***
В странной смеси обостренных чувств ему не приходится долго ждать. Ночью за ним приходит Лань Као. Тихий и сожалеющий. И Лань Ванцзи все понимает. Его сердце замирает, он злится. — Как это вы его потеряли? — спрашивает он, щурясь от холодного воздуха. Простая задача. Это была такая простая задача. Вэй Ин в это время был нестабилен. Последний подобный приступ лунатизма был, когда он напал на Ванцзи. Если бы он ушел и причинил кому-то боль, Вэй Ин не простил бы себе этого. Никогда. Лань Ванцзи останется с мужем, которого мучает чувство вины, еще хуже, чем раньше. — Как вы умудрились потерять его? — Далеко он не уйдет. Он спрашивал… Мы думаем, что это очередной эпизод. Мы его усмирили, Ханьгуань-цзюнь. — Усмирили? Где Вэй Ин? На улице такой холод. Лань Као вздохнул, затем кивком головы попросил Ванцзи следовать за ним. — Он просто хотел посидеть снаружи. Я уже не знаю, что делать. Я прошу прощения. Он не хочет ни с кем из нас разговаривать, не хочет ложиться спать. Вас не звал. Он не проснулся. — Ты должен был позвать меня раньше, Лань-дайфу. Это… Неважно. Мои извинения. Лань Као со вздохом качает головой. — Простите меня, Ханьгуань-цзюнь. Иногда можно пойти на поблажки. Этот эпизод кажется… под контролем. Я не беспокоюсь о нем. Но тут есть о чем беспокоиться. Очень о многом. Лань Ванцзи прикусывает язык, чувствуя вкус крови. Он в ярости. Они просто так потакали Вэй Ину и позволяли ему делать то, что ему заблагорассудится, когда все и так беспокоились, не натворил ли он чего-нибудь во сне. Он вздыхает. У него болит грудь. Он устал. — Где? — спрашивает он, не обращая внимания на звон в голосе. — Сюда, — тихо говорит Лань Као, отворачиваясь от Цзинши в сторону ворот Облачных Глубин. Лань Ванцзи не забывает взять с собой еще одну накидку для Вэй Ина. У нее более толстый внутренний слой. Задерживает тепло и не пропускает холод. Или наоборот. Это одно из любимых одеяний Лань Ванцзи, из тех, что у него есть; нарядное, светлое и великолепное. Он игнорирует крик, вырывающийся из него, загоняя его обратно в глотку. Похоже что Лань Као не беспокоится, тогда и ему не следует. Вэй Ин сидит посреди грунтовой тропинки, ведущей к Облачным Глубинам, ноги раскинуты в стороны, волосы распущены и растрепаны. Кажется, он не замечает звуков шагов за спиной в тишине. Просто тихое сопение, которое он издает, и пристальные взгляды стражников впереди — вот и все, что чувствует Лань Ванцзи. Так тихо. А Вэй Ин, оставленный в тишине, — это Вэй Ин, который уходит в себя, замыкаясь. Он делает шаг, собираясь успокоить его, но чья-то рука останавливает его, крепко схватив за плечо. Во рту пересохло. Цзян Ваньинь. Он выглядит измученным, взгляд тяжелый и темный, волосы неаккуратно заплетены в косу для сна, одежда в беспорядке. Он качает головой, сильные пальцы выхватывают у Лань Ванцзи его накидку и он грациозно направляется к Вэй Ину. А, Лань Ванцзи понимает. Тихо. Так тихо, что можно услышать капля росы сползает с листа. Это его визит. Он знает, что делать. Смутно, в глубине сознания, он задается вопросом, не так ли они с Цзян Яньли поступили в первый раз, когда это случилось. Он так уверенно движется к Вэй Ину, громко и заметно. В животе Лань Ванцзи зарождается дурное предчувствие. Возникает искушение оттащить Цзян Ваньина назад. Заставить его уйти, чтобы он все не испортил. Но тихо и медленно Лань Ванцзи осознает, что Цзян Ваньинь может оказаться необходимой поддержкой этим вечером. Его желудок скрутило и подступило чувство тошноты. — Что ты тут делаешь, Вэй Усянь? — слышит он вопрос Цзян Ваньина. Без издевки, нет ничего такого, но звучит раздраженно, — Холодно. Вэй Ин замирает, оборачиваясь, когда Цзян Ваньинь подходит ближе. Лань Ванцзи борется с желанием закричать, когда видит, что подбородок Вэй Ина залит кровью. Цзян Ваньинь замирает на долю секунды, затем спокойно возобновляет свой путь. Вэй Ин молча следит за ним взглядом. — Холодно? — прохрипел он. — Очевидно. Это Гусу. Это место ужасно осенью и зимой. Ты все время жаловался, идиот. Почему ты здесь? — Гусу? Мы в Гусу? — Вэй Ин переводит взгляд на Цзян Ваньина, севшего на земь примерно в двух шагах от него, с накидкой в руках и аккуратно подогнутыми под себя коленями, — Почему мы в Гусу? — Ты здесь со своим мужем, Вэй Усянь. — Мы… это нехорошо. То, что ты делаешь. Цзян Ваньинь склоянет голову. — А что я делаю, Вэй Усянь? Вэй Ин покачал головой. — Ты… ты продолжаешь это делать. Он не… никогда не был так добр ко мне. Я… ты не смешной. Или хороший. Когда делаешь это, — он вытирает лицо дрожащими руками, — Я не хотел. Он не должен быть таким хорошим. Я все испортил. — Ты замерз, Вэй Усянь, — спокойно говорит Цзян Ваньинь. Он встает на колени, направляясь с накидкой в руках к Вэй Ин, который настороженно смотрит на него, — Это вещь принадлежит Лань Ванцзи. Возьмешь? — Это не ненастоящее. — Конечно настоящее. Я же её трогаю, так? Вэй Усянь надул нижнюю губу, склонив голову в знак протеста. — Ты тоже не настоящий. Конечно, ты можешь ее потрогать. Это не впервой. Лань Чжань и Цзян Чэн — все одно и то же. Я не… и Вэнь Цин тоже. Я не идиот. — Нет, — говорит Цзян Ваньинь, — ты не идиот. Так что, если не хочешь заболеть, напяливай. Он осторожно подбрасывает накидку Вэй Ину, который лениво протягивает руку, чтобы поймать её, и глаза его распахиваются в момент, когда та попадает ему в руку. Он грубо отдергивает ладонь, словно обжегшись, бледнеет, глаза, налитые кровью, впиваются в сидящего рядом. — Ну, не пачкай ее, придурошный. У тебя, наверное, и белье</footnote> в беспорядке, да? Ты никогда не умел стирать его правильно… — Цзян Чэн? — Вэй Ин морщится, его голос слаб. — Что, Вэй Усянь? Лань Ванцзи внимательно наблюдает за тем, как Вэй Ин изучает лицо Цзян Ваньина, его брови нахмурены, а глаза расширены и лихорадочно блестят. Он протягивает руку вперед, задевая халат на пыльной земле, и задыхается. Через мгновение он хватает халат, притягивает его ближе и стискивает до побелевших костяшек. — Цзян Чэн? — Что, Вэй Усянь? — Цзян Чэн, ты настоящий? Взаправду? Цзян Ваньинь насмешливо фыркает и меняет позу так, чтобы сесть ближе к Вэй Ин. Он протягивает руку, терпеливо ожидая. — Да. Взаправду настоящий, Вэй Усянь. С терпением монаха он наблюдает за тем, как Вэй Ин нерешительно переплетает их пальцы. Вэй Ин вздрагивает, глаза его становятся еще шире, а когда он прижимает их ладони друг к другу, то издает сдавленный всхлип. И тогда он бросается на Цзян Ваньина, сбивая их обоих с ног и крепко обхватывает главу ордена. — Мне так жаль! — причитает он, — Мне так жаль, так жаль. Я правда… я хотел… шиди, мне так жаль. За Пирс Лотоса, и за то… за то, что оставил тебя вот так. Я так… хотел увидеть тебя и шицзе! Но они… я так хотел спасти их! Шиди, я так много им задолжал. И… и ядро. Ты узнал, узнал, и мне было так жаль, что ты узнал об этом вот так, — Вэй Ин уткнулся лицом в живот Цзян Ваньина, сопя и икая, — шицзе, — всхлипывает он. Цзян Ваньинь застывает, зарываясь руками в грязь, — Я не… Мне так жаль. Она… Цзян Чэн, мне так жаль. Если бы… если бы я умер, а она… она бы… — Заткнись-ка нахрен, Вэй Усянь, — голос Цзян Ваньина дрожит, — Прекрати говорить. Ты такой идиот. Честно. Для Лань Ванцзи и особенно для Вэй Ина становится неожиданностью, когда Цзян Ваньинь отстранил руки Вэй Ина от себя и притянул его к своей груди. Вэй Ин прерывисто икает, тело его изворачивается под неудобным углом, чтобы приспособиться к объятиям. — Ты такой тупой. Думаешь о том, что я был бы счастливее, если бы ты умер. Ты серьезно такой идиот. — Цзян?.. — Я не закончил! Серьезно. Никакого инстинкта самосохранения. Ты родился без него? Ты мне ничего не должен, Вэй Усянь. Ничего. Я был зол, так зол из-за ядра. Я был так зол, потому что ты никогда не говорил мне о нем. Не дал мне права выбора. У меня не было выбора, и ты решил, что лучше тебе страдать. Серьезно, какой же ты тупица! Иногда я правда тебя ненавижу! Вэй Ин шмыгает носом в плечо своего брата, он дрожит. Цзян Ваньинь вздыхает, отстраняясь, его красивое лицо в яростной гримасе. — Ты ужасен, ты знаешь? Охуительно ужасен. Он засовывает руки в свободные рукава, концами вытирает щеки Вэй Ина, вытирает ему подбородок. Его живот измазан кровью. Цзян Ваньинь качает головой и хмыкает. — Как будто твоя смерть вместо ее вообще улучшила бы ситуацию. Так глупо. Я настоящий и действительно злой, Вэй Усянь. Ты настоящий, и очень глупо с твой стороны думать, что она была бы счастлива, если бы ты умер. Она бы так расстроилась, зная, что она оттолкнула тебя тогда, не получив ничего. Ты это понимаешь? Вэй Ин снова всхлипывает, слезы быстро и тяжело скатываются по его щекам. Цзян Ваньинь успокаивает его, мягко, но излучая гнев. — Я… он хотел… меня… Я хотел, чтобы ты делал, что хочешь, — бормочет Вэй Ин, — Это было… Ты не был счастлив. Ты был подавлен. Он… Я!.. Я лишь хотел помочь! Я хотел быть хорошим братом! Я бы никогда… не хотел никогда ничего в ответ! Цзян Ваньиня хмурится и он бросает взгляд на Лань Ванцзи. Тот слегка качает головой. Цзян Ваньинь поворачивается к брату, вздыхая. — Ты был хорошим братом. И сейчас. Это не оправдывает того, что ты сделал это, не сказав мне. Бросил меня. Причинил боль нашей сестре и ее мужу, — губы Вэй Ина поджимаются при этих словах, — Ты чертовски тупой. Гений, но такой тупой. — Мне жаль, Цзян Чэн, — всхлипывает Вэй Ин, трясущимися руками цепляясь за одежду Цзян Ваньина, — Ты можешь… ты можешь ненавидеть меня сколько угодно, но я не… я действительно не хочу, чтобы ты ненавидел меня, шиди. — Ш-ш-ш, хватит болтать. Повернись. — Что? Цзян Ваньинь хмурится, хватает Вэй Ина за плечи и мягко поворачивает его лицом в сторону от Лань Ванцзи. — Повернись. Не двигайся, придурок. Если ты пошевелишься, я переломаю тебе ноги. После этого Вэй Ин замолкает, единственными звуками остаются тихие вздохи, которые он слышит. Лань Ванцзи, пользуясь случаем, тихо подходит к Цзян Ваньиню и наблюдает за тем, что делают его ловкие руки. Он чувствует, что смягчается, а в груди все стискивает странное чувство. Цзянские косы. Цзян Ваньинь заплетает традиционные косы клана Цзян из волос Вэй Ина. Он поднимает взгляд и фыркает, приметив Лань Ваньцзи. — Что? Ты должен быть тверд с ним, когда он в таком состоянии. Уходи, Лань Ванцзи. Заплети свои собственные волосы или еще что. Он тихонько хмыкает, скорее от удовольствия, чем от обиды, и отходит в сторону, наблюдая за попытками мужа и брата сблизиться. Отчего-то больно. Руки Цзян Ваньина трясутся, Вэй Ин практически дрожит, кровь все еще размазана по его лицу, а глаза слезятся, и им холодно. Однако он не произносит ни слова. — Цзян Чэн? — Что, Вэй Усянь? — Я скучал по тебе. Каждый раз, когда меня не было. Три месяца там. С Вэнями. Я много говорил о тебе и шицзе. Те тринадцать лет. — Ты помнишь это? — тихо спрашивает глава ордена. — Нет. Да. Нечетко. Все смешалось. Те три месяца… Это помню. Я пытался. Было холодно. Я, я был… было тяжело и темно. И ты был там. Но не ты взаправду. Только голоса. Всякие. Вэнь Чао толкнул меня. Я почувствовал, как треснуло множество костей. Вэй Ин вздыхает, закрывая глаза. Лан Ваньцзи и Цзян Ваньинь смотрят друг на друга глаза в глаза. — Я не мог… я звал тебя. Тебя, Лань Чжаня и шицзе. Это все было бесполезно. И было холодно. Громко. Темно. — Мы все время искали тебя, — быстро говорит Цзян Ваньинь, его пальцы соскальзывают с гладких волос. — Я знаю. Ты хорош. Был слишком хорош для того, что я сделал. Цзян Чэн? — Что, Вэй Усянь? — Я скучаю по тебе. У Цзян Ваньина стискивает горло, и он вздыхает. — Я знаю. — Цзян Чэн? — Что, Вэй Усянь? — Ты не рассердишься, если я тебя навещу? — Нет, — раздается шепот, — Только в редких случаях. От твоего присутствия в Пирсе Лотоса никакая работа не будет сделана. Из-за такого надоедливого тупицы, как ты, у всех моих учеников будут неприятности и их выпорют. — О, — хмыкает Вэй Ин. Он становится медленнее. Лань Ванцзи чувствует, как его собственные брови разглаживаются. — Цзян Чэн? — шепчет его муж. — Что, Вэй Усянь? — удивительно мягко спрашивает Цзян Ваньинь. Мягче Лань Ванцзи от него никогда не слышала. Он спокойно наблюдает, как Цзян Ваньинь завязывает заплетенные в косу волосы Вэй Ина, он делает это очень внимательно и аккуратненько. Цзян Ваньинь наклоняется к плечу Вэй Ина, вытирая его лицо рукавом. — Цзян Чэн, ты ненавидишь меня? — Иногда, — честно отвечает он. Вэй Ин хмыкает. — Цзян Чэн? — Что, Вэй Усянь? — спрашивает Цзян Ваньинь, снова мягко и спокойно. Вэй Ин откидывается назад, прижимаясь к его груди, и Цзян Ваньинь легко обхватывает его руками, аккуратно и крепко. — Цзян Чэн, ты великолепно справился с орденом. Дядя Цзян и мадам Юй были бы горды, если бы увидели. — Вэй Усянь? — М-м? — простое мычание. Лань Ванцзи делает шаг вперед, замечая, как безвольные руки Вэй Ина держатся за Цзян Ваньина. — Ты такой глупый. — Мгм. Цзян Чэн? — Что, Вэй Усянь? — мягкий шепот. — …люблю тебя, шиди. Цзян Ваньинь крепко опирается на плечо Вэй Ин, крепче обнимая его, и произносит следующие слова так тихо, что Лань Ванцзи почти их не слышит. — Я тоже, гэгэ. Он предпочитает отвернуться и сделать вид, как будто не услышал шепота. Им требуется мгновение, Цзян Ваньинь глубоко вдыхает и выдыхает, прежде чем поднимает Вэй Ина на руки, безвольного и спокойного, завернутого в теплую накидку, как в одеяло. Цзян Ваньинь рукой поддерживает Вэй Ина под коленями и спиной, а его лицо прижимает к груди. Лань Ванцзи делает шаг, чтобы забрать мужа, но Цзян Ваньинь в ответ свирепо смотрит на него. — Он не тяжелый, Хангуань-цзюнь. Я могу отнести его. Отвали, — Его губы подергиваются, — Нужно в лазарет. Он замерз. Лань Ванцзи сдерживает смешок. Возможно, у него не было сильной неприязни к Цзян Ваньиню. Максимум — легкое раздражение.***
Как и после каждого эпизода со сном, Вэй Ин просыпается медленно и дезориентировано. Это происходит на обратном пути в лазарет, и Лань Ванцзи приходится уговаривать Вэй Ина очнуться. Что очень сложно, поскольку Вэй Ин находится на руках у его брата. Еще труднее засохшую кровь на лице мужа и на одежде Цзян Ваньина. Первое движение — Вэй Ин издает очень раздраженный звук, напрягается и лениво открывает рот, чтобы выплюнуть кровь. Это беспокоит стоящего позади них Лань Као, даже если Вэй Ин, кажется, не обращает на это внимания в своем сонном состоянии. Лань Ванцзи почти готов просто отобрать супруга у Цзян Ваньинь, но тот лишь крепче стискивает Вэй Ин, вздернув подбородок. — Ты ведешь себя по-детски, — холодно и низко огрызается Лань Ванцзи. Цзян Ваньинь хмурится. — А ты прилипчивый. Собственник. Раздражающий…! — Вы оба слишком громкие, — невнятно проворчал Вэй Ин, утыкаясь лицом в грудь Цзян Ваньина, — Это так раздражает, ай-о. — Ага, — фыркнул Цзян Ваньин, поднимая Вэй Ина повыше, — Интересные у тебя эпизоды, Вэй Усянь. — Мгм. Тебе они нравятся? — Лань Ванцзи вздохнул, покачал головой и двинулся вперед, чтобы открыть дверь лазарета для Цзян Ваньина, — Мне вот нет. Они раздражают. У меня лицо липкое, почему оно липкое? — Твое тупое лицо все в крови, вот почему. Вэй Ин хмыкает, как будто в этом есть какой-то смысл. Ванцзи кусает себя за щеку. Он не должен привыкать к этому. Не должен. В этом нет необходимости. — Мне это нравится, шиди. Почему ты здесь? Почему ты несешь меня? — Что, ты хочешь, чтобы я тебя уронил? — говорит Цзян Ваньинь, фыркая. Лань Ванцзи предупреждающе хмыкает, хмуря брови. — О, успокойся. Я не… я не бросаюсь раненными братьями. Нихера, — Вэй Ин издает странный звук в объятиях Цзян Ваньина, усиленно моргая, — Что? — Ничего, ничего. Цзян Ваньинь сильно толкает Вэй Ина, а затем, громко вздохнув, швыряет его на кровать. Лань Као проходит мимо них, поджав губы, чтобы наполнить таз водой. — Нам нужно поговорить, Вэй Усянь. — О чем? — спрашивает Вэй Ин, вытирая ладонями засохшую кровь с лица, — Ты видел какие эти эпизоды. Нет, я не помню ничего, что я говорил, делал, что угодно. Нет, я делаю это не специально… — О Могильных Курганах. Вэй Ин замирает. — Цзян Ваньинь, — желает вмешаться Лань Ванцзи, делая шаг вперед. — Нет. Ты, — говорит глава ордена, указывая на Вэй Ина, — говорил. Обо всем этом. И что это был за маленький внетелесный разговор? Ты обращался к себе на «вы» и «он». Ты это делал. Ты говорил о Могильных Курганах. — Не обращай внимания, я ничего о них не говорил. Цзян Ваньинь фыркает. — Ты не будешь так поступать со мной, Вэй Усянь. Ты, тупица. Я думал… нет, ты будешь говорить со мной, потому что я хочу помочь тебе, даже если я тебя ненавижу. — Цзян Вань… — Завались нахуй, Лань Ванцзи! Вэй Усянь, ты же говорил, что мы братья, — он наклонился вперед, крепкие руки легли на плечи Вэй Ина. Трудно смотреть в затуманенные глаза Вэй Ина, пытающегося сфокусировать взгляд, на нижнюю губу и подбородок, на которых размазано красное, на руки, слегка опирающиеся на колени, — Так? Ты думаешь, мы все еще братья? Поговори со мной, блядь. Об этом. Потому что это то, что случилось с тобой в том месте. И ты чертов идиот, если думаешь, что я это проигнорирую. Вэй Ин хрипит: — Цзян Чэн, это не так просто… — Тогда скажи мне, что ты можешь! Что может помочь! Лань Ванцзи упомянул письма, — Вэй Ин встрепенулся, резко повернувшись к супругу лицом и широко раскрыв глаза. Тот виновато прикусил губу, — Ты пишешь беспрестанно, во сне… — Я думаю, тебе следует остановиться… — Вэй Усянь… — Я не могу… — Не отталкивай меня снова!.. — Хватит! — Вэй Ин кричит. Свечи гаснут, как от ветра, и тени ползут по стенам, извиваясь. Вэй Ин отдергивает руки Цзян Ваньина и смотрит на него мертвыми, холодными глазами. — Я… Я не могу. Ты… ты не можешь подталкивать меня к такому выбору. Я хочу быть братьями. Я хочу. Но я не могу. Не из-за Курганов. Не смогу. Я думаю… думаю, мне нужен перерыв. Я устал. Ты устал. Иди спать, Цзян Чэн. Цзян Ваньинь делает шаг вперед, вытянув руку. Лань Ванцзи перехватывает его за запястье. — Вэй Усянь! — Я сказал, иди спать, Цзян Ваньинь. Это становится сильным потрясением как для Цзян Ваньина, так и для Лань Ванцзи. Вэй Ин смотрит в ответ, слегка наклонив голову. Цзян Ваньинь отводит руку назад, мгновение смотрит на брата, тяжело дыша, прежде чем резко развернуться и уйти. Ванцзи же делает паузу, чтобы посмотреть на супруга, что смотрит на него безразлично и невесело. — Что-то не так, Лань Ванцзи? Да, молча решает он. Что-то очень не так. Вэй Ин улыбается, мягко и мило. Лань Ванцзи вздрагивает. Это не его муж.***
На следующий день Вэй Ин отказывается встречаться что с Лань Ванцзи, что с Цзян Ваньином. Лань Бия, хоть и раскаивается, но не пускает их в лазарет. Цзян Ваньинь, конечно же, спорит. Целительница твердо стоит на своем. — Это его выбор, кого принять, Цзян-цзунчжу. Мои извинения, — таков ответ, который они получают. — Херня собачья, — выплевывает Цзян Ваньинь, — Он ведет себя как ребенок из–за этого… — Цзян Ваньинь, — хмыкнул Лань Ванцзи, пряча сжатые кулаки в рукавах, — Хватит. Лан Бия вздыхает, заправляет короткую прядь волос за ухо и тяжело опирается на дверной косяк. — Что бы вы двое ни делали с ним этим утром, он не хочет говорить. Он не… никто не может пойти с ним на контакт. Никто. Он сам не дает. Я не могу прикоснуться к нему. — Что? — спрашивает Цзян Ваньинь, прищурившись. Целительница качает головой, скрестив руки на груди. — Я пыталась. Он ничего не принимает от меня, ни лекарств, ни помощи, ни успокоительного. Я беспокоюсь о том, примет ли он еду от меня. Что случилось? Лань Као сказал, что это было… очень лично. Цзян-цзунчжу сказал что-то, что вывело его из себя? — затем она склоняет голову, приподнимая бровь, и Цзян Ваньинь отворачивается с покрасневшими ушами. — Могильные Курганы, — тихо говорит Лань Ванцзи, — Эпизод этим утром… Вэй Ин… — он не может подобрать подходящее слово, — Я не знаю. Одновременно Вэй Ин и нет. Моя теория о влиянии Курганов на него все еще остается. Лан Бия хмыкает, затем опускает руки и громко вздыхает. — Вы поставили меня в такое сложное положение. Ай-я, Вы — лидер ордена и главный заклинатель, а толкаете моего пациента к повторному переживанию травмы. Как глупо, цзунчжу! Вы же участвовали в той войне, значит, понимаете, что неприятные воспоминания могут вызывать? Цзян Ваньинь закусывает губу, его челюсть дрожит. — Мгм. Я понимаю ваше беспокойство, но пока он не разрешаю кому-либо из вас войти в лазарет в качестве его гостя, я вынуждена отказать вам в посещении, если в том нет явной необходимости. Простите меня, Ханьгуань-цзюнь, Цзян-цзунчжу, — с этими словами она кланяется, поворачивается и закрывает за собой дверь. Лань Ванцзи задыхается от возмущения, а Цзян Ваньинь громко пыхтит. — Ты зашел слишком далеко, Цзян Ваньинь, — говорит ему Лань Ванзци, когда тот поворачивается, Вэй Ин не рассказал даже мне о Курганах. — Да, и пока мы не откроем ему рот, никто о них не услышит. Что бы ни накричало на меня прошлой ночью, он точно так не делает. Назвал меня «Ваньином», — мужчина качает головой, — Он назвал тебя «Ванцзи. Ванцзи моргает, затем закрывает глаза и вздыхает. — Он не называет меня Ванцзи. Никогда — Он назвал. Однажды. Вспышка воспоминания проносится в его голове, быстрая и неприятная. Он стискивает зубы и резко разворачивается на каблуках. — Да, — выдавливает он, — Однажды. Но больше никогда. Цзян Ваньинь усмехается, протягивая руку, чтобы схватить его за запястье. — Ты помнишь. Ты знаешь. Это та твоя теория? Начинай рассказывать. Всё. Это больше не лунатизм. Я не собираюсь смотреть, как он снова загоняет себя в угол. Когда ты понял это? Когда мы, наконец, только начали разговаривать, осталось недосказанным. Хватка Цзян Ваньиня становится крепкой, твердой и железной. Лань Ванцзи отдергивает руку, потирая запястье. — Я не отпущу его, — таково данное обещание, — Больше никогда. — Тогда выкладывай, Лань Ванцзи. Все, что он тебе сказал. С тех пор, как это началось. Что-то горячее разливается по груди Лань Ванцзи, согревая. Он закрывает глаза и вздыхает. — Какой чай ты предпочитаешь?***
Цзинши кажется холодным. Холоднее, чем за все два месяца, прошедших с начала эпизодов Вэй Ина. — Разговоры начались только после его первого осознанного эпизода, — начинает Лань Ванцзи, от его чайника исходит мягкий жасминовый аромат. Осторожными движениями он наливает немного чая для Цзян Ваньина, — Он считал, что должен был находиться в Илине. Он был в замешательстве от того, что находился где-то рядом с Гусу. Письма и разговоры во сне просто стали более пылкими впоследствии. Письма… они твоей сестре. Он не помнит, как писал их. Не помнит, чтобы писал о Курганах. Я их не читаю. И не позволю никому из нас читать эти письма. — Если он пишет о том, что могло быть там… — Это злоупотребление доверием, — огрызается Ванцзи, — Злоупотребление доверием для нас обоих, Цзян Ваньинь. Он доверяет мне, что я не посмотрю, и он доверяет тебе, как своему брату, что ты дашь ему личное пространство. Мы его нарушим. — И он даже не стал бы долго злиться на нас, — стонет Цзян Ваньинь, ударяя кулаком по столу, — Ладно. Хорошо, я понял. Сейчас я не понимаю, почему. Он был… прошло два года. Курганы видели его во время второй осады. Почувствовали его. Если это они, почему они сходят с ума именно сейчас? — Цзинъи принес кое-какие текста. О посттравматическом стрессе. Там говорилось, что мозг, когда чувствует себя в безопасности и контролирует ситуацию, позволяет воспоминаниям о травмирующих событиях всплывать на поверхность, поскольку организм может справиться с ними. Вэй Ин провел годы в небезопасной обстановке, будучи мишенью, испытывая страх и защищая невиновных. Теперь он помилован, замужем и находится в безопасности. У него есть дом, еда, орден, что поможет. Неудивительно, что могут всплыть плохие воспоминания. Мозг Вэй Ина, возможно, позволил ему справиться с этим. — Это при условии, что он хочет с этим смириться. Ты, очевидно, не понимаешь Вэй Усяня, если думаешь, что он справился бы с этим здоровым способом. Лань Ванцзи прищуривается. — Я просто имею в виду, Ханьгуань-цзюнь, что Вэй Усянь скорее выпьет собачью мочу, чем позволит кому-то узнать, что ему больно. Ты понимаешь, какой он. Я не думаю, что если бы не эти эпизоды, мы бы поняли, что что-то не так. А теперь он полетел головой. — Он не сумасшедший, — шипит Лань Ванцзи. — Я и не хочу сказать, что он сумасшедший! Наступила тревожная тишина; тишина, вызванная напряжением и раздражением. Лань Ванцзи вздыхает, закрывая глаза. — Он не такой. Я считаю, что могу безопасно предположить, что Курганы хотят, чтобы Вэй Ин вернулся в Илин по какой-то причине. Вернуться к ним. И… я не уверен, какова может быть причина. — И ты действительно не читал его писем? — Мгм. Он покажет мне их, когда будет готов. — А если он никогда этого не сделает? — Это не мое дело — принуждать его. Брови Цзян Ваньиня разглаживаются, опускаясь вниз. — Я не хотел его принуждать — начинает он, сжимая чашку, — Правда. Он просто… он говорил со мной… во время Аннигиляции Солнца требовалось так много времени, чтобы попытаться уложить его спать. Он скрывал от нас травмы, и мы узнавали о них только потому, что Цзе иногда обнимал его, и он тогда морщился. Он постоянно отключался, был злым, раздражительным. Иногда мне приходилось провожать его до палатки, потому что он не осознавал, что нужно это делать. Иногда он отказывался есть. Лань Ванцзи хмыкает, заставляя дрожание собственных рук утихнуть. — Ты волнуешься. Я понимаю. Но это все равно выбор Вэй Ина, рассказывать ли нам об этом или нет. — Он много кричал. Когда спал. Это никогда не длилось долго, но он не мог заснуть после этого. Цзе пыталась успокоить его. Однажды она дала ему успокоительное, — глаза Лань Ванцзи расширились, — Он тут же выбросил его обратно. Вместе с ее супом. Всего–навсего один кусочек, она сунула его в его бульон, и бульон с мясом разлетелся в стороны. Он ушел, немного поплакал, вернулся и все выпил. Что бы такого хуевого он не делал те три месяца, он не мог это переварить. Он вел себя хорошо, он вел себя сильно. Я знаю Вэй Усяна. Возможно, даже лучше, чем тебе хотелось бы верить, Лань Ванцзи. — Цзян Ваньинь… — Ты должны меня услышать: Вэй Усянь не послушает, пока ты не заумоляешь. Ты думаешь, это из-за Могильных Курганов? Не знаю, насколько ты прав, но это начало. Хоть какое-то начало. Вэй Усянь — это много чего. Он никогда не говорил мне, когда ему больно. Не так, как сегодня утром. Ты уверен? Уверенность тяжело горит в груди Лань Ванцзи, обжигая. — Да, — говорит он, — Вэй Ин нездоров, и я полагаю, что это связано с Могильными Курганами. Челюсть Цзян Ваньина напрягается, затем он откидывает голову назад и выпивает чай одним глотком. — Хорошо. Его письма к Яньли я хочу прочитать. Он так много ей рассказывал и… — он подавил дрожь в голосе, Лань Ванцзи слегка морщится, — Если он писал ей, но не помнит что, значит, это связано с тем, что здесь происходит. Лань Ванцзи, пожалуйста. Требуется мгновение, чтобы до него дошел смысл сказанного. Ванцзи вздыхает, медленно и мягко, затем осторожно встает и подходит к столу Вэй Ина. Слова Цзян Ваньина — это не простая просьба увидеть то, о чем Вэй Ин забыл упомянуть, не простая идея покончить со всем этим и уйти; это акт отчаяния, любви и паники. Он хочет понять, узнать ценность Яньли для Вэй Ина. В нем звучит просьба: позволь мне увидеть, что причиняет ему боль. Позволь мне узнать, как ему помочь. Цзян Яньли даже после смерти держит своих братьев рядом. Лань Ванцзи молча благодарит ее за любовь и выдвигает боковой ящик. Это ни в коем случае не толстая стопка писем, отнюдь. Вэй Ин пишет скупо, а последние письма были слишком неразборчивыми, слишком размалеванными. Лань Ванцзи местами лишь может разобрать слова. Вэй Ин не хотел их оставлять. Пальцы осторожно обхватывают письма, не обращая внимания на пятна и заломы, которые он может нанести бумаге. Они по-прежнему дороги Вэй Ину, запечатаны с невероятной любовью и заботой. Цзян Ваньинь смотрит на стопку, лицо его холодно. — Он все это написал? — Кое-что после ночных кошмаров. Самые яркие из серии его эпизодов. Кое-что он написал тебе. Однако не после ночных кошмаров. — Я пока не хочу их читать, — говорит Цзян Ваньинь, качая головой. Пока. В какой-то момент он этого захочет. Лань Ванцзи борется с улыбкой. Улыбка быстро исчезает, когда он приступает к чтению бредней своего мужа, написанных в эпизодах. В них много чувств и эмоций, которые Вэй Ин не разделяет когда бодстрвует. В них много личного. О Цзян Ваньине. Сычжуе. Цзян Яньли. Очень много. Это болезненно. А еще кошмары о курганах. Он борется потливостью, читая некоторые из них. «Дорогая Шицзе, моя самая прекрасная шицзе, Я не могу снова заснуть. Лань Чжань все еще спит, в тепле и не подозревает о моих приключениях. Приключениях? Моих недомоганиях. Недомогания — это сильно сказано. Кошмары. Это кошмары. Сегодняшний был о тебе. Вновь. Прости. Я никогда не хотел, чтобы тебе было больно. Я никогда не хотел ранить Цзысюаня. Поверь мне, я надеюсь, что ты верила, когда я говорил, что он мне не нравился, но был хорош для тебя. Он сделал тебя счастливой. Даже я мог это видеть. Сегодня ты снова умерла за меня. Лучше бы ты этого не делала. Ты спасла брата-неудачника, шицзе. Больше никогда. Я не позволю этому повториться. Каждый раз ты или Цзян Чэн попадаете в беду. Твоя кровь у него на руках. Он кричит над твоим телом. Цзинь Лин. Он не спрашивает меня о тебе. Он спрашивает Цзян Чэна. И это хорошо. Он хороший. Я не думаю, что заслуживаю произносить твое имя в иные дни. Может быть, вовсе не заслуживаю. Шицзе, шицзе, моя дорогая, милейшая, добрейшая шицзе, твой А-Сянь все еще любит тебя, и он надеется, что ты сможешь простить его.» «Моя дорогая Шицзе, Мне жаль, что я пропустил твою свадьбу. Я бесконечно благодарен за то, что увидел тебя в твоих одеждах. Ты настоящая принцесса, моя Шицзе. Сегодня ночью была ты. Снова. В своих одеждах. Ты не видела меня, Шицзе. Я пытался. Хватал, тянул и кричал. У меня не получилось. Ты была так прекрасна, Шицзе. Моя самая красивая шицзе. Твой А-Сянь любит тебя.» «Моя упрямая Шицзе, Твой А-Сянь сожалеет.» «Шицзе, Шицзе, моя прекрасная Шицзе. Я не помню, как делал это. Выплюнул твой суп. Держу пари, он был самым лучшим. Ты лучшая. Мое время в Курганах было холодным. Ты такая теплая, что это причиняет боль и обжигает. Я думаю, твой суп был теплым. Я замерзал. Какое-то время мне действительно хотелось просто свернуться калачиком и умереть. Я хотел просто заснуть и не просыпаться. Я так сильно любил тебя и Цзян Чэна. Я люблю. До сих пор. Я ни о чем не жалею. Цзян Чэн так зол на меня. Я не виню его. Правда-правда не зол. Я бы сделал это снова и понес бы те же последствия. Шицзе, ты знала? Ты знала? Втайне я думаю, что ты знала. Когда я отказывался есть. Ты так нежно улыбалась и просто просила меня выпить воды. Ты знала. Шицзе, иногда я ненавижу то, насколько ты умна. Шицзе, иногда я жалею, что ты не накричала на меня. Шицзе, иногда я сожалею, что не остался мертвым. Иногда я задаюсь вопросом, лучше ли отреагировал бы Цзян Чэн, если бы знал, что жива его сестра, а не я. Он не улыбается мне. Шицзе. Шицзе, моя дорогая шицзе. Мне так жаль. Твой А-Сянь надеется, что ты не знала, что он сделал.» «Шицзе, милейшая, дорогая Шицзе, Ты знала. Ты знала. Не может быть такого, чтобы ты не знала. Я не знаю как. Я не знаю, когда ты это поняла. Прокручивая в голове наши разговоры, ты поняла. Ты перестала класть свинину в мой суп два месяца назад. Ты перестала. Ты знала, но никогда не говорил об этом Цзян Чэну. Я не могу решить, злиться мне или нет. Я не хочу злиться. Правда-правда. Но ты знала, и это пугает. Ты рассказала ему? Откуда ты узнала? Я думал, что я мастер актерского искусства. Шицзе, Шицзе, я хочу ненавидеть факт того, что ты все знала. Я не могу. Сегодня ночью я истекал кровью. В грязи, в Курганах. Они звучали твоим голосом. А-Сянь, А-Сянь, А-Сянь. Снова и снова. Снова и снова, и снова, и снова, снова, снова, снова, снова, снова. Шицзе, я сходил с ума. Думаю, я сошел с ума. Они звучали как ты и Цзян Чэн. Возможно, ты была права. Насчет того, что я хочу остаться с Лань Чжанем. Я и его слышал. Теперь мы женаты. Шицзе, ты всегда была такой до смешного умной. Он любит меня. Теперь я это знаю. Мне жаль, что ты пропустила нашу свадьбу. Была лишь церемонию. Но мы и с тобой сбежали. Лань Цижэнь настаивал на церемонии. Чтобы все было правильно. Шицзе, ты когда-нибудь скажешь мне, что знала? Честное слово, я не хотел. Было холодно, темно, я умирал с голоду. Шицзе, Шицзе, моя дорогая Шицзе, ты бы возненавидела меня? Если бы я сказал тебе? Шицзе, я был так голоден. Я скучал по твоему супу. Инедия была потеряна для меня. Мое ядро в нашем дорогой диди. Он бы тоже меня возненавидел? Надеюсь, что нет. Шицзе, твой А-Сянь надеется на прощение.» «Шицзе, я все еще чувствую этот вкус.» «Шицзе, Шицзе, прекраснейшая Шицзе, Однажды Лань Чжань купил мне в Цайи тушеную свинину. Меня вырвало. Он лишь подумал, что я заболел. Шицзе, я не могу. В те времена Могильные Курганы были теплыми. Кровь и зубы, скрежет и разрывание. Шицзе, пожалуйста, не ненавидь меня. Твой А-Сянь этого не вынесет.» «Шицзе, я не могу уснуть.»