. Его всегда безупречный наряд выглядит небрежно, волосы свисают с плеч нечесанными прядями, уголки губ опущены, а всегда белые щеки, как и кайма губ, горят алым. — Господин Хуа, вам нездоровится? — Немного. Но ничего страшного. — Давайте перенесём урок. Не хочу напрягать вас в таком состоянии. — Нет, — хрипло отвечает Хуа Чэн, — я же сказал, что ничего страшного. И не беспокойтесь — это просто на фоне переутомления. Вас я не заражу. — Э-э… я же не из-за себя предложил перенести занятие. Я за вас волнуюсь.       Хуа Чэн улыбается. А щёки Се Ляня краснеют сильнее, чем у его ученика. — Идёмте же, — Хуа Чэн кивает в сторону лестницы.       Когда они оказываются наверху, Се Лянь замечает, как Хуа Чэн немного пошатывается из стороны в сторону при ходьбе. В какой-то момент ему приходится опереться на стену, а затем он и вовсе падает на пол. Се Лянь, с дико колотящимся сердцем, подбегает к нему и опускается на пол, подкладывая под голову мужчины свою ладонь: — Господин Хуа! Что с вами?! Давайте я помогу вам встать…       Се Лянь понимает, что Хуа Чэн без сознания. Вытащив телефон, он набирает скорую, а затем зовёт на помощь — одному ему точно не поднять такого крепкого мужчину. На крик сбегается прислуга, среди них только женщины, — как же нужна сейчас твоя помощь, Сань Лан, почему ты всегда исчезаешь в такие моменты?.. Кое-как им удается поднять Хуа Чэна, положив его руки себе на плечи, так они и тащат его до постели. Се Лянь впервые в спальне хозяина дома, но ему совершенно не до разглядывания обстановки.       Приехавшие парамедики проводят с Хуа Чэном несколько минут за закрытыми дверями. Затем сообщают, что тот пришел в себя, но испытывает слабость и проспит до утра.       Се Лянь снова оказывается в спальне Хуа Чэна в сопровождении горничной. Последняя просит его не беспокоиться и предлагает вызвать такси, разумеется за счёт господина Хуа.       Такси? Потому что странным образом Сань Лан вновь уехал по молниеносному поручению хозяина? Се Лянь и раньше сомневался, а теперь и вовсе убежден в том, что все внезапные исчезновения Сань Лана в самый неподходящий момент были преднамеренными. — Я бы хотел задержаться… в смысле, немного побыть с господином Хуа… если можно, конечно.       В ответ улыбаются: — Конечно. Сейчас приготовлю вашу комнату.       Э-э… Мою комнату? — Ту самую, где вы ночевали в грозовой вечер. — Ах… да, я понял, — тихонько смеётся Се Лянь, — но не беспокойтесь, я лишь побуду здесь какое-то время, у меня нет намерений ночевать здесь сегодня.       Ему снова улыбаются, а затем оставляют их вдвоём. Се Лянь смотрит на совершенно бледное лицо Хуа Чэна, испытывая искреннее сочувствие: выходит, в тяжёлой ситуации кроме слуг ему даже не на кого рассчитывать… бедный.       Постояв возле его постели какое-то время, Се Лянь оглядывается и замечает глубокое кресло в углу. Там он и устраивается, снова переведя свой задумчивый взгляд на спящего Хуа Чэна. Нет, он вовсе не собирается оставаться здесь на ночь, но и уйти сейчас не может. Совершенно для себя необъяснимо. — Мэй Син… воды… Мэй Син?..       Задремавший в кресле Се Лянь вздрагивает. Обещали же, что до утра проспит!..       Покинув свою спонтанную колыбель, Се Лянь обнаруживает графин с чистой водой на столике неподалеку. Налив чуть больше половины стакана, подходит к перекатывающему по подушке голову Хуа Чэну, который зовёт горничную. — Вот вода, господин Хуа, — Се Лянь, краснея, наклоняется и, приподнимая голову мужчины, помогает тому немного попить. — Это вы… напугал я вас, простите, — Хуа Чэн открывает глаза и смотрит на юношу болезненно и печально. — Вам не за что извиняться. И я рад, что оказался рядом и был полезен. Надеюсь лишь, что вы скоро поправитесь.       Хуа Чэн хрипит и, вытащив руку из-под одеяла, жестом просит присесть на край постели. Се Лянь смущается, но выполняет просьбу. Тогда его собственная рука оказывается в непривычно слабой ладони Хуа Чэна, который спрашивает его: — Почему вы всё ещё здесь? Почему не уехали домой?       Се Лянь пожимает плечами: — Как-то не по себе было оставлять вас одного. — В доме полно слуг. Кто-нибудь да помог бы. — Я не об этом… вы же поняли меня, господин Хуа.       Между ними повисает пауза. Затем взгляд Се Ляня падает на пустую вазу, что стоит на прикроватном столике рядом с постелью Хуа Чэна: — Господин Хуа? — Что? — Хотите, я принесу для вас цветы?       Хуа Чэн издаёт тихий смешок: — Пожалуй, я был бы не против. — Хорошо, — Се Лянь встаёт с постели, — какие срезать для вас? — На ваш вкус. — Ммм, ладно.       Когда, вооружившись садовыми ножницами, Се Лянь выходит в сад, вечернее небо сиреневого оттенка дарит ему настоящее волшебство: с него на волосы и плечи мягко опускаются разноцветные лепестки. Се Лянь решает, что не будет гадать, откуда они. Просто искренне порадуется этому чуду. Он долго бродит среди цветов, всё никак не остановив выбора на каких-либо из них, как вдруг среди всего этого великолепия замечает небольшую клумбу со скромными ромашками. Срезав несколько для маленького букета, возвращается к Хуа Чэну. Он ещё не успевает закрыть за собой дверь, как слышит: — Даже не сомневался, что принесёте именно их. — Почему?.. — Се Лянь наполняет часть вазы водой из графина и красиво расставляет в ней ромашки.       Хуа Чэн оставляет его без ответа, но через некоторое время задумчиво произносит: — А вы знали, что ромашка предвещает добрую и скромную любовь?       На этот раз Се Лянь теряется и не знает, что сказать в ответ. Но Хуа Чэн сам продолжает: — Не смущайтесь. И не тревожьтесь, прошу вас. Даже если человеку нравятся облака, он не сможет приказать им упасть с неба и укутать его. — Да я и… в смысле, всё в порядке, господин Хуа. — А если я осмелюсь на одну просьбу — выполните? — Э-э… как я могу ответить, если не знаю наверняка, чего вы хотите? — Вновь пытаетесь углядеть подвох и не доверяете мне? — Вовсе нет. — Тогда просто ответьте «да». — Да. Я выполню вашу просьбу. — Сыграйте для меня что-нибудь. — Например? — Выберете сами. — Хорошо. Я оставлю двери открытыми, чтобы вам было слышно. — Если позволите опереться на ваше плечо — я могу добраться до музыкального зала. — Вряд ли вам можно вставать, господин Хуа. Давайте не будем рисковать. — Понимаю… я кажусь вам непосильной обузой. — Господин Хуа! — Се Лянь нечаянно говорит громче привычного. — К чему эти манипуляции? Я действительно беспокоюсь за вас и не хочу, чтобы вам стало хуже. Вот и всё. Не нужно ничего домысливать за меня.       Пожалуй, впервые со времён их первого урока и той просьбы Хуа Чэна распустить волосы Се Лянь ведёт себя так смело. И он ни капельки не жалеет, что возразил своему ученику. — Но мне уже гораздо лучше, — Хуа Чэн откидывает одеяло и спускает ноги на пол. — Маленькие солнышки сделали свою работу.       В своей домашней одежде он смотрится очень уютно. Се Лянь хмурится и подходит к постели: — Хорошо. Я помогу вам. Но если станет хуже — сами будете виноваты. — Не станет. Уверяю вас.       Идут медленно, хотя Хуа Чэн всё время будто пытается ускорить шаг, но Се Лянь упрямо не позволяет ему спешить. — Господин Хуа, держите меня крепче… я хотел сказать, держитесь за меня крепче, мне не тяжело.       Хуа Чэн лишь усмехается и словно бы случайно проводит носом по волосам юноши, вдыхая их аромат: — Как дивно. Словно вы были под цветочным дождём. — Не поверите, но что-то такое со мной и случилось, когда я ходил за цветами.       За инструментом они сидят совсем рядом. На улице стемнело, так что Се Лянь играет при приглушённом свете. Со стороны всё выглядит очень романтично и загадочно. Се Лянь нарочно не назвал музыкального произведения. — Попробуйте угадать, господин Хуа. — Хорошо.       Изящные пальцы плавно перебирают клавиши, мелодия стелется по залу, будто Млечный Путь, с которого на них обоих осыпается звёздная пыль. Хуа Чэн слушает очень внимательно, но по его взгляду невозможно понять, знает ли он произведение. А когда Се Лянь заканчивает играть, Хуа Чэн так и не сводит стеклянного взгляда с его пальцев. — Господин Хуа?.. Вам нехорошо? — Напротив. Мне хорошо. Мне очень хорошо. — Ммм… догадались, что я играл?       Хуа Чэн улыбается прямо перед его лицом: — Очень удачный выбор. Самое время для «Ноктюрна» Грига.       Ого… а он разбирается… — Верно. Угадали. — Полагается ли мне какой-то приз за мою догадку? — Хуа Чэн явно чувствует себя лучше, пребывая в весьма игривом настроении. — Приз?.. Но у нас не было такого условия…       Хуа Чэн кривит рот и протягивает руку к горячей от смущения щеке Се Ляня, ласково касается самого края, большим пальцем спускаясь к уголку нежного рта: — Вы дрожите. Боитесь меня? — Нет, — на удивление спокойно отвечает Се Лянь. — Но вы догадываетесь, что я хочу сделать?       Се Лянь закрывает и открывает глаза. Ему чудится, будто звуки «Ноктюрна» всё ещё льются по залу. А затем резко исчезают во внешнем мире, гармонично перетекая внутрь его сердца, потому что Хуа Чэн склоняет голову набок и целует его.