***
В будние дни он едет на работу под болтовню радиостанций и постоянные мысли насчёт того, по какому поводу они схлестнутся в споре за ланчем или на месте происшествия. Доходит до того, что ему приходится заранее планировать варианты ответов на ёмкие, исчерпывающие формулировки оппонента — Кайзер жалит словом так, словно имеет под рукой не чемодачник с реагентами, а отбойный молоток, и Йоичи под его раздачей никак не может найти кнопку выключения.***
Уже внутри участка, прямо напротив двери в архив, в сдуревшей голове Йоичи неожиданно прорезаются некие анархические тенденции. Они настойчиво диктуют отвязаться от обаяния Михаэля и того навязчивого трепета, что пробивается в груди вместе с его улыбками, галантными приставаниями и тупыми подкатами, которые куда больше пригодились бы в реалити-шоу про миллионера и кучу силиконовых девок. Да, Кайзеру подошла бы такая. Вся из себя якобы особенная, модная, прохаванная о диетах и тренировках в зале. Зачем ему Йоичи, который занимается только дома и бегает исключительно по своему небольшому кварталу из-за нехватки времени? Зачем ему Йоичи, который за питанием так вообще не следит, потому что Кайзер на регулярной основе кормит его чем попало. Специально, наверное, сука. Точно, это всё специально. Йоичи вздрагивает. Он готов поклясться, что не ищет цели разозлиться с ничего, и всё равно накаляет себя до потных ладоней, трущихся друг о друга с мокрым шелестом. Крутится перед дверной ручкой, расхаживая из стороны в сторону, решает что-то, анализирует, и не в пример себе волнуется перед тем, как сделать самый главный шаг на сегодня. Его буквально колошматит от перегрузки, и сердце заезжает за ролики, но кого ебёт обстановка внутри, когда снаружи всё спокойно? Явно не тех трудоголиков, что стучат по клавиатуре за стеклянными дверьми за поворотом, и явно не самого Йоичи — неспроста же он сейчас так запарился. Частично сутулившийся позвоночник выравнивается так же резко, как согнулся, Йоичи грозно пыхает носом, точно бык, затравленный тряпкой, до которой невозможно дотянуться ни языком, ни рогом. Всё, что случилось за эти полгода или чуть больше — к чёрту арифметику, но двести три дня, — их сотрудничества, хочется стереть безвозвратно. Удалить, вычерпать из памяти сложенными в лодочку ладонями, облачёнными в резину. Да. Всё. Точка. Йоичи окончательно убеждает себя в правильности грядущего поступка, рывками поправляет футболку и распахивает дверь. Стоит ли жалеть о том, что она всё равно открывается без звука? Или лучше пожалеть о том, что Кайзер сидит в наушниках? Или о том, как былая уверенность при одном лишь взгляде на него вмиг уносится в плинтуса вместе с пульсом? Наверное, обо всём и сразу — Йоичи элементарно глохнет из-за того, что Кайзер не поднимает взгляда. Голову на отсечение всем и каждому, он тупо прикидывается, что не замечает появления своего напарника. Для чего? А просто. Просто чтобы в очередной раз показать, насколько якобы крут и недосягаем. Йоичи погромче закрывает за собой — захлопывает так, что дверной косяк пробивает тряской — и сводит брови к переносице, старательно скрывая то, что ноги в момент превращаются в аморфное, железистое нечто. Как. Же. Раздражает. Йоичи не может видеть, как его собственные зрачки тонут в радужке, не может осознать, что рабочие микросхемы между висками искрят и захлёбываются в ускорившемся кровотоке, и никак не хочет принимать того факта, что причина этому безобразию сидит полубоком к проходу, забросив ногу на ногу, будто ему там ничего не жмёт. Йоичи вот жмёт. Чуть-чуть. Но Кайзеру, естественно, до лампочки — он занят, он продолжает свой методичный постраничный обыск. Чуть прищуренные глаза размеренно бегают по тексту, до дрожи знакомые вихри вьюги гармонично роятся между его коротких ресниц. Виток розы на шее бледнеет инеем, и Йоичи между делом подмечает, что в Финиксе существует только один способ увидеть снег. Нормальной зимы тут не хватает, нормального, прежнего Кайзера тоже не хватает. Жилистая рука машинально хватается за низ несчастной футболки, грудная клетка Йоичи под ней рассыпается пазлом с кучей недостающих кусочков. — Что там у тебя? — спрашивает он не своим голосом, мелкими шажками пробираясь вглубь архива. Стойкий запах бензальдегида пролезает в ноздри, по светлой макушке разливается приглушённый электрический свет. Могильный холод пролезает за воротник и треплет хилый пушок на загривке. Йоичи неосознанно приглаживает его рукой. Кайзер коротко кивает в качестве приветствия и отодвигает стул. — Садись, — практически любезно приглашает он, убирая наушники в кейс. — Сейчас объясню. Всего пара слов, и намеренно раскочегаренная обстановка неуловимо перетекает в тривиальную плоскость. Вот так вот просто. Просто потому что Кайзер. Йоичи судорожно хватается за обрывки прежнего плана и прожигает сиденье затравленным взглядом — размещать свою пятую точку в опасной близости от Михаэля будет как минимум неблагоразумно. По-крайней мере, именно это неустанно твердит рациональный мозг, и именно из-за этого рыдает собственное самолюбие, только вот Йоичи, будучи влюблённым идиотом, который своего идиотизма упрямо не осознаёт, уже откидывается лопатками в спинку и пристраивается поудобнее. Кайзер молчит, зрачки пробегаются глазами по его длинным, стереотипно-аристократическим пальцам — ещё в том году Йоичи не поверил бы, что у мужчин бывают такие руки, — поддерживающим стопку пожелтевших страниц в воздухе. Дело Майерса? А он каким боком? — Ну? — мычит Йоичи вслух, не переставая слоняться мутным взглядом по синеватым венам, переплетающимися с витками вбитых под кожу шипов у обманчиво-тонкого запястья. Сложно судить, не прикасавшись ни разу, но чисто визуально руки Кайзера всегда были похожи на тончайший шёлк. Малбери класса А с вкраплениями пластизольной краски — Йоичи знает классификации на зубок и невольно засматривается. Кайзер показательно-тяжело вздыхает и сминает край страницы. — …Если без особых подробностей, то я случайно наткнулся на связь Холлов с делом Коллинзов и делом Батлеров, которые вы по своей ебанутости кинули в висяки, — нисколько не стесняясь в выражениях, заговаривает он себе под нос. — И теперь я пытаюсь найти общее со всеми судопроизводствами, на которые вы так же положили хер. Йоичи даже собирается кивнуть — наслышан уже о том, как старички пинают болты при любом удобном случае, — но Михаэль отрывает взгляд от древней макулатуры и метко стреляет им прямо в глаза. Ей-богу, как под рентгеновским излучением. — И ты, Исаги, при всём моём уважении к твоим красивым глазкам, тоже виноват в том, что убийца до сих пор на свободе, а я вынужден разгребать ваше дерьмо, — твёрдо отчеканивает он, тыча обвинениями на пару с пальцем прямиком в уязвимое солнечное сплетение. Вдоль позвоночника проносится ледяная капля. Следом — обломки крыш, град и ревущий торнадо, который засасывает в себя всё, что попадается на пути. Привет Канзасу, Техасу и Небраске, Йоичи тоже попал в своего рода аллею стихийных бедствий. Короткий ноготь деформирует ткань, скулы, уши и шея синхронно вспыхивают смятением в смеси с уязвлённой гордостью, как у влюблённой младшеклассницы, которую неудачно дёрнули за косичку. Йоичи ненавидит эти сравнения, поэтому резко сбивает с себя чужое запястье, вкладывая в шлепок всё и сразу. И отчаяние. И страх. И тщательно замаскированное обожание. Ведь руки у Кайзера действительно мягкие. — Да пошёл ты, высокомерная сука, — выплёвывает Йоичи, отодвигаясь подальше. Вспотевшие ладони цепляются за края стула по обе стороны от бёдер, скользят по обивке и хватаются снова, будто есть какая-то вероятность свалиться. В груди режется и колет. Кайзер хлопает скоросшивателем, тонкие брови ломаются у переносицы. — Что ты сейчас сказал? Снежные бури под ресницами пролетают по поджатым губам Йоичи, но последнему не страшно заморозиться — наоборот страшно перегреться. — Я не виноват в том, что на нас с тобой скинули это расследование, — торопливо выпаливает он, впервые за долгое время поддерживая зрительный контакт. — Не нравится — требуй перевод ещё куда-нибудь, мне вот эти твои доёбы без повода уже поперёк горла. Нужные слова сыплются одно за другим, ноготь проводит черту над кадыком, а кайма вокруг зрачка Йоичи так и переливается. Внезапная смелость сродни несказанной радости от премии, и быть аутсайдером в финальной битве совершенно не хочется. Длинные пальцы глухо хрустят — Кайзер сжимает и разжимает кулак. Йоичи буквально видит, как натянутые вены выпирают сквозь бледную кожу. Кривая усмешка Михаэля отправляется сторону стопок документов, он облокачивается на них рукой и внезапно отводит взгляд. Острая коленка долбит пыльный воздух, под побелевшими костяшками щёлкает крышка аирподсов. Надо быть слепым и глухим, чтобы не понимать, как охренительно-сильно Кайзер бесится. Бесится, но не уходит. Готов развязать холодную войну, но не говорит ничего в ответ. Будто бы расставляет всё по местам и обмозговывает услышанное, будто отчего-то сомневается в себе или в качестве подбора собственных ответов. — Что именно тебя не устраивает? — постучав ладонью по чьей-то истории разложения, на удивление спокойно вопрошает он. — Ты, — тут же подрезает Йоичи, вскакивая со стула. — Ты меня достал до такой степени, что я тебя скоро грохну. Кажется, именно последнее «грохну» становится непоправимой ошибкой — едва заслышав окончание фразы, Кайзер взвинчивается натянутой пружиной. — Даже так? — сверкает взглядом он. Гудящие потолочные лампы загораживает его затылок, тяжёлая тень укрывает точёные скулы, а в льдистых радужках собирается отражение ошалевшего лица Йоичи. — Ты же в курсе, что большинство серийных убийств совершаются на сексуальной почве? — ядовито шипит Михаэль, наклоняясь немного ниже. — Я вот думаю теперь… Пауза бьёт по затылку резиновой дубинкой и пробивает солнечное сплетение электрошоком. Йоичи сглатывает густую слюну. — Может тебя, мартышку вертлявую, тоже никто не ебёт? — со всей своей проницательностью вопрошает Михаэль. Его крашеный волос издевательски скользит по щеке, поднимая мурашки по загривку и вниз по плечам, терпкий запах хвои и кондиционера дурит рецепторы Йоичи похлеще отборной сативы. Прищуренные глаза напротив него наливаются вязким мраком, радужка окунается в зрачок, и Йоичи внезапно для себя теряется — Кайзер снова ничего не делает, просто глядит, рассматривает, как под микроскопом, но полосует щёки до красных-красных пятен. — Я не… — начинает было Йоичи. Михаэль морщится, как будто ему сейчас собираются втереть какой-то несусветный бред — похожая же гримаса искажает его идеальное лицо на допросах, во время собраний и при коммуникации с патрульными. — Я терпеть не могу враньё, детка, — едва уловимо играя желваками, шипит он. Йоичи собирается послать его снова — потому что опять эта блядская детка, — но рот резко зажимает что-то, и слова с грохотом валятся обратно в желудок. Что-то оказывается ладонью. Еле тёплой и сухой ладонью. Кайзер грозно качает головой, крепко прижимает губы и давит на щёки. В мыслях Йоичи творится хаос — надо бы оттолкнуть, надо бы въебать Кайзеру в его непревзойдённую челюсть, удар поставлен, силы достаточно — но пол будто уезжает из-под подошв, лампы над головой иллюзорно лопаются, а со стеллажей осыпаются скоросшиватели и папки. — Ни слова больше, окей? — склоняясь к уху, горячо шепчет Кайзер, и отпускает рот Йоичи только после согласного мычания в свою кожу. Разоблачительная речь с новым вдохом распространяется по телу — в паху просяще твердеет, запах хвои дурит рецепторы похлеще отборной сативы, а сердце подступает к глотке подстреленной птицей. Йоичи не может надышаться, Йоичи растерянно бегает глазами по чужому лицу и глотает воздух урывками, и это максимально хуёвый знак. Кайзер немного отстраняется. Пристально смотрит в ответ, ожидая момента, когда оппонент расколется. — Что, уже возбудился? Слишком провокационный вопрос, но да. Кадык живо ходит вверх-вниз по шее, грудная клетка судорожно вздымается — Йоичи не на шутку на нервах, потому что теперь его напряжение можно ощутить не только ладонью на губах и кончиками пальцев, сжавших щёки, но рукой на своей ширинке. Кайзер кладёт её внезапно, щупает легко и присвистывает с издёвкой, а в завороженных зрачках так и бушует февральская метель. Йоичи реально никогда не видел снега, да, но Йоичи видит распалённого Кайзера, и этого вполне достаточно, чтобы влететь с двух ног в лавину. — Так я был прав? — вполголоса произносит Михаэль, постукивая ногтём там. Вопрос, как и все предыдущие, слишком пошлый и очевидно риторический — Кайзер сам же улику трогает. В мыслях вопит израненный моралист и трудоголик, но Йоичи потупляет взгляд и закусывает край губы — он совершенно не хочет слушать чьи-либо речи и разбираться в том, как докатился до такого пиздеца. Он хочет Кайзера. — Давай решим всё без крови, мы же на службе, — будто прочитав нахлынувшую атмосферу, сопит тот, щекоча дыханием чувствительную шею. Неожиданно чувствительную, в смысле — Йоичи никогда не страдал гиперсексуальностью и никогда не думал о том, почему не шибко липнет к девушкам, покорно самоустраняясь при первом же отвороте. И нет, он не думал о своей ориентации до встречи с Кайзером — на минуточку, геем он себя всё ещё не считает, — но крепкие бёдра сами покачиваются на пробу и рывком толкаются в любезно подставленную мужскую ладонь. Толкаются так похотливо и вульгарно, что Йоичи закрывает глаза, стоически выдерживая неприятное трение и дрожь в икрах, и прижимается ещё, сосредотачиваясь на новых ощущениях — с девушками было иначе. Соблазнительное сопение в ушную раковину откровенно заводит нотками хрипотцы, Кайзер облизывается, его изящные пальцы дразняще гладят член сквозь мокрую тесноту джинс. Мурашки переключаются на бёдра, голова приятно пустеет и немного кружится, и Йоичи заранее и во избежание нашаривает чужие плечи и вгрызается в них ногтями сквозь футболку, не на шутку опасаясь сбоя в опорно-двигательном. — Как тебе демо-версия? — едва осязаемо прикусив мочку уха, со свистом мурлычет Кайзер. Его рука циклично массирует головку сквозь толщину шва на ширинке. Кончики пальцев шуршат по ткани, Йоичи импульсивно дёргается и поджимает пальцы на ногах, ощущая Кайзера всей своей длиной. Стопы гудят, как после долгой пробежки, яйца нещадно мокнут от проступившей на них испарины. Михаэль фыркает, бесцеремонно проталкивая ладонь между бёдер, грубо оглаживает промежность вдоль шва на джинсах, давит под яйцами и щекочет носом щёку: — Эй, королева, всё ещё хочешь меня убить? Убить уже не хочется — хочется опять ругаться на него, слать его на какой-нибудь далёкий хрен. Кровь пульсирует в щеках и толчками выбивает смазку, которая противно липнет к белью. Ещё немного, и трусы придётся выжимать, но Йоичи вновь идёт против самого себя, стягивает рот в тончайшую нить, раздувает ноздри и отрицательно мотает головой. Кайзер победно, крайне звучно усмехается. — Я же говорил, всё из-за недоёба. По праву лучший детектив-следователь. Просто лучший. Стоит только подумать об этом, как происходящее обретает совсем иной оборот — Йоичи даже не успевает понять, куда именно его толкают, но слышит грохот падающего стула позади себя и оказывается припечатан к чему-то ебически твёрдому. Глаза распахиваются до упора, чуть ниже пупка знаково щёлкает кнопка, в лопатки впиваются острые корешки. Стеллаж. Высокий стеллаж, который жалобно скрипит, готовясь разбросать дела по полу. Кайзеру абсолютно по боку перспективы похоронить себя и Йоичи на благо закона — он играет против правил, играет по своим собственным, вернее, и лезет сразу к своей цели. Коротко оглаживает живот — который интуитивно хочется втянуть поглубже, —спускается вдоль ложбинки ниже пупка, тычется носом в висок — рукой в бельё. Резинка отлипает от тазовых костей, ощущения такие странные, что Йоичи растерянно цепляет приоткрытым ртом шёлк чужих волос, выпускает в них шумный вдох. Собственные лобковые волосы под чужим давлением прижимаются к основанию члена, царапают и тиранят вздувшиеся вены, но вот взведённая плоть полностью ложится в прохладную ладонь Михаэля и Йоичи изгибается дугой навстречу со слабым стоном. Мама просила не лезть в хуйню. Мама, прости. — Нравится? — вопрос оседает смолой в животе и прохладной слюной на мочке — Кайзер даёт прочувствовать своё дыхание с точностью до кубического миллиметра. Йоичи старательно вбирает его поглубже, ощущая то, как длинные пальцы кольцуют его внизу и легко натирают его насухую, пока не добираются до головки. Йоичи даже мельком думает, что всё-таки выдержит, но Кайзер прижимается ртом чуть ниже челюсти, и мир переворачивается вверх тормашками. — Нравится, — самовольно заключает он, проскальзывая языком вниз по пульсирующей вене на шее. Всего одно короткое касание и один идиотский чмок, но Йоичи уже обнимает чужие плечи запястьями, обливаясь жаром вперемешку с холодом. Кайзер целует снова, увереннее облизывает над кадыком, и слабо, играючи прикусывает подбородок. Изо рта чуть не вырывается непоправимо-громкий стон — кое-как удаётся сдержать, — поплывшее тело ведёт немного вперёд. Йоичи нетерпеливо крутит бёдрами, подстраиваясь под ритм, который задаёт чужая ладонь — Михаэль замечает это, отрывистее двигает предплечьем и подхватывает под ягодицу свободной рукой. Худая кисть сжимает зад до жгучей, приятной боли вдоль бедра и протискивается к липкой от пота спине, оглаживая слитным движением вплоть до основания шеи. Футболка задирается выше, задевая соски, запах хвои с чужих волос намертво врезается в подсознание. Йоичи мечется внутри себя, крупно дрожит снаружи, мутный пытается сфокусироваться на брошенных на столе делах, ведь Михаэль сопит и пыхтит настолько шумно, настолько пьяно и ненормально, что Йоичи начинает казаться, будто бы весь Финикс скоро придёт дежурить под дверью. Нет, в Америке всем плевать, если ты не селебрити, но Йоичи всё больше мажет и затуманивает осознание — сгустившийся воздух в архивной с трудом пробивается в горло и с таким же трудом вылетает оттуда неумелым свистом. Член пульсирует в руке Кайзера, член попеременно, реагируя на руку Кайзера, и Йоичи вытирает взмокший лоб о собственную руку, кусает губы и скулит, неверяще перебирая густые волосы трясущимися пальцами. Он мог бы сделать больше, но также он опасается просчитаться — чёрт побери, он реально сейчас с парнем, со своим напарником, который исступлённо обсасывает его хрящ на ухе, щекочет своими прядями и ресницами, и дрочит ему. Ласкается к щекам носом, ласкается к ключицам языком, натирает влажную головку пальцем с таким усердием, что затылок машинально бьётся о скоросшиватель, а ноги разъезжаются вширь до болезненной рези по внешней стороне ляжек. Джинсы тянутся плохо, но Йоичи всё больше убеждается — губы Михаэля слишком классные для того, чтобы вспоминать про субординацию, и возможность раздеться до конца, а руки — блять, руки ласкают так умело, что хочется сдохнуть. Контраст между температурами двух разных тел приближает к экстазу, Кайзер осыпает быстрыми поцелуями всё, что попадается под его покрасневший рот. Его узкая ладонь по-прежнему придерживает за спину, но мышцы перекатываются под обеими, все мышцы плавятся и текут до влажных хлюпаний в окружении, и Йоичи уже не стесняется себя, не стесняется трогать чужое везде, где захочется, но замечает румянец между лепестками розы на тонкой шее и смущённо всхлипывает. Приходится уронить лоб в чужое плечо, вновь задаваясь вопросом, куда себя деть. Потому что смущённый Кайзер — это реально слишком. Хотя нет, слишком становится немногим позже, когда Михаэль одним ловким движением приспускает с себя штаны вместе с трусами и вгоняет собственный член к члену Йоичи. — Чёрт побери, почему я сразу не попытался так сделать? — прижавшись лоб в лоб, на вдохе спрашивает Кайзер. Твёрдая, крепкая плоть притирается вплотную к головке, Йоичи мельком глядит вниз — чёрт побери, зачем — и тут же сжимает ягодицы до звенящего зуда вдоль сухожилий, весь напрягаясь ниже живота. Так он чувствует Михаэля ещё лучше. Осязает гладкую, местами неровную кожу, осязает его бешеный пульс своим. Йоичи кажется, что он растечётся лужицей, пока наблюдает за тем, как чужие плечи на периферии мелко подрагивают. Да, замутнённое сознание уже не обращает внимания на неудобства — есть куда более стоящие вещи. Например то, как вздымаются собственные рёбра, как вьются чужие метели в окружении блестящих от испарины щёк, то, как Кайзер закатывает радужки к верхнему веку от удовольствия, как дрожат его ноздри на вдохах и выдохах, а блондинистая чёлка липнет к вискам. Йоичи нравится смотреть на него такого, ему просто нравится, что Кайзер переводит взгляд на губы, загоняя в снежную паутину, и легко прижимается к ним своими. Он надрачивает быстро, надрачивает резче, выскальзывает рукой из-под футболки и зарывается в жёсткий волос на затылке, придавливая ближе. Йоичи чувствует, как кончики пальцев отвлечённо путают его пряди, и ещё отчётливее чувствует, что Кайзер плотнее обхватывает их двоих. Руки продвигаются к его бёдрам и с силой обхватывают их сзади. Джинсовая ткань жжётся в ладонях Йоичи, железные мышцы под ними сокращаются — доведённое до предела возбуждение наливается тяжестью и готовится вот-вот лопнуть, но взгляд по-прежнему замечает всё нужное. И то, как чужая смазка ложится на плоть новой влажной пеленой. И то, как жарко и дурно Кайзеру, который внезапно поддевает губу скользким языком, проникает между с глубоким поцелуем и конвульсивно вздрагивает, выплёскивая в кулак часть себя. Йоичи вбивается в мякоть ладони, пачкаясь в чужой сперме, и понимает, что этот архив запомнит всё.