Невеста Нави

Знаете ли, жизнь такая плутовка, что порой приходится выбирать между совершенно безумными вещами. Или это лишь мнимая иллюзия выбора? После разговора с ведьмой Горыныч совершенно замкнулся в себе. Вечно ходил угрюмый, ни с кем не общался, лишь изредка его можно было найти в компании старых друзей или увидеть расплывчатый силуэт далеко над обрывистыми зубами скал. Он уже неделю не появлялся дома и в своём дворце, прекрасно понимая, что там его будут искать в первую очередь. Недели тянулись чередой безликих дней. Мрачный силуэт иногда появлялся в близи ягодных полян и фруктовых садов или украдкой вечерком проскальзывал в погреба дворца. Но в остальном местонахождение Смога оставалось загадкой. Он не хотел никого видеть, в особенности Власу. Бесстрашный Змей боялся. Он не смел идти против старшей сестры. Не мог даже помыслить, что когда-нибудь ему придётся! Они доверяли друг другу беспрекословно, их узы были даже крепче семейных. Они были лучшими друзьями. Ещё в детстве эти двое поклялись защищать и оберегать друг друга по гроб смерти, а так как Власа была бессмертна, то клятва была нерушима во век. И они честно исполняли её все эти годы, стоя друг за друга горой и прикрывая спину. А теперь что? Он должен был не просто пойти против неё. Он должен был уничтожить что-то, что ей полюбилось. Ох, это всё слишком дурно пахло. И, как бы нелегко было это признавать, он боялся гнева Царевны. Власа была самой терпеливой и спокойной из сестер, самой рассудительной и мудрой, но тем её мрак был только страшнее. Лишь однажды в юношестве Смог наблюдал состояние чистой ярости у сестры, и не горел желанием испытать нечто подобное на своей шкуре. Тогда, кажется, один вурдалак пытался украсть и надругаться над её младшей сестрой – Ярой. Помнится, от того ничего не осталось, а его сородичей до сих пор не жалуют в здешних краях. Всегда находящий выход, идущий до конца, смеющийся самой Смерти в лицо, парень теперь совершенно не понимал, как смог вляпаться в такое дерьмо. А главное, как ему из него выбраться. Слова Яги болезненно крутились на задворках сознания. «Ты должен убить одну прелестную девочку» - шептало из глубины. Впервые в жизни ему стали сниться кошмары. Казалось бы, ну что такого? Подумаешь, сожрать ребёнка! Ну как будто в первый раз! Но в конце концов разве благо Навьего мира не выше жизни одного человечка? Разве ценность равна? Разве мог он поступить иначе и предать свой родной край? Змей не находил себе места. Муки совести сжигали его заживо. Он не хотел делать ничего из того, что дόлжно, но понятия не имел, что правильно. Однако всё намного ухудшилось с возвращением Царевны. Конечно, она отыскала его. Не сразу. Но в конце концов она знала его, как облупленного. Власа буквально набросилась на Смога, спрыгнув прямо на плечи старому другу, когда тот меланхолично кидал плоские камешки по болотистой глади. Он уже было начал защищаться, даже зарычал на нападавшую, но потом почуял знакомый запах, увидел золотистую косу и расслабился. Конечно, она одолела его. Снова. Он сдался, будучи зажатым между её бёдер. Небо плыло перед глазами, покрываясь разноцветными пятнами, рука в стальной хватке онемела, а сильные голени перекрыли доступ кислорода. Он пару раз хаотично ударил по земле, моля о пощаде, и Власа с самодовольной улыбкой отпустила его. — Ты как-то размяк, пока меня не было, Змеёныш. – подтрунивала над ним Царевна. И, о Боги, она правда светилась. Радость от встречи наполнила оба сердца, и старые друзья уселись на берегу затхлого болота, чтобы обсудить события минувших дней. — Странное местечко для отдыха ты выбрал, однако. Воняет, как у стрыги за пазухой. – сморщилась девушка. – Да и найти тебя оказалось не так легко. Все, кого не спроси, видели тебя с неделю назад. Отшельником решил заделаться али как? Новый камешек запрыгал по воде, отсчитав шесть всплесков, и пошёл ко дну. — Да нет. Просто без тебя в Нави чертовски скучно! Даже мавки с Водяным уже осточертели. – отшутился Смог. – Вот и решил отдохнуть от разгульного образа жизни. Восстановить связь с природой, знаешь ли. - А ты как провела свой отпуск в Яви? Много людишек напугала? - выждав паузу, всё-таки решил спросить он. Власа усмехнулась себе под нос. Поведение друга казалось ей странноватым, но докапываться она не стала. В конце концов, если бы было что-то серьезное, он бы точно рассказал. Она взяла долгую паузу, чтобы разложить события минувших дней по порядку. Даже и не знаешь, с чего начать, столько всего произошло! И Царевна рассказала все с самого начала. О своих приключениях в Яви, о стычке с полуденицей, о вкуснейших пирожках и теплой печке, о своих многочисленных превращениях, и об этой необычной девчушке, подарившей ей нечто большее, чем просто ленточку-оберег, как потом сам осознал Змей. Это дитя подарило Владычице радость первого шанса. В Нави все знали о ней даже заочно, каждая душа и существо, каждая травинка и пылинка, в Яви для неё также вырезали статуэтки и ставили на алтарь рядом с родителями, однако этой девочке повезло узнать Владычицу Лесов Нави впервые лично. А той повезло быть впервые за свою долгую божественную жизнь узнанной. Познакомиться с кем-то, кто ничего от тебя не ждёт и ничего о тебе не знает, кому ты любопытен и кто любопытен тебе. Вот что на самом деле зацепило Власу в этой девочке. Царевна светилась и смеялась, рассказывая о всех нелепых вопросах и фразах, о перевоплощениях и невероятно странной невозможности её увидеть. Смог слушал, и едкая противная горечь всё больше подступала к горлу. Чтобы проверить, насколько всё серьезно, он даже попробовал пошутить. — Ну ты же понимаешь, что она всего лишь человечек, не привязывайся сильно. Их жизнь непредсказуема и коротка. Мало ли, споткнётся и попадёт дракону в пасть. – неловко усмехнулся он. Напряженная тишина на мгновения повисла между ними. Чёрные очи стремительно уставились ему прямо в душу, и Горыныч тут же пожалел, что сказал это вслух. Сначала в них полыхнул огонёк гнева, однако потух он также стремительно, как появился, не почувствовав настоящей угрозы. — Я вырву этому дракону клыки. По одному. И запихну в его мерзкую глотку вместе с его прожорливым отвратительным языком. Если это дитя и умрет, то только состарившись. – прошипела Владычица, и её тон был также серьёзен, как если бы прямо сейчас она давала клятву. Змей тяжело сглотнул и прошёлся языком по каждому из своих острых клыков. Пасть заныла от фантомной боли. Всё было хуже некуда. Надо было обратиться к кому-нибудь за советом.

***

Настенька не заметила, как слезы ручейками потекли из глаз, как сердце ухнуло куда-то в пятки, как рот приоткрылся в неверии и отвращении. Судорога пробежала по позвонкам, и девчушку передёрнуло всем телом. Она забыла, кто говорила с ней, забыла, где она сейчас. Теперь же перед ней стояла молодая девушка с разбитым сердцем, болью в каждой клеточке и усталыми очами. Она не была монстром, она была его жертвой. Она не заслужила этого, никто такого не заслуживает. Русалка развернулась к девочке, и не было в ее лице больше ни злобы, ни саркастичной усмешки, ни голода в глазах. Лишь печалью омрачилась фарфоровая гладь и синие омуты заволокло солёной пеленой. Это был такой значимый момент уязвимости и откровенности для них обеих. Одной нужно было вспомнить, дабы продолжить жить, а второй дόлжно было узнать, дабы лучше понять жизнь. Девочке так хотелось сказать что-нибудь утешительное, как-нибудь помочь, но губы её не слушались, язык будто отсох, а ноги занемели, так что она лишь чудом держалась на плаву. Разве могла она облегчить многовековую боль? Рана была слишком глубока. Да и что могло сделать столь юное создание против такой могучей соперницы, имя коей Смерть. Заметив на маленьком личике выражение искреннего шока и сожаления, навка рассмеялась так звонко, что в ушах задребезжало. — Не жалей меня, дитя, он заплатил своё сполна. Жил после того он недолго. А вот умирал целую вечность! Гнев навок не знает пощады, думаю, об этом ты наслышана. – русалка растянула губы в жутковатой улыбке, обнажив острие своих клыков. – Он поступил подло, сразу же побежав в мой отчий дом и начав извиняться перед родителями моими, да только вот не за то. Бился о пол челом да прощения просил, что не уберёг. А сам же меня и сгубил! На девятый день я явилась ему во всей красе. Ох, и как же он побелел, прям лица на нем не было! – веселилась русалка. – Я стала частенько навещать его, но окромя его меня никто видеть не мог, я не хотела. Это сводило его с ума. То еда у него червивая станет, то вода затхлая, то вся постель в снегу кровавом, то птиц да рыб потрошённых на крыльце ему оставлю. Как-то даже оставила ему в плошке свежий бычий корень, так он начал биться в истерике, словно нечистого увидал! В конце концов он перестал замечать мир Явный, забился в дальний угол избёнки своей и трясся, словно лист осиновый, причитая без конца! Позеленел весь, зарос, осунулся. Жизнь уж сама покидала его. И тогда я пришла к нему. В роскошном свадебном платье да в платке парчовом. Он визжал, словно резаный хряк! Не уж-то думал, что я дам ему умереть в покое? Я заставила его прочувствовать всю боль, которую он причинил мне самой. Раз за разом доводя до пика безумия, но не убивая его. В агонии он бросился головой в печь. Ну а я закрыла заслонку. – довольно хрустнула пальцами навка, а у Настеньки противный холодок пробежал меж лопаток. – Косточки нашли лишь неделю спустя. Его несчастная матушка по своему незнанию решила убрать золу и пепел из печки ненаглядного сыночка. – цокнув языком, закончила она. В океанах напротив плясали чёртики. И хоть она и была устрашающе прекрасна, Настенька больше не могла и не хотела видеть в ней чудовище, нечисть. Она больше не боялась её. Теперь она готова пойти с ней. С принятием пришло и смирение. А вместе с ними в тело вернулась жизнь. Ей так хотелось сделать хоть что-то. Чувства наполняли детское пламенное сердце, разрывая его на множество догорающих головешек. Чем больше она думала, тем больше тревожилась и медлила. Голос в голове кричал, нет, ревел, что так делать уж точно не стоит, но разве Настя хоть когда-нибудь его слушала? Навка внимательно изучала её, держа на виду и угадывая каждый проблеск мысли в болотных очах, но девчонке удалось застать её врасплох. Мягкие ручки сомкнулись на чешуйчатой талии, и малышка прижалась к её груди, словно не русалка обещала утопить её или съесть живьем. В то же мгновение когти щелкнули за спиной. Пожалуй, первым желанием навки было оттолкнуть от себя это человечье отродье и разобраться с ней уже в конце-то концов. За кого она вообще её приняла?! Но следующие слова девочки заставили русалку застыть на месте, в изумлении уставившись на неё. - Мне жаль. Я знаю, ты сказала этого не делать, но мне правда жаль. Никто не заслуживает такого. Ты не чудище, ты просто стала такой, чтобы суметь жить дальше. Справиться с болью, от которой многие сошли бы с ума. А тебе с ней жить вечно... – зажмурившись проговорила Настенька. – Поэтому мне жаль. – тихонько добавила она, сильнее обняв хищницу. Осознание пришло не сразу. Минуты раздумий, казалось, тянулись целую вечность. Ладонь мягко, почти невесомо опустилась на детскую голову, и тонкие пальцы слегка пробежались по влажным волосам. Никто не обнимал русалку так давно. Этот искренний порыв напомнил ей о последней встрече с её маленькой сестрёнкой, когда та была уже совсем взрослой. Она не смогла смириться с уходом старшей сестры, и все ходила к речке поговорить, излить душу, оставить угощения и попросить вернуться. И однажды русалка таки показалась ей. Она не испугалась, нет, лишь умоляла не уходить. Её малышка уже стала старушкой. Мягкие руки покрылись морщинками, лицо осунулось, а некогда вороные волосы поседели. И только небесно-голубые глаза сияли, как и многие годы назад. Ох, это было так давно. Навка даже и забыла, какого это. Они стояли так в тишине, лишь волны мерно разбивались о края лодки, и все спокойнее билось детское сердце, всё тише и ровнее.

***

Тьма давно уже накрыла своим бархатным одеялом деревню, и поле, и лес, и фруктовый сад. Но воздух все еще тепло и мягко ластился к телу и грел нутро, как свежий хлеб из печки. Мир стал ярче, вкуснее, громче, ароматнее и загадочнее. Соловушкина трель, казалось, была слышна в каждом уголочке и под каждым кустиком. Но в деревне было не спокойно. Тут и там полыхали огни свечей да факелов. Мужики и бабы с вилами, лопатами, топорами и кочергами прочесывали окрестности. В этот вечер двое детей не вернулись к ужину. После того как пару месяцев назад дочка пропала на несколько дней и вернулась домой с ведуньей, матушка стала больше приглядывать за ней и держать в поле зрения. Благо в это время года ей выдавалось отдохнуть и расслабить косточки, перед Иваном Купалой. Но сегодня надобно было с бабоньками сходить русалье да нечисть всякую задобрить в их-то неделю. Чтобы пакостей всяких не наделали. Бывало, младенцев да детей малых в воду тащат, урожай топчут, скот в подводные стада уводят, коли не уважишь и почестей не окажешь. Детей она оставила на мужа. Строго-настрого наказала глаз с них не спускать. А тот взял, да и прикорнул около полудня. Прохрапел весь день, сама ж его и разбудила, как вечереть стало. Серёжка играл с угольками да палками на крыльце, а вот Настеньки было не видать. Уж как звала она её, всех соседей обходила, всех детей деревенских опросила. Никто не видал, ничего не знает. На сердце будто камень повис, паника начала подступать к горлу и не было материнскому сердцу покоя. Пошла к старейшинам. Собрались всей деревней и пошли искать. Искали час, другой, уж темно стало, хоть глаза выколи. Но на крики их отвечали только птицы ночные да насмешливое эхо. И зловещая, тревожная, скорбящая тишина. Вместе с её дочкой пропал ещё мальчонка лет 10. Не хилый пацан, уж помогать по хозяйству стал. С утра в поле вышел и исчез, словно сквозь землю провалился! Уж как найдутся, так и огребут сразу оба! Месяц целый за порог не пустят! Время шло. Надежда все слабела и угасала, словно маленькое синие пламя догорающей свечи. Дошли уж и до леса, заглянули к ведунье. Детей не видала. В лес многие отказались идти. Еще, чего доброго, Лешего рассердят, так он всех и погубит. И так уже полеков всех разбудили да духов речных. Глядишь мавки в лесу закрутят, заболтают, да и заведут в чащу глухую. А назад дороги и не сыщешь. Мужики отправились обратно в деревню. Женщины же продолжали кликать да искать. Злость, тревога и раздражение сменились отчаянием. Матери уже побросали вилы да попадали на колени. Тишина наполнилась плачем и молитвами. Ко всем обращались, у всех просили. Макошь, Лада и Лель, Даждьбог. Уж и слышалось имя Мораны. Просили не забирать, а коли уж забрала, так позаботиться об их детях, как о своих. Хоть бы нашлись. Уж и ругать и наказывать не будут, только воротятся пусть домой! Следить лучше будут, и оберегать, и баньку им затопят, и каши наварят. Только б живы да здоровы остались! Искали до утра. Ни единого следочка. С рассветом направились обратно в деревню. Шли по берегу реки, чтоб не заплутать. Все понурые, без сил. Глаза заплаканные, голоса пропали. Никто не издавал ни звука. Вдруг в начале цепи кто-то вскрикнул. Все встрепенулись, схватились снова за вилы. На замшелой кочке близь правого берега реки сидело нечто. Маленького роста, синее, дрожит с головы до ног. В темных волосах запутались водоросли да ил, словно украшения речные. Одежды оборваны, ноги босы, под ногтями грязь. - Да это же Настенька! – воскликнула кто-то. Все зашептались, толпа пропустила мать, заливающуюся рыданиями облегчения. Теплые любящие руки окутали холодное мокрое тельце, согревая и убаюкивая, подхватывая на руки и закутывая в платки. Вздохи облегчения и радости пронеслись по толпе. И ужаса. Кожа на детских ручках и ножках покрылась глубокими длинными царапинами. Все плечи, шея и спина были испещрены ими! Ноги вздулись и покрылись волдырями. Кожа на руках пошла волнами. В общем выглядело дитя более мертвым, чем живым. Но сердце. Маленькое горячее сердце билось в груди. И каждый мог почувствовать его, услышать мерный стук, увидеть, как тяжело, но ритмично вздымается грудь и раздуваются ноздри. Настенька была жива, сомнений в этом не было. Однако девочка почти не среагировала на появление женщин, на заплаканную маму, подхватившую её на руки. Зеленые глаза, странно потускневшие и ставшие голубоватыми, не выражали ничего. И были пустыми, словно два зеркала. А взгляд был устремлен на реку. Никто в ту сторону даже не посмотрел. Только девочка видела два огромных синих глаза, жадно смотрящих на нее из-под нависших над противоположным берегом реки ивовых ветвей. Мальчонку так и не нашли.