Mud on Your Feet

— Что он имеет в виду? — голос Цзян Ваньина срывается — Он тебе что-нибудь говорил об этом? Что-нибудь? Ты в самом деле не читал этого раньше? Он… он говорит так, будто не может во все это поверить. — Он не помнит, как писал это, — мягко напоминает Лань Ванцзи. Почерк Вэй Ина становится все хуже и хуже по мере написания писем. К последнему письму он почти неразборчив. Цзян Ваньин подавил звук — то ли от удивления, то ли от волнения когда его взгляд остановился на одном из писем. Его челюсть становится твердой и жесткой. — Он уже просил меня угадать. — О чем? — спрашивает Цзян Ваньинь, прищурив глаза и срывающимся голосом. — О том, что произошло. Я отказался отвечать. — Нам нужно прочитать остальные, — говорит Цзян Ваньинь, быстро встает и идет к столу Вэй Ина, — Он говорит о чем-то, Ванцзи. Он… — Нет. Голос Лань Ванцзи прозвучал грубее, чем он того хотел. — Что значит «нет»? Он не может… ему не позволено ограждать меня от этого дерьма. Разве ты не в бешенстве? Не злишься? Что его муж не смог этого услышать? Он рассказал все это Яньли, а не мне. Не тебе, — Цзян Ваньинь вдохнул и провел руками по волосам, — Он не имеет права так поступать со мной! Опять! Опять скрывать все дерьмо! Разве тебя это не выводит? — Я зол, — тихо говорит Лань Ванцзи, — Я зол на то, что Вэй Ин прошел через такое испытание. Я зол на то, что это происходит сейчас. Но не на него. — Почему? — раздается придушенный шепот. Ванцзи не колеблется, отвечая: — Должен ли я злиться на то, что мой муж страдает? Нет. Даже если он отказывается говорить мне, не мне оспаривать его решения. Мое право как мужа поддержать его. Цзян Ваньинь, как ты думаешь, какова твоя роль? Цзян Ваньинь коротко посмотрел на него, растрепав волосы, и медленно сел на колени. — Он мой брат. — Да. Он хочет снова стать братом тебе. — Он такой глупый. Просто дурак. — Вэй Ин энергичен. — Он не в порядке. Лань Ванцзи хмыкает. — Не в порядке. — Лань Ванцзи, если ты расскажешь ему что-либо из этого разговора, я убью тебя нахрен. — Мм. — У меня есть теория. И она тебе не понравится. Мужчина стискивает чашку с чаем, а затем выпивает его одним глотком. — Я догадываюсь, — шепчет он. Подготовка к тому, во что он полагал, вовсе не была достаточно мягкой для теории, которую пронес Цзян Ваньинь. Он чувствует, как его сердце разбивается, вспыхивает, пылает и сгорает все сильнее. Во рту пересохло, а горло сдавило. — Думаю, Вэй Усянь ел трупы в Могильных Курганах. Лань Ванцзи не может придумать другого ответа. Его рвет в ванной. Он считает, что должен был догадаться. Обязан был догадаться. Вэй Ин избегал определенных продуктов в годовщину смерти Цзян Яньли, в день, когда его бросили в Курганы и в годовщину его смерти. Мясо — нет. Также как и пряности, красное, перец, все обугленное или вареное. В те дни он совсем не жаловался на безвкусную еду, которую подавали в Облачных Глубинах. Ванцзи отплевывается в ванну. Вэй Ин упомянул приправленную свинину. Он хорошо помнил тот день. Он так волновался. Странствующий торговец из Юньмэна продавал небольшие порции хорошо приправленной свинины. Вэй Ин захотел попробовать. Это была годовщина их свадьбы. Он попросил, кокетливо приподняв бровь, намекая на нечто особенное, если Лань Ванцзи угостит его. Свинина пахла вкусно, выглядела приятно, а продавец был очень мил, когда протягивал Вэй Ину мясистый кусок, приправленный специями и юньмэнским соусом. Вэй Ин тогда взволнованно покрутился, широко и открыто улыбнулся, откусил кусочек и тут же замолчал. Продавец наклонился вперед, ожидая похвалы, и тут же увидел, что Вэй Ина рвет на пол. Лань Ванцзи быстро оттащил дрожащего супруга за здание, чтобы его еще раз стошнило. Вэй Ин долго и жалобно просил прощения, умолял, причитал, сопел, а потом попросил, чтобы они пошли домой. Лань Ванцзи не стал настаивать, и в дальнейшем их ночные развлечения были медленными и нежными, благоговейными и тихими. Вэй Ин лишь вновь извинялся. И теперь, осознав, что могла значить тогдашнее состояние Вэй Ина, Лань Ванцзи сильнее прислонился к бортику ванны, глубоко дыша. Он не мог собраться с силами, чтобы не обращать теперь на это внимания. Цзян Ваньинь собрал все воедино. Из бредней Вэй Ина. Но так ли это? Правда ли? Если да… Лань Ванцзи с трудом подавил стон. Если это правда, то Могильные Курганы оказывают на его мужа гораздо большее влияние, чем Лань Ванцзи мог себе представить. Это больно. Он так устал. — Лань Ванцзи? — Цзян Ваньинь распахивает дверь, челюсть его дрожит, походка шаткая, он опускается рядом с ним, — Это теория… — Теория, которая имеет весомые доказательства, Цзян Ваньинь, — прошипел он. Он откинулся на ванну, закрыв глаза, — Очень много доказательств. Я не… я не замечал. Что еще он делал? Вэй Ин… он провел там три месяца, Цзян Ваньинь. Пока мы смотрели, он страдал. И мы не справились. — Он страдает прямо сейчас, тупица. Так что мы… мы должны разобраться с этим. Как-нибудь. Я… ты можешь сыграть для него Очищение? Это может сработать? Раздается резкий и громкий треск, и Лань Ванцзи смутно осознает, что этот звук издала ванна. Вэй Ин любил эту ванну. — Нет, — выдавил он из себя, — Он не позволит мне. Никому не позволит. Лань Бия… что, если он не будет есть? Она сказала… в эпизоде… — Дыши. Мы… а твой ребенок? Где твой пацан? Думаешь, Вэй Усянь его послушает? — Сычжуй? — Да. Да, я ведь не тупой. Это тот самый малыш Вэнь, которого он таскал с собой, да? — Лань Ванцзы напрягся и медленно поднялся, стиснув зубы, — Успокойся, блядь, я не собираюсь проливать ничью кровь. Он довольно сносный. Вэй Усянь убьет меня, если я трону этого пацана. Лань Ванцзы сглотнул. — Да. Сычжуй — Вэнь. Я не знаю… влияют ли Курганы на его мысли, Сычжуй и Вэнь Нин должны приехать завтра. Я думаю, не будет слишком смелым, чтобы думать, что им может повезти больше, чем нам. Могильные Курганы… — Они видят в нас врага. Ланей. Цзянов. Меня. Думаешь, поэтому он использовал наши вежливые имена? — Я думаю, что Вэй Ин едва ли в сознании, Цзян Ваньинь. — Что? — спросил глава ордена, моргая и тяжело опираясь на руки, — Что ты имеешь в виду? — Я имею в виду, — говорит Лань Ванцзи, сев прямо и поправив халат, — что Вэй Ин ускользает. Быстро и сильно. Если раньше были попытки снова сбежать, сейчас они прекратились только потому что Вэй Ин не выспался и потерял сознание… — В следующий раз он может просто уйти, не обращая внимания на других людей, — простонал Цзян Ваньинь и закрыл глаза руками, — Пиздец! — Следи за языком, — хмыкает Лань Ванцзи безо всякого укора. — Следи за моим гребаным… за моим братом, о, великий Хангуань-цзюнь! Следит он тут за моим сраным языком, как будто у нас нет других проблем. Нахуй. Твоего мужа нахуй! Я не… я не понимаю. Почему мы не знали? — Просто потому, что Вэй Ин не хотел, чтобы мы знали, — говорит Лань Ванцзи сиплым голосом, — И я не могу его винить. Цзян Ваньинь отворачивается от него, прислоняясь головой к ванне. — Конечно. Вэй Усянь создан для того, чтобы молча страдать ради комфорта других. Но это не отвечает на вопрос «почему сейчас?». Почему? У них было три года, чтобы сделать это гадство, и только сейчас? — М-м. Я не знаю. Думаю, Сычжуй и Вэнь Нин будут удачливее. Полагаю, сейчас нужно сосредоточиться на том «как». Цзян Ваньинь вздохнул, покачав головой. — А что нам делать, если он продолжит? Если мы не сможем его раскусить? Лань Ванцзи, ты точно знаешь… — Не смей… — прорычал он, яростно и отчаянно, — Мы сможем. С ним все будет в порядке. — А если нет? — Цзян Ваньинь наклонился ближе, — Если дело дойдет до того, что он будет нападать на всех без оглядки, если он причинит кому-то вред, люди выпотрошат его нахрен. Старейшина Илин? Вернулся и стал предателем? Нападает на своего мужа и Облачные Глубины? Лань Ванцзи, мы с тобой не тупые, мы знаем, на что способен Вэй Усянь. — Думаю, будет лучше, если ты перестанешь… — Говорить? Нет. Нет, Вэй Усянь нестабилен, и мы должны готовиться к тому, что если мы не сможем его остановить, ордена потребуют его голову на блюдечке с золотой каемочкой, мы должны быть к этому готовы. — Я не причиню ему такого вреда… — У тебя может не быть гребаного выбора! — кричит Цзян Ваньинь, — Это каждый мерзкий, гниющий дух в Могильных Курганах! Но не Вэй Усянь! Вэй Усянь не нападает на тебя! Не доверяет мне! Не кричит на нас! И он сделает гораздо хуже, если ты не смиришься и не поймешь, что нам, возможно, придется пойти на нечистые вещи, чтобы вернуть этого тупицу, понял? У нас есть три варианта. Мы вылечим его, каким-то образом, мы сделаем это. И все получится, а потом мы убьем его за то, что он нас так волновал, потому что он мелкий говнюк. Второй — мы его не вылечим, он нападет на кого-нибудь, ордена устроят третью осаду и убьют его. Ты знаешь, какой вариант будет третьим. Ты ведь не тупой, — с усмешкой заканчивает он. Лань Ванцзи крепче вцепился в бортик ванны. — Лань Ванцзи, тебе нужно вытащить голову из задницы. Это чистая правда: мы имеем дело не с Вэй Усянем. Мы имеем дело с Могильными Курганами. Ты же понял? Цзян Ваньинь пихает его, лицо красное, все тело дрожит. Лань Ванцзи на мгновение теряет дар речи: удивление, шок, ужас и страх, холодный, липкий, жуткий страх, пробиваются сквозь его тело. Потребовалось некоторое время, чтобы обрести голос, мягкий и неуверенный, к которому он привык. — Я больше не потеряю Вэй Ина. Цзян Ваньинь насмешливо хмыкает: — Думаешь, я этого хочу? Так уж устроено это гадство. Ты должен признать, что это может оказаться бесполезным. Если мы не сможем… — Сможем, — спокойно говорит Лань Ванцзи, — Разве не ваш девиз — «Стремись достичь невозможного»? Цзян Ваньинь кусает себя за щеку, взгляд его холодный. — Да. К сожалению, Вэй Усянь тоже любит творить невозможное. Поэтому мы и оказались в такой ситуации. — Тогда мы тоже должны сделать невозможное, — тихо ответили ему.

***

Верный пунктуальности Ланей, Сычжуй прибывает на следующее утро в девять часов, яркий и улыбающийся. Лань Ванцзи чувствует гордость. Он позволяет себе краткий миг дерзкой привязанности: гладит сына по лицу и кивает. Сычжуй, кажется, удивлен таким вниманием, смотрит с любопытно, но не отталкивает руки. — Здравствуй, Сычжуй. — Мгм, — хмыкает Сычжуй. Он перенял эту привычку от Вэй Ина, — Здравствуй, А-Ди. Ваше письмо? В нем говорилось, что старший Вэй… ах, болен? Дядя выглядел… нервным из-за того, что вы написали. Должен ли я?.. — Мгм. Вас не попросят о помощи. Если вы хотите навестить Вэй Ина, вы можете это сделать. — Он не слишком болен для этой встречи? — спрашивает Сычжуй. — Нет. Ничего заразного, — он вздыхает, неохотно отстраняясь, — Будь терпелив с ним, Сычжуй. Цзян Ваньинь и я… мы полагаем, что здесь не все так гладко. Ты не знаешь, куда отправился Вэнь Нин? Я бы хотел его кое о чем спросить. — А, он должен быть в лесу на востоке. Там есть небольшой пруд, который ему нравится. Он кормит уток. От этой мысли Лань Ванцзи чуть не рассмеялся. Свирепый мертвец, страшный Призрачный Генерал, правая рука Старейшины Илин, кормит уток. Милая мысль. Он хмыкнул. — Спасибо, А-Юань, — говорит он, позволяя проскользнуть детскому имени сына. Сычжуй улыбается и кивает, — Если что-то случится с Вэй Ином, пожалуйста, не стесняйся об этом говорить. Он был… вспыльчив. — Я не боюсь. Я дам вам знать. Со старшим Вэем все будет в порядке, да? Лань Ванцзи заставил себя улыбнуться. — Я стремлюсь к этому, А-Юань. Кивок Сычжуя не успокаивает его. Он не может его винить. — Конечно. Если что-то случится, я дам вам знать. Всего хорошего, Хангуань-цзюнь. Когда Сычжуй уходит, Лань Ванцзи снова превращается в Хангуань-цзюня, облачаясь в толстокожего небожителя с непоколебимым характером. Простая задача может оказаться не такой простой, как думалось. Он надеется, что ненависть Цзян Ваньина к любому Вэню, с которым он сталкивается, немного поутихнет. Чуть-чуть. Хоть сколько-нибудь. Нервный Вэнь Нин так же плох, как и Вэй Ин, оставленный в тишине. Мало что получится. Только бы Цзян Ваньинь это понял. Лань Ванцзи наблюдает, как он сурово смотрит на Вэнь Нина, склонившегося у небольшого озера, как и говорил Сычжуй. Он действительно кормит уток. Мужчина удивляется, когда Цзян Ваньинь начинает кормить уток. Странно, но эта картина может точно может показаться Вэй Ину забавной. Он же, к сожалению, вынужден подавить смех. Вэнь Нин тихонько крадет немного семян из мешка, стоящего между ним и Цзян Ваньинем, и Цзян Ваньинь смотрит, как Вэнь Нин убирает руку. Так они ничего не добьются. — Вэнь Нин, — приветствует его Лань Ванцзи. Вэнь Нин поворачивается, мягко улыбаясь. Семена в его руке бегло выхватывает утка. — Приветствую. — Лань-эр-гунцзы! Здравствуйте! Надеюсь, мы не слишком задержались. — Мм. Напротив, как раз вовремя. У нас с Цзян Ваньином есть вопросы. — О Вэй Усяне, — говорит Ваньинь и подходит к мешочку с семенами. Вэнь Нин подталкивает его, и Цзян Ваньин хмыкает, — Он ведет себя чертовски странно. — В письме так и написано, Цзян-цзунчжу. Я… вы говорите, что в этом замешаны Могильные Курганы? Лань Ванцзи подошел к нему, сложив руки за спиной. — Да. Он напал на меня несколько ночей назад. Два дня назад был эпизод. Он рассказал… много чего рассказал. Вэнь Нин? Как много ты знаешь о Могильных Курганах? — Я жил там, Лань-эр-гунцзы. — Мгм. Я не об этом. Вэнь Нин сделал паузу, затем по-детски поджал губы. — Много лет назад Вэй-гунцзы взял с меня обещание. Я прошу прощения Лань Ванцзи вздыхает. — Я умоляю тебя, Вэнь-гунцзы. Пожалуйста, расскажи нам все, что сможешь. Не нужно нарушать обещания, данное Вэй Ину. Я понимаю ваше доверие друг к другу; я не хочу его нарушать. Вэнь Нин нахмурился и медленно опустился в сидячее положение, положив кулаки на бедра. — Было дано много обещаний. Я не могу описать конкретные… — Лунатизм, — вклинился Цзян Ваньинь, — Он когда-нибудь лунатил? Или говорил, что это не он бродит во сне? Когда глаза Вэнь Нин слегка расширились, Лань Ванцзи шагнул вперед и осторожно опустился перед ним на траву. — Вэнь Нин, ничего из того, что ты скажешь, не будет сказано Вэй Ину. Я беспокоюсь, он нездоров, и мне кажется, что Могильные Курганы воздействуют на него, я боюсь за то, что может случиться, если нам не будет ничего известно. Я прошу тебя как супруг Вэй Ина: пожалуйста. Вэнь Нин вздыхает. — Однажды Цзе поймала его во сне, когда он уходил из лагеря. Она догнала его только потому, что куда бы он ни ступил… было темно, Лань-эр-гунцзы. Обида разрывала землю. Она шла за ним, а он молчал. Он пытался… не знаю, как сказать. — Просто продолжай, — мягко призывает Лань Ванцзи. Цзян Ваньинь хмурится и бросает утке семечко. Она крякает ему, и он поднимается, — Подумай, а потом говори. — Вэй-гунцзы пытался вернуться в Курганы. Цзыдянь издал громкий внезапный звук. — Что? — Цзе поймал его раньше, чем он успел. Он был очень настойчив. Плакал и кричал, а потом набросился на нее, и она… вы понимаете. Они вернулись через шичэнь, измученные и уставшие. Вэй-гунцзы ничего не помнил. Мы объяснили это отсутствием надлежащего медицинского ухода, — он вздыхает, закрывая глаза, — Вэй-гунцзы был нездоров душевно в те времена. Цзян Ваньинь усмехается. — Мы знаем. Мы читали письма. Мы разговаривали с ним в это время. — Он хотел смерти, когда приходил в себя. Отшучивался на этот счет. Никогда не при А-Юане. Цзе ругала его за это. А бывали дни, когда он упорно желал остаться в живых. — Он пытался защитить тебя, — говорит Лань Ванцзи, и в его голосе звучит растерянность там, где он этого не хотел, — Это понятно… — Помилуйте, Лань-эр-гунцзы. Вэй-гунцзы был сосредоточен не только на этом. В те времена он плохо думал обо всех. О вас и Цзян-цзунчжу. Молодой госпоже Цзян, Цзян Ваньинь вздрагивает, не сводя глаз с Цзыдяня. Он передергивает плечами, челюсть напрягается, Он не пускал нас в город, был уверен, что в Курганах у нас все будет хорошо. А-Юань не подходил к нему в таком состоянии. Он кричал. Кричал, царапал кожу, вырывал волосы — все это. Это никогда не длилось дольше дня. Потом он терял сознание или Цзе его усыпляла. Лань Ванцзи сжал руки в кулаки. — А эти эпизоды? Он?.. — Мгм, — Вэнь Нин кивает. Прилетает утка и тихонько толкает его, прежде чем сесть на колено, — В те времена Вэй-гунцзы всегда был на грани. Присутствовал телом, но не умом. Однажды он расплакался над редиской, которую мы выращивали. Говорил мне и Цзе, как приятно, когда тебя так любят, когда мы такие хорошие и верим в его способности что-то обеспечить и вырастить. Не думаю, что это был Вэй-гунцзы. — Курганы, — прошипел Цзян Ваньинь. — Да. — Почему? Вэнь Нин покачал головой. — Это всегда происходило спорадически. Но в какой-то момент Цзе разгадала закономерность. — И когда это случалось? — Когда Вэй-гунцзы был спокоен. Счастлив. Не так напряжен. Он жалуется на то, что Курганы заговорили. Предлагали спасение и шанс. Он начинает спать меньше. Стал раздражительным. А потом, после нескольких недель отдыха, он появляется в хорошем настроении и прекрасно говорит. Только глаза у него никогда в такие моменты не были правильными. Лань Ванцзи хмыкает. — Его взгляд всегда был мутными, Лань-эр-гунцзы. Цзе все беспокоилась о сотрясении мозга, о котором он не сказал нам. Травма головы. Лань Ванцзи вздыхает, закрывает глаза и плотно сжимает губы. Цзян Ваньинь сдвигается с места. — Вот что в данный момент происходит. Вэй Усянь, он… как вы его остановили? — Цзе не смогла, — просто ответил Вэнь Нин, Становилось все хуже, и мы не знали, когда мы будем говорить с Вэй-гунцзы и когда будем говорить с Могильными Курганами. Она пыталась что-то сделать; но мы сдались до того, как все закончилось. Пробовали простую медицинскую помощь для Вэй-гунцзы и умиротворение для Курганов. Не получилось, мы… мы пытались поговорить один раз. С Курганами. Они замолчали при упоминании орденов. Цзяна-цзунчжу. Лань-эр-гунцзы. Дошло до того, что нам пришлось физически сдерживать Вэй-гунцзы, когда он начинал лунатить. — Сейчас он лунатит, — говорит Лань Ванцзи, — Он хочет вернуться в Илин. — Отпустить его — чистое самоубийство, — шипит Цзян Ваньинь, вставая, — Если Могильные Курганы влияют на него, то они должны знать, что если он что-то сделает, то его снова убьют. Хотят ли они, чтобы он… — на лице Цзян Ваньина что-то мелькнуло, затем он повернулся к Лань Ванцзи, — Они хотят, чтобы Вэй Усянь вернулся обратно. — Что? — вздохнул Лань Ванцзи. — Думай! Только подумай! Он… он замыкается в себе, злится, раздражается, доводит тебя до крайней степени отчаяния, пытаясь отправиться в Илин. А Курганы нечисты, в них бушует энергия Негодования. Какие условия были в прошлый раз, а? Почти, блять, такие же. Нет никакой мести, им не нужно. Они просто хотят его. — Они любили его, — шепчет Вэнь Нин, — Вэй-гунцзы всегда слышал духов в Курганах. Это было странно. — Эти чертовы души любят Вэй Усяня. Потому что он был уязвим и мог дать им шанс на месть. А сейчас? Теперь-то ничего нет. Я не… почему сейчас? Лань Ванцзи задумывается. А после почти сразу же печально отвечает. — Они оплакивали его, — говорит он. — Что? — Курганы оплакивали Вэй Ина. Как и мы. Мы оплакивали его, и все же он вернулся. Я думаю… думаю, не стоит позволять ему отправляться в Илин без присмотра. Цзян Ваньинь нахмурился. — Тут ведь есть «но», верно? — Да, — говорит Лань Ванцзи, медленно вставая, — Я думаю, чтобы это прекратилось, нам нужно позволить Могильным Курганам поговорить с ним. На их территории. Здесь, я думаю, они не чувствуют себя в безопасности. Или не считают, что Вэй Ин в безопасности. Вэнь Нин поднял брови. — Но ведь Вэй-гунцзы счастлив здесь, — шепчет он, — верно? Он бросает последний взгляд на Цзян Ваньина, который виновато отводит глаза. — Думаю, да, — говорит Лань Ванцзи, негромко и с нежностью, — Надеюсь, он скажет мне, если будет несчастлив. Я думаю, это связано с местом, а не с Вэй Ином. Мы… Гусу, Юньмэн, Лань Лин, Цинхэ — все были против него. Курганы были свидетелями нашей осады, были свидетелями всех действий, предпринятых против него. С трудом верится, что им понравится хоть кто-то из нас, — он вздыхает, низко и устал, — Неудивительно, что сейчас он реагирует враждебно. Мне кажется, если мы их сюда загоним, то третья осада может стать нашим концом. — Лань-эр-гунцзы? — Я думаю, — продолжает он, — Могут произойти две вещи. Большое Очищение, которое уже привело Вэй И… Курганы — в состояние крайней боевой готовности. Цзян Ваньинь в заключение покачал головой: — Или мы отведем его к Илин, и мы либо все исправим, либо станем третьей осадой. Он издал придушенный звук, встал и пошел в сторону озера, где плавало больше уток. Мужчина трясет головой, пиная грязь и траву. Вэнь Нин смотрит вперед и затем встает. — Лань-эр-гунцзы? — М-м? — Вэй-гунцзы нездоров. — Очень. — Могильные Курганы любят его. — Да. — Вы действительно отвезете его в Илин? Лань Ванцзи прикусывает язык. — Я намерен спасти своего мужа. На этот раз я не подведу. Вэнь Нин, когда это случится, я прошу тебя о любой помощи. Знания или сила. Ты очень важен для него. Спасибо тебе, Вэнь Нин. За заботу о нем. Лицо Вэнь Нина смягчается, и Лань Ванцзи чувствует, что его сердцебиение участилось. — Конечно, Лань-эр-гунцзы. Вэй-гунцзы… я обязан ему многим и в жизни, и в смерти. Я бы ни за что не изменил своего отношения к нему. Надеюсь, вы не сочтете это за оскорбление: вам повезло, что он у вас есть. Лань Ванцзи хмыкает, прикрывая глаза. — Я знаю, — шепчет он, — Я знаю.

***

Сычжуй приходит в Цзинши позже, потрясенный, бледный и с не совсем своей улыбкой. У Лань Ванцзи болит сердце. Когда Сычжуй садится за стол, его руки трясутся, и он старается не разговаривать во время трапезы. Лань Ванцзи и без того устал и измучен, поэтому нарушение одного правила не должно иметь значения. — Ты можешь говорить, — нарушает тишину он. — Это не старший Вэй, — быстро говорит Сычжуй. — Что он тебе сказал, Сычжуй? — Лань Ванцзи отставляет свою чашу с едой. Беспокойство закрадывается в душу, медленно, резко и недостаточно уверенно. — Я… я… Вы можете называть меня А-Юанем? А-Ди, пожалуйста? — Сычжуй смотрит на него, а Лань Ванцзи склоняет голову, — Простите, я волнуюсь. — Мгм. Я не возражаю, А-Юань. Так и буду делать. Итак, что он говорил? — Очень многое, — говорит Сычжуй, наклоняясь вперед. Он нахмурил брови, — Очень даже многое. О Вэнь Цине и дяде Нин, о нем и о курганах. Он все время называл меня А-Юанем, но это было не то… не то, как он обычно называет меня. Он спрашивал о… эм… моем первом воспоминании. О дереве. А-Ди, Ханьгуань-цзюнь? — М-м? — Он не в порядке. — Нет, — мрачно говорит Лань Ванцзи, — Нет. Мы с Цзян Ваньином попытаемся помочь ему завтра. — Могу ли я помочь? Могу ли я что-нибудь сделать? — Сычжуй наклоняется вперед, упираясь руками в стол, Могу ли я пойти с вами? Чем-то помочь? — Нет, — шепчет он, — Нет, боюсь, что нет. Все, о чем я могу тебя попросить, — это надеяться. Сычжуй замирает, прикусив губу. — А-Ди? — Мм? — Прости. Лань Ванцзи вздыхает. — Не нужно извиняться передо мной, А-Юань. Все будет… все будет хорошо. — Мгм. A-Ди? — Да, А-Юань? — Старший Вэй — хороший человек. — Мгм, — хмыкает Лань Ванцзи, — Да, хороший. Он вырастил хорошего ребенка. — Ты тоже меня растил, А-Ди. — Да, — мягко соглашается он, — Однако ты очень похож на Вэй Ина. Думаю, твои родители гордились бы тем, каким сильным юношей ты стал. Ты заставляешь меня и всех остальных очень гордится тобой, А-Юань. Сычжуй смеется, мягко и с придыханием, как и Вэй Ин. Это больно. — Спасибо, Хангуань-цзюнь. Уверен, они благодарны вам за то, что вы спасли меня, — Он потягивает чай, руки трясутся, — Во время осады Цзян-цзунчжу действительно убил старшего Вэя? — Нет, — быстро отвечает Лань Ванцзи, — Смерть Вэй Ина была… по его собственной воле. Цзян Ваньинь просто подтолкнул. Это не было причиной. Он так сказал? Сычжуй вздыхает. — Он сказал, что Цзян-цзунчжу и ты виновны в его смерти. За то, что бросили его. В том числе. Я думаю… завтра, если вы что-нибудь задумали… у меня не очень хорошее предчувствие на этот счет. — Нет, — шепчет Лань Ванцзи, У меня тоже его нет. Но это то, что должно произойти. Не обращай на это предчувствие внимания, А-Юань. Твой Сянь-гэгэ нездоров. — Мн. Я знаю. — А-Юань? — Да? — Тебе можно плакать. Сычжуй смотрит на него, в его глазах блестят непролитые слезы. Он фыркает и опускает голову, чтобы вытереть глаза. — Прошу прощения. Я просто… я все так детально рассказал. И… и ему будет очень плохо, когда он поймет, что натворил. Что он сказал. Ему будет так стыдно, а я не знаю, что сказать. Он столько всего наговорил! Лань Ванцзи молча поднимается на ноги, пересекает стол и садится рядом с сыном. Когда он притягивает Сычжуя к себе, тот податливо опускается, уткнувшись лицом в плечо Лань Ванцзи. — Я понимаю, — тихо говорит он, — Ты можешь на него злиться, если тебе это необходимо. Никто не будет на тебя сердиться. Сыжуй сдавленно вздыхает. — Я не могу. Я не могу злиться или расстраиваться, ни на тебя, ни на него, ни на Цзян-цзунчжу. Я не могу… не могу выразить это… открыто. — Никто не просит выражать свой гнев, А-Юань. Ты злишься? — Я… — М-м? — Да, — решает Сыжуй. Лань Ванцзи закрывает глаза, — Да, я злюсь с тех пор, как узнал. Я не думаю… не думаю, что я кого-то ненавижу. Но точно… я точно злюсь и хочу вспомнить многое. Узнать свою семью. Старший Вэй… Я не могу не думать о многом. О нем. Я думаю, что все уже давно знали об этом. Что мы должны были умереть. — Да. Все были в этом уверены. — Мне кажется, я злюсь больше, чем я мог себе представить. Я злюсь, что не помню своих родителей. Я злюсь, что мою семью гоняли. Я злюсь, что Старший Вэй погиб за нас. Я злюсь, что они убили мою семью. Я злюсь на то, что не помнил этого в течении тринадцати лет. — Злиться — это нормально, А-Юань. Люди без гнева просто идеальны. И никто не находит идеальных интригующими. Сычжуй вздохнул. — Старший Вэй находит вас интригующим, А-Ди. — М-м. Я его муж. Это его работа. Юноша фыркнул, уткнувшись лицом в плечо отца. — Не думаю, что мне захочется снова его навестить. — Ничего страшного, А-Юань. Он не будет тебя винить. — Я знаю. А-Ди? — М-м? — Я очень зол и думаю, что нарушу правило. — Какое? — спросил Лань Ванцзи, добавив в голос дразнящую нотку. Сычжуй отступает, хмурясь. — Где Цзинъи? Я бы хотел с ним сразиться. Лань Ванцзи тихонько смеется: — Мгм. Вероятно, на охоте. Сычжуй кивает, вставая. — И впрямь. Спасибо, А-Ди. Пожалуйста, дайте мне знать, как только сможете, как идут дела? Я не хочу снова потерять его. Это больно слышать. Лань Ванцзи улыбается, склонив голову. — Мы его не потеряем. Обязательно, А-Юань. Твой Сянь-гэгэ слишком упрям. Сыжуй улыбается, мягко и легко. Он и улыбается, как Вэй Ин. — Я знаю.

***

Вэй Ин… Могильные Курганы, кажется, не против этого плана. Вэй Ин улыбается. Но это не его улыбка. Эта — холодная, темная и мрачная, в ней нет ничего от того тепла, которое дарил Вэй Ин. Взгляд неясный, зрачки растворились в радужке, он бледен. Цзян Ваньинь с плотно сжатым губами наблюдает за тем, как Вэй Ин завязывает одежды. Могильные курганы завязывают одежды Вэй Ина. — Мы… мы не глупые, — начинает Вэй Ин. Лань Ванцзи вздрагивает, руки сжимает в кулаки. Голос Вэй Ина словно бы двоится, тает и превращается в эхо. — Вы знаете, а мы знаем, что вы знаете, — Вэй Ин пожимает плечами, — Ну и болваны, правда. Хотите привезти нас в Илин. Ради чего? Зачем? Ты не сможешь Очистить нас всех. Слишком много нас, слишком много лет все здесь просто жило. — Ты прав, — говорит Лань Ванцзи. Он смотрит, как Вэй Ин возится с одеждой, — Он крепко стягивает талию. Крепко. Ему нравится чувствовать себя защищенным. Вэй Ин бросает на него полный свирепости взгляд. — Мы не нуждаемся в вашей помощи. Что именно вы собираетесь делать? Цзян Ваньин, Цзян Ваньин, ай-я. Снова убъете его? Сбросите его, как Вэнь Чао? Цзян Ваньинь насмехается. — Тебе бы пришлось по душе, если бы мы так и сделали. Ты ведь именно этого и добиваешься, верно? Хочешь вернуть его обратно? Вэй Ин делает паузу и молча смотрит на Цзян Ваньина. Он делает шаг. Медленно, настороженно, как хищник, приближающийся к добыче. Цзян Ваньинь смотрит Вэй Ину прямо в лицо, и холодная усмешка сменяется улыбкой. — Тебе не все равно, Цзян Ваньинь? Не все равно? В первый раз ты… — Я потратил три месяца!.. — Три месяца — это слишком долго! — пропел Вэй Ин, взмахнув рукой, — Мы не видим смысла в твоем приезде. В первый раз тебе было все равно… — Вы говорили ему это? — Мы не стали его убивать. Это хотели сделать ваши люди, — Вэй Ин вздыхает, глядя на свои руки, — Чэньцин, — говорит он, — Лань Ванцзи, нам нужна Чэньцин. Сейчас же. Лань Ванцзи качает головой. — Мн. Чэньцин будет позже. Мы доставим вас в Илин, а пока не мешайте. После этого вы сможешь забрать её. Вэй Ин нахмурился, склонив голову. — Я не лгу. Не сейчас. Если вы нападете на нас во время полета, Вэй Ин упадет, а вы не сможете оказать ему должную помощь. Глаза Вэй Ина распахнулись, он нахмурился и осмотрел Лань Ванцзи с ног до головы. — А твой гуцинь? — М-м. В безопасности в Цзинши. Ванцзи находится в Цзинши, да. Но это не мешает ему держать в руках еще один. Тот, что он купил специально для Вэй Ина, если тот захочет научиться играть. Он был из черного дерева, гладкий, с нарисованными на боку камелиями. Процесс шел медленно, и Вэй Ин просил научить его только тогда, когда он был в состоянии стресса. Редкость. Однако мужчина каждый раз наслаждался тем, как он играет на нем. — Ванцзи — там, где я его оставил. Вэй Ин нахмурился, сделал шаг вперед и мягко взял Лань Ванцзи за руку. — Так и надо. Ай-я, что ты на самом деле задумал, Лань Ванцзи? — М-м. Сначала Илин, потом Вэй Ин. Вэй Ин прищурился. — Ты не можешь нас бросить. — Не могу. Никогда. Цзян Ваньинь с насмешкой отходит в сторону, уходя в заднюю часть лазарета. Через мгновение Лань Бия высовывает голову и протягивает Цзян Ваньину сумку. Вэй Ин замечает это, склонив голову. Поймав его взгляд, Лань Бия хмурится, а затем кивает Лань Ванцзи. — Хангуань-цзюнь. Счастливого пути. — Мгм. Непременно. Не хочешь ли ты отправиться сейчас, Вэй Ин? Глаза Вэй Ина скользят по его лицу, затем он отпускает руки и отходит. Больно видеть его таким. Он одет так похоже из тех времен, когда он звался Старейшиной Илина. Возникает соблазн схватить его и встряхнуть, позволить себе разозлиться из-за сложившейся ситуации. Но он не станет этого делать. Он может злиться и плакать сколько угодно, если все сложится так, как надо или не надо. — Да, Лань Ванцзи. А потом оставь нас в покое, — шипит Вэй Ин, глаза его темнеют и вспыхивают алым, — С нас хватит. Как и с вас. Лань Ванцзи ничего не говорит, челюсть его крепко сжата, губы сомкнуты. Вэй Ин аккуратно, шатко ступает на Бичэнь перед Лань Ванцзи и не желает никуда смотреть, кроме как в небо. Цзян Ваньинь на мгновение замирает, жестко и холодно глядя на него, затем наступает на свой Саньду. С весом Вэй Ина на Бичэне полет кажется в новинку. Тяжело. Страшно. Вэй Ин довольно хорошо балансирует на Бичэне, затем вздыхает и мило прячет руки в рукава. — Ты позвал Вэнь Нина? — спрашивает он, — М-м… Вот уж правда, я никак не могу понять тебя, Лань Ванцзи. Это бессмыслица, — он наклоняет голову вперед и назад, — Ты знаешь, сколько нам лет? — Нет, — хмыкает Лань Ванцзи, осторожно поднимаясь с места, — Вэй Ин редко упоминал о времени, проведенном с вами. О том, что вы ему рассказывали. — Старше даже вашего клана. Самый старший из… для нас это что-то новенькое. Находиться здесь. Некоторые из нас не дышали столетиями. Ты понимаешь, как это больно? Нет, не понимаешь. А Вэй Усянь нас понимает. Лань Ванцзи снова хмыкает. — Понимает. Цзян Ваньинь со вздохом поднимается со своего места на Саньду и смотрит исключительно на Вэй Ина. Тот поворачивает голову, затем улыбается и смеется. Коротко и с придыханием. Лань Ванцзи даже не заметил этого. — Ай-я, Цзян Ваньинь, Цзян Ваньинь. Какой злюка. Ай-я, когда он звал тебя, мы думали, что ты самый милый человек на свете. А потом мы увидели, что без него ты ничто, — Цзян Ваньинь вздрагивает, а Цзыдянь высекает искру. Глаза Вэй Ина пораженно расширились. — А? Ты что, собираешься нас выпороть? Это не одержимость, Цзыдянь не сработает, болван. Глупый Ваньинь, ай-я, второй лучший во всех проблемах. — Это не одержимость? — спросил Лань Ванцзи. — Конечно, нет. Одержимость — это сила. Грубая. Уничижительная, грязная, мерзкая и оскорбительная. Как будто бы мы могли причинить ему такую боль. Ты… ты так плохо о нас думаешь, Лань Ванцзи. Мы бы не причиняли ему вреда. Мы не такие, как ваши люди. Вэй Ин отворачивается от них, закрыв глаза и не желая их открывать. Потребуется немало времени, чтобы добраться до Илина. Очень много времени. Но Могильные Курганы, похоже, находятся под полным их контролем. Но не во власти. Оставалось два варианта: либо они медленно выманили Вэй Ина, либо Вэй Ин сам вышел. Второе не входило в рамки его характера, особенно в сочетании с его презрением к Курганам за пределами их взаимного уважения, а первое было трудно представить. Ни то, ни другое не имело особого смысла, но и то, и другое могло быть правдой. Если только они не солгали, и Цзыдянь мог бы быть использован. Из задумчивости его вывело напевание Вэй Ина. Тихое и спокойное, с успокаивающей интонацией. Он редко пел. И вообще редко что-нибудь напевает, кроме как вместе с ним. Чаще всего «Ваньсянь», но эта песня для Лань Ванцзи новая, Вэй Ин никогда прежде не исполнял ее. Выражение ужаса на лице Цзян Ваньина прочно засело в памяти Лань Ванцзи, а песня зазвучала. Мо Ли Хуа. Слова звучат медленно. Ужасные. Двусмысленные, идущие из самой глубины души Вэй Ина, от которых Лань Ванцзи становится дурно. «Какой красивый цветок жасмина.» — Прекрати, — говорит Цзян Ваньинь, — Это не смешно. За это… он бы тебя за это нахрен возненавидел. «Какой красивый цветок жасмина. Приятно видеть и приятно чувствовать аромат!» — Замолчи! «Белые листья и восхитительный аромат! Ты то, что я хотел бы сорвать, Подарить другим людям. О, какой же красивый цветок жасмина!» Он поет. Непрерывно. Не переставая. Цзян Ваньинь дрожит, лицо напряжено, а глаза его красные. — Больные ублюдки, — рычит он. Когда они с Лань Ванцзи встречаются взглядами, его челюсть подергивается, — Он когда-нибудь рассказывал вам об этом? — Он часто пел ее с нами, Цзян Ваньинь, — хмыкает Вэй Ин в середине песни. — Заткнитесь, мать вашу. Вы… вы не имеете права! Думаете, это дерьмо делает его счастливым? — Цзян Ваньинь? — спрашивает Лань Ванцзи. Вэй Ин, нахмурившись, протискивается вперед на Бичене. — Она научила нас песне, а они решили посмеяться над этим. Лань Ванцзи медленно понимает. Цзян Яньли. Вэй Ин снова хмыкнул, низко, вкрадчиво и мягко. — Он бы сам вас нахуй убил за это, — мрачно говорит им Цзян Ваньинь. Вэй Ин держит глаза закрытыми. «Какой красивый цветок жасмина. Какой красивый цветок жасмина. Приятно видеть и приятно чувствовать аромат! Белые листья и восхитительный аромат! Ты то, что я хотел бы сорвать, Подарить другим людям. Цветок жасмина, о, цветок жасмина.» Лань Ванцзи прикрывает глаза, заслышав, как задыхается Цзян Ваньинь.