Невеста Нави

***

Вода попала в лёгкие. Мрак и беспрерывное давление наводили ужас и панику. Она не умела плавать. О боги, она ведь не умела плавать! В этом месте речное дно уже было слишком глубоко, чтобы шестилетний ребёнок мог достать до него и не утонуть. Короткие ножки хаотично двигались в воде, пытаясь добраться до поверхности. Рискнув открыть глаза, Настенька увидела лишь темноту, мелких рыбёшек и мальков, проплывавших мимо, вязкие водоросли внизу, прямо под ней, и два больших светящихся глаза, смотрящих на неё из этих зарослей. Сердце замерло от липкого ужаса, но вопреки этому чувству девочка начала барахтаться ещё энергичнее и силой собственно страха наконец подняла себя на поверхность. Однако она оказалась не там, где ожидала. Проморгавшись и откашлявшись, Настенька в панике поняла, что заперта в небольшом воздушном коробе перевернувшейся лодки. Ноги и руки устали, в глазах пекло, а грудь горела от каждого вздоха. Но она могла дышать! Девочка оказалась в ловушке, будто желанный кусок мяса на витрине. Вот и всё. Любопытство кошку сгубило. Сейчас навка схватит её своими длинными крючковатыми пальцами, утащит на дно и разорвёт острыми, словно ножи, зубами в клочья! Кончик изумрудного хвоста вновь сверкнул рядом с лодкой, вместе с ним показались и два плавника. Через мгновение мрачная тень мелькнула прямо под ней и на поверхности показалась тёмная макушка с синими глазами, словно болотная кочка с голубикой. Бледная кожа была похожа на мел, испещрённая мелкими венками, словно трещинками. Хищный взгляд пронизывал насквозь и был колючим, словно мороз. Помедлив немного, навка полностью высунула голову из воды, показав себя по плечи. Иссиня-чёрные волосы отдавали зеленцой и ниспадали на груди мягкими волнами, сглаживая угловатые очертания и прикрывая собой пёструю чешую, покрывавшую местами всё её тело. На тонкой шее красовались бледные жабры, словно рыбьи, нервно сжимающиеся за отсутствием воды. Верно говорили рыбаки о русалках в своих легендах. Её странная красота завораживала, пленяя, заставляя терять бдительности и забывать о том, кто на самом деле стоит перед тобой. Всё внутри Настеньки сжалось от страха и отчаяния, она хотела было зажмуриться, чтобы не видеть своего печального конца, но не могла отвести взгляд от хищных глаз, словно кролик, смотрящий на удава. Кровь застыла в жилах, и сердце словно отказывалось биться. Но даже в столь безнадёжной ситуации малышку не покидала её поистине впечатляющая смелость, или возможно это было всего лишь детское безрассудство. Она не кричала, не пыталась напасть и не отбивалась. Вместо этого девочка лишь выпрямилась, вздёрнула подбородок и дрожащим голосом, со всей храбростью, которая в ней была, бросила шутовке вызов. — Я тебя не боюсь! Убирайся подобру-поздорову, а то я позову своего папу, и он мигом из тебя уху сделает! Однако слова Настеньки не возымели на существо того влияния, которое она предполагала. Вместо того чтобы, испугавшись, исчезнуть, навка сначала оскалисто улыбнулась, а потом громко и заливисто засмеялась, запрокинув голову. Можно было бы подумать, что та смеётся от веселья, но с русальём никогда нельзя терять бдительность. В следующее мгновение их лица оказались так близко, что девочка могла почувствовать зловонное рыбье дыханье из зубастой пасти хищницы. Длинные тонкие пальцы, увенчанные острыми когтями, невесомо очертили контуры лица малышки, оставив после себя еле заметные красные полосы. Глаза с вертикальными зрачками внимательно изучали объект перед собой. Она и не думала прятаться за напускным миражом живой красоты. Однако Настенька могла сполна оценить всё её великолепие. Существо было так близко, что, казалось, могло запустить свою когтистую лапу ей под рёбра и достать ещё бьющееся сердце, и малышка даже не успела бы это понять. — А ты смешная. И дерзкая, для человечьего отродья, оказавшегося в подобной ситуации. Тебе невероятно повезло, что я не голодна и мне просто скучно. — предупреждающе прошипела она обманчиво ласковым голосом. — Давай поиграем? — уже сменив гнев на милость, предложила шутовка. — Если ты угадаешь правильный ответ на 3 мои загадки, то я отпущу тебя и даже не откушу ни кусочка! — обещание прозвучало как-то чересчур торжественно. — А если ошибусь? — опасливо уточнила Настенька. Русалка прищурила глаза, и синие губы растянулись в коварном оскале-ухмылке. — Тогда я утащу тебя в речную трясину, а после того, как ты задохнёшься и твоё маленькое сердце перестанет биться, проведу на Навьи болота, где ты и останешься до скончания времён, как мы все! — почти заговорщически прошептала она, пугая одним своим мягким шипением до чёртиков. — А что, если я откажусь с тобой играть?! — в сердцах выпалила девочка, сильнее сжав под водой свои маленькие кулачки, впиваясь ногтями в ладони. Кожа на них уже начала покрываться волнами. Пора было выбираться отсюда. — Тогда я съем тебя, обглодаю твои тонкие косточки, надену твой крохотный черепок на палку и вместе с сестрами буду водить вокруг него хороводы на Ивана Купалу всююю ночь, а с рассветом поставлю этот посох вместо одного из звеньев частокола во дворе твоего дома. Бывшего дома. Ох, как крепко будут горевать твои родители! — навка состроила грустную гримасу, вновь звонко рассмеявшись, однако почему-то в этот раз от её смеха Настеньку начало тошнить. Захотелось разрыдаться от безвыходности ситуации, но мама всегда говорила, что покуда не попробуешь — не узнаешь, да и выбора у неё особо не было. Лучше уж попытаться вернуть себе свою жизнь, чем опустить руки и навечно потерять её. — Хорошо. Загадывай свои загадки! — проглотив ком в горле и собрав в кулак всю свою смелость, согласилась она. Победно улыбнувшись, русалка подплыла к девочке ещё ближе и, довольно ударив хвостом по воде, начала игру. — Тогда слушай первую загадку. Баба Яга, вилами нога, всех кормит, а сама голодна. Что это? — с азартом уставилась на Настеньку навка. Тем временем девочка крепко задумалась. Яга… Вилами нога… Ну вилами мужики обычно по осень сено собирали. Но ведь сено только скот ест, а тут надобно, чтобы все накормлены были! Что их обычно кормит…? Урожай с полей. Но у поля нет ног… А, знаю! — Это соха! Я думаю, что это соха! — радостно воскликнула малышка. Русалка недовольно сморщилась, однако играла она честно, так что правильный ответ засчитала. — Ты умна не по годам, дитя, но посмотрим, как ты ответишь на следующую загадку. Мельник пришел на мельницу. В каждом из четырех углов он увидел по три мешка, на каждом мешке сидело по три кошки, а у каждой кошки было по три котенка. Много ли было ног на мельнице? — хищный взгляд следил за тем, как мелькали мысли в очах напротив, а крючковатые пальцы сжимались и разжимались, словно уже предвкушая пойманную добычу. Прикрыв веки и подумав немного, победно улыбнувшись, девочка без сомнений ответила: — На мельнице было только две ноги, ведь у кошек и котят лапки! — сияющий взор быстро потух, осознав, что перед ней никого не было. Вода мерно покачивалась вместе с лодкой, будто убаюкивая. Только Настенька хотела было облегчённо выдохнуть, как по спине пробежал табун мурашек, нагоняя новую волну удушливого ужаса. — Умница. — прошептал ласковый голос у самого уха девочки, опаляя его прохладным дыханием. Шутовка окарябала своими острыми клыками нежную кожу прямо за ним, раздумывая, не впиться ли прямо сейчас мертвой хваткой в эту хрупкую детскую шейку и закончить все эти игры. Их тела разделяли какие-то жалкие пару сантиметров, и хищница отчётливо слышала громкий стук испуганного сердца. Девочка чувствовала, как где-то в животе стало странно щекотно, словно мурашки добрались и до туда. Она никогда не испытывала ничего подобного. Это был вовсе не страх. Нечто другое, тёмное, тайное, что скреблось в ней всё это время. Странное лихорадочное возбуждение. Страх отошёл на второй план, теперь ей было интересно. — Всё-то ты знаешь. Такая умная маленькая глупышка. — недовольно цокнула языком русалка. — Раз ты такая смышлёная, почему же пошла к реке совсем одна, да ещё и в нашу неделю? Разве мама не научила тебя, что непослушные дети домой не возвращаются? Она аккуратно, почти любовно, проредила влажные русые локоны своими тонкими остроконечными пальцами, слегка царапая кожу головы, и начала невесомо заплетать дикие косы. Ей нравилось ощущать, как пушистые волоски на детском загривке встают дыбом от её хладных прикосновений, нравилось наблюдать, как нежная кожа становится будто гусиной от испуга. Возможно, она бы и осуществила своё желание насытиться малышкой сполна, если бы не одно обстоятельство. Она была благородна. Настолько, насколько вообще может быть русалка. Столь долгая жизнь среди нечисти превратила некогда доброе и пылкое сердце в обуглившуюся щепку. Но её слово по-прежнему стоило дорого, и она всегда сдерживала данные обещания. — Хорошо. И последняя загадка. Угадаешь — верну тебя домой, проиграешь — заберу тебя с собой. — пропел нежный голос в самое ухо Настеньке, а недоплетённая коса упала плетью на детское плечо. — Два рога, а не бык, шесть ног да без копыт. Кто таков будет? Тут уж девчушка растерялась. Кого только в голове не перебирала, но не знала она никого с шестью ногами. У паучков даже их было восемь! На ум пришёл только жук Рогач, но русалка отрицательно помотала головой. Билась-билась она над загадкой да не могла разгадать. Понурив голову и горько вздохнув, Настенька повернулась и уставилась в синие омуты, сулившие ей погибель. — Ты ведь не отпустишь меня, верно? — обречённо проговорила девочка. — Тогда, прежде чем забрать себе, прошу, расскажи свою историю. Как ты стала навкой? Мне всегда было ужасно любопытно! Коли домой не вернёшь, так хоть это желание исполни! — взмолилась она. На какое-то время между ними повисла гробовая тишина. Были слышны лишь лёгкие удары воды о борта лодки и кваканье лягушек где-то неподалёку. Шутовка, прищурившись, всматривалась в грустное детское личико, пытаясь решить, что ей стоит делать. Девчонка пришлась ей по душе и, правду сказать, ей даже было немного жалко убивать её. Она любила рассказывать истории, но эту не вспоминала уже многие годы, пожалуй, даже потеряв счёт времени, так долго она прожила в пучине этих вод и лесной глуши. Ей потребовалось немало усилий, чтобы вспомнить все детали, и вскоре напряжённую тишину нарушил тихий мелодичный голос. — Давно это было, много-много зим назад. Мне было осемнадцать лет от роду, и я была самой завидной красавицей нашей деревни. Многие женихи сватались к моим родителям, а мне нужен был лишь один. Я была влюблена в него ещё с тех пор, как мы были детьми и вместе воровали соседскую малину. — навка осеклась, замявшись на минуту. Настенька слушала, затаив дыхание, стараясь не сбить её рассказ. — Казалось, что он отвечает мне взаимностью. Мы много времени проводили вместе. Я даже посвящала ему свои венки на Ивана Купалу, а он подарил мне обережный ожерелок, который сделал сам с большим трудом. Мои родители знали его, и он им был как сын, так сильно полюбился. Но, как говориться, в жизни сказок не бывает. — горько вздохнула русалка, отвернувшись. Девочка не видела, но большие синие глаза защипало от накативших слёз. — Это была очередная зима. В день зимнего солнцестояния он пришёл к моим родителям свататься. Как сейчас помню, был прекрасный солнечный день, и я была без ума от счастья! Конечно же они согласились, а потом на радостях он повёз меня в город на ярмарку. Я была очень горда тем, что наконец выхожу замуж, всё держала его за руку и не верила своему счастью. Он подарил мне в тот день красный парчовый платок и катал на санях с колокольчиками, словно барыню. И всё же, что-то не давало мне покоя. Оказалось, что не напрасно. — с иронией в голосе подытожила навка. Она медленно развернулась к Настеньке, и та смогла заметить, как помутнел её взор. — Что же он натворил? — не выдержав, полушёпотом спросила девочка. Настеньку охватили противоречивые чувства. Она не могла забыть о том, что после рассказа ей грозила мучительная смерть, но история казалась девочке настолько трагичной и загадочной, что жалость к русалке закралась в её сердце и сжимала его всё сильнее с каждым сказанным словом. — Ооо, он оказался намного хитрее, чем я могла предполагать! — недобро усмехнулась шутовка, стрельнув глазами в сторону Настеньки. — Как выяснилось позже, он никогда меня не любил, а лишь хотел покрасоваться перед друзьями да прибрать моё приданное, тем временем мило проводя ночи с девкой из соседней деревни! Но это я узнала уж не за долго до своей кончины. Узнай я раньше, так уж обращалась бы с ним, как он того заслуживал! — русалий хвост в возмущении взметнулся в воздух и с размаху взбаламутил воду, окатив небольшой волной брызг их обеих. — Каков подлец! — возмутилась слушательница. Чувство несправедливости распирало её изнутри, словно история произошла с ней самой. — И что же было дальше? Ты отомстила ему? Как… как ты умерла? — последний вопрос она задала чуть тише и вкрадчивее, опасаясь рассердить навку ещё сильнее. На какое-то время повисла тишина. Русалка отвернулась прочь, рассматривая свои белёсые руки и вспоминая всё то, что так старательно пыталась забыть все эти мучительные годы. Спроси её какой-нибудь человечишка раньше нечто подобное, она бы рассмеялась ему прямо в лицо, навела морок безумия и завела бы в губительную трясину. Но сегодня что-то было иначе. Она отчаянно желала рассказать. И это желание свербело где-то глубоко внутри, прося выпустить всю вековую боль наружу. Каждое слово давалось ей невыносимо тяжело, сводя горло удушливым спазмом и оставляя привкус солёных слёз на корне языка. Когда навка вновь заговорила, её голос слегка подрагивал, однако она не придала этому никакого значения, позволив себе показать наконец хоть кому-то, как она на самом деле чувствует. — Что ж, коли тебе так интересно узнать, я расскажу. Однако не уверена, что этот рассказ предназначен для детских ушей… но ответственность за своё любопытство бери сама! Девочка лишь охотно кивнула в знак согласия. И та начала рассказ. В тот день она увидела, как две девчонки помладше перешёптывались, наблюдая за ними на ярмарке. Навка сказала своему суженому, что хочет отойти и поболтать с подругой, он не возражал. Она подошла к сплетницам и вопросила, почему те так смотрели в их сторону, словно они делали что-то срамное. И тогда сплетницы ей рассказали. Эти девчонки были из той самой деревни и решили, будто это девушка пыталась отбить у той барышни жениха! — сарказм отчётливо проявлялся в каждом слове, а задумчивое лицо на мгновение рассекла ухмылка. Услышать такое было невыносимо больно, так что вначале она решила, что сплетни врут. О, как же ей не хотелось им верить. Сначала нежное сердце утонуло в растерянности и уязвимости, потом их заменили паранойя, страх и подозрительность. Ну а следом пришла выжигающая всё на своём пути, холодная, как синие пламя, ярость. И уж её русалка запомнила очень хорошо. Она не любила мстить, не была злопамятной, но очень любила и уважала свою собственную жизнь и свободу. В родительском доме никто не обделял девушку любовью и заботой, они жили в завидном достатке и никогда не нуждались в «выгодной» женитьбе. Мама с детства учила их с сестрой слушать только своё сердце, ничего не бояться, а если и захотят замуж выйти, то только по большой любви. По их собственному примеру девочки видели, какое счастье — любящая семья, и всегда мечтали о такой же, но в мыслях держали наказ матери. Поэтому за неимением таковой в их отношениях, девушка решила расстаться с обманщиком и вернуть себе свою свободу и дивную длинную косу с красной лентой. Ей было нелегко принять это решение. В первую очередь потому, что она правда верила в истинность своего чувства, и надежда да влюблённость болезненно догорали в её сердце тусклым пламенем, окутывая горьким, острым дымом всё её нутро, заставляя задыхаться ночами в слезах. Родные замечали, что что-то недоброе с ней твориться, но девушка старалась не беспокоить их понапрасну. Со всем разберётся сама. Сила и храбрость души были сильнее тоски и печали сердечной. Это была одна из ночей Коляды. Все: и стар, и млад — наряжались в кафтаны, полушубки, валенки, делали вертушки, нацепляли бусы и разноцветные маски, бычьи рога да цветастые платки, натягивали вязаные рукавицы да перчатки и шли распевать колядки от дома к дому. Эти празднества были одними из самых весёлых и любимых у всего селения, так что каждый старался навеселиться от души! Кто-то пел, кто-то плясал, другие играли на балалайке да дудках разных. Девчонки собирались вместе на гадания да обряды. В полях жгли костры для игрищ и плясок. В домах заранее готовились угощения для гостей. Вся деревня была окутана духом радости, веселья и волшебства. В это время девица в красном платке под предлогом колядок выскользнула за порог и, проваливаясь по самое голенище в снег, направилась в противоположную от села сторону. Дорога была не из лёгких, задувал противный сковывающий ветер, пробирающийся под плотные одежды. Нос и щёки раскраснелись, но девушка продолжала упорно идти сквозь заваленное снегом поле в сторону редкого голого подлеска. Там, за его оледеневшими ветвями, спала могучая река. Лёд уже сомкнулся у её берегов, давая всего лишь иллюзию устойчивости и спокойствия, в то время как чёрные воды несли свой смертоносный поток всего в полуметре от белоснежной корки. На её берегу девушка и назначила встречу своему суженому, дабы покончить с лицемерием и обманом раз и навсегда. Прокладывая свой путь онемевшими от холода ногами, она одними синими губами вновь и вновь повторяла про себя заветные слова. Решимость, ярость и страсть согревали её тело, давая силы продолжать. Наконец оперевшись боком о берёзовый ствол, девушка смогла оторвать взгляд от белоснежной глади и, прищурившись, начала шарить им вокруг. Неподалёку, также оперевшись о дерево, стояла тёмная сгорбившаяся фигурка. Завидев движение, парень поднял голову, и узнав свою невесту, медленно побрёл ей навстречу. Он замёрз, не выспался и не мог понять, что такого срочного стряслось у неё посреди Колядовой ночи. Оказавшись рядом, они укрылись за ближайшей осинкой, которую ещё по осени повалили бобры, но с первыми морозами забросили. Здесь было чуть теплее, широкий длинный ствол укрывал от порывистого ветра, а снег со временем начал греть, а не замораживать. Парень уже хотел было попробовать развести костёр, но девушка остановила его. — Это ни к чему. Мы ненадолго. — прошептала она, отогревая дыханием свои занемевшие руки. — Тогда говори быстрее, чего там у тебя, и пошли по домам. Холодрыга такая, что аж ног не чувствую! — ворчал парень, растирая через штаны окоченевшее тело. — Нам нужно расстаться. Я от тебя ухожу и никакой женитьбы не будет. — отчеканила девица, пропустив его слова мимо ушей. Она сама хотела быстрее покончить с этим и больше никогда не слышать его имени да не видеть лица его. На минуту повисла гробовая тишина. Парнишка вытаращился на свою невесту, будто чёрта самого увидел. Рот от шока приоткрылся и из него выходили маленькие клубы горячего пара. — Ты что это такое несёшь-то?! — только и смог вымолвить он. Девушка повернулась к нему лицом, уставившись в ответ, и этот взгляд был красноречивее многих слов. Полный ярости, уверенности и безразличия взор, когда-то светившийся любовью и смехом, теперь покраснел и потускнел. Прекрасное лицо не выражало печали, оно вообще больше ничего не выражало, только челюсть была сжата настолько сильно, что резко проступали скулы. Кажется, он начал понимать. Она сняла парчовый платок с головы — его подарок — и положила на снег между ними. Парень взял его, помял в руках и ткнул за пазуху. Отвернувшись, они просидели в тишине ещё какое-то время. Наконец её разрезало ледяное: — Никуда ты не уйдёшь. Слова застыли в воздухе, не сразу донеся свой истинный смысл. — Что? Ты не нашёлся сказать ничего лучше? — наконец возмутилась девушка. — Кто ты такой, чтобы указывать мне, что делать?! Я решила, и я ухожу. Можешь больше не появляться, я сама родителям скажу. Но только она поднялась и направилась к недавно проложенной тропке, как почувствовала стальную хватку на своём локте. Парень с силой дёрнул её на себя, развернув, девица еле удержалась на ногах. В следующее мгновение он с силой толкнул её в грудь, так что нежная спина врезалась в ближайшее дерево, обтерев тонкую кожу о кору. От шока девушка даже приоткрыла рот, удар выбил весь воздух из лёгких. — Я сказал: ты никуда не уйдёшь. Я твой жених, твои родители благословили нас и теперь это не тебе решать! Ты станешь моей женой, будешь сидеть дома, варить борщи, растить детей и уважать меня, как своего мужа. — прошипел он с такой злобой, о которой девушка до селе даже не подозревала, с силой сжав её подбородок. — Ещё чего! Я тебе не тряпка, чтоб о меня ноги вытирать! Теперь я вижу, кто ты на самом деле. Хочешь делить палати с кем попало, так и катись к чёрту на куличики! Ты мне отныне никто! Тьфу! — плевок пришёлся ему чётко в глаз. В следующее мгновение послышалась звонкая пощёчина. Удар был настолько сильным, что девушка упала наземь, хватаясь за разгорячённую щёку. На минуту потемнело в глазах и звон в ушах стоял немыслимый, в моменте она перестала понимать, что вообще происходит вокруг. Он ударил её? Поднял руку на неё? Мысли крутились в голове, но будто не могли до конца сформироваться и угасали, так и не найдя ответа. — Вставай. — слышался откуда-то жёсткий и глухой, совершенно незнакомый голос. В следующую минуту парень схватил её за густую косу, намотал на кулак и вновь поднял, придавив лицом к коре. Голова раскалывалась и кружилась, а дерево служило единственной опорой. Она не могла пошевелиться, ноги не держали, во всем теле была невероятная слабость, словно оно и не принадлежало ей вовсе. Во рту появился металлический привкус. По губе скатилась струйка густой крови. Капля за каплей она окрашивала белоснежный пушок дерева в алый. Ей стало не на шутку страшно. Она никогда и подумать не могла, что тот добрый и весёлый мальчишка, которого девушка знала почти всю свою жизнь, мог быть таким жестоким. Мог ударить её. Мог смотреть на неё так. — Что ты делаешь? Отпусти меня! — тело дёрнулось в попытке освободиться. Но коса натянула волосы с пущей силой, вызывая боль сильнее прежней. Девушка чувствовала, будто сама оказалась на привязи, словно скот какой. Отвратительное чувство глубинного беспокойства подступило к горлу. У неё начиналась паника. — Не хочешь по-хорошему — будет по-плохому. Помни, что это всё твоя вина. Ничего бы не было, если бы ты научилась молчать. — раздалось сзади. И почему-то его голос был такой мерзкий. Сердце девушки сжалось в ужасном предчувствии. Она вырывалась, кричала, била его ногами. Он заломил ей руки и взял на лютом морозе. Это был её первый раз. Боль была такой ошеломляющей и острой, что истязаемая не могла сдержать крик. Она плакала, и слёзы застывали на румяных щеках ледяными бусинами. Она горевала об утрате. Своей любви. Своего тела. Доверия этому миру. Ощущения безопасности. Уверенности. Она боялась, и страх поглощал её всё больше с каждым новым толчком, новым приступом боли. Весь её мир просто разваливался на части, разбивался в дребезги. Слёзы застилали глаза, и она не видела ничего, только как крупными хлопьями падает снег. Она думала о родителях, как сможет после этого смотреть им в глаза, как сможет молчать о таком. О маленькой сестрёнке, боясь за неё. Ни дай Боги, чтоб та же учесть постигла и её! Не её малышку, не её невинную сестрёнку. Девушка не сразу поняла, что этот ужас наконец закончился. Она почувствовала, как что-то горячее заполнило её изнутри, а когда он наконец покинул её тело, склизкой жижей начало медленно стекать по бёдрам. Лишь когда кровь прилила к рукам вновь, и девушка больше не чувствовала сбитого мерзкого мычания сзади, в голову пришло осознание, однако поворачиваться совершенно не хотелось. Теперь у неё закрался новый, леденящий душу страх. Что если она понесёт от этого зверя дитя? Эта мысль была ещё невыносимее всего, что произошло минутами ранее. Нет, она не может позволить этому случиться. Она не сделает его отцом. Отчаяние забилось раненой птицей в юной грудной клетке. Девушка повернула голову, подставив лицо дыханию реки. Оно было таким холодным, но в то же время успокаивающим. Как бы она хотела вновь ощутить на своей коже колебание её резвых вод, отдаться течению и посмотреть, куда оно её принесёт. — Пошли. А то вовсе окоченеешь. — жестокая рука, когда-то любовно обнимавшая её, вновь ухватила девицу за локоть, вырывая из воронки мыслей. — Дай я хоть умоюсь. Не хочу, чтоб родители так меня видели. Много спрашивать будут, да и поймут всё сразу. — она молила судьбу дать ей ещё только один шанс, и уж она его не упустит. — Боги, столько с тобой мороки. Иди, только резвее, а то уж руки задубели. — недовольно скривился парень, ослабив хватку и начав растирать ладони в шерстяных перчатках. Девушка возблагодарила про себя всех Богов, молча спустившись к самому берегу реки по глубоким сугробам. Лёд изрядно замело, так что тяжело было понять, где заканчивается берег и начинается река. Всё было белым-бело да снег валил всё сильнее. И тогда, взмолившись о помощи Моране, девица побежала. Сначала она лишь ускорила шаг, но вот ноги уже неслись на перегонки с ветром, поскальзываясь и поднимаясь вновь. Боль уступила место надежде. Девушка неслась по льду, слыша звонкий хруст под ногами и брань за спиной. Сердце бешено билось, а в голове крутилось одно: «только не останавливайся». И вот, когда большая жестокая рука уже протянулась к ней, дабы схватить за длинную косу и больше никогда не отпускать, лёд треснул, и река проглотила красавицу, чавкая и облизываясь. Сильное течение тут же понесло её дальше, не давая и шанса вынырнуть вновь. Оказавшись в ледяной воде, девушка закричала от шока и острой боли, пронзившей всё её тело. Ледяная вода попала внутрь, заливая лёгкие. Девица начала кашлять и задыхаться, заглатывая всё больше воды, всё свело судорогой, в горло будто залили раскалённое железо, а нутро сгорало в немыслимой агонии. Тело в конвульсиях билось о лёд, раня себя и окрашивая черные потоки в красный. Казалось, это тянулось вечность. Было так больно, что у людей не хватит слов описать. Она умоляла о смерти. И Богиня забрала её. Во время конвульсий голова девушки ударилась об один из валунов реки, и та потеряла сознание. И когда лёд окончательно сковал её сердце, а легкие превратились в болота, река убаюкала её бездыханное тело, и всё упокоилось. Синие глаза остекленели, и искра жизни угасла в них также стремительно, как когда-то зародилась. В ту скорбную ночь умерла прекрасная дева. И родилась русалка. Лишь красный парчовый платок растёкся лужей крови в корнях злополучного дерева, оставшись памятью о той, кто нашла в нём свою последнюю опору.