***
— Бля буду, эти костюмы слишком пидорские. — Надевай, и поживее! — Да знаю, на… Я сидел там же, где и вчера, и позавчера, и днём раньше. Вообще, все дни репетиции я провёл на этом стуле. Стол был непривычно пустым, ибо все плакаты разобрали для украшения стен и для выступления. Даже Мурка, все эти дни гревшая мои ноги, не была допущена в мою каморку. Руки совсем опустели, и я не знал, куда их деть. Но долго думать не пришлось, ибо они уже, по всей видимости, за меня решили, что я буду рисовать. Как ещё объяснить внезапно появившиеся из портфеля альбом и пенал? Мероприятие началось, сердце моё забилось быстрее. Чувство предстоящих проблем, скручивающее живот всё это время, из минуты в минуту становилось сильнее. Страшно представить, что будет к моменту нашего выхода, ведь начинается шоу с восьмых классов, а среди девятых мы по счёту третьи. Но всё это сейчас несущественно, времени до выхода ещё уйма. Будто в подтверждение этому, рука сама неспешно выводила линии. На листе постепенно появлялась девушка, одетая в платье. Её длинные стройные ножки украшали элегантные туфли, придавая ей шарм, несвойственный школьницам. На лице красовалась яркая, по-настоящему хитрая улыбка и надменный взгляд, смотрящий будто в душу. Образ довершала шикарная коса, которую красотка с нежностью держала в руках. Я приятно удивился сам себе, когда увидел результат. Смутила меня лишь поза Кати, которую она приняла на рисунке — сидящая на стуле, со слегка раздвинутыми ножками. — Глянь, какая красавица в красном платье! Я встрепенулся, услышав разговор уже знакомых уборщиц. Тело само развернулось в сторону входа в каморку и тут же наткнулось на Смирнову. Девушка, сложив руки под грудью, осматривалась по сторонам. Заметив меня, она едва улыбнулась и медленно направилась ко мне. И в самом деле красавица. От пят до макушки, хоть вечность любуйся. — «Чёрт!» — шикнул мысленно я и резко закрыл альбом, прекрасно понимая, какие вопросы у неё появятся от таких действий. Но лучше уж так, чем показывать разврат, придуманный моим больным воображением. — Так-так, Петров, и чего это мы так дёргаемся? Голос девушки властно прозвучал за моей спиной. Я замер, вдавливая обложку в листы со всей силой. Ну, и что в таких моментах говорят в комедиях? Наверное, я бы ответил, если бы смотрел их. Сейчас же я либо демонстрирую ей свои грязные мысли, воплощённые карандашом, либо нахожу в себе силы пробудить тот же задор, как в тот раз. — Неужели у тебя и со слухом теперь проблемы? — усмехнулась она. За спиной послышались шаги. Видимо, очередное выступление закончилось, и уборщицы решили, что самое время ретироваться. — Раз сам языком шевелить не хочешь, я тебе с радостью помогу. Боковым зрением замечаю руку Кати. Девушка, сделав пару шагов к альбому, хотела было уже схватить его, но я был быстрее. Резко встав со стула, я отдёрнул свою драгоценность и приподнял на уровень головы. Сердце часто стучало, ибо осознание происходящего не могло оставить меня равнодушным. Только что я, можно сказать, дал отпор Смирновой. Её зелёные глаза удивлённо распахнулись. Она пару раз хлопнула ресничками, будто ожидала чего угодно, но точно не такого. Сильно похоже на тот раз, хотя сейчас она, скорее, обижена. — Отдай, — протянула она руку в мою сторону, выставив ладонь вверх. Её личико мило нахмурились, и я уже готов был пойти на встречу, но что-то заставило идти дальше. — С чего бы вдруг? — спокойным на своё удивление тоном спросил я. И не только на своё, раз у Кати аж глаз дёрнулся. — Есть хоть одна причина? — Целых две! Я несколько опешил. Бровь сама изогнулась в немом вопросе. Девушка же упёрла руки в бока и высокомерно задрала носик, победно прикрыв глаза. Затем Катя легонько топнула одной ножкой, а потом и другой. Трактовка была очевидной: вот тебе первая, а вот и вторая. — Хочешь сказать, твои н-ножки в этом замешаны? — голос предательски дрогнул. Трудно сохранять спокойствие, когда твой оппонент заведомо прав. И судя по высокомерному блеску в её глазах, она ни на секунду не усомнится в своей позиции. — Ну очевидно же, глупый… — устало закатила она глаза и уже в следующее мгновение этот необычный, неизвестный мне блеск вновь зажёгся и был направлен полностью на меня. На лице вновь появилась фирменная улыбка. — Кто, по-твоему, пожирал глазами меня в тот раз, мм? Сердце ускорилось ещё сильнее. Во рту моментально стало сухо. Я запрыгал глазами от предмета к предмету, не в силах остановиться на чем-то одном. Спасения нет нигде. Девушка, будто чувствуя, как я поддаюсь, стала медленно приближаться ко мне, пронзая хитрым взглядом. Я непроизвольно сделал шаг назад, но она тут же резко сократила дистанцию, явно не намереваясь давать мне уйти. Я же решил воспользоваться своим главным преимуществом. — Э…Эй! Недовольная Катя, видимо, не ожидала такого хода. Впрочем, я и сам удивлён, что не воспользовался им раньше. Стоило-то всего лишь поднять руку и вуаля — наша разница в росте не позволяла зеленоглазке коснуться моего альбома. Даже каблуки не могли скомпенсировать это. И по всей видимости, осознание моего положения и созерцание беспомощности в данный момент Кати заставили меня победно ухмыльнуться. Или даже нагло, судя по тому, как зелёные глаза зло заблестели, стоило ей лишь взглянуть на моё лицо. — Хорошо, я покажу тебе. Но после выступления. Смелости хватило не только на ответ, но и на то, чтобы мягко обхватить её запястье и отвести руку в сторону. Её шелковистая кожа, на удивление, была крайне приятная. Я едва разжал руку. Она же необычным образом надулась, подобно ребёнку, и отвернулась. Кажется, на мгновение я вновь увидел румянец на лице Смирновой. И в самом деле схожу с ума… — Ну ладно, Петров… — непривычно тихо прозвучал её голос. В нём не слышалась обида, это было нечто другое. Ещё никогда я не слышал, чтоб Катя звучала так. — Но ты обещал, понял? — Ага… Я убрал альбом и пенал в портфель, невольно запустил пальцы в волосы, почёсывая затылок. Неужели я и в самом деле покажу ей этот рисунок? Может вырвать его? И не успел я зацепиться за этот вариант, как ведущий объявил о выходе девятого «Б», так что мы с Катей стояли рядом, раздумывая о предстоящем выступлении. И лишь сейчас я почувствовал, что возникшее волнение, томившее меня с раннего утра, куда-то отступило. Присутствие этой язвы удивительным образом отгоняло тревогу. Уж не знаю, магия это, или же самовнушение, но эта девчонка определённо странно влияет на меня, и я совершенно не знаю, что с этим делать. И пока я раздумывал об этом, поздно обратил внимание, как мой взгляд остановился на ставших до боли знакомыми колготках. Зелёные глаза вновь впились в меня. — Петров, ты и в самом деле извращенец… Надменный, с нотками хитрости голос пробил моё сознание. Я вышел из оцепенения и тут же встретил фирменную улыбку, не предвещающую ничего хорошего. И будто ощутив это каждой своей клеткой, я сделал шаг назад и споткнулся о стул, непроизвольно падая на него. Катя подошла ближе и наклонилась так же, как и в прошлый раз. — Ты и в самом деле фетишист, а? Никогда бы не подумала… — чеканила она с уверенностью, пока я старался смотреть куда-то в сторону стола. — А выглядишь таким невинным. Хорошо притворяешься, Антон… — Дело не в этом… — А в чём же? Катя не давала мне ни мгновения на передышку. Девушка будто решила расколоть меня здесь и сейчас, залезть в сознание и вытащить оттуда всё, что только под руку попадётся. Но я и в самом деле в этот раз думал не об этом. — Твои туфли… Наверное, их тяжело носить каждый день, верно? — наконец, выдавил я из себя то, что чувствую. Все эти дни я хотел спросить её про это. Она так старается на репетициях, всегда выкладывается на максимум. Думаю, не трудно предположить, как сильно она устаёт. — Мне мама рассказывала, как сильно устают ноги от каблуков. Вот я и подумал… — Нонсенс! — твёрдо ответила она, гордо выпрямляясь. — Я что, по-твоему не знаю собственных пределов, Петров? Для меня всё это — пустяки. Я вновь перевёл взгляд на её глаза. В них плескалась сила, уверенность. Лишь сейчас я понял, что ни у кого не видел такого взгляда. И тем не менее, есть кое-что, в чём ошибается даже она. Возможно, я пожалею об этом. Быть может, это разрушит ту магию, что возникла между нами. Но что-то тянет меня сказать это. — Ты ошибаешься, Катя. — Ну-ка поясни. Голос Смирновой звенел сталью. На мгновение мысль «я идиот» заполнила сознание полностью, не позволяя думать ни о чём другом. Пришло теперь чёткое понимание того, что магия, происходящая между нами все эти дни, может в один миг испариться. Ладони увлажнились, и я непроизвольно сжал их в кулаки. Я знаю, это нужно сказать, ведь это важно. — Я знаю, ты можешь разозлиться на меня, но я всё равно скажу это… — пытаясь успокоить свой голос, я выдохнул. Шум выступающего класса так и норовил отвлечь от нужных мыслей, но я стойко держал их в голове. — Катя… Все эти дни репетиции я наблюдал за тобой. Я сразу понял, что ты выкладываешься на максимум. Никто даже рядом не стоит с тобой, когда речь идёт о старании. С каждым словом уверенности становилось всё больше, но это не было похоже на ту уверенность, смешанную с дерзостью, когда я предложил ей воспользоваться моим плечом. В этот раз мною двигало что-то иное, и я никак не мог понять себя. Да и не важно это сейчас. — Если вспомнить, ты и в школе всегда выкладываешься на все сто процентов. Все эти дополнительные задания на оценку, дополнительные задачи… Ты всегда стремишься быть лучшей. — И я лучшая, не так ли? В её тон добавилось некое озорство. Похоже, Катя совладала с эмоциями и уже придумала ответы на что угодно. Однако что-то было не так в её поведении. Она не впивалась в меня своей фирменной ухмылкой, не прожигала взглядом. Девушка внимательно слушала, не отвлекаясь ни на что. Казалось, для неё сейчас существую лишь я. Но мне нужно продолжить. Я хочу, чтобы она услышала. — Люди, постоянно вкладывающие все свои силы, перестают чувствовать свои пределы… Вот, что я хочу сказать тебе, Катя, — внезапно для себя, твёрдо продолжил я, не переводя взгляд с её лица. Девушка на мгновение вздрогнула, её кулачки слабо сжались. — Я знаю, что не всегда тебе просто быть сильной. Знаю, что не всё получается с первого раза… — Петров… — Дай мне закончить, пожалуйста… Я стал волноваться, когда девушка подбоченилась. Видимо, она воспринимает мои слова, как некую издёвку, или даже оскорбление, поэтому нужно, наконец, закончить это. Хоть это не то время и место, но когда мне ещё выдастся возможность вот так с ней поговорить? Я не могу упустить этот шанс. — Я лишь хочу сказать, что… Ну, знаешь… — слова вмиг перестали выстраиваться нужным образом. Я облизнул сухие губы. — Мне… Мне не нравится, что ты притворяешься рядом со мной… — Ч-чего? — удивлённо-возмущённо воскликнула она. — Н-ну знаешь… Мы хоть и не друзья, н-но и не враги… Верно?.. — замямлил я, инстинктивно выставляя руки перед собой. — Н-ну, точнее… Наверное враги, но в перемирии?.. Между нами повисла тишина. Мгновением позже я внезапно осознал, что в актовом зале стало шумнее, чем обычно. Класс «Б» уже выступил, и дальше наша очередь, но по всей видимости, ведущий объявил перерыв. Впрочем, это не отменяет того факта, что Катя сейчас уйдёт. Развернётся, так ничего и не обронив, а после пустит новые слухи. Кто знает, что я заслужил за всё сказанное здесь? — Я… Просто хочу, чтобы ты могла доверять мне чуточку больше, Катя. Последнее предложение сорвалось с губ само. Я даже и не понял, как произнес его. Русоволосая вздрогнула, глаза её расширились в удивлении. Коса дёрнулась вместе со всем телом, когда девушка повернулась ко мне спиной. В последний момент перед этим я заметил наливающееся румянцем лицо. Или мне показалось? — Н-ну ты совсем дурень, П-Петров?! Тон её был полон возмущения, но вместе с ним смешалось что-то ещё, что мне трудно было распознать. Вот всё та же девушка, всё та же главная Змея всей школы, но что-то с ней определённо не так. Я не ощущаю прежней угрозы, прежней холодной ярости. И не хочу уходить от неё, или же отпускать её. Чего же я хочу? — Д-да, видимо… И в самом деле дурень… — тихо промямлил я. Смирнова медленно повернулась ко мне, теперь я отчётливо видел смущение на её лице. Девушка очаровательно отводила глаза, будто встреча наших взглядов может стать катастрофой вселенских масштабов. Её губы приоткрылись, а вместе с этим и моё сердце затрепетало сильнее. Быть может, сейчас я услышу то, что изменит наши отношения навсегда. — Анто-он! Мы дёрнулись от резкого звука. Катя спрятала лицо руками и отошла к противоположной стене от входа. Я же продолжал сидеть, совершенно не понимая, за что мне такое наказание. Уже через пару секунд в проёме показалась Ленка — симпатичная спортивная девушка с каре. Её серые глаза с прищуром прошлись по помещению, и на лице тут же появилась ехидная улыбочка. — Вот те раз, Петров, Смирнова… Я ничего не прервала? — усмехнулась она и тут же зашагала в мою сторону. — Простите, извините, но мне нужен этот очкарик. Девушка взяла меня за руку и повела к выходу. Оказавшись на сцене, я увидел полупустой зал. Большая часть оставшихся людей просто общалась друг с другом, но были и те, кто читал книгу, что-то писал, или же вовсе спал. Не успел я удивиться этому, как мы миновали ступеньки и направились к выходу. — Ну так может скажешь уже, в чём дело? — я потянул руку на себя, пытаясь жирно намекнуть ей, что надо бы отпустить меня. — Ой, извини… — хихикнула она и будто отскочила чуть в сторону. — Встретила внизу твоего папу, он попросил срочно привести тебя. Вот я и веду тебя к нему. — «Отец? Что могло случиться?» Мы быстро оказались на первом этаже. Я уже хотел было попросить Ленку пойти по своим делам, но она и сама без слов зашагала в сторону раздевалки. Ну а я же бегло осмотрел помещение и заметил знакомый пуховик и шапку. Отец сидел спиной ко мне, так что, вероятно, ещё не знает, что я здесь. Ну и ладно. В ином случае, я бы и подшутил над ним, но сейчас явно не время. — Ну вот он я. В чём дело? — Долго ты, Антон. Неужто по пути зажал эту девчонку? — Да ну тебя… — отец рассмеялся. Недалеко сидящий охранник также улыбнулся, став случайным свидетелем нашего разговора. Мне было неловко, так что продолжать этот спектакль и дальше не было никакого желания. — Ладно-ладно, не хмурься, — мужчина почесал бороду и полез в карман. В следующую секунду он протянул мне листок и несколько купюр. Нехилая сумма, точно не карманные. — Вот. Это мамин рецепт. Сходи в аптеку, когда закончите. Я уже не успеваю. — Хорошо… — несколько озадаченно ответил я. Вот значит как? Видимо, это всё же был не «просто кашель», как она говорила несколько дней. Быть может я поэтому и беспокоился всё время? — И да, позови сюда Олю. Подброшу её до дома. — Ладно, сейчас. Я сразу направился в библиотеку. Знаю, сестра не любит шумные мероприятия, так что всё это время она сидела там, где можно побыть в тишине. Очевидно, куда люди пойдут с такой целью в первую очередь. Хотя что уж там, я и был тем, кто показал ей это удивительное место уединения. Тем временем, со стороны актового зала стала доноситься знакомая мне музыка. Начало я уже пропустил, нужно успеть хотя бы к середине. Но похоже, планам моим не суждено сбыться, ведь оказавшись в нужном помещении, я не увидел вообще никого. — Какого хрена? Я потупил глаза в пол, почесал затылок. Дверь открыта, значит Зинаида Юрьевна — добрейшей души библиотекарь, не могла просто так куда-то уйти. И я точно помню, что Оля сразу же пошла сюда. Они должны быть вместе, так? Зная это, я смело уселся на диван в ожидании. Но минута сменяла минуту, а их всё не было. И хотел я было уже бить тревогу, как выйдя из кабинета, услышал смех младшей Петровой из соседнего кабинета. — «Ну точно же!» — стукнул я сам себя по лбу. Быстро достигнув двери, я постучался и открыл. Предо мной была старушка, показывающая белокурой девочке разные книги. Оля же, хлопая своими большими глазками, указывала пальчиком, какие хочет взять. — Оля, пора домой. — Антон? — Ох… Петров-старший. Сестрёнка и старушка почти одновременно поприветствовали меня. Даже немного неловко стало, что я так ворвался в хранилище. — Простите, но отцу правда нужно торопиться, он ждёт Олю, — я спокойно обратился к женщине, а после посмотрел вновь на сестру. — Давай быстрее. Старушка попрощалась с нами, не став вдаваться в сроки возврата книг. Это и понятно, ведь Оля тут постоянный гость, так что успеет в любой другой день. Я помог девочке с вещами и мы отправились к выходу, попутно захватив её куртку из раздевалки. Ну и как и можно было предположить, отец был недоволен такой задержкой. Кричать он, конечно же, не стал, но челюстью недовольно задвигал. Олю всегда смешила эта привычка папы, и этот раз не стал исключением. Она звонко рассмеялась, крикнула, что будет ждать у машины, и выскочила за дверь. Я же устало выдохнул с нотками разочарования. Похоже, выступление нашего класса уже закончилось. А ведь хотелось увидеть выступление Смирновой… — Антон, чуть не забыл ещё кое-что, — тон отца стал серьёзнее. — Что такое?.. — Я сегодня приеду поздно. Может и вообще только утром, — он почесал бороду, глядя мне за спину. — Дом на тебе. Еда ещё вроде оставалась, но если что — деньги под телефоном. — Ясно, я понял… Отец потрепал меня по волосам, надел шапку и вышел за дверь. Я же остался стоять какое-то время, пытаясь понять, как будет выглядеть мой вечер. Мама болеет — по-любому ляжет спать рано. Оля, видимо, опять заснёт у телевизора, прямо с пультом в руках. Ну а отец… Отец как обычно. Никогда не знаешь наверняка, чем именно он занимается. — И чем бы мне себя развлечь?***
«День Х» плавно подошёл к концу. В актовый зал я так и не вернулся. Уже после выступления девятых классов я наткнулся в туалете на Бяшу и Ромку. Ребята решили не прибегать к мерам осторожности и закурили прям там. Там же они и поведали мне, что случилось на выступлении. Теперь я чётко осознал, что было причиной моих беспокойств. Во время выступления Катя оступилась и не совладала с каблуками. Вместе с собой зеленоглазка уронила и одноклассницу. Но помимо этого, в самом конце Катя, видимо на нервах, совершенно не попадала в ноты во время исполнения песни. Но даже так, «второе место — это заебись» — как выразился Бяша. Оказывается, нам за него теперь обновят окна в классе. Парней интересовало, что было бы за первое место, но мне это казалось абсолютно ненужным. Все мои мысли были сосредоточены на Кате. Я не мог нигде найти её. Ни одноклассники, ни одноклассницы не знали, куда делась наша ябеда. Мне было предельно ясно лишь одно — помимо Смирновой пропала и её мать. А значит прямо сейчас между ними происходит то, что, вероятно, сильно повлияет на русоволосую. И я не хотел думать об этом. Не хотел, но мозг не желал меня слушать. Он активно вырисовывал мне образы Кати с заплаканным личиком и потухшими зелёными глазами. Яркий оскал, сочащийся уверенностью, превратился в тонко поджатые губы, скрывающие крик отчаяния. Изящные ладони сжимались в кулачки до побеления костяшек. В попытках стереть эти картины, я влетел в библиотеку, попросил несколько листов и карандаш, и сидел там до окончания выступлений, перебивая негативные мысли набросками портретов Кати. Вот она смеётся, вот она удивляется, смешно приоткрыв рот. Тут она ест пломбир, будто вместе с ним кусая взглядом и мою душу, а тут… — Антон, уже расходятся все. Ты не уснул тут? Я подскочил и тут же закрыл пустыми листами своё творчество. На лбу выступила капелька пота. Голова сама повернулась в сторону обеспокоенной старушки, и я постарался улыбнуться. Удивительно, как быстро прошло время. Теперь мне нужно возвращаться, и быстро попрощавшись с Зинаидой Юрьевной, я побежал к актовому залу. Сердце быстро колотилось, за ложечкой нещадно гудело. Странное чувство томилось в животе, грозясь выплеснуться в любой момент. Я вбежал в опустевшее пространство. Ощущение праздника покинуло это место. Вокруг рядов из стульев была мишура, серпантин, шарики и прочий мусор. Верхний свет был отключен, а солнце за окном уже угрожающе наклонялось к холмам — на Запад. Но взгляд мой тут же привлёк вход в каморку. Там ещё виднелся свет, и я не мог сглотнуть без усилий. Ноги, будто наполнившись ватой, сами понесли меня к ступенькам. Преодолев и их, я подошёл ближе. Тишина давила на уши. — Входи уже, Петров… Сердце пропустило удар и ускорилось. Катя сидит там, в моей каморке, и видимо, совсем одна. Я сглотнул в очередной раз, явно чувствуя изменения в её голосе. Из надменного, полного ехидства он стал тихим, даже робким. Воображение, будто дав сбой, не могло нарисовать мне картину этой Кати, и я не уверен, что хочу этого. Однако, пересилив себя, я вошёл. — П-поздравляю, Кать… Хорошо постарались, — тихо сказал я, медленно направляясь к столу, у которого сидела девушка. В этом тусклом освещении я видел лишь её спину, обрамлённую шикарным красным платьем, и не менее шикарную русую косу. Сама же Смирнова сидела неподвижно, сложив руки на столе. Она не смотрела на меня. Даже не шелохнулась. Противный комок сдавливал живот и поднимался к груди, не давая нормально дышать. Я ведь знаю, в чём дело. Понимаю, что происходит. Понимаю, что для неё поздравление в данном случае больше похоже на издёвку. Но я не знаю, что ещё сказать, как ещё поддержать нашу Змею. Я и представить не мог, что увижу когда-нибудь её такой. Тихая, беззащитная, подавленная — это не про Катю. Я рвано выдохнул, сжав кулаки в бессилии. — Ты ведь за портфелем пришёл, так? Я ничего не трогала, не переживай. — Да, я знаю… — нелепо ответил я, так же тихо, как и она. На мгновение я почувствовал себя оскорблённым предположением, будто я о ней такого плохого мнения, но это чувство улетучилось моментально. Оказавшись у стола, я положил руки на портфель. Пальцы сами расстегнули молнию и убрали рисунки русоволосой красавицы. Уходить не хотелось совсем. Рядом со мной сидит та, кому сейчас нужна поддержка. Даже Змея не всесильна, я ведь прекрасно понимаю это. Но понимания мало, чтобы помочь ей. — Ну и чего стоишь, Петров? Катя, наконец, взглянула на меня. Потухший взгляд в свете старых ламп больше не наливался изумрудным блеском. От прежней колкости не осталось и следа. Её пухленькие губки, манящие своей красотой всех парней потока, были поджаты, будто сдерживают бушующий ураган в сердце, но какое-то проклятье не позволяет ей показать этого. Сердце больно кольнуло, ведь именно это и рисовал так старательно мой мозг. — «И почему взрослые просто не могут поговорить друг с другом? Разве это не решает проблемы?» — прозвучала фраза сестры на задворках сознания. Фраза, которую она однажды озвучила во время очередной ссоры родителей. Поговорить. Просто поговорить друг с другом. — Катя, я хочу поговорить с тобой, — твёрдо заявил я. Девушка убрала руки со стола и откинулась на спинку стула, по-прежнему смотря на меня. — Я знаю, сейчас не лучшее время, но другой возможности может и не быть. Зеленоглазка моргнула и слабо улыбнулась. Сердце больно сжало. Смирнова же, отодвинув стул чуть дальше, развернулась ко мне полностью. Она вновь закинула одну ножку на другую, но на этот раз я и бровью не повёл, продолжая смотреть ей в глаза. — Ладно, Антон. Раз уж это так важно, я выслушаю… — почти смиренно произнесла она. В голосе ни капли надменности. — Катя, я вижу, ты не в порядке. И не отрицай это, — твердо продолжал я. Чувство, будто способность Ромки говорить, не думая о последствиях, внезапно пробудилась и во мне. — Я знаю, это не моё дело. Знаю, что ты можешь разозлиться на меня… Дыхание кончилось быстрее, чем я ожидал. Сердце, пусть уверенности в словах и много, колотится по-прежнему быстро, отдаваясь ударами в висках. Я выдохнул и опёрся о стол, прямо рядом с портфелем. Мой взгляд вновь упал на Катю. В ней что-то изменилось. Отрешённость будто медленно вытеснялась чем-то, что я не мог описать. — Я не буду просить тебя раскрыться мне, я просто права не имею на это, но… Я хочу быть тем, кому ты можешь пожаловаться на проблемы. Хоть в школе, хоть по телефону… — Хах… — неоднозначно усмехнулась она. Тонкие пальчики обхватили косу. — Пожаловаться… Поныть, ты имел ввиду? Прямо как ты, когда не справлялся с сочинением? Голос Смирновой всё ещё был робким, но с каждым словом в нём становилось больше силы, больше яда, ставшего привычным мне. Я невольно улыбнулся и девушка будто заалела. Я не мог не ликовать, наблюдая за изменениями. — Как я? Хах! Да можешь и хуже, если хочешь! — Боюсь, хуже уже некуда! Мы оба неловко усмехнулись, будто давние приятели, хоть таковыми ни разу и не являлись. Я вдохнул полной грудью, мысленно благодаря сестру за наставления. Кажется, будто всё в мире заиграло правильными красками, когда в голосе этой гадкой девчонки вновь послышались едкие нотки. Ну разве можно меня называть нормальным после этого? Волнуюсь о главной сплетнице, что пыталась отравить мне жизнь с первых же дней. Рисую её… Ещё и жаловаться на жизнь прошу! «Ебанутый, на!» — послышался знакомый голос в воображении. И я, видимо, вынужден с ним полностью согласиться, ибо нормальный никогда не стал бы говорить то, что скажу сейчас я. — Помочь переобуться?.. — Чего-чего? — уже наглее улыбнулась девушка, и я почувствовал, как на сердце стало теплее. — Петров, да ты и в самом деле фетишист! — Ну что ты… — улыбнулся я. Уверенность, на удивление, не покидала меня, даже не смотря на столь пикантную ситуацию. — Просто я подумал, что и так ничего сегодня не делал полезного. А так хоть какая-то помощь будет, верно? — Да неужели? И если я расскажу об этом другим? — А мне всё равно, как-нибудь переживу, — не кривил душой я. На мгновение брови девушки приподнялись в удивлении. Улыбка всё не хотела сползать с моего лица. — В каком-то смысле, для меня это даже честь. Катя залилась румянцем. Даже такое тусклое освещение не могло это скрыть. Как и моё сознание больше не могло отрицать очевидное — Катя. Способна. Смущаться. И девушка, будто чувствуя, что я понял это, отвела взгляд. В её глазах зажигался тот самый огонёк, в котором я так нуждаюсь. — Помочь хочешь, говоришь… — она впервые с начала нашего разговора оголила клыки, и по телу тут же пробежала волна мурашек. — А по-моему ты просто хочешь потрогать мои ножки, Петров. Да-да! — Н-ну… Как бы… — Хм… Ладно, раз ты настаиваешь… Помоги мне… Я не мог поверить в услышанное. Сердце, и так колотившееся всё это время, зачастило ещё сильнее. Дыхание окончательно спёрло и в горле пересохло. Комок необычного, приятного волнения разливался в животе. Я, стараясь не думать слишком много, с трудом сглотнул и неуклюже направился к уголку, в котором покоилась сменная обувь Смирновой. Вернулся к девушке я уже на ватных ногах, и так же неуклюже присел перед ней. Дрожащей рукой я едва коснулся голени. Катя шумно задышала. Пальцы нежно прошлись по нейлону, едва нажимая на ткань. В груди приятно закололо. Я аккуратно, будто держа сокровище, приподнял её ножку и осторожно повторил то же действие, что и она в тот день. Туфля податливо освободила изящную пяточку, и я ловко, насколько это возможно в моём состоянии, освободил и остальную часть стопы. Опьянённый происходящим, я обхватил её, аккуратно проведя большим пальцем по изящному своду. — Т-ты… Всегда такой… Нежный?.. — Я… Нежный… — невнятно промямлил я, не в силах совладать с собственным языком. Приподняв голову, я встретился с зелёными, по-новому блестящими глазами Кати. Они пристально наблюдали за мной, за каждым моим действием, каждой эмоцией. Щёки тут же обожгло. Я поздно осознал, как далеко зашёл. Рука неловко отпустила ножку девушки, и я тут же перешёл ко второй туфле, подгоняемый собственным, ставшим невыносимым, смущением. Руки совсем не слушались, я снова коснулся Смирновой, и она рвано выдохнула. Пальцы вновь освободили пяточку девушки, а после и всю стопу. Едва поставив туфлю, я тут же отвернулся от Кати и вцепился руками в свои же волосы, намереваясь встать, но не тут-то было. Только сейчас, когда руки перестали ощущать мягкость девичьих ножек, я смог сконцентрироваться на других ощущениях. А именно на невероятно крепком, буквально каменном стояке. — Т-ты чего?.. — пролепетала она вопрос, не отойдя от только что пережитого опыта. Видимо, моя попытка подняться была и в самом деле странной. — Да нет… Всё в порядке, — нагло врал я, пытаясь найти способ совладать с монстром в штанах. Ещё никогда у меня не было такой эрекции. — Просто голова закружилась… Мы продолжали сидеть — я на полу, припав на одно колено, она на стуле, всё ещё не обувшись. У меня, как и у неё, могу поспорить, в голове полный бардак. И вряд ли кто-то из нас понимает, что именно только что произошло. Я всеми силами пытался отвлечься, вспоминая все самые неприятные моменты своей жизни, но все мысли всё равно сводились к обладательнице шикарной косы и потрясающий ножек. — А вы чего это ещё тут? Тишину, прерываемую лишь нашим дыханием, прервал теперь и голос незнакомой мне учительницы. Едва увидев её я вспомнил, что она ответственна за актовый зал. — Вы хоть знаете, сколько уже времени? Марш по домам! Мы быстро поднялись и собрали свои вещи. Скомкано извинившись перед женщиной, мы в молчании направились в сторону выхода. Я кое-как умудрялся прикрывать свой ствол портфелем, а Катя, красная, как варёный рак, смотрела в пол перед собой. Так мы и дошли до раздевалки. Руки сами надели куртку да шапку. Так же на автомате попрощавшись с охранником, мы оказались на крыльце. Никто из нас не двигался дальше. Мы будто продолжали переваривать всё случившееся. Холодный ветер, глухо завывая, совершенно не сдувал смущение. И лишь сейчас я осознал, что у меня ещё много дел. — Л-ладно… Я, пожалуй, пойду… — пробормотал я. Язык всё ещё отказывался двигаться так, как мне нужно. — А-ага… — Звони, если что вдруг, Кать… — Д-даже в… выходные?.. — Да… — И… Даже ночью?.. — Угу… Я двинул вперёд, бросив напоследок «пока». Не знаю, ответила она мне, или нет. Мой мозг просто не способен сейчас работать. Мне нужен холодный душ. И как можно скорее.***
Вечер готовился уступить место ночи. Мороз, на удивление, отступал. Я с досадой взглянул за окно, прямо на плывущие в нашу сторону свинцовые тучи. Усталый вздох сам сорвался с уст. Закрыв окно, я уже хотел было прилечь, как сестра решила нарушить мои планы наглым стуком в дверь. — То-оша-а! — Чего? Я даже не скрывал раздражения. Этот день высосал всё из моего организма. Мне просто необходимо лечь и забыть хотя бы десять процентов того, что произошло сегодня. — У нас нет хлеба! И молока! — жаловалась Оля. Уже представляю, как она загибает пальцы. — И даже печенье кончилось! — Ну и что? Купим завтра, — терпеливо ответил я, за что тут же получил словесную взбучку. — Завтра?! Братец, ты с ума сошёл?! — ругалась она, пару раз топнув ножкой. — Мы все эти дни начинали утро с печенья! А без молока ни один день не проходит! Ну же, пожалуйста… Я выдохнул так, будто на мои плечи навалился вес всего мира. Ни минуты покоя даже дома. — …«Бочка Рустама» ещё работает… — Хм… — Антон, я папе скажу…***
Чем старше маленькая засранка становится, тем меньше она маленькая, но больше засранка. Поверить не могу, что сегодня я вспоминал её с благодарностью. Сейчас же, сунув руки в карманы и шагая под уличными фонарями, я едва сдерживаю желание купить её самое нелюбимое печенье. Я его всё равно не ем, а ей уроком будет, как не нужно общаться с братом. — Мама, смотри! Я ненароком обернулся в сторону кричащей детворы. Снег даже в темноте отлично позволял видеть три невысоких силуэта, скачущих около снеговика. Из небольшого окна показалось лицо женщины, а после дети рассмеялась, видимо, увидев реакцию матери. Я и не заметил, как остановился, наблюдая за этим. Когда мы в последний раз проводили время похожим образом? Дело ведь не в снеговике, или чём-то подобном. Я просто не помню, когда мы могли вот так всей семьёй посмеяться от души. Утопая в подобный мыслях, я довольно быстро вышел на улицу с примечательным зданием из красного кирпича. Неказистое, старое, оно было окружено дырявым сетчатым забором. На крыше горела лампочками лишь одна надпись — «очка уста». Видимо, денег владелец на ремонт вывески так и не нашёл. Я буднично подошёл к крыльцу магазина. На него был вход сбоку, и деревянная дверь, как и всегда, раскрыта. Несколько ступенек, и вот очередная тускло освещаемая раскрытая дверь, ведущая налево. Не церемонясь, я поворачиваю и открываю следующую дверь, идущую прямо за раскрытой дверью. Колокольчики приветливо оповестили хозяина о новом посетителе. — Анто-он! — вышел ко мне мужчина восточной внешности с густой бородой. Такое чувство, будто он знает всех в этой дыре. Так я и простоял у кассы минут десять. Даже когда все покупки были сложены в любезно предоставленный пакет, владелец не хотел отпускать меня так просто. Ну не мог он не спросить и про Олю, и про маму. Да и отца не забыл. Разумеется, дальше последовали вопросы о моей успеваемости в школе. Приправой для разговора стали наставления на будущее, которые я, по его мнению, будто никогда и ни от кого не слышал. Выходил я из магазина уже порядком раздражённый и тут же у входа чуть не столкнулся со знакомой пожилой парочкой. — Тоша, сынок, не беги так… Чего это ты так поздно на улице? Иди-ка домой! — просипела старушка. У меня не вышло бы разозлиться на неё даже при всём желании. — Молодая кровь, карга! — вмешался дед. — Не учи молодых жизнь жить! Поздоровавшись с ними и извинившись за столь опасные и резкие манёвры, я уже хотел было спрыгнуть к входной на крыльцо двери, как замер, заприметив краем глаза странную реакцию пожилых людей. Прежде чем войти в магазин, они пару секунд высматривали что-то лежащее на полу, за распахнутой дверью. Я не мог не удовлетворить своё любопытство. Подойдя ближе, я опустил взгляд в область, едва освещаемую светом мерцающей старой лампы. Глаз зацепился за металлический блеск. Что-то больно щёлкнуло в груди, и осознание резко влетело в голову. — Катя! — сорвался с места я. Ну конечно, как же я сразу не заметил эти сапожки? Ни у кого ведь таких больше нет! Оказавшись у двери, я рывком оттянул её на себя. Воображение активно вырисовывало картины окровавленного тела русоволосой девчонки. Её бледная кожа со множественными гематомами, кровоподтёками. Безжизненные глаза, неспособные больше фокусироваться. Сухие, потрескавшиеся губы. Я невольно зажмурился, пытаясь пересилить себя. Мне нужно успокоиться. Мне нужно… — Вишня? Вопрос сам сорвался с моих губ, стоило мне учуять запах. Я приоткрыл в удивлении сначала один глаз, затем второй. Передо мной лежала Смирнова. Спина зеленоглазки прислонена к кирпичной стене, а голова лежала на старой, едва теплой трубе. Её шикарное дорогое пальто измазано грязью и облеплено снегом, шапка также испачкана. Обе руки слабо сжимали бутылку вина. — Пиздец, блять! — буквально прорычал я и выхватил вино из рук девушки. Вернее то, что от него осталось — пара жалких капель. — А… Антон? — она подняла на меня стеклянные глаза. На лице показалась слабая улыбка, сделавшая её совершенно непохожей на себя. — Катя, ну какого хуя?! Ну ёбаный по голове, а?! — продолжал причитать я, не понимая, на кого злюсь больше. На неё, за то, что поступила так безрассудно? Или на себя, за то, что ушёл, не подумав о ней? — …Антон… Не ругайся на меня… И лишь сейчас, справившись с первым шоком, я обратил внимание на детали: красные, заплаканные глаза, искусанные губы. Катя пыталась справиться с проблемами, но не сумела. Просто не нашла подход, и вот она здесь, лежит пьяная перед входом в магазин и получает от стариков презрительные взгляды. И чем я лучше этих двоих? Пришёл, начал орать… — Прости, Кать… Я просто напугался. Иди ко мне, — попытался как можно мягче говорить я. Пульс вновь отдавал в виски. Аккуратно приподняв её, я развернулся к девушке спиной с присел на корточки. — Обними меня, я помогу тебе. Смирнова послушно обвила мою шею руками и опустила их вниз, на грудь. Я же взял её под колени, вновь ощущая ткань колготок. Устроив зеленоглазку поудобнее, я осмотрел место, в котором она лежала. Варежка раз, варежка два. И ключи. Все находки тут же оказались разложены по моим карманам, а я же спустился вниз, осторожно держа на спине самый дорогой груз из всех, что когда-либо доводилось держать. Ветер, стоило выйти, тут же вдарил снегом в лицо, и я зажмурился. — И что же мне с тобой делать, дурында?.. Вопрос, ожидаемо, останется без ответа. Нести её домой? Но там Лилия Павловна. Что она скажет, увидев свою дочь в таком состоянии? Что она подумает обо мне? Да и в конце концов, они ведь поссорились накануне. Полагаю, это и сподвигло Катю к таким действиям. — «Ну так неси к себе, в чём проблема?» Я замер, будто получив смачный удар сковородкой по голове. Подобный вариант хотелось гнать прочь, а себе — хорошенько зарядить по лицу. Нести к себе? Смирнову? Это даже звучит нелепо. Что мне с ней делать-то? Что я родителям скажу? Ладно ещё ночь выйдет спокойной — мама спит, папа придёт поздно. Но Оля? Да и вообще, как сама Катя отреагирует на пробуждение в моей кровати? Но не могу не отметить, что на это можно взглянуть и с другой стороны. Например, Катя не разругается с Лилией Павловной ещё сильнее. Вероятнее всего, отмазать я эту наглую девчонку перед её мамой смогу, но вот цена этого вопроса весьма высока. Зато Лилия Павловна успокоится и не будет искать дочь всю ночь. Ну и кроме всего этого, кто знает… Вдруг это выведет наши отношения в иное русло? — Куда же мне нести тебя, Катя?